Устремление добровольцев на Дон затянулось на много месяцев. Для одних началось в ноябре, для других позднее, до середины 1918 года. Столь длительный период объяснялся задержкой демобилизации армии на фронте Великой войны; для немалого числа их - поздно полученными сведениями о формировании армии на Дону, дальности расстояния и встретившимися на пути препятствиями. Главнейшим препятствием был "красный барьер", сначала проходивший непосредственно у места ее формирования, а с апреля 18-го года, на границе советской и германской зон оккупации.
На Дон вело шесть железно-дорожных линий: с севера: Москва - Воронеж - Новочеркасск; с запада: Царьков - Лихая - Новочеркасск и Синельниково - Ростов; с юга - Владикавказская и с востока две линии от Царицына, с пересадками на ст. Лихая и на ст. Тихорецкая. Продвижение по ним неизбежно должно было встретить неоднократный контроль революционной власти.
Контроль был вначале слабый, неорганизованный, поверхностный, но затем ставший серьезным и даже психологическим: контролю мог броситься в глаза "офицерский" вид, несмотря на внешнее одеяние; культурная речь; случайные, не "пролетарские" манеры... Могло быть и недоверие к представленным документам, если они не подтверждены убедительными объяснениями. Едущим нужно было быть готовыми ко всему, даже быть поставленным "к стенке", но в какой-то момент суметь убежать, скрыться и продолжать свой путь пешком, незаметно, может быть, даже только ночами, не страшась зимы, голода...
30 октября, убедившись, что в Петрограде "все потеряно", генерал Алексеев, изменив свой внешний вид на штатского человека, с небольшим чемоданчиком, в сопровождении своего адъютанта, ротмистра Шапрона, выехал на Дон. Последнее его распоряжение было: начать отправку добровольцев немедленно, как только от него будет получена условная телеграмма.
Путь на Дон генерал Алексеевым был избран следующий: Москва, далее на Царицын, Тихорецкую, Ростов и Новочеркасск. Сомневаться, что большевиками уже отдано распоряжение о поисках его, было трудно. Но путь проделан благополучно, и 2 ноября утром, в Ростове, генерал Алексеев пересаживался и поезд на Новочеркасск. На перроне вокзала перед проходившим стариком вытянулись по фронт шесть офицеров и юнкеров, также приехавших из Петрограда. Все вместе выехали в Новочеркасск, куда вскоре и прибыли.
Вообще, в ноябре еще не был организован большевиками строгий контроль. Из Петрограда смог пробраться в Новочеркасск маленькими группами весь старший курс Константиновского артиллерийского училища, несколько десятков Михайловского и других военнных училищ. Офицеров из Петрограда оказалось очень мало: зачислившиеся в "Алексеевскую организацию", немалые их сотни, получившие от нее нужные документы и деньги - однако не оказались добровольцами. С сотней с лишним юнкеров Константиновского артиллерийского училища не оказалось ни одного их курсового офицера. Видимо, у них было своеобразное представление о своем долге, о своих правах и обязанностях.
Очень мало дала добровольцев и Москва, хотя зачислившихся в Алексеевскую организацию было много. За ноябрь и декабрь перебрались на Дон немногие десятки. Организация хорошо развивала свою работу: где-то регистрировали, где-то выдавали старое солдатское обмундирование, деньги... Не была организована лишь отправка добровольцев. Но как могла быть она организована в создавшихся условиях? Был лишь один способ - предоставить каждого его собственной решимости и дерзанию. Говорили о молоденькой сестре милосердия М.А. Нестерович, которая по собственной инициативе собирала группы добровольцев и под видом раненых и больных отвозила их в Новочеркасск.
Сестра милосердия М. Нестерович за два месяца совершила семь поездок на Дон и всегда возвращалась в Москву с поручениями от генерала Алексеева. В конце концов, она была схвачена большевиками и только чудом не погибла. Эта героическая сестра милосердия была в германском плену и освобождена из него благодаря серьезной болезни туберкулезом.
В Москве, в конце декабря, передавали, что на Дону уже собралась у генерала Алексеева большая армия в несколько десятков тысяч. Этому верили и этому радовались, но... выжидали. Выжидание многих не могло не стать явным; стало явным и то, что многие уехавшие из Москвы, оказалось, уехали не на Дон, а в места более спокойные и менее голодные. Тогда стали говорить о неясности положения на Дону, включая даже сомнения о сборе там армии.
