Местность современного района "Лефортово" всегда была тесно связана с историей России. Неспокойный период царствования Ивана Грозного, Смутное время закрепили стратегическое значение западных дорог Москвы. Не случайно, что здесь располагалось наибольшее количество стрелецких слобод. Дороги на восток считались в ту пору более мирными, и восточная часть Земляного города, а впоследствии и территория за его пределами, стала заселяться знатными и богатыми людьми. Кроме того, стремление самодержцев "высвободиться, хоть временно, из кремлевской тесноты на простор подгородних мест" также стало одной из причин активного освоения восточных предместий. При Михаиле Федоровиче царским местопребыванием становится с. Покровское, при Алексее Михайловиче - Измайлово, потом - Преображенское. Петр I тесно соединил дворцовые села с островком западноевропейской жизни в Москве - Немецкой слободой. В результате сложилась территория новой "Яузской Москвы" в противоположность старой, омываемой Москвой-рекой и Неглинной. Она стала не просто географическим понятием, но неким культурным феноменом, включавшем в себя ряд западноевропейских черт: регулярность застройки, архитектуру зданий и их внутреннее убранство, образ жизни, времяпрепровождение и др.
Лефортово являлось одной из составляющих этого нового московского явления. Свое название район получил от расквартировавшегося в конце XVII в. на левом берегу Яузы против Немецкой слободы Первого московского выборного полка. Командиром его был знаменитый сподвижник Петра I Ф. Лефорт. Полк в просторечии назывался Лефортовским, что и дало название местности.
Первоначально район относился к государственным выгонным землям с. Карачарова. На рисунке Немецкой слободы 1661 - 1662 гг. И.Р. Сторна из книги А. Мейерберга "Путешествие в Московию" показаны два моста через Яузу на ее пустынный левый берег, что свидетельствует о хозяйственном значении этих земель. Не исключено, что ими пользовались жители учрежденной в 1652 г. Немецкой слободы, т.к. Соборное уложение 1649 г. устанавливало вокруг Земляного города четырехверстный пояс выгонных городских пастбищ. Правильность этого положения доказывает документ от 14 мая 1686 г., обнаруженный историком и археографом протоиереем Н.А. Скворцовым: "...Генерал Афанасий [Федорович] Траунихит бил челом, что под Новонемецкой слободою подле Яузы реки пустой болотный остров лежит впусте, и никто тем островом не владеет, и чтоб той остров отдать ему для прокормления летним временем лошадей". Таким образом, выгонная земля левобережья Яузы в последнее десятилетие XVII в. стала раздаваться в частные владения.
Лефортовская солдатская слобода, судя по описи 1730 г. и плану Москвы 1739 г., была разбита регулярно. Главные улицы пересекали перпендикулярно к ней расположенные переулки. Названия улиц в документах не указаны. Однако по аналогии с Преображенской и Семеновской слободами они, вероятно, назывались Первая, Вторая и т.д. Переулки были безымянными и долгое время именовались "проезжими".
По территории и населенности Лефортово значительно уступало Бутырской и Преображенской слободам, а по составу населения было более демократичным. Здесь жили преимущественно низшие чины 1-го Московского, Преображенского, Семеновского и др. полков, а офицеры - в основном иностранцы - предпочитали ей Немецкую слободу. Перепись 1730 г. отмечает в Лефортове 395 дворов; из них 11 принадлежало обер-офицерам, 24 - унтер-офицерам и капралам, 201 - солдатам, 29 - "солдатским женам, вдовам и детям". Проживали здесь в небольшом количестве (в отличие от соседних солдатских слобод) и разночинцы: фельдшер Никита Первухин, "габойский мастер" Иван Тарасов, крестьяне Ростовского уезда.
Лефортово к концу петровского времени оставалось во многом отдельным замкнутым миром. Здесь все было свое, как в небольшом городке или богатом селе - церковь, съезжая изба, фельдшер, лавки и рынок. Военное население со временем сокращалось. В последней четверти XVIII в. Лефортово значилось уже "слободой поселившихся разных чинов людей на левом берегу речки Синички". Здесь обосновалось немало ткачей, которые занимались подпольным производством и сбытом продуктов своего ремесла. Слобода оставалась небольшой. В 1775 г. приход Петропавловского храма состоял всего из 577 человек.
