В классической арабской литературе, особенно в поэзии, есть своеобразный жанр - уэйль, оплакивание чего-либо безвозвратно потерянного, будь то возлюбленная, верный друг, эмирский трон или лучший скакун... Схожие настроения свойственны и нашим соотечественникам. Понятно, когда по собственному прошлому ностальгируют те, кто не вписался в современные условия. Однако, когда эти чувства обращены к истории советско-арабских отношений, тут далеко не так все ясно и просто.
Наступившее в арабо-российских отношениях политическое затмение накрыло тенью и привело к свертыванию все другие стороны сотрудничества-военно-техническую область, экономику, культуру, искусство, науку, образование...
В арабском мире уже подросло новое поколение, которое почти ничего не знает о нашей стране.
Но сказать, что эпоха расцвета наших отношений прошла бесследно, нельзя. В арабских странах остались сотни объектов, построенных с нашей помощью. И главное - это "человеческий фактор". В арабском мире живут и работают около 120 тысяч выпускников советских и российских ВУЗов. А сколько там живет "совместных" семей, не знает никто, точных подсчетов нет, по самым примерным оценкам это несколько десятков тысяч супружеских пар.
На Ближнем Востоке и в Северной Африке работали сотни тысяч советских специалистов в самых различных областях. Многие из них живы и хранят как память об этом, так и приобретенный опыт. И это тоже потенциал, который может послужить, если и не возврату к прошлому уровню взаимодействия, то строительству качественно новых, в полном смысле взаимовыгодных, отношений.
Ситуация в то время на Ближнем Востоке действительно была непростая и задевала интересы Москвы. Арабский мир еще пребывал в шоковом состоянии после сокрушительного поражения 1967 года от Израиля. Советский Союз взялся в кратчайший срок восстановить его военный потенциал. Ощущалась острая нехватка переводчиков, Минобороны тогда, как говорили, загребало все, на что могло наложить руку.
Мне досталась командировка в Йеменскую арабскую республику. После революции 1963 года, покончившей со средневековым режимом имамов, страна оказалась втянута в гражданскую войну. На стороне монархистов при поддержке консервативных арабских режимов воевали в основном ополчения зейдитских - шиитских - племен. Республиканцам на помощь пришли египетские войска, которые после поражения 1967 года были в спешном порядке эвакуированы. Казалось, республика была обречена, кольцо осады вокруг ее столицы Саны сжималось все плотней. Однако благодаря советскому истребительно-бомбардировочному полку, переброшенному из Египта в Ходейду, и работе группы военных советников, удалось организовать сопротивление наступлению монархистов.
Вот тут-то из порта Ходейда на Красном море, который наши военспецы окрестили из-за жаркого и влажного климата могилой русского человека, старенький Ил-14 в предрассветном сумраке доставил нас на полевой аэродром под столицей. Днем он простреливался артиллерией противника.
Не успев остановиться, самолет стал мишенью для недремавших монархистов. На взлетно-посадочной полосе разорвалось несколько снарядов, мы выскочили из самолета, словно ошпаренные.
Летчики спешно побросали на землю ящики с консервами и металлические коробки с кинофильмами. Самолет развернулся и почти свечой взмыл в небо. Подобрав нехитрый скарб, наша группа укрылась за стеной какого-то одноэтажного здания, по крыше которого били осколки. Когда обстрел прекратился и рассеялась пыль, мы направились на "газиках" в дом, где обитали наши военные советники. Наша группка с удивлением озиралась по сторонам - в первых лучах восходящего солнца перед новоприбывшими предстал типичный южноаравийский город века, эдак, пятнадцатого.
Дальше - то, что в военной литературе именуется боевыми буднями. Однажды поутру полковник-советник и я отправились на "газике" на север санской долины в местечко Рода, где располагался танковый батальон. Не успели мы поздороваться с комбатом, как неподалеку раздалось несколько взрывов. Вражеский миномет крупного калибра открыл огонь по военно-техническому колледжу, отстоявшему от нашего холма примерно в полукилометре.