Такое положение и настроение в Москве, как и в других городах, застали офицеры в январе и феврале, прибывшие по демобилизации армии с фронта войны. Обстановка не способствовала тому, чтобы они могли решиться ехать на Дон и тем более еще и потому, что Алексеевская организации была вынуждена из-за красного террора ослаблять свою деятельность. Нужно было быть добровольцем по духу, сметь отдать "приказ себе", чтобы дерзнуть ехать на Дон. И таковые находились. Их было очень мало.
Во второй половине ноября положение на путях на Дон резко ухудшилось. 19 ноября Быховские узники, во главе с генералом Корниловым, оставили тюрьму и разъехались в разных направлениях, с целью собраться на Дону. А 22 ноября, когда в Ставку Верховного Главнокомандующего прибыл ставленник советов на пост Верховного, прапорщик Крыленко и узнал о бегстве узников, матросы, сопровождавшие Крыленко растерзали генерала Духонина...
Генерал Духонин погиб на своем посту, зная, какая судьба ждет его. Он не согласился с советом оставить Ставку или перевести ее в Киев. Он не принял предложения командиров ударных частей не допустить в Ставку Крыленко, не желая кровопролития. Первая его "вина" перед новой властью: отказ от переговоров с внешним врагом о сепаратном мире; вторая - выпуск из заключения генерала Корнилова.
...а Крыленко в этот же лень сообщил в центр о бегстве генерала Корнилова и по всей стране была послана телеграмма:
"Генерал Корнилов бежал из Быхова. Военно-революционный комитет призывает всех сплотиться вокруг комитета, чтобы решительно и беспощадно подавить всякую контрреволюционную попытку..."
Всюду, а на путях на Дон в особенности, были поставлены на ноги советские организации, железнодорожники, красногвардейские отряды. Контроль усилился. Начались аресты.
Морозной и снежной зимой конный отряд текинцев вместе с генералом Корниловым двигался на юго-восток форсированным маршем. За семь дней было сделано до 350 верст. Уставшие люди и кони теряли порыв. При подходе к железной дороге из Москвы на Гомель, отряд натолкнулся па заставу, обстрелявшую его. Свернув и сторону, при новой попытке в другом месте перейти железную дорогу, отряд подвергся артиллерийскому и пулеметному обстрелу из железнодорожного состава и понес потери. Здесь текинцы потеряли свой дух, однако пошли за генералом Корниловым, но в беспорядке, не представляя никакой силы. Генерал Корнилов решил оставить отряд, чтобы не подвергать его опасности и, распрощавшись с ним, переодевшись в штатское платье, на одной из станций сел в поезд и поехал на юг один, хотя и был больным и сильно уставшим. Это было 30 ноября.
6 декабря в Новочеркасск приехал старик, хромой, в старой заношенной одежде, в стоптанных валенках - беженец из Румынии по фамилии Мариан Иванов. Это был генерал Корнилов.
В Саратов, к себе домой в начале декабря по фиктивному документу прибыл с фронта поручbr Б. со своим вестовым Кузьмой. Там до него дошел слух - "На Дон!" Слух, отвечавший его чаяньям. И он немедленно отправляется в путь - по Волге до Царицына, далее по железной дороге через ст. Лихая на Новочеркасск. Распоряжается Кузьма:
- Вы больной и я вас везу. Я буду разговаривать с большевиками. Как ни наряжай вас, а на солдата не похожи. Ну, запрячьте свое пенсне подальше. Авось, сойдет, - ворчит Кузьма.
Поручик Б. благополучно доехал до Новочеркасска и был зачислен в 1-й офицерский батальон.
В Тамбове офицеры посылают на разведку 18-летнего гимназиста на Дон, до которого из города прямой и сравнительно короткий путь. Гимназист возвращается, не доехав до Новочеркасска, с неутешительными сведениями: отсутствие порядка, с офицеров срывают погоны... Эти сведения поколебали решение офицеров: по их мнению благоразумней несколько подождать и это "несколько" растянулось до лета 1918 г. "Упущение времени смерти невозвратной подобно".
В поездах железных дорог на Киев и от него на восток, переполненных людьми главным образом в военной форме, подтянутыми и разнузданными, спокойными и наглыми, ехали и группы офицеров с документами по разным обстоятельствам службы, здоровья и проч.