Возведение храма, посвященного небесным покровителям царя апостолам Петру и Павлу в 1711 г., по-видимому, связано не только с широким распространением такого названия главных
престолов в петровское время, но и с оформлением в XVII - начале XVIII в. в Москве нового градостроительного центра, несущего в себе некую официальную символику. Храм был сооружен рядом со ставшей фактически царской резиденцией усадьбой Ф.А. Головина и Военным госпиталем - первым государственным медицинским учреждением. Почти одновременно с ним были построены еще две одноименных церкви: на холме близ впадения Яузы в Москва-реку, отмечающего начало водного пути от Кремля в новый правительственный центр, и в Капитанской слободе в начале Новой Басманной ул., ставшей в первой четверти XVIII в. идейно-градостроительным ориентиром новой Москвы. Таким образом, возник огромный пространственный треугольник, заключавший в себя обширный район Яузской Москвы. Вышеперечисленные церкви как бы фиксировали его углы.
Реформы Петра I, оставившие неизгладимый след в истории России, коснулись и медицины. 25 мая 1706 г. царь учредил в Москве "Военную гошпиталь" "против Немецкой слободы в пристойном месте". 21 ноября 1707 г. госпиталь принял первых больных. При нем функционировали хирургическое училище и анатомический театр, в котором любил бывать Петр I. Основателем и "наставником при сем разсаднике будущих российских врачей" стал приглашенный незадолго перед этим на русскую службу голландец Николай Бидлоо. Это был человек разносторонних дарований, сочетавший в себе профессиональные естественно-научные знания и художественные способности, высоко ценимые будущим императором. Именно ему царь поручил разработать проект больницы. Образцами для Н. Бидлоо послужили госпитальные здания в Гринвиче, Лейдене и других европейских городах с их линейным расположением корпусов и симметричной планировкой. Очевидец, описывая лефортовский госпиталь, в этой связи отмечал: "Больница разделена на две части, из коих в одной стоит семь постелей, каждая на двоих, по середине - девять, каждая для одного человека, а на световой стороне - десять, тоже каждая для двоих. То же самое и в другой части". Фасад главного здания госпиталя украшали колонны и декоративные парапеты. Однако при строительстве прослеживалась и специфическая местная традиция - постройки были выполнены в дереве, но в подражание каменным. Жилые и больничные помещения "светлиц" представляли собой обычные срубы, "связанные между собою, где теплыми бревенчатыми, а где досчатыми сенями". Некоторые исследователи видели сходство планировочной структуры лечебного учреждения Н. Бидлоо и фахверкового госпиталя на Выборгской стороне в Петербурге, что говорит об архитектурном взаимодействии Москвы и новой столицы России.
Огромный интерес вызывала у современников и усадьба Н. Бидлоо, располагавшаяся на прямоугольном участке левого берега Яузы, слева от госпиталя, между рекой и Лефортовской слободой. Небольшая по площади, эта летняя резиденция была комфортной и уютной. Вход из госпиталя в усадьбу был оформлен Триумфальными воротами. Летний дом и павильоны располагались в окружении удачно спланированных бассейнов, фонтанов, боскетов, цветников с декоративными клумбами и скульптурой. В глубине участка находился большой хозяйственный двор. Главная аллея сада выводила к декоративной пристани на Яузе. При разбивке сада Н. Бидлоо использовал принципы построения французского регулярного парка, поэтому примечательной особенностью его являлась роща на берегу Яузы как уголок естественной природы. Петру I так понравился новый западноевропейский уголок Москвы, что Н. Бидлоо "был почтен частыми визитами монарха".
Разносторонность творческих дарований голландского врача проявилась и в организации театральных представлений. Так, в январе 1723 г. была сыграна комедия "История царя Александра и царя Дария". Труппа была составлена из "молодых людей, которые учатся в гошпитале хирургии и анатомии". На постановках нередко присутствовал царь в окружении именитых гостей.
Время и пожары не пощадили строений Н. Бидлоо. Тем не менее, Военный госпиталь дал имя деревянному (до 1916) мосту через Яузу в Немецкую слободу - Госпитальный. Кроме того, первые архитектурные комплексы Лефортова выполненные под влиянием западноевропейских веяний оказали несомненное влияние на становление нового стиля русского зодчества.
