В "Живом Журнале" образовался целый женсовет, который в лучших традициях феминизма, решил разобраться, по какому праву в качестве идеала русской женщины навязывается "бесчувственная" и лишенная выраженного полового влечения героиня Пушкина. Татьяне Лариной женсовет вынес приговор: а с е к с у а л ь н а!
Казалось бы, женский день давно прошел, а до Вальпургиевой ночи еще далеко. Однако уровень "философского" интереса к телесности и сексуальности, спровоцированный, по-видимому, "политической" акцией группы "Война", в блогах только возрастает. В Живом Журнале образовался целый женсовет, который, в лучших традициях феминизма, решил разобраться, по какому праву в качестве идеала русской женщины навязывается "бесчувственная" и лишенная выраженного полового влечения героиня Пушкина. Татьяне Лариной женсовет вынес приговор : а с е к с у а л ь н а!
Прежде поборницы женских прав занимались в основном "исправлением имен". (Как известно, половая дискриминация усматривалась даже в слове "история" (history) из-за буквосочетания his, "его". Правильным термином радикальные феминистки называли слово herstory (her, "ее"). А теперь добрались и до текстов...
Оказывается, в "современных западных исследованиях"(!) было подмечено, что чувственные и эротичные героини в текстах русских классиков "не выживают". Мол, есть в этой русской литературе такая неприглядная тенденция. Причем под сексуальностью новоявленные исследовательницы философии тела подразумевают исключительно "половое влечение", ссылаясь на энциклопедии... по здравоохранению. Вот и выходит, что Онегин чувственный и влекущийся, а у Татьяны - только бесчувственность и самоконтроль. Хотя даже сексологические энциклопедии интерпретируют самоконтроль как вершину эротизма. Не говоря уже о том, что классические западные исследования свидетельствуют как раз об обратном: самоконтроль не только не противостоит пресловутой "чувственности", но возникает именно в процессе развития культуры чувств и гендерного конструирования. Удивительно, что сегодня, после стольких исследований гендерной культуры русского XIX века и социальной истории сексуальности, еще приходится кому-то указывать, что гендерное значение сексуальности, мягко говоря, не совпадает с физиологическим.
Впрочем, тщетно. Ничто не делает дам столь теоретически непримиримыми, как аргументы от утробы и "философствование от вагины" (Ж. Бодрияр). Видимо, это извращенный материнский инстинкт. Все, что исходит из зова внутренностей, дамы защищают от истины (или даже тени сомнения) с философическим упрямством, достойным лучшего применения.
Усомнились в асексуальности Татьяны? - с вами просто не станут продолжать разговор. Ибо это так и не подлежит сомнению. Возникает ощущение, что эти блоггеры, настойчиво маркирующие свою половую идентификацию, представляют себя вечными существами - по их мнению сексуальность и чувственность всегда и везде значила именно то, чем она кажется им сегодня.
Все-таки самым действенным и вредоносным изобретением Просвещения стало именно противопоставление "чувственного/ подлинного/ естественного/ природного" и "рационального/ бесчувственного/ головного и т.д.". Сколько труда было вложено в изготовление этой "антиномии" и - все не зря.
Смешно только, что дамская философия - вся от "избытка чувств", а чувства - от потребности познать. Еще Картезий спорил сам с собой: "Как можно разделять, противопоставляя, то, что никогда не имеем в опыте разделенным и противопоставленным, что само является основанием всякой мысли?"
И потом, если уж на то пошло, то рационалистичен - в том числе в своей "чувственности" - именно Онегин, который не проживает событие встречи и потому, как и всякая рефлексия, обречен на опоздание. В отличие от Татьяны, которую Пушкин любит, возможно именно за то, что в ней нет той рассеченности на "вещь мыслящую" и "вещь протяженную", которая уже в пушкинские времена могла казаться пошловатой пропагандой "западных исследователей" и предшественниц современных эмансипэ.
Как говорил один классик, "женское никогда не оказывается там, где оно намеренно позиционируется". В результате сексуальной революции то, что зовется женским - либо обречено на подозрение в дискриминации, либо на комичный триумф.