В купе нагона одного поезда сидели прапорщик и поручик и вели разговор. В дверях купе стоял в вольной позе разнузданного вида солдат, слушавший разговор офицеров, но, не вмешиваясь в него. На станциях солдат выходил, толкался среди толпы, читал объявления, покупал что-либо из съестного, иногда приносил чайник кипятка и докладывал господину прапорщику бойко и остро о прочитанном или услышанном им, при этом грызя семечки и ловко сплевывая их.
- Мой вестовой! - сказал прапорщик поручику.
- Разрешите просить вашего вестового купить мне пачку папирос? - спросил поручик.
- Пожалуйста!
Вестовой принес папирос и получил от поручика лестный отзыв и папиросу.
В Харькове, при пересадке в поезд на Ростов прапорщик и его вестовой увидели "буржуя" в пальто с меховым воротником, но ни они, ни он не "узнали" друг друга. Когда поезд уже был на территории Дона и на станциях стояли блюстители порядка - донцы, "буржуй" перешел в купе, занимаемое прапорщиком, поручиком и вестовым и перекинулся несколькими фразами. Тут поручик заметил что-то "неладное" и стал внимательно присматриваться ко всем. В "буржуе" он узнал будто бы заведующего летучкой. И только при приближении к Ростову, были открыты инкогнито всех его спутников: "буржуй" оказался генералом Деникиным, имевшим удостоверение "Помощника начальника перевязочного отряда" польской дивизии Александра Домбровского, прапорщик оказался генералом Романовским, а его вестовой, типичный "сознательный товарищ" - генералом Марковым. Смущению поручика не было границ.
В Ростов генералы приехали вскоре после подавления там большевистского восстания. Положение было неясно, и они решили продолжать конспирацию. Генералы Деникин и Романовский уехали в Новочеркасск, а генерал Марков остался в Ростове, где была его семья. Здесь он снова изменил и вид и роль. Теперь он общипанный, неопределенного вида и рода занятий штатский.
В Киеве, в конце декабря, анархия: большевики, украинцы-самостийники. Последние не лучше большевиков, к тому же ярые шовинисты. И те, и другие преследуют офицеров. Среди последних определенно говорят о формировании на Дону армии для борьбы за Россию. Будто бы генерал Корнилов уже там. Но говорят и другое, порождающее недоверие и сомнение.
Подполковник Плохинский давно уже таил в сердце "заговор" против большевиков и вообще против разрушителей русской государственности и, отбросив все пессимистические и пораженческие слухи, принял решение ехать на Дон. Собрав группу своих однополчан, он с ними трогается в путь. Ведет группу прапорщик Махнушка, произведенный в офицеры за боевые отличия. Ведет умело, сам производя разведку. Группе пришлось частью ехать на подводах, частью идти пешком, выбирая проселочные дороги. Наконец, вся группа в 1-м офицерском батальоне.
С декабря на железных дорогах, ведущих на Дон, уже лилась кровь, особенно на главных: из Москвы, Харькова. Строгий контроль.
На ст. Воронеж остановился поезд, переполненный людьми. В вагоны пошли красногвардейцы. Осмотр документов, багажа. Крики, ругань. Некоторым приказано выгрузиться. Около часа стоял поезд, но и полонима пассажиров не была осмотрена. В момент отхода поезда, к нему быстро направилось двое молодых в военной форме. Момент, и два друга лежали на платформе, заколотые штыками.
- Убили офицеров! - пронеслось по вагонам.
То же и на ст. Волноваха и других. Десятки арестованных.
Военно-революционные комитеты на фронте с первого же дня своего прихода к власти воспылали особенно жгучей ненавистью к тем офицерам, которые, состоя в поисковых комитетах, до последнего момента говорили о необходимости продолжения войны до победы. Был отдан приказ - арестовать таких офицеров.
Прапорщик Р. успел скрыться. Сделав несколько переходом, на одной из глухих станций он сел в поезд, идущий в Петроград. Прибыв туда, он связался с тайным центром, направлявшим офицеров на Дон. В Москве он еще раз меняет подложные документы и "форму одежды". Ему сообщают: путь на юг указать не могут, так как любое направление небезопасно. На каждом железнодорожном узле разная обстановка и притом меняющаяся, учесть которую можно лишь на месте.
Офицер решает ехать не прямым путем, а боковым, через Брянск. Кстати, может быть, ему удастся увидеться с родными, живущими недалеко от него. В Брянске - усиленное внимание ко всем приезжающим и отъезжающим, облавы, проверки документов в городе. Надо немедленно скрыться и узнать обстановку. По знакомству найдено надежное место - тюрьма.