С основанием Петербурга Лефортово не переставало притягивать к себе внимание царствующих особ, что послужило предпосылкой для формирования здесь на протяжении всего XVIII в. уникальных дворцово-парковых ансамблей. Усадьба Ф.А. Головина - образец западноевропейской архитектуры - использовалась Петром I для государственных приемов, ассамблей и впоследствии была им куплена. Во времена Анны Иоанновны камерный по своей композиции комплекс превратился в парадную императорскую резиденцию, став средоточием дворцовой жизни Москвы. Ф.-Б. Растрелли, используя европейский опыт, сумел решить грандиозные планировочные задачи, отвечавшие вкусам российских императриц. Так, Анненгофский дворец Анны Иоанновны представлял собой "преславные палаты в прежде бывшем Головинском саду при Яузе в Немецкой слободе, которые так изрядный проспект имеют, что оные другим, имеющимся в Европе таким же увеселительным дворам ни в чем не уступят".
При Елизавете Петровне
этот уникальный дворцово-парковый ансамбль продолжал оставаться одним из увеселительных центров города. В Оперном доме, построенном к коронации императрицы, 29 мая 1742 г. состоялось представление оперы "Милосердие Тита", постановку которой осуществили в России, а не за границей. Эта премьера стала событием в культурной жизни тогдашней Москвы. Хотя ее авторами, устроителями, главными исполнителями являлись иностранцы, и само представление именовалось "итальянской оперой", в нем участвовали русские "танцовальщики и танцовальщицы", а также впервые - хор русских певчих, который, по отзывам очевидцев, был великолепен. Оперный дом стал одним из центров притяжения городских театралов.
С прокладкой в 1742 г. Камер-Коллежского вала Лефортовская слобода вошла в состав городских территорий. Тем не менее, для современников Лефортово продолжало ассоциироваться не со слободской жизнью, а с праздными дворцовыми увеселениями. Еще во второй половине 50 - начале 60-х гг. XVIII в. рядом с Оперным домом устраивают большую увеселительную зону. По проекту К. Бланка были сооружены павильоны, беседки, карусели. Участок с обеих сторон окаймляли обсаженные липами "перспективы". За ними были расположены в окружении беседок две большие катальные горы с въездами и "раскатами на обе стороны". Этот уголок Москвы стал излюбленным местом гуляний привилегированной публики, хотя туда допускались и представители других сословий. Знатных купцов иногда можно было увидеть и на маскарадах, проводимых Елизаветой Петровной в покоях Головинского дворца. Однако в этих случаях праздник проходил "с обыкновенным разделением" залов "на шляхетский и мещанский, или на придворные и городские маски". Условием попадания на увеселительные мероприятия являлось отсутствие у приглашенного какого-либо вооружения.
В 1771 г. в городе свирепствовала чума, унося ежедневно десятки человеческих жизней. 16 сентября вспыхнул бунт, прологом которого стало убийство Преосвященного Амвросия. Для наведения порядка в Москву прибыл граф Г.Г. Орлов. Он остановился в Головинском дворце. По неизвестной причине ночью 31 декабря дворец загорелся и "горел до самого разсвету".
В мае 1773 г. началось возведение нового Екатерининского дворца, строительство которого затянулось почти на четверть века. Дворцовая жизнь в Лефортове замирает, хотя летние гуляния продолжались. На них допускалась как и прежде не одна лишь "знатная публика". Но среди гуляющих оставалась социальная градация. Купцы и купчихи в своих национальных костюмах плотно "стояли по обеим сторонам аллеи" и, "едва приподнимая глаза", смотрели на проходящих господ, не смея с ними смешиваться. Верхний Анненгофский парк со времен Елизаветы Петровны постепенно приходил в запустение. Головинский сад еще пытались поддерживать в должном состоянии. На некоего путешественника из Англии дворцовый парк в Лефортове произвел самое благоприятное впечатление: "...Я не видал, с самого отъезда из Англии, таких прекрасных, усыпанных гравием, дорожек, как в этом саду. Кое-где видны хорошенькие куртинки". Он же отмечал, что парк разбит "в старинном вкусе" с сохранившейся геометрической планировкой. Путешественника лишь поразило бесчисленное множество "безобразных статуй: Геркулеса, купидонов, дельфинов и рыб, Аполлонов или Диан", а особенно "статуй, изображающих женщину с рогом изобилия, из которого сыпятся не плоды, зерна и цветы, как обыкновенно, а короны, диадемы и митры". Однако в то время уже существовали проекты изменения парка при Екатерининском дворце и по выражению автора путевых заметок, "дни всех этих богов и богинь сочтены" и "эти смехотворные украшения будут убраны и заменены более подходящими".
