Русские неоконы - не бывшие "старые правые", но бывшие консервативные революционеры, в 90-е годы посвятившие свою жизнь свержению либерального режима, а в 2000-е - осознавшие всю глубину тех реальных изменений, которые произошли со страной и ставшие столь же радикальными охранителями, но не ради "порядка и стабильности", а ради абсолютного суверенитета и сверхисторической миссии России
Русские неоконы рождаются в преодолении исторического отчаяния, чтобы жить и победить в то время, когда другие решили проиграть и умереть. Русские неоконы фанатически верят во вселенское предназначение России, но они трезво смотрят на мир, давно и сознательно идущий к своему концу. Откуда они взялись - эти совершенно новые типы русской истории? Здесь можно провести прямые параллели с их американскими аналогами. Ученики Лео Штрауса пришли к власти в США, когда их государство достигло апогея своего геополитического могущества: после Второй мировой войны Америка с каждым годом стремительно захватывала геополитическое пространство, апофеозом чего стало разрушение СССР в 1991 году. Однако изначальный мессианский пафос отцов-основателей этой уникальной страны постепенно сходил на нет, воплощаясь либо в наивных пасторальных грезах усталых палеоконов типа Бьюкенена, либо в примитивной, секулярно-вульгарной мифологии "американского образа жизни" жизнерадостных демократов типа Бжезинского. Совершенно очевидно, что если первые оказались исторически неадекватны, то вторые откровенно дискредитировали образ Америки в сознании любых нормальных людей. Требовалось воскресить правую, религиозно-мессианскую идею Америки как "нового Израиля" и подлинного "катехона", но уже на новых, прагматических началах перманентной геополитической экспансии: беспрецедентному могуществу США требовалось оправдание, и оно нашло себя в философии Лео Штрауса и его учеников. Вы можете не верить в то, что США - это империя добра и света, но если в это верит значительная часть американской политической элиты, этого достаточно для самой Америки, а кое-кто и за ее пределами начинает гипнотически повторять эту очевидную ложь. Более того, как мы знаем, ученики Штрауса вообще пришли к выводу, что в сверхценные идеи совершенно не обязательно верить, но их нужно формулировать всему миру, чтобы оправдывать собственное господство. Крайне важно обратить внимание на то, что большинство американских неоконов - бывшие радикальные троцкисты-революционеры, первую половину жизни боровшиеся с американским же капитализмом за мировую коммунистическую революцию. Спрашивается, каким образом леворадикальные троцкисты могли перейти, на первый взгляд, в совершенно противоположный лагерь ново-правых американских империалистов? Дело в том, что троцкизм, а, тем более, англосаксонский неотроцкизм, является последовательным и аутентичным выражением левой коммунистической идеологии. Основная цель учеников Льва Троцкого - тотальное разрушение сложившегося традиционно-буржуазного миропорядка путем тотальной, перманентной коммунистической революции. Сталин с его программой "построения социализма в отдельно взятой стране" отказался от "экспорта мировой революции" (хотя мог бы ее использовать) и вместе с этим отверг радикально-космополитический революционный марксизм вообще. Сталинизм для троцкистов - это "еретическое" отступление вправо по отношению к марксистской "ортодоксии", это почти "фашизм", в чем, собственно, и обвиняют троцкисты сталинскую идеологию. В понимании интернационального троцкистского движения СССР - это только новая версия традиционной имперской России, последнего оплота "мировой реакции" по Марксу. Поэтому существование "национал-большевистского" СССР, а тем более традиционной России представлялось левым троцкистам большим злом, чем господство буржуазных США, где, в отличие от Советского Союза, троцкисты хотя бы могли не скрывать своих убеждений. В итоге часть радикальных троцкистов, разочарованная бессмысленными студенческими псевдореволюциями 1968 года и открывшая для себя учение Лео Штрауса, пересмотрела свое отношение к американскому режиму и решила не только перейти на его сторону, но и занять в нем ключевое положение: так идея мировой перманентной революции левого нигилизма превратилась в идею мировой перманентной экспансии нигилизма либерального. Эта позиция во многом пересекается с идеями французских "новых философов" Андре Глюксмана и Бернара Анри-Леви: преступно бороться с гегемонией США во имя идеалов Модерна, потому что сами США выражают этот проект и являются его последним "катехоном", а "инфантильные" антиамериканцы слева только способствуют мировой реакции, медленно "ползущей" с Востока...