В тюрьме сотни арестованных и каждый день прибывают все новые и новые. Среди них 30 чинов Корниловского ударного полка, захваченных в разных местах. Эти корниловцы сообщили новость: генерал Корнилов бежал из Быхова, Корниловский полк распущен, но его чины получили приказание пробираться на Дон. Сообщили они еще и о том, что всюду на станциях строжайший контроль и арестовывают просто "по подозрению". Прапорщик Р. делает вывод: ехать от Брянска на юг опасно и решает: прибираться придется каким-то более восточным путем, хотя он раньше и казался более опасным. Но... как выбраться из тюрьмы, охраняемой 50 красногвардейцами? Его знакомый, начальник тюрьмы, "посадивший" его, но не могущий освободить без нужных документов, утешает каким-либо благоприятным случаем.
Однажды вечером начальник тюрьмы сообщил прапорщику Р., что ночью на тюрьму готовится нападение с целью освобождения заключенных и предлагает ему оказать помощь нападающим изнутри, причем он к этому времени отопрет камеры. Без единого выстрела охрана была обезоружена и заперта в камеры, а сидевшие в камерах и вместе с ними их освободители - офицеры и гимназисты быстро скрылись.
Не раздумывая прапорщик Р. направился на вокзал и сел в первый прибывший поезд. Этот поезд шел на Смоленск, то есть в противоположном задуманному им направлению.
В Смоленске спокойно. Там стояла польская дивизия, сформированная при Временном правительстве, как воинская часть будущей свободной Польши. Прапорщик Р. встречается с соратниками и со своими освободителями из тюрьмы. Он не оставляет задуманного им решения, несмотря на отговоры друзей.
Через несколько дней, отдохнув, он едет на Тамбов. В Козлове пересаживается в поезд на Дон. Поезд набит пассажирами, контроль затруднен. Скоро Донская область - надежда проскочить.
Последняя станция - Кантемировка. Длительная остановка, строгий контроль, осмотр багажа...
- Выходи! - приказано прапорщику Р.
Его вывели из вагона в помещение вокзала, разули и, оставив лишь в кальсонах, отвели в комнату, где находилось уже около 20 человек и таком же виде. Температура ниже нуля. Во всех отношениях положение скверное. Задержанные познакомились. Оказались почти все офицеры. Они узнали свою судьбу: военно-революционный суд, скорый, но не милостивый и... расстрел, как это было в минувший день с пятьюдесятью арестованными. Судьба их решится с наступлением ночи.
Старший в чине оказался поручик Михайлов, 3-го Кавказского конного корпуса. Он, несмотря на то, что создавшееся положение стушевало все чины и всех равно сделало смертниками, восстановил свой авторитет старшего твердым заявлением: "Нам нужно попытаться бежать!" и предложением плана бегства.
План, им предложенный, был таков: вечером прибудет с севера пассажирский поезд. Красногвардейцы будут заняты контролем, арестами, вещами арестованных. Когда поезд тронется дальше, использовать этот момент, как и то, что часовые у их комнаты естественно отвлекут свое внимание от них, вырваться из комнаты (двери оказались не запирающимися), обезоружить и расправиться с часовыми и разбежаться. Кто успеет вскочить на отходящий поезд, кто, пользуясь наступавшей темнотой, бежать под прикрытием стоявших на путях составов. Дальнейшее - по усмотрению каждого в отдельности.
План был принят, роли распределены. Момент "атаки" - по сигналу поручика Михайлова.
Все произошло так, как было решено.
Прапорщик Р. сбил с ног часового и отбросил его винтовку. Он успел вскочить на подножку одного из вагонов. Поезд набирал ход. Двери на платформу вагона не открывались: вагон набит людьми.
- Тут красные! На Миллерово (следующая станция) красные! - говорят ему едущие доброжелатели. Раздетый прапорщик Р. коченеет от дующего холодного ветра и... спрыгивает с подножки вагона уже на большом ходу поезда. Неудачно: он сдирает о гравий настила кожу с плеча и руки. Превозмогая боль, он отходит в сторону от железной дороги и берет направление туда, куда стремился - на Новочеркасск. Идет быстро, чтобы ему, голому, согреться. Пересекавшую ему путь речонку переходит вплавь.
