В 80-е годы эксперты с трудом выявили трёх секс-символов русского рока: Константин Кинчев ("Алиса"), Вячеслав Бутусов ("Наутилус Помпилиус") и Михаил Борзыкин ("Телевизор"). Да и то названные персоны не сильно озадачивались вопросами собственной притягательности, которая к тому же нередко терпела крах в борьбе с саморазрушением. Нынешние девичьи фавориты - Дмитрий Спирин ("Тараканы!"), Алексей Никонов ("Последние Танки В Париже"), Владимир Селиванов (экс-"Красные Звёзды") декларативно дистанцировались от самого понятия "русский рок". Любопытно и другое: симпатичные "гитарные" культуристы Гоша Куценко (группа "Анатомия Души") и Никель (одноимённый проект) проявляют пока полную творческую импотенцию.
Полтора года назад музыкальная общественность вдоволь потешилась над заголовком одной новостей: "Butch выступит с самыми брутальными мужчинами русского рока". Причина невольного смеха до боли банальна: никакой фантазии не хватило на то, чтобы представить себе хотя бы одного труженика современной рок-индустрии, к которому бы подходил эпитет, применяемый обычно к героям Клинта Иствуда. Откровенно надуманной и абсурдной показалась многим песня Земфиры "Пьяный мачо лечит меня и плачет", даже несмотря на то, что у героя этой композиции, говорят, был реальный прототип - уфимский друг исполнительницы, вытягивавший её из душевных кризисов.
Аналогичная тенденция складывается и в женском роке. Пожалуй, только покойная Наталия Медведева возвела в абсолют свою фотомодельную внешность и объявила квинтэссенцией своего творчества фразу "А у них была страсть". Чем это для неё обернулось - известно всем.
Ранние тексты Андрея Макаревича, "Воскресения", Бориса Гребенщикова интровертны. Лирических героев больше заботит собственная отверженность от социума, нежели аспекты взаимоотношения с прочими людьми (яркий пример - песня "Иванов" "Аквариума"). Конечно, многие из этих текстов культивируют гордыню, уныние, раздражительность, пьянство, однако блудная страсть обычно оказывалась на периферии.
Российские рок-музыканты достаточно рано вывели предельно демонизированный тип женщины-вамп, от которого следует держаться подальше. Одна из первых песен этой серии - "Береги Свой Хой" Бориса Гребенщикова. Ещё острее и непримиримее - "Пантера" группы "Агата Кристи". Здесь автор текста Вадим Самойлов не просто цветисто перечисляет пороки и модели поведения стервозной героини (как это было у БГ), но и решительно обличает их и отражает. А это уже признак - сильной нравственной личности:
Но с глупою улыбкой, маскирующей страх
Она читает яд в моих холодных зрачках,
Она дрожит от слова, что хранится у меня на губах -
Пантера!!!
В 90-е годы Александр Ф. Скляр ("Ва-БанкЪ") окончательно абстрагировался от притягательности описываемого женского типажа, посвятив ему инфернальную песню "Летучая Мышь" (альбом "Домой", 1997 год). Примерно тогда же Юрий Шевчук выпускает альбом "Любовь", где воздушная серенада "Я у вас" странным образом соседствует с диковатой недоделкой "Онанист". Тут прослеживается очень серьёзная борьба со страстями, вероятно, одолевавшими основателя ДДТ в названный период. Заглавная песня альбома содержит слишком смелые строки "Медный Пётр в увольнении - до сих пор нет, пошёл вразнос, говорят, ведь конь стоял столько лет...". С другой стороны, диск включает пронзительнейшую "Вороны", где слепая и суетная земная любовь ("молчал мой любимый, и крестное знамя лицо его светом едва освещало") наглядно претворяется в бесконечное трансцендентальное чувство ("мы встретимся вскоре, но будем иными").
Безжалостен к страстям и Константин Кинчев, который в песне "Моя Война" (альбом "Изгой", 2005 г.) подвергает "ветхого человека" обстоятельному остракизму. Не так давно вокалист "АукцЫона" в одном из интервью приписал Кинчеву потакание духу времени. Выпад курьёзен, ведь начало "Моей Войны" сохраняло актуальность как 1000 лет назад, так и сегодня:
Если свет, который во мне, есть тьма, -
То какова тогда тьма?