Русские неоконы (за редким исключением) - не бывшие "старые правые", но бывшие консервативные революционеры, в 90-е годы посвятившие свою жизнь свержению либерального режима, а в 2000-е - осознавшие всю глубину тех реальных изменений, которые произошли со страной и ставшие столь же радикальными охранителями, но не ради "порядка и стабильности", а ради тех же целей, которые они преследовали и раньше - ради абсолютного суверенитета и сверхисторической миссии России. Только в отличие от своих американских антиподов они входят в политическую элиту страны не в момент ее исторического апогея, а, напротив, в момент ее глубокого кризиса, когда новый подъем не только не самоочевиден, но напрямую зависит от их собственной политической активности. В этом плане эволюция русских неоконов может быть сравнима с судьбой бывших революционеров, а впоследствии знаменитых идеологов русского консерватизма Федора Достоевского или Льва Тихомирова. Но только с той принципиальной поправкой, что русские неоконы никогда не были "левыми" в чистом смысле этого слова. Если американские неоконы - бывшие левые радикалы, что позволяет им стать радикальными либералами, то русские неоконы только потому стали правыми охранителями, что их прежняя революционность имела сугубо правое обоснование. Если американское неоконы - бывшие троцкисты, то русские неоконы, строго наоборот, как правило, бывшие радикальные реакционеры, "русские фашисты" или национал-большевики. Идея революционной реакции, то есть консервативной революции, революции справа и снизу, превратилась в идею контрреволюционной реакции как революции справа и сверху. Так "консервативные революционеры" становятся "новыми реакционерами" - сущность та же, состояние иное.
Попытаемся обозначить основные, принципиальные установки этих "новых реакционеров", иначе называемых "русскими неоконами":
1. Мессианство
Представление о вселенской и сверхисторической миссии России как Северного Катехона и Москвы как Третьего Рима составляет сущность русского неоконства, объясняет его специфику и отличие от других идеологических платформ. Россия действительно должна спасти весь мир от "тайны беззакония", от расколов и ересей, и, прежде всего, спасти саму себя от той исторической скверны, которая гнетет русских со времен Петра I. Мессианство переживается русскими неоконами как сверхидея собственного существования здесь и сейчас: им противно любое умаление и уничижение исторического значения России и русских, а противники русского мессианства воспринимаются ими как политические враги, на чем бы не основывалась их позиция. Россия, в понимании русских неоконов, - это нация Нового Израиля и Нового Рима, жертвенная, и поэтому обладающая абсолютными правами на геополитическое господство. Если Москва называется столицей мира, всей православной ойкумены, то Московский Патриархат, в противовес сдавшему все позиции Константинопольскому, провозглашается Вселенским. Представление о Московском Патриархате как о Вселенском - отличительная идея русских неоконов, и они готовы отстаивать ее до конца, им она кажется самоочевидной. Именно вера во вселенскую Миссию России заставляет самих русских неоконов решать ее партикулярные проблемы на всех возможных уровнях.
2. Экспансионизм
Мессианство предполагает миссионерство и экспансию как главный принцип политической жизни русских неоконов. Россия как Империя Третьего Рима не знает своих границ, как не может их знать и Вселенская Православная Церковь: вся русская история до 1991 года есть история перманентной планетарной экспансии и только возобновление экспансионистских процессов спасет саму Россию от внутреннего распада. Чтобы сохранить саму себя, Россия должна развернуться вовне, но не как пустая "черная дыра" Бжезинского, а как универсальный геополитический проект, по-своему выстраивающий мировое пространство. Россия должна нарисовать свою геополитическую карту мира и подстраивать окружающую реальность под схематические императивы этой карты. Знамя Третьего Рима должно быть ясно видно во всех концах Земли, а над бывшими русскими землями, преступно отторгнутыми Беловежским сговором, оно должно развеваться уже при нашей жизни. Осевые задачи православной геополитики, освобождение Иерусалима и Константинополя, никто не отменял: это не вопрос политической выгоды, это вопрос нашей Традиции, нашей Веры. Вся православно-евразийская ойкумена должна быть объединена в единую континентальную Империю, и только благоразумный расчет других нарождающихся империй XXI века позволит им временно разделить свои сферы влияния на планете с Москвой. Экспансия может проходить самыми разными путями, но сам императив экспансии не может быть поставлен под сомнение. Поэтому первым внутренним противником русских неоконов остаются эскаписты всех мастей, и сам дух изоляционизма и пораженчества глубоко противен русским неоконам как предательство подлинных интересов России. Церковь и Россия существуют в этом мире не для того, чтобы уйти из него, а для того, чтобы сделать этот мир своим, ибо в этом смысл истории самого мира.