Утро. Встреча со стариком-казаком, который дал ему какую-то шерстяную попону, хлеба и указал направление к "калединцам", предупредив, что ст. Миллерово занята красными и что ему не следует заходить в хутор. - Добьют! - Дневной, затем ночной и снова дневной переход вдали от железной дороги, прямо по степи, ориентируясь по норкам сусликов. И... присоединение к отряду есаула Чернецова, а 17 декабря - Новочеркасск и зачисление в 1-й офицерский батальон. В нем радостная встреча с поручиком Михайловым и еще пятью офицерами, спасшимися со станции Кантемировка и печаль о безвестной судьбе остальных.
В записях прапорщика Р. есть такая заметка: "Вообще же находившиеся в роте (1-я рота 1-го офицерского батальона) прошли на Дон куда более тяжело, чем это выпало на мою долю".
На Дон вело шесть железно-дорожных линий: с севера: Москва - Воронеж - Новочеркасск; с запада: Царьков - Лихая - Новочеркасск и Синельниково - Ростов; с юга - Владикавказская и с востока две линии от Царицына, с пересадками на ст. Лихая и на ст. Тихорецкая. Продвижение по ним неизбежно должно было встретить неоднократный контроль революционной власти.
Контроль был вначале слабый, неорганизованный, поверхностный, но затем ставший серьезным и даже психологическим: контролю мог броситься в глаза "офицерский" вид, несмотря на внешнее одеяние; культурная речь; случайные, не "пролетарские" манеры... Могло быть и недоверие к представленным документам, если они не подтверждены убедительными объяснениями. Едущим нужно было быть готовыми ко всему, даже быть поставленным "к стенке", но в какой-то момент суметь убежать, скрыться и продолжать свой путь пешком, незаметно, может быть, даже только ночами, не страшась зимы, голода...
30 октября, убедившись, что в Петрограде "все потеряно", генерал Алексеев, изменив свой внешний вид на штатского человека, с небольшим чемоданчиком, в сопровождении своего адъютанта, ротмистра Шапрона, выехал на Дон. Последнее его распоряжение было: начать отправку добровольцев немедленно, как только от него будет получена условная телеграмма.
Путь на Дон генерал Алексеевым был избран следующий: Москва, далее на Царицын, Тихорецкую, Ростов и Новочеркасск. Сомневаться, что большевиками уже отдано распоряжение о поисках его, было трудно. Но путь проделан благополучно, и 2 ноября утром, в Ростове, генерал Алексеев пересаживался и поезд на Новочеркасск. На перроне вокзала перед проходившим стариком вытянулись по фронт шесть офицеров и юнкеров, также приехавших из Петрограда. Все вместе выехали в Новочеркасск, куда вскоре и прибыли.
Вообще, в ноябре еще не был организован большевиками строгий контроль. Из Петрограда смог пробраться в Новочеркасск маленькими группами весь старший курс Константиновского артиллерийского училища, несколько десятков Михайловского и других военнных училищ. Офицеров из Петрограда оказалось очень мало: зачислившиеся в "Алексеевскую организацию", немалые их сотни, получившие от нее нужные документы и деньги - однако не оказались добровольцами. С сотней с лишним юнкеров Константиновского артиллерийского училища не оказалось ни одного их курсового офицера. Видимо, у них было своеобразное представление о своем долге, о своих правах и обязанностях.
Очень мало дала добровольцев и Москва, хотя зачислившихся в Алексеевскую организацию было много. За ноябрь и декабрь перебрались на Дон немногие десятки. Организация хорошо развивала свою работу: где-то регистрировали, где-то выдавали старое солдатское обмундирование, деньги... Не была организована лишь отправка добровольцев. Но как могла быть она организована в создавшихся условиях? Был лишь один способ - предоставить каждого его собственной решимости и дерзанию. Говорили о молоденькой сестре милосердия М.А. Нестерович, которая по собственной инициативе собирала группы добровольцев и под видом раненых и больных отвозила их в Новочеркасск.
Сестра милосердия М. Нестерович за два месяца совершила семь поездок на Дон и всегда возвращалась в Москву с поручениями от генерала Алексеева. В конце концов, она была схвачена большевиками и только чудом не погибла. Эта героическая сестра милосердия была в германском плену и освобождена из него благодаря серьезной болезни туберкулезом.
В Москве, в конце декабря, передавали, что на Дону уже собралась у генерала Алексеева большая армия в несколько десятков тысяч. Этому верили и этому радовались, но... выжидали. Выжидание многих не могло не стать явным; стало явным и то, что многие уехавшие из Москвы, оказалось, уехали не на Дон, а в места более спокойные и менее голодные. Тогда стали говорить о неясности положения на Дону, включая даже сомнения о сборе там армии.