Я худое око без ночи и дня,
Сам себе позор и тюрьма.
Помыслами путан, пороками мят,
Перепачкан пеной молвы,
Я засохший корень, запекшийся яд
В стеблях перепрелой ботвы. Зависть да крамола, похоть да лень Пеленают душу в тартар. Я жевал покорно страстей дребедень
Да глушил гордыни отвар...
Кинчев в лучших традициях святоотеческой психологии совершенно чётко отделяет помыслы от пороков (= страстей). Рельефное разграничение одного с другим проводит в практическом руководстве "Страсти и борьба с ними" святитель Феофан Затворник: "Помыслы суть умозрительный образ объекта вожделения или раздражительности". Сам по себе помысел ещё не является грехом, но, если к нему возбуждается внимание, услаждение, желание и решимость, то человек чаще всего доводит мысленный образ до исполнения и становится рабом какой-либо страсти. По Феофану Затворнику, "...страсть - есть постоянное желание грешить известным образом, или любовь к греховным каким-нибудь делам или предметам". Оружием против разжигания страстей святитель назначает следующий алгоритм: неприятие прилога - трезвение - раскаяние - молитва - преследование - благодарение. Проходя благополучно этим путём, христианин сохраняет нравственную чистоту, преодолевает искушение и побеждает страсть, не попадая в её сети.
Ниже мы кратко рассмотрим несколько способов выражения этого алгоритма "невидимой брани" в композициях российских рок-музыкантов.
Думаю, что следует начать с простого декларирования пагубности той или иной страсти. Так, Евгений Феклистов ("Конец Фильма") в альбоме 2001 года "Камни Падают Вверх" ополчается против смертного греха зависти:
Не завидуй свету в чужом окне -
Там нас с тобою нет!
И, если плохо тебе,
Не показывай виду
Наудачу путь мой во тьме лежит
И больше незачем жить,
Но, если хочется плакать,
Не плачу...
Это - припев, а в куплетах устрашающе конкретизруются муки, которые поджидают завистника уже в этой жизни: непопутный ветер мечет ему в лицо снег, дождь и грязь, ведя прямиком к чёрным рассохшимся вратам ада. Феклистов уверенно опроверг расхожее утверждение о том, что песни, содержащие неприкрытые нравоучения - никому не интересны. Молодёжь до сих пор активно заказывает "Не Завидуй" на концертах "Конца Фильма".
Потом следует упомянуть насильственное укрощение терзающей душу страсти посредством молитвенной апелляции к высшим силам. Например, композицию "Под Занавес" группы "Тёплая Трасса" (альбом "Критика Танка", 2002) можно считать убедительным ответом православных рок-музыкантов авторам всевозможных слезливых стенаний о несчастной любви. От героя уходит девушка, но он и не думает впадать по этому поводу в депрессию и отчаяние:
Пожалеть бы кого В мире злого огня, Жизнь украсил бы ей, Вечной радостью дня, Только где-то Она Все грустит без меня,
Только почему-то не грустно мне...
В чём причина такого поразительного спокойствия лирического субъекта? Ну, во-первых, он наверняка в курсе того, что раз Господь не связал его с объектом вожделения, значит, между ними не было истинной любви, а было тривиальное плотское мудрование, иллюзия подлинного чувства. Одним словом, прилог. Во-вторых, многое проясняет местоимение "Она" пятой в пятой строке, писанное с заглавной буквы. Очевидно, что здесь подразумевается не грустная девушка (как в третьей строке), а сама Богородица, к заступничеству которой прибегает герой в самый тяжёлый момент.
Думаю, не слишком ошибусь в своем предположении, что для "Тёплой Трассы" образ Небесной Заступницы является магистральным. Один из альбомов коллектива носит название "Царица Небесная", к Ней же обращается персонаж песни "Москва" (диск "Критика Танка"). Вообще, описанное в песне "Под Занавес" чудесным образом напоминает подлинную историю, произошедшую как-то с одним моим знакомым. Будучи воцерковлённым человеком, он, тем не менее, частенько заглядывался на девушек в метро. Его тяготил этот грех. Однажды знакомый долго и слёзно молился перед сном Богоматери: "Пресвятая Богородица, позволь мне всегда быть с Тобой". Наутро он явственно услышал полный сострадания голос: "Хочешь быть со Мной, а смотришь на других?!".