Правда, "Евгений Онегин", поэма вообще не ПРО ЭТО. "Про это" - это другая поэма, тоже вполне себе философская. Фраза Татьяны "Я другому отдана...", отсылает скорее уж к феноменологии Другого и иного, чем к феминистской "философии тела".
http://www.pravaya.ru/column/15472
Казалось бы, женский день давно прошел, а до Вальпургиевой ночи еще далеко. Однако уровень "философского" интереса к телесности и сексуальности, спровоцированный, по-видимому, "политической" акцией группы "Война", в блогах только возрастает. В Живом Журнале образовался целый женсовет, который, в лучших традициях феминизма, решил разобраться, по какому праву в качестве идеала русской женщины навязывается "бесчувственная" и лишенная выраженного полового влечения героиня Пушкина. Татьяне Лариной женсовет вынес приговор : а с е к с у а л ь н а!
Прежде поборницы женских прав занимались в основном "исправлением имен". (Как известно, половая дискриминация усматривалась даже в слове "история" (history) из-за буквосочетания his, "его". Правильным термином радикальные феминистки называли слово herstory (her, "ее"). А теперь добрались и до текстов...
Оказывается, в "современных западных исследованиях"(!) было подмечено, что чувственные и эротичные героини в текстах русских классиков "не выживают". Мол, есть в этой русской литературе такая неприглядная тенденция. Причем под сексуальностью новоявленные исследовательницы философии тела подразумевают исключительно "половое влечение", ссылаясь на энциклопедии... по здравоохранению. Вот и выходит, что Онегин чувственный и влекущийся, а у Татьяны - только бесчувственность и самоконтроль. Хотя даже сексологические энциклопедии интерпретируют самоконтроль как вершину эротизма. Не говоря уже о том, что классические западные исследования свидетельствуют как раз об обратном: самоконтроль не только не противостоит пресловутой "чувственности", но возникает именно в процессе развития культуры чувств и гендерного конструирования. Удивительно, что сегодня, после стольких исследований гендерной культуры русского XIX века и социальной истории сексуальности, еще приходится кому-то указывать, что гендерное значение сексуальности, мягко говоря, не совпадает с физиологическим.
Впрочем, тщетно. Ничто не делает дам столь теоретически непримиримыми, как аргументы от утробы и "философствование от вагины" (Ж. Бодрияр). Видимо, это извращенный материнский инстинкт. Все, что исходит из зова внутренностей, дамы защищают от истины (или даже тени сомнения) с философическим упрямством, достойным лучшего применения.
Усомнились в асексуальности Татьяны? - с вами просто не станут продолжать разговор. Ибо это так и не подлежит сомнению. Возникает ощущение, что эти блоггеры, настойчиво маркирующие свою половую идентификацию, представляют себя вечными существами - по их мнению сексуальность и чувственность всегда и везде значила именно то, чем она кажется им сегодня.
Все-таки самым действенным и вредоносным изобретением Просвещения стало именно противопоставление "чувственного/ подлинного/ естественного/ природного" и "рационального/ бесчувственного/ головного и т.д.". Сколько труда было вложено в изготовление этой "антиномии" и - все не зря.
Смешно только, что дамская философия - вся от "избытка чувств", а чувства - от потребности познать. Еще Картезий спорил сам с собой: "Как можно разделять, противопоставляя, то, что никогда не имеем в опыте разделенным и противопоставленным, что само является основанием всякой мысли?"
И потом, если уж на то пошло, то рационалистичен - в том числе в своей "чувственности" - именно Онегин, который не проживает событие встречи и потому, как и всякая рефлексия, обречен на опоздание. В отличие от Татьяны, которую Пушкин любит, возможно именно за то, что в ней нет той рассеченности на "вещь мыслящую" и "вещь протяженную", которая уже в пушкинские времена могла казаться пошловатой пропагандой "западных исследователей" и предшественниц современных эмансипэ.
Как говорил один классик, "женское никогда не оказывается там, где оно намеренно позиционируется". В результате сексуальной революции то, что зовется женским - либо обречено на подозрение в дискриминации, либо на комичный триумф.
Правда, "Евгений Онегин", поэма вообще не ПРО ЭТО. "Про это" - это другая поэма, тоже вполне себе философская. Фраза Татьяны "Я другому отдана...", отсылает скорее уж к феноменологии Другого и иного, чем к феминистской "философии тела".
http://www.pravaya.ru/column/15472