Такое положение и настроение в Москве, как и в других городах, застали офицеры в январе и феврале, прибывшие по демобилизации армии с фронта войны. Обстановка не способствовала тому, чтобы они могли решиться ехать на Дон и тем более еще и потому, что Алексеевская организации была вынуждена из-за красного террора ослаблять свою деятельность. Нужно было быть добровольцем по духу, сметь отдать "приказ себе", чтобы дерзнуть ехать на Дон. И таковые находились. Их было очень мало.
 |
| Генералы Н.Н. Духонин и Л.Г. Корнилов |
Генерал Духонин погиб на своем посту, зная, какая судьба ждет его. Он не согласился с советом оставить Ставку или перевести ее в Киев. Он не принял предложения командиров ударных частей не допустить в Ставку Крыленко, не желая кровопролития. Первая его "вина" перед новой властью: отказ от переговоров с внешним врагом о сепаратном мире; вторая - выпуск из заключения генерала Корнилова.
...а Крыленко в этот же лень сообщил в центр о бегстве генерала Корнилова и по всей стране была послана телеграмма:
"Генерал Корнилов бежал из Быхова. Военно-революционный комитет призывает всех сплотиться вокруг комитета, чтобы решительно и беспощадно подавить всякую контрреволюционную попытку..."
Всюду, а на путях на Дон в особенности, были поставлены на ноги советские организации, железнодорожники, красногвардейские отряды. Контроль усилился. Начались аресты.
Морозной и снежной зимой конный отряд текинцев вместе с генералом Корниловым двигался на юго-восток форсированным маршем. За семь дней было сделано до 350 верст. Уставшие люди и кони теряли порыв. При подходе к железной дороге из Москвы на Гомель, отряд натолкнулся па заставу, обстрелявшую его. Свернув и сторону, при новой попытке в другом месте перейти железную дорогу, отряд подвергся артиллерийскому и пулеметному обстрелу из железнодорожного состава и понес потери. Здесь текинцы потеряли свой дух, однако пошли за генералом Корниловым, но в беспорядке, не представляя никакой силы. Генерал Корнилов решил оставить отряд, чтобы не подвергать его опасности и, распрощавшись с ним, переодевшись в штатское платье, на одной из станций сел в поезд и поехал на юг один, хотя и был больным и сильно уставшим. Это было 30 ноября.
6 декабря в Новочеркасск приехал старик, хромой, в старой заношенной одежде, в стоптанных валенках - беженец из Румынии по фамилии Мариан Иванов. Это был генерал Корнилов.
В Саратов, к себе домой в начале декабря по фиктивному документу прибыл с фронта поручbr Б. со своим вестовым Кузьмой. Там до него дошел слух - "На Дон!" Слух, отвечавший его чаяньям. И он немедленно отправляется в путь - по Волге до Царицына, далее по железной дороге через ст. Лихая на Новочеркасск. Распоряжается Кузьма:
- Вы больной и я вас везу. Я буду разговаривать с большевиками. Как ни наряжай вас, а на солдата не похожи. Ну, запрячьте свое пенсне подальше. Авось, сойдет, - ворчит Кузьма.
Поручик Б. благополучно доехал до Новочеркасска и был зачислен в 1-й офицерский батальон.
В Тамбове офицеры посылают на разведку 18-летнего гимназиста на Дон, до которого из города прямой и сравнительно короткий путь. Гимназист возвращается, не доехав до Новочеркасска, с неутешительными сведениями: отсутствие порядка, с офицеров срывают погоны... Эти сведения поколебали решение офицеров: по их мнению благоразумней несколько подождать и это "несколько" растянулось до лета 1918 г. "Упущение времени смерти невозвратной подобно".
В поездах железных дорог на Киев и от него на восток, переполненных людьми главным образом в военной форме, подтянутыми и разнузданными, спокойными и наглыми, ехали и группы офицеров с документами по разным обстоятельствам службы, здоровья и проч.
В купе нагона одного поезда сидели прапорщик и поручик и вели разговор. В дверях купе стоял в вольной позе разнузданного вида солдат, слушавший разговор офицеров, но, не вмешиваясь в него. На станциях солдат выходил, толкался среди толпы, читал объявления, покупал что-либо из съестного, иногда приносил чайник кипятка и докладывал господину прапорщику бойко и остро о прочитанном или услышанном им, при этом грызя семечки и ловко сплевывая их.