Йеменские танкисты, радушные хозяева, тут же принесли нам два складных стула и стол, на котором появилось блюдо с местным виноградом. И все это для того, чтобы дорогие гости смогли спокойно насладиться захватывающим зрелищем. Прежде чем усесться, полковник, кадровый военный еще со времен Великой Отечественной, покрутил головой и, ни к кому не обращаясь, пробормотал: "Чего им стоит вдарить на 500 метров в сторону?". Будто в подтверждении его слов у нас за спиной рвануло. Полковник с криком "Перелет!" тут же рухнул как подкошенный, окунув лицо в десятисантиметровый слой мелкой пыли. Пару дней назад мне пошили местную военную форму без знаков различия - с хлястиками, молнией и множеством карманов, в которой, как мне казалось, я выглядел совсем неплохо. А потому ничком в пыль... Полковник повернул ко мне посеревшее лицо с припудренными пылью усами и по-командирски четко и афористично разогнал мои сомнения.
Я рухнул рядом. Спасибо тебе, товарищ полковник. Где-то совсем близко раздался страшный грохот, земля дрогнула, противно завизжали разлетающиеся осколки и камни, уши заложило, глаза и ноздри забило песком.
Голову я поднял одновременно со старшим боевым товарищем. Столб пыли легким ветром сносило в сторону. Сзади метрах в десяти зияла приличная воронка. Один стул разбило в щепки, а у того, на который я хотел примоститься, были перебиты осколками все поперечные планки на спинке. Отряхиваясь, полковник произнес: "Кажется, пронесло". Стол, на удивление, почти не пострадал. Откуда ни возьмись, повыскакивали йеменцы. Нас похлопали по спине. К счастью, в батальоне оказалось лишь двое раненых. На столе опять появился виноград.
Два года назад, когда я снова оказался в изменившейся до неузнаваемости Сане, стоило мне только заикнуться, что вот, мол, когда-то имел отношение к ее обороне, ко мне стали относиться там, как, скажем, в советские времена отнеслись бы к живому участнику штурма Зимнего дворца. После короткой поездки по местам боевой славы пришлось, как ветерану, дать пространные интервью местной прессе, а вот для телевидения времени не хватило.
Этот рассказ - вовсе не для того, чтобы продемонстрировать свою боевую выучку. Все это история наших непростых отношений с арабским миром, которые закладывались именно в советские времена.
Понятно, что русских в Египте "вычислить" легко. Военных - еще проще. Когда менялся состав дивизии, то основной контингент прибыл на пассажирском судне в Александрию. Оттуда рядовой состав, усиленный сержантами, старшинами и младшими офицерами был отправлен на поездах, а вот руководство, одетое в одинаковые черные костюмы и белые рубашки, да еще с совсем неуместными в Египте темными шляпами, должно было быстрым ходом по скоростному пустынному шоссе добраться до командного пункта в Каире на автобусе.
Оставлять командование без сопровождения старшего переводчика сочли нецелесообразным. Поэтому среди отцов-командиров, занявших согласно ранжиру места в "пазике", я был единственным нормально одетым человеком. По пути пришлось развлекать обильно потевших старших офицеров рассказами о нравах и обычаях местного населения. Как вдруг что-то громко хрустнуло, автобус резко наклонился вперед и вправо, водитель ударил по тормозам, и машина, скособочившись, застыла на обочине. Оказалось - полетел правый передний подшипник.
Это была почти катастрофа. Кругом пустыня и ни одной живой души. Солнце достигло зенита и палило немилосердно. Ни тени, ни глотка воды. На шоссе в этот жаркий час как назло, ни одной машины.
Вдали показалась двигавшаяся в сторону Каира колымага дорожных рабочих. Я встал, воздев руки, на середине полотна. Машина, естественно, остановилась. Я объяснил, что произошло, и попросил добросить до ближайшего места, где есть телефон. Дорожные рабочие потеснились и усадили меня рядом. Через стекла машины почти ничего не было видно. Мне пояснили, что она несколько раз попадала в песчаные бури, и несущийся со страшной скоростью песок выщербил стекла и краску и до яркого металлического сияния отшлифовал номера.