Вне сомнения, каждой притягательной страсти найдён её неприглядный противовес. В песне "Агаты Кристи" "Весёлый Мiр" без обиняков летит намек о губительной привязанности к земным удовольствиям: "сначала весело, потом - повесишься". Здесь же утверждается приоритет христианского брака, основанного не на плотском влечении, а способности "носить бремена друг друга": "Сначала стерпится - потом полюбится".
И, конечно, страсть, доведённая до своего логического конца, ломает песенную структуру и предельно обедняет текст. Уместно вспомнить высказывание святого праведного Иоанна Кронштадского: "Замечательно, что люди раздражительные, после агонии сильного и продолжительного гнева и после испытания всей его мучительности, делаются, как говорится, шелковыми, кроткими и смирнехонькими. Что сказано о злости и раздражительности, то следует сказать и о прочих страстях. Сам Господь указал наказание для них самих, в их крайней агонии. Так наказывается гордость, зависть, ненависть, скупость, сребролюбие. Каждая страсть есть собственный мучитель и вместе палач каждого одержимаго ею человека".
Львиная доля треков проекта Кирилла НЕМоляева "Карданный Вал" посвящена именно таким снедающим самих себя страстям. Из-за этого песни продолжаются по 20-30 секунд и ограничиваются, как правило, двумя-тремя возгласами вокалиста. Перекроенный НЕМоляевым на новый лад "Эй, приятель" Богдана Титомира изобличает непомерно раздутое тщеславие, "Джага-Джага" бичует сладострастие и содомию, а "Моя Семья" воспроизводит удушающую атмосферу классического семейного скандала.
Интересно, что герой песни избавляется от довлеющий над ним страсти чудесным образом, за счёт внезапного Божественного вмешательства. Пётр Мамонов рассказывает об этом в мелодекламации "Нежное Существо" из альбома 2003 года "Зелёненький". Автобиографическую параллель данной ситуации находим в интервью Петра Николаевича, данного "Известиям": "...настоящая встреча с Богом произошла не так давно, года полтора назад. Я не мог выбраться из одного греха. Никак не мог. И вот утром на Сретение встал и вдруг почувствовал, что Господь залил мое сердце любовью и обезоружил меня. И все прошло. Исаак Сирин говорил: "Бог наш - это любовь, это океан любви". И причина Боговоплощения и крестной смерти - только любовь к человечеству, а все остальное вторично".
Кроме того, содержание чувственных песен резко контрастирует с манерой их исполнения и поведением солиста на сцене. Вячеслав Петкун, выступая на сцене с группой "Танцы Минус" всячески демонстрирует свою полную отстранённость и чуждость исполняемому материалу. Музыкант цинично посмеивается во время самых "трогательных" цитат, а между песнями издевательски комментирует реакцию зрителей. Это действует отрезвляюще, как ушат холодной воды.
Так, в непрестанном противоборстве страстям, творится драйв и нерв русского рока. Песни героев настоящего исследования способствуют укрощению разрушительных эмоциональных порывов. В этом смысле лучшие творения наших рокеров схожи с проповедями. Солидаризуясь с персонажами подобных песен, человек не только не испытывает сочувствия к греху, но и ощущает неодолимую потребность к внутреннему изменению.
Убежден, что причина столь активной позиции кроется в увлекательной динамике и освежающей контрастности, которую музыканты умудряются сохранять даже в самых нравоучительных композициях. При этом музыканты отнюдь не навязываются со своей "позитивной программой" и не пытаются лезть в "чужой монастырь со своим уставом". Всё это ведёт к появлению нового человека, черты которого прекрасно запечатлел еще Иван Ильин в "Аксиомах религиозного опыта": "Надо найти начало духовности в самом себе; много раз проверить, и убедиться, что найденное - найдено верно и затем утвердить своё собственное, подлинное естество в этой духовной сфере; и после этого уже не бродить по случайным "окрестностям" своего существа, сомневаясь в бытии своего духа, а жить из своего духа, созерцая свои "окрестности" оком озабоченного строителя и хозяина".
Думаю, что в этом вопросе с Иваном Александровичем трудно не согласиться.
http://www.pravaya.ru/column/9292