- Мой вестовой! - сказал прапорщик поручику.
- Разрешите просить вашего вестового купить мне пачку папирос? - спросил поручик.
- Пожалуйста!
Вестовой принес папирос и получил от поручика лестный отзыв и папиросу.
В Харькове, при пересадке в поезд на Ростов прапорщик и его вестовой увидели "буржуя" в пальто с меховым воротником, но ни они, ни он не "узнали" друг друга. Когда поезд уже был на территории Дона и на станциях стояли блюстители порядка - донцы, "буржуй" перешел в купе, занимаемое прапорщиком, поручиком и вестовым и перекинулся несколькими фразами. Тут поручик заметил что-то "неладное" и стал внимательно присматриваться ко всем. В "буржуе" он узнал будто бы заведующего летучкой. И только при приближении к Ростову, были открыты инкогнито всех его спутников: "буржуй" оказался генералом Деникиным, имевшим удостоверение "Помощника начальника перевязочного отряда" польской дивизии Александра Домбровского, прапорщик оказался генералом Романовским, а его вестовой, типичный "сознательный товарищ" - генералом Марковым. Смущению поручика не было границ.
 |
| Сергеq Леонидович Марков |
В Киеве, в конце декабря, анархия: большевики, украинцы-самостийники. Последние не лучше большевиков, к тому же ярые шовинисты. И те, и другие преследуют офицеров. Среди последних определенно говорят о формировании на Дону армии для борьбы за Россию. Будто бы генерал Корнилов уже там. Но говорят и другое, порождающее недоверие и сомнение.
Подполковник Плохинский давно уже таил в сердце "заговор" против большевиков и вообще против разрушителей русской государственности и, отбросив все пессимистические и пораженческие слухи, принял решение ехать на Дон. Собрав группу своих однополчан, он с ними трогается в путь. Ведет группу прапорщик Махнушка, произведенный в офицеры за боевые отличия. Ведет умело, сам производя разведку. Группе пришлось частью ехать на подводах, частью идти пешком, выбирая проселочные дороги. Наконец, вся группа в 1-м офицерском батальоне.
С декабря на железных дорогах, ведущих на Дон, уже лилась кровь, особенно на главных: из Москвы, Харькова. Строгий контроль.
На ст. Воронеж остановился поезд, переполненный людьми. В вагоны пошли красногвардейцы. Осмотр документов, багажа. Крики, ругань. Некоторым приказано выгрузиться. Около часа стоял поезд, но и полонима пассажиров не была осмотрена. В момент отхода поезда, к нему быстро направилось двое молодых в военной форме. Момент, и два друга лежали на платформе, заколотые штыками.
- Убили офицеров! - пронеслось по вагонам.
То же и на ст. Волноваха и других. Десятки арестованных.
Военно-революционные комитеты на фронте с первого же дня своего прихода к власти воспылали особенно жгучей ненавистью к тем офицерам, которые, состоя в поисковых комитетах, до последнего момента говорили о необходимости продолжения войны до победы. Был отдан приказ - арестовать таких офицеров.
Прапорщик Р. успел скрыться. Сделав несколько переходом, на одной из глухих станций он сел в поезд, идущий в Петроград. Прибыв туда, он связался с тайным центром, направлявшим офицеров на Дон. В Москве он еще раз меняет подложные документы и "форму одежды". Ему сообщают: путь на юг указать не могут, так как любое направление небезопасно. На каждом железнодорожном узле разная обстановка и притом меняющаяся, учесть которую можно лишь на месте.
Офицер решает ехать не прямым путем, а боковым, через Брянск. Кстати, может быть, ему удастся увидеться с родными, живущими недалеко от него. В Брянске - усиленное внимание ко всем приезжающим и отъезжающим, облавы, проверки документов в городе. Надо немедленно скрыться и узнать обстановку. По знакомству найдено надежное место - тюрьма.
В тюрьме сотни арестованных и каждый день прибывают все новые и новые. Среди них 30 чинов Корниловского ударного полка, захваченных в разных местах. Эти корниловцы сообщили новость: генерал Корнилов бежал из Быхова, Корниловский полк распущен, но его чины получили приказание пробираться на Дон. Сообщили они еще и о том, что всюду на станциях строжайший контроль и арестовывают просто "по подозрению". Прапорщик Р. делает вывод: ехать от Брянска на юг опасно и решает: прибираться придется каким-то более восточным путем, хотя он раньше и казался более опасным. Но... как выбраться из тюрьмы, охраняемой 50 красногвардейцами? Его знакомый, начальник тюрьмы, "посадивший" его, но не могущий освободить без нужных документов, утешает каким-либо благоприятным случаем.