Через километров тридцать мы подъехали к "истирахе" - месту отдыха с кафе, заправкой и мастерской рядом с группкой чахлых деревьев где-то посередине пути между Александрией и Каиром. Телефон удалось отыскать только на полицейском участке, да и то лишь местный. Его самый удаленный абонент - ближайший к столице полицейский участок. Но там, рядом с дежурным стоял уже городской телефон, с которого можно было дозвониться до КП дивизии и вызвать подмогу. Полиция вошла в положение и была готова к максимальному сотрудничеству, предоставив в мое полное распоряжение телефон, который мне доводилось видеть только в картинах про Великую Отечественную. Слышимость была отвратительной. Я раз пять на пределе голосовых возможностей объяснял дежурному на том конце провода, что мне нужно. Сообщил ему телефон КП и попросил заучить текст, который надо было произнести. Наконец пробившийся сквозь шум и треск голос из-под Каира сообщил, что все в порядке и помощь будет.
Теперь предстояло донести благую весть до страдающего командования. Я попросил местного стража дорожного порядка тормознуть какую-нибудь "тачку", на мое удивление это ему удалось лишь на пятый или шестой раз. До этого водители, узнав, что нужно подбросить по пути попавшего в беду советского специалиста, как один утверждали, что сделать они это не смогут, поскольку им надо в другую сторону. Не меньше меня удивлен был и помогавший мне полицейский. Этот маленький эпизод раскрыл мне глаза на то, что далеко не все в Египте по-доброму относились к военным специалистам из нашей страны.
Наконец, меня согласился подвезти пожилой благообразного вида египтянин за рулем шикарного "Мерседеса". Это был, как он сам объяснил, бизнесмен и любитель быстрой езды. До этого я никогда в жизни не ездил со скоростью 180 километров в час, так что до живописной группы в пустыне мы домчались в мгновение ока.
По дороге египтянин успел высказать мне свое мнение на ситуацию и ее перспективы: "Вы, - сказал он, - скоро покинете Египет, дело кончится миром с Израилем, Америка сюда вернется и вас окончательно вытеснит. Но русские - неплохие ребята, и ничего личного против вас я не имею". Что ж, он оказался почти пророком.
Помощь прибыла к нам нескоро, в виде КрАЗа с открытым кузовом. За рулем наш солдат, рядом - замполит дивизиона, гордый возложенной на него почетной миссией. Командование погрузилось в кузов, и мы тронулись. Уже вечерело, когда со склонов долины показались первые огни Каира. Старшие офицеры решили приодеться и опять надели темные пиджаки и шляпы. Так мы и въехали в город.
Представьте себе запруженные машинами и людьми его центральные улицы, по которым упорно пробивается огромный военный КрАЗ, в кузове которого сидят одетые во все черное, да еще со шляпами на головах, люди преимущественно зрелого возраста. У многих это вызывало шок, прохожие задирали головы и открывали рты, две легковушки столкнулись, потому что их водители засмотрелись на столь необычное явление.
Но был в этом и момент торжества. От грузовика, управляемого парнишкой, который впервые попал в Каир, автомобили шарахались как от обезумевшего танка. Наверно, поэтому мы добрались до места благополучно. Зампотех дивизии получил выговор, я - благодарность.
Окончание следует
Андрей Степанов - заместитель редактора международного отдела "Российской газеты", журналист-международник, долгое время работал собственным корреспондентом советских журналов и газет в странах Ближнего Востока. Кандидат исторических наук.
http://stoletie.ru/geopolitic/070524133327.html
Политическое затмение
То, что входило в некогда емкое понятие "позиции Советского Союза на Ближнем Востоке", как-то быстро рассыпалось почти в прах в девяностых годах века минувшего. И сам этот обширный и весьма важный регион оказался задвинут среди внешнеполитических приоритетов новой России на задворки. Аргументировалось это тем, что СССР приобрел значительный вес в арабском мире исключительно по причине "холодной войны", как противовес американскому влиянию и израильской экспансии. И с завершением "холодной войны" эта роль как бы сама собой сошла на нет.Наступившее в арабо-российских отношениях политическое затмение накрыло тенью и привело к свертыванию все другие стороны сотрудничества-военно-техническую область, экономику, культуру, искусство, науку, образование...