3. Политический прагматизм
Мессианский пафос и дух экспансии заставляет русских неоконов предельно трезво смотреть на сложившуюся в России и мире ситуацию. Россию окружают иные миры, не только не готовые принять Русскую Миссию, но сами желающие навязать России себя, включить ее в свое геополитическое пространство. И в самой Москве далеко не вся политическая элита озабочена русскими национальными интересами, кое-кто готов уже сейчас сдать Россию любым другим мирам, лишь бы не строить Империю... Русские неоконы точно осознают это положение и знают, что никаких проторенных путей к реализации своей мечты не бывает. Поэтому, будучи преданными неизменным истинам Церкви и Империи, русские неоконы не знают предустановленных схем в своей политической стратегии. Здоровый прагматизм в решении всех задач на всех уровнях - вот главный стратегический принцип неоконов. Необходимо отделить главное от вторичного: если главное остается неизменным, то вторичное может меняться, отвечая на парализующие вызовы Времени. Главное - это Русская Православная Церковь и Россия как Православная Империя, их сила, их обустроенность, их политическое могущество и экспансия. Все остальное - вторично. Русские неоконы несводимы к тем или иным доктринам государственного правления или социально-экономического порядка. Все русские неоконы - православные имперцы, но среди них есть и монархисты, и правые демократы, и рыночники, и правые социалисты, и большие архаисты, и большие модернисты. Все методы, которые мешают торжеству Церкви и Империи, должны быть отложены и пересмотрены, - все, что способствует этому торжеству, должно быть незамедлительно принято на вооружение. Вопрос о форме государственного правления, об экономическом строе, об отношении к той или иной исторической фигуре не должен быть препятствием к реализации главной задачи. Споры о русском прошлом не должны мешать строительству русского Будущего.
4. Элитаризм
Русские неоконы ставят своей целью реализацию основных задач своей неоконсервативной программы, а не личный приход к власти, поэтому они готовы участвовать в самых разных, внешне даже несовместимых проектах, лишь бы это способствовало идеологическим целям. Русские неоконы знают, что любая формализация собственного движения автоматически ограничивает их политические возможности, поэтому они сознательно не объединяются в какой-либо формальный союз и, тем более, в партию. Потому что идеология и стратегия русских неоконов шире любого политического формата. Это не значит, что они не могут создавать отдельные структуры и вступать в другие организации, вовсе нет, но они никогда не связывают свою стратегию только с одной политической силой, только с одним политическим ходом. Русские неоконы объединены на уровне неформализованного интеллектуального клуба, члены которого могут занимать самые разные должности в государственной системе и входить в самые разные общественные структуры. Эта форма позволяет им координировать свои усилия на разных уровнях и при этом сохранять полную неуязвимость для любых внешних противников. Русских неоконов нельзя "усмирить", "разогнать", "запретить", "купить" или "перевербовать", потому что они объединены только одной силой - силой Идеи.
Существенным "know how" русских неоконов остается ясное понимание того, что в постмодернистском XXI веке сила масс ничтожна по сравнению с возможностями элит. Общее для "старых правых" и "старых левых" представление о том, что реальное изменение политической ситуации возможно только при тотальной мобилизации огромных общественных слоев, только с помощью создания "единственно верной" массовой политической партии - отвергается русскими неоконами как давно развенчанный рудиментарный миф эпохи Модерна. Безусловно, массовые движения бывают нужны, но не они, а только социально активные и политически сознательные элиты двигают Историю. Лучше правильно бить в одну правильную точку, чем вхолостую стрелять во все стороны. Лучше правильно направить одного единственного правильного человека, чем отчаянно завлекать каждого встречного. Потому что речь идет не о религиозной проповеди и даже не об идеологическом воздействии, а о конкретной политической стратегии здесь и сейчас. Поэтому русские неоконы - безусловные элитаристы, у них нет иллюзии всеобщего равенства и надежд на скорую и обязательную справедливость, и эту элитаристскую позицию русские неконы проецируют на положение самой России в окружающем мире. Да, Россия должна спасти весь мир, и в этом смысле Россия действительно "всем должна", но именно поэтому все должны самой России, хотя бы за то, что она уже давно сделала для всего мира. Что должны? Это вам подскажут русские неоконы: новые реакционеры справа, фанатичные исполнители Русского Смысла Истории.