Однажды вечером начальник тюрьмы сообщил прапорщику Р., что ночью на тюрьму готовится нападение с целью освобождения заключенных и предлагает ему оказать помощь нападающим изнутри, причем он к этому времени отопрет камеры. Без единого выстрела охрана была обезоружена и заперта в камеры, а сидевшие в камерах и вместе с ними их освободители - офицеры и гимназисты быстро скрылись.
Не раздумывая прапорщик Р. направился на вокзал и сел в первый прибывший поезд. Этот поезд шел на Смоленск, то есть в противоположном задуманному им направлению.
В Смоленске спокойно. Там стояла польская дивизия, сформированная при Временном правительстве, как воинская часть будущей свободной Польши. Прапорщик Р. встречается с соратниками и со своими освободителями из тюрьмы. Он не оставляет задуманного им решения, несмотря на отговоры друзей.
Через несколько дней, отдохнув, он едет на Тамбов. В Козлове пересаживается в поезд на Дон. Поезд набит пассажирами, контроль затруднен. Скоро Донская область - надежда проскочить.
Последняя станция - Кантемировка. Длительная остановка, строгий контроль, осмотр багажа...
- Выходи! - приказано прапорщику Р.
Его вывели из вагона в помещение вокзала, разули и, оставив лишь в кальсонах, отвели в комнату, где находилось уже около 20 человек и таком же виде. Температура ниже нуля. Во всех отношениях положение скверное. Задержанные познакомились. Оказались почти все офицеры. Они узнали свою судьбу: военно-революционный суд, скорый, но не милостивый и... расстрел, как это было в минувший день с пятьюдесятью арестованными. Судьба их решится с наступлением ночи.
Старший в чине оказался поручик Михайлов, 3-го Кавказского конного корпуса. Он, несмотря на то, что создавшееся положение стушевало все чины и всех равно сделало смертниками, восстановил свой авторитет старшего твердым заявлением: "Нам нужно попытаться бежать!" и предложением плана бегства.
План, им предложенный, был таков: вечером прибудет с севера пассажирский поезд. Красногвардейцы будут заняты контролем, арестами, вещами арестованных. Когда поезд тронется дальше, использовать этот момент, как и то, что часовые у их комнаты естественно отвлекут свое внимание от них, вырваться из комнаты (двери оказались не запирающимися), обезоружить и расправиться с часовыми и разбежаться. Кто успеет вскочить на отходящий поезд, кто, пользуясь наступавшей темнотой, бежать под прикрытием стоявших на путях составов. Дальнейшее - по усмотрению каждого в отдельности.
План был принят, роли распределены. Момент "атаки" - по сигналу поручика Михайлова.
Все произошло так, как было решено.
Прапорщик Р. сбил с ног часового и отбросил его винтовку. Он успел вскочить на подножку одного из вагонов. Поезд набирал ход. Двери на платформу вагона не открывались: вагон набит людьми.
- Тут красные! На Миллерово (следующая станция) красные! - говорят ему едущие доброжелатели. Раздетый прапорщик Р. коченеет от дующего холодного ветра и... спрыгивает с подножки вагона уже на большом ходу поезда. Неудачно: он сдирает о гравий настила кожу с плеча и руки. Превозмогая боль, он отходит в сторону от железной дороги и берет направление туда, куда стремился - на Новочеркасск. Идет быстро, чтобы ему, голому, согреться. Пересекавшую ему путь речонку переходит вплавь.
Утро. Встреча со стариком-казаком, который дал ему какую-то шерстяную попону, хлеба и указал направление к "калединцам", предупредив, что ст. Миллерово занята красными и что ему не следует заходить в хутор. - Добьют! - Дневной, затем ночной и снова дневной переход вдали от железной дороги, прямо по степи, ориентируясь по норкам сусликов. И... присоединение к отряду есаула Чернецова, а 17 декабря - Новочеркасск и зачисление в 1-й офицерский батальон. В нем радостная встреча с поручиком Михайловым и еще пятью офицерами, спасшимися со станции Кантемировка и печаль о безвестной судьбе остальных.
В записях прапорщика Р. есть такая заметка: "Вообще же находившиеся в роте (1-я рота 1-го офицерского батальона) прошли на Дон куда более тяжело, чем это выпало на мою долю".