В арабском мире уже подросло новое поколение, которое почти ничего не знает о нашей стране.
Но сказать, что эпоха расцвета наших отношений прошла бесследно, нельзя. В арабских странах остались сотни объектов, построенных с нашей помощью. И главное - это "человеческий фактор". В арабском мире живут и работают около 120 тысяч выпускников советских и российских ВУЗов. А сколько там живет "совместных" семей, не знает никто, точных подсчетов нет, по самым примерным оценкам это несколько десятков тысяч супружеских пар.
На Ближнем Востоке и в Северной Африке работали сотни тысяч советских специалистов в самых различных областях. Многие из них живы и хранят как память об этом, так и приобретенный опыт. И это тоже потенциал, который может послужить, если и не возврату к прошлому уровню взаимодействия, то строительству качественно новых, в полном смысле взаимовыгодных, отношений.
Боевое крещение
Мой личный опыт непосредственного общения с арабским миром восходит к 1968 году. Тогда мне, как студенту отделения истории арабских стран Института восточных языков при МГУ, военная кафедра настоятельно предложила добровольно пойти в Советскую Армию на год в качестве вольнонаемного переводчика: этого требовали интересы родины. Уговаривать нас не было нужды, кто же из студентов отказался бы от работы в течение года в одной из арабских стран.Ситуация в то время на Ближнем Востоке действительно была непростая и задевала интересы Москвы. Арабский мир еще пребывал в шоковом состоянии после сокрушительного поражения 1967 года от Израиля. Советский Союз взялся в кратчайший срок восстановить его военный потенциал. Ощущалась острая нехватка переводчиков, Минобороны тогда, как говорили, загребало все, на что могло наложить руку.
Мне досталась командировка в Йеменскую арабскую республику. После революции 1963 года, покончившей со средневековым режимом имамов, страна оказалась втянута в гражданскую войну. На стороне монархистов при поддержке консервативных арабских режимов воевали в основном ополчения зейдитских - шиитских - племен. Республиканцам на помощь пришли египетские войска, которые после поражения 1967 года были в спешном порядке эвакуированы. Казалось, республика была обречена, кольцо осады вокруг ее столицы Саны сжималось все плотней. Однако благодаря советскому истребительно-бомбардировочному полку, переброшенному из Египта в Ходейду, и работе группы военных советников, удалось организовать сопротивление наступлению монархистов.
Вот тут-то из порта Ходейда на Красном море, который наши военспецы окрестили из-за жаркого и влажного климата могилой русского человека, старенький Ил-14 в предрассветном сумраке доставил нас на полевой аэродром под столицей. Днем он простреливался артиллерией противника.
Не успев остановиться, самолет стал мишенью для недремавших монархистов. На взлетно-посадочной полосе разорвалось несколько снарядов, мы выскочили из самолета, словно ошпаренные.
Летчики спешно побросали на землю ящики с консервами и металлические коробки с кинофильмами. Самолет развернулся и почти свечой взмыл в небо. Подобрав нехитрый скарб, наша группа укрылась за стеной какого-то одноэтажного здания, по крыше которого били осколки. Когда обстрел прекратился и рассеялась пыль, мы направились на "газиках" в дом, где обитали наши военные советники. Наша группка с удивлением озиралась по сторонам - в первых лучах восходящего солнца перед новоприбывшими предстал типичный южноаравийский город века, эдак, пятнадцатого.
Дальше - то, что в военной литературе именуется боевыми буднями. Однажды поутру полковник-советник и я отправились на "газике" на север санской долины в местечко Рода, где располагался танковый батальон. Не успели мы поздороваться с комбатом, как неподалеку раздалось несколько взрывов. Вражеский миномет крупного калибра открыл огонь по военно-техническому колледжу, отстоявшему от нашего холма примерно в полукилометре.