http://www.pravaya.ru/look/7442
Русские неоконы рождаются в преодолении исторического отчаяния, чтобы жить и победить в то время, когда другие решили проиграть и умереть. Русские неоконы фанатически верят во вселенское предназначение России, но они трезво смотрят на мир, давно и сознательно идущий к своему концу. Откуда они взялись - эти совершенно новые типы русской истории? Здесь можно провести прямые параллели с их американскими аналогами. Ученики Лео Штрауса пришли к власти в США, когда их государство достигло апогея своего геополитического могущества: после Второй мировой войны Америка с каждым годом стремительно захватывала геополитическое пространство, апофеозом чего стало разрушение СССР в 1991 году. Однако изначальный мессианский пафос отцов-основателей этой уникальной страны постепенно сходил на нет, воплощаясь либо в наивных пасторальных грезах усталых палеоконов типа Бьюкенена, либо в примитивной, секулярно-вульгарной мифологии "американского образа жизни" жизнерадостных демократов типа Бжезинского. Совершенно очевидно, что если первые оказались исторически неадекватны, то вторые откровенно дискредитировали образ Америки в сознании любых нормальных людей. Требовалось воскресить правую, религиозно-мессианскую идею Америки как "нового Израиля" и подлинного "катехона", но уже на новых, прагматических началах перманентной геополитической экспансии: беспрецедентному могуществу США требовалось оправдание, и оно нашло себя в философии Лео Штрауса и его учеников. Вы можете не верить в то, что США - это империя добра и света, но если в это верит значительная часть американской политической элиты, этого достаточно для самой Америки, а кое-кто и за ее пределами начинает гипнотически повторять эту очевидную ложь. Более того, как мы знаем, ученики Штрауса вообще пришли к выводу, что в сверхценные идеи совершенно не обязательно верить, но их нужно формулировать всему миру, чтобы оправдывать собственное господство. Крайне важно обратить внимание на то, что большинство американских неоконов - бывшие радикальные троцкисты-революционеры, первую половину жизни боровшиеся с американским же капитализмом за мировую коммунистическую революцию. Спрашивается, каким образом леворадикальные троцкисты могли перейти, на первый взгляд, в совершенно противоположный лагерь ново-правых американских империалистов? Дело в том, что троцкизм, а, тем более, англосаксонский неотроцкизм, является последовательным и аутентичным выражением левой коммунистической идеологии. Основная цель учеников Льва Троцкого - тотальное разрушение сложившегося традиционно-буржуазного миропорядка путем тотальной, перманентной коммунистической революции. Сталин с его программой "построения социализма в отдельно взятой стране" отказался от "экспорта мировой революции" (хотя мог бы ее использовать) и вместе с этим отверг радикально-космополитический революционный марксизм вообще. Сталинизм для троцкистов - это "еретическое" отступление вправо по отношению к марксистской "ортодоксии", это почти "фашизм", в чем, собственно, и обвиняют троцкисты сталинскую идеологию. В понимании интернационального троцкистского движения СССР - это только новая версия традиционной имперской России, последнего оплота "мировой реакции" по Марксу. Поэтому существование "национал-большевистского" СССР, а тем более традиционной России представлялось левым троцкистам большим злом, чем господство буржуазных США, где, в отличие от Советского Союза, троцкисты хотя бы могли не скрывать своих убеждений. В итоге часть радикальных троцкистов, разочарованная бессмысленными студенческими псевдореволюциями 1968 года и открывшая для себя учение Лео Штрауса, пересмотрела свое отношение к американскому режиму и решила не только перейти на его сторону, но и занять в нем ключевое положение: так идея мировой перманентной революции левого нигилизма превратилась в идею мировой перманентной экспансии нигилизма либерального. Эта позиция во многом пересекается с идеями французских "новых философов" Андре Глюксмана и Бернара Анри-Леви: преступно бороться с гегемонией США во имя идеалов Модерна, потому что сами США выражают этот проект и являются его последним "катехоном", а "инфантильные" антиамериканцы слева только способствуют мировой реакции, медленно "ползущей" с Востока...