Йеменские танкисты, радушные хозяева, тут же принесли нам два складных стула и стол, на котором появилось блюдо с местным виноградом. И все это для того, чтобы дорогие гости смогли спокойно насладиться захватывающим зрелищем. Прежде чем усесться, полковник, кадровый военный еще со времен Великой Отечественной, покрутил головой и, ни к кому не обращаясь, пробормотал: "Чего им стоит вдарить на 500 метров в сторону?". Будто в подтверждении его слов у нас за спиной рвануло. Полковник с криком "Перелет!" тут же рухнул как подкошенный, окунув лицо в десятисантиметровый слой мелкой пыли. Пару дней назад мне пошили местную военную форму без знаков различия - с хлястиками, молнией и множеством карманов, в которой, как мне казалось, я выглядел совсем неплохо. А потому ничком в пыль... Полковник повернул ко мне посеревшее лицо с припудренными пылью усами и по-командирски четко и афористично разогнал мои сомнения.
Я рухнул рядом. Спасибо тебе, товарищ полковник. Где-то совсем близко раздался страшный грохот, земля дрогнула, противно завизжали разлетающиеся осколки и камни, уши заложило, глаза и ноздри забило песком.
Голову я поднял одновременно со старшим боевым товарищем. Столб пыли легким ветром сносило в сторону. Сзади метрах в десяти зияла приличная воронка. Один стул разбило в щепки, а у того, на который я хотел примоститься, были перебиты осколками все поперечные планки на спинке. Отряхиваясь, полковник произнес: "Кажется, пронесло". Стол, на удивление, почти не пострадал. Откуда ни возьмись, повыскакивали йеменцы. Нас похлопали по спине. К счастью, в батальоне оказалось лишь двое раненых. На столе опять появился виноград.
Два года назад, когда я снова оказался в изменившейся до неузнаваемости Сане, стоило мне только заикнуться, что вот, мол, когда-то имел отношение к ее обороне, ко мне стали относиться там, как, скажем, в советские времена отнеслись бы к живому участнику штурма Зимнего дворца. После короткой поездки по местам боевой славы пришлось, как ветерану, дать пространные интервью местной прессе, а вот для телевидения времени не хватило.
Этот рассказ - вовсе не для того, чтобы продемонстрировать свою боевую выучку. Все это история наших непростых отношений с арабским миром, которые закладывались именно в советские времена.
Люди в черном
Мудрое решение армейских кадровиков направило меня старшим переводчиком в так называемую 28-ю дивизию ПВО Египта, а на самом деле - советскую дивизию, которая своими ракетно-зенитными комплексами "Печора" прикрывала Каир, Хелуан, Александрию и другие города дельты Нила от израильской авиации.Понятно, что русских в Египте "вычислить" легко. Военных - еще проще. Когда менялся состав дивизии, то основной контингент прибыл на пассажирском судне в Александрию. Оттуда рядовой состав, усиленный сержантами, старшинами и младшими офицерами был отправлен на поездах, а вот руководство, одетое в одинаковые черные костюмы и белые рубашки, да еще с совсем неуместными в Египте темными шляпами, должно было быстрым ходом по скоростному пустынному шоссе добраться до командного пункта в Каире на автобусе.
Оставлять командование без сопровождения старшего переводчика сочли нецелесообразным. Поэтому среди отцов-командиров, занявших согласно ранжиру места в "пазике", я был единственным нормально одетым человеком. По пути пришлось развлекать обильно потевших старших офицеров рассказами о нравах и обычаях местного населения. Как вдруг что-то громко хрустнуло, автобус резко наклонился вперед и вправо, водитель ударил по тормозам, и машина, скособочившись, застыла на обочине. Оказалось - полетел правый передний подшипник.
Это была почти катастрофа. Кругом пустыня и ни одной живой души. Солнце достигло зенита и палило немилосердно. Ни тени, ни глотка воды. На шоссе в этот жаркий час как назло, ни одной машины.
Вдали показалась двигавшаяся в сторону Каира колымага дорожных рабочих. Я встал, воздев руки, на середине полотна. Машина, естественно, остановилась. Я объяснил, что произошло, и попросил добросить до ближайшего места, где есть телефон. Дорожные рабочие потеснились и усадили меня рядом. Через стекла машины почти ничего не было видно. Мне пояснили, что она несколько раз попадала в песчаные бури, и несущийся со страшной скоростью песок выщербил стекла и краску и до яркого металлического сияния отшлифовал номера.
Через километров тридцать мы подъехали к "истирахе" - месту отдыха с кафе, заправкой и мастерской рядом с группкой чахлых деревьев где-то посередине пути между Александрией и Каиром. Телефон удалось отыскать только на полицейском участке, да и то лишь местный. Его самый удаленный абонент - ближайший к столице полицейский участок. Но там, рядом с дежурным стоял уже городской телефон, с которого можно было дозвониться до КП дивизии и вызвать подмогу. Полиция вошла в положение и была готова к максимальному сотрудничеству, предоставив в мое полное распоряжение телефон, который мне доводилось видеть только в картинах про Великую Отечественную. Слышимость была отвратительной. Я раз пять на пределе голосовых возможностей объяснял дежурному на том конце провода, что мне нужно. Сообщил ему телефон КП и попросил заучить текст, который надо было произнести. Наконец пробившийся сквозь шум и треск голос из-под Каира сообщил, что все в порядке и помощь будет.
Теперь предстояло донести благую весть до страдающего командования. Я попросил местного стража дорожного порядка тормознуть какую-нибудь "тачку", на мое удивление это ему удалось лишь на пятый или шестой раз. До этого водители, узнав, что нужно подбросить по пути попавшего в беду советского специалиста, как один утверждали, что сделать они это не смогут, поскольку им надо в другую сторону. Не меньше меня удивлен был и помогавший мне полицейский. Этот маленький эпизод раскрыл мне глаза на то, что далеко не все в Египте по-доброму относились к военным специалистам из нашей страны.
Наконец, меня согласился подвезти пожилой благообразного вида египтянин за рулем шикарного "Мерседеса". Это был, как он сам объяснил, бизнесмен и любитель быстрой езды. До этого я никогда в жизни не ездил со скоростью 180 километров в час, так что до живописной группы в пустыне мы домчались в мгновение ока.
По дороге египтянин успел высказать мне свое мнение на ситуацию и ее перспективы: "Вы, - сказал он, - скоро покинете Египет, дело кончится миром с Израилем, Америка сюда вернется и вас окончательно вытеснит. Но русские - неплохие ребята, и ничего личного против вас я не имею". Что ж, он оказался почти пророком.
Помощь прибыла к нам нескоро, в виде КрАЗа с открытым кузовом. За рулем наш солдат, рядом - замполит дивизиона, гордый возложенной на него почетной миссией. Командование погрузилось в кузов, и мы тронулись. Уже вечерело, когда со склонов долины показались первые огни Каира. Старшие офицеры решили приодеться и опять надели темные пиджаки и шляпы. Так мы и въехали в город.
Представьте себе запруженные машинами и людьми его центральные улицы, по которым упорно пробивается огромный военный КрАЗ, в кузове которого сидят одетые во все черное, да еще со шляпами на головах, люди преимущественно зрелого возраста. У многих это вызывало шок, прохожие задирали головы и открывали рты, две легковушки столкнулись, потому что их водители засмотрелись на столь необычное явление.
Но был в этом и момент торжества. От грузовика, управляемого парнишкой, который впервые попал в Каир, автомобили шарахались как от обезумевшего танка. Наверно, поэтому мы добрались до места благополучно. Зампотех дивизии получил выговор, я - благодарность.
Окончание следует
Андрей Степанов - заместитель редактора международного отдела "Российской газеты", журналист-международник, долгое время работал собственным корреспондентом советских журналов и газет в странах Ближнего Востока. Кандидат исторических наук.
http://stoletie.ru/geopolitic/070524133327.html