Русские неоконы (за редким исключением) - не бывшие "старые правые", но бывшие консервативные революционеры, в 90-е годы посвятившие свою жизнь свержению либерального режима, а в 2000-е - осознавшие всю глубину тех реальных изменений, которые произошли со страной и ставшие столь же радикальными охранителями, но не ради "порядка и стабильности", а ради тех же целей, которые они преследовали и раньше - ради абсолютного суверенитета и сверхисторической миссии России. Только в отличие от своих американских антиподов они входят в политическую элиту страны не в момент ее исторического апогея, а, напротив, в момент ее глубокого кризиса, когда новый подъем не только не самоочевиден, но напрямую зависит от их собственной политической активности. В этом плане эволюция русских неоконов может быть сравнима с судьбой бывших революционеров, а впоследствии знаменитых идеологов русского консерватизма Федора Достоевского или Льва Тихомирова. Но только с той принципиальной поправкой, что русские неоконы никогда не были "левыми" в чистом смысле этого слова. Если американские неоконы - бывшие левые радикалы, что позволяет им стать радикальными либералами, то русские неоконы только потому стали правыми охранителями, что их прежняя революционность имела сугубо правое обоснование. Если американское неоконы - бывшие троцкисты, то русские неоконы, строго наоборот, как правило, бывшие радикальные реакционеры, "русские фашисты" или национал-большевики. Идея революционной реакции, то есть консервативной революции, революции справа и снизу, превратилась в идею контрреволюционной реакции как революции справа и сверху. Так "консервативные революционеры" становятся "новыми реакционерами" - сущность та же, состояние иное.
Попытаемся обозначить основные, принципиальные установки этих "новых реакционеров", иначе называемых "русскими неоконами":
1. Мессианство
Представление о вселенской и сверхисторической миссии России как Северного Катехона и Москвы как Третьего Рима составляет сущность русского неоконства, объясняет его специфику и отличие от других идеологических платформ. Россия действительно должна спасти весь мир от "тайны беззакония", от расколов и ересей, и, прежде всего, спасти саму себя от той исторической скверны, которая гнетет русских со времен Петра I. Мессианство переживается русскими неоконами как сверхидея собственного существования здесь и сейчас: им противно любое умаление и уничижение исторического значения России и русских, а противники русского мессианства воспринимаются ими как политические враги, на чем бы не основывалась их позиция. Россия, в понимании русских неоконов, - это нация Нового Израиля и Нового Рима, жертвенная, и поэтому обладающая абсолютными правами на геополитическое господство. Если Москва называется столицей мира, всей православной ойкумены, то Московский Патриархат, в противовес сдавшему все позиции Константинопольскому, провозглашается Вселенским. Представление о Московском Патриархате как о Вселенском - отличительная идея русских неоконов, и они готовы отстаивать ее до конца, им она кажется самоочевидной. Именно вера во вселенскую Миссию России заставляет самих русских неоконов решать ее партикулярные проблемы на всех возможных уровнях.
2. Экспансионизм
Мессианство предполагает миссионерство и экспансию как главный принцип политической жизни русских неоконов. Россия как Империя Третьего Рима не знает своих границ, как не может их знать и Вселенская Православная Церковь: вся русская история до 1991 года есть история перманентной планетарной экспансии и только возобновление экспансионистских процессов спасет саму Россию от внутреннего распада. Чтобы сохранить саму себя, Россия должна развернуться вовне, но не как пустая "черная дыра" Бжезинского, а как универсальный геополитический проект, по-своему выстраивающий мировое пространство. Россия должна нарисовать свою геополитическую карту мира и подстраивать окружающую реальность под схематические императивы этой карты. Знамя Третьего Рима должно быть ясно видно во всех концах Земли, а над бывшими русскими землями, преступно отторгнутыми Беловежским сговором, оно должно развеваться уже при нашей жизни. Осевые задачи православной геополитики, освобождение Иерусалима и Константинополя, никто не отменял: это не вопрос политической выгоды, это вопрос нашей Традиции, нашей Веры. Вся православно-евразийская ойкумена должна быть объединена в единую континентальную Империю, и только благоразумный расчет других нарождающихся империй XXI века позволит им временно разделить свои сферы влияния на планете с Москвой. Экспансия может проходить самыми разными путями, но сам императив экспансии не может быть поставлен под сомнение. Поэтому первым внутренним противником русских неоконов остаются эскаписты всех мастей, и сам дух изоляционизма и пораженчества глубоко противен русским неоконам как предательство подлинных интересов России. Церковь и Россия существуют в этом мире не для того, чтобы уйти из него, а для того, чтобы сделать этот мир своим, ибо в этом смысл истории самого мира.
3. Политический прагматизм
Мессианский пафос и дух экспансии заставляет русских неоконов предельно трезво смотреть на сложившуюся в России и мире ситуацию. Россию окружают иные миры, не только не готовые принять Русскую Миссию, но сами желающие навязать России себя, включить ее в свое геополитическое пространство. И в самой Москве далеко не вся политическая элита озабочена русскими национальными интересами, кое-кто готов уже сейчас сдать Россию любым другим мирам, лишь бы не строить Империю... Русские неоконы точно осознают это положение и знают, что никаких проторенных путей к реализации своей мечты не бывает. Поэтому, будучи преданными неизменным истинам Церкви и Империи, русские неоконы не знают предустановленных схем в своей политической стратегии. Здоровый прагматизм в решении всех задач на всех уровнях - вот главный стратегический принцип неоконов. Необходимо отделить главное от вторичного: если главное остается неизменным, то вторичное может меняться, отвечая на парализующие вызовы Времени. Главное - это Русская Православная Церковь и Россия как Православная Империя, их сила, их обустроенность, их политическое могущество и экспансия. Все остальное - вторично. Русские неоконы несводимы к тем или иным доктринам государственного правления или социально-экономического порядка. Все русские неоконы - православные имперцы, но среди них есть и монархисты, и правые демократы, и рыночники, и правые социалисты, и большие архаисты, и большие модернисты. Все методы, которые мешают торжеству Церкви и Империи, должны быть отложены и пересмотрены, - все, что способствует этому торжеству, должно быть незамедлительно принято на вооружение. Вопрос о форме государственного правления, об экономическом строе, об отношении к той или иной исторической фигуре не должен быть препятствием к реализации главной задачи. Споры о русском прошлом не должны мешать строительству русского Будущего.
4. Элитаризм
Русские неоконы ставят своей целью реализацию основных задач своей неоконсервативной программы, а не личный приход к власти, поэтому они готовы участвовать в самых разных, внешне даже несовместимых проектах, лишь бы это способствовало идеологическим целям. Русские неоконы знают, что любая формализация собственного движения автоматически ограничивает их политические возможности, поэтому они сознательно не объединяются в какой-либо формальный союз и, тем более, в партию. Потому что идеология и стратегия русских неоконов шире любого политического формата. Это не значит, что они не могут создавать отдельные структуры и вступать в другие организации, вовсе нет, но они никогда не связывают свою стратегию только с одной политической силой, только с одним политическим ходом. Русские неоконы объединены на уровне неформализованного интеллектуального клуба, члены которого могут занимать самые разные должности в государственной системе и входить в самые разные общественные структуры. Эта форма позволяет им координировать свои усилия на разных уровнях и при этом сохранять полную неуязвимость для любых внешних противников. Русских неоконов нельзя "усмирить", "разогнать", "запретить", "купить" или "перевербовать", потому что они объединены только одной силой - силой Идеи.
Существенным "know how" русских неоконов остается ясное понимание того, что в постмодернистском XXI веке сила масс ничтожна по сравнению с возможностями элит. Общее для "старых правых" и "старых левых" представление о том, что реальное изменение политической ситуации возможно только при тотальной мобилизации огромных общественных слоев, только с помощью создания "единственно верной" массовой политической партии - отвергается русскими неоконами как давно развенчанный рудиментарный миф эпохи Модерна. Безусловно, массовые движения бывают нужны, но не они, а только социально активные и политически сознательные элиты двигают Историю. Лучше правильно бить в одну правильную точку, чем вхолостую стрелять во все стороны. Лучше правильно направить одного единственного правильного человека, чем отчаянно завлекать каждого встречного. Потому что речь идет не о религиозной проповеди и даже не об идеологическом воздействии, а о конкретной политической стратегии здесь и сейчас. Поэтому русские неоконы - безусловные элитаристы, у них нет иллюзии всеобщего равенства и надежд на скорую и обязательную справедливость, и эту элитаристскую позицию русские неконы проецируют на положение самой России в окружающем мире. Да, Россия должна спасти весь мир, и в этом смысле Россия действительно "всем должна", но именно поэтому все должны самой России, хотя бы за то, что она уже давно сделала для всего мира. Что должны? Это вам подскажут русские неоконы: новые реакционеры справа, фанатичные исполнители Русского Смысла Истории.
http://www.pravaya.ru/look/7442