Император Павел I отдал приказ о передаче нового дворца под казармы. Вещи, которые "годны быть могут", предписывалось перенести в Кремлевский и Лефортовский дворцы. Здание же было перестроено согласно новому функциональному значению и 1 октября 1797 г. в нем разместился полк И.П. Архарова.
На месте Оперного театра, в 1783 г. подаренного Воспитательному дому и, видимо, вскоре разрушившегося, был устроен плац (позже - площадь). Под него вырубили и переднюю часть Верхнего сада, который ограничивается сегодня Проломным, 1-м, 2-м Краснокурсантскими проездами и Лефортовским валом. Возвращаясь к своим истокам, Лефортово вновь становится военным центром.
Наступила новая эпоха в развитии района. Если почти на всем протяжении XVIII в. здесь существовало два обособленных мира - собственно слобода и дворцово-парковый ансамбль, то к началу XIX в. они постепенно объединяются в единое понятие "Лефортово". Связано это было не только с передачей Екатерининского дворца военному ведомству. Важным шагом для дальнейшего развития района стала Жалованная грамота городам 1785 г., которая установила понятие города как совокупности всех его жителей и даровала единую организацию не только тяглым общинам посада, но и всем сословиям. Последние черты слободского деления Москвы были ликвидированы, хотя термины "слобода", "слободской" продолжали бытовать в языке московского населения до второй половины XIX в.
Память же об исторических границах Лефортовской слободы сохранялась вплоть до начала XX в. Причем они тесно связывались с землями притча Петропавловского храма, территория которого была меньше официального административного деления. И если Лефортовская часть, неоднократно менявшаяся, доходила временами до Преображенского включительно, то "Лефортовское урочище", т.е. историческая часть района, была очень небольшой. В конце XVIII в. в нее входили лишь Лефортовская слобода с примыкающими к ней казенными зданиями да старинное сельцо Александровка, в конце XIX в. выросшее в большую Александровскую слободку. В начале XX в. границами притча считались река Яуза, Владимирское шоссе, Лефортовская линия Окружной железной дороги и Введенские горы.
Несмотря на то, что характер посадской общины в Москве сохранялся до 1863 г., Лефортово постепенно приобретает все больше городских черт. Однако дух своего особенного мира еще продолжал здесь оставаться. Одной из таких особенностей Лефортова являлось то, что почти до середины XX в. район состоял из ряда обособленных крупных ансамблей при незначительной роли естественного роста населения, формирующего исторический облик городских территорий. Так, согласно "Алфавитным спискам всех частей столичного города Москвы" 1818 г. частные дома различных чинов людей значатся по Владимирской, Петропавловской ул., Просвиринскому, Кружильному, Княжецкому, Бобарыкинскому пер. Часть этих владений обозначены как пустопорожние или огородные земли. Остальная территория принадлежала Кремлевской экспедиции, и лишь небольшой участок огородной земли у Яузы числился за Градским обществом. В 1834 г. в приходе церкви Петра и Павла насчитывалось: дворов - 21, "душ мужска пола - 186, женска - 165".
Пожар 1812 г. серьезного ущерба Лефортову не причинил. По данным "Генерального плана столичного города Москвы" 1813 г., выгорели небольшая часть Солдатской слободы против церкви Петра и Павла, и, по-видимому, здания севернее Военного госпиталя, построенного архитектором И.В. Еготовым в 1798 - 1802 гг. Последнее весьма удачно завершило композицию дворцово-паркового комплекса. Ориентированное на главную, параллельную Яузе аллею Головинского сада, оно тем самым зрительно замыкало ансамбль со стороны Семеновской слободы.
Тяжелым испытанием для жителей стали события лета 1834 г. Пожар, возникший в Лефортовской и Рогожской частях, уничтожил значительную часть построек. В Лефортове выгорело три четверти кварталов Солдатской слободы и Офицерский госпиталь. После пожара была создана Комиссия для предварительных соображений к лучшему урегулированию Лефортовских кварталов, состоящая из полицмейстера, инспектора Комиссии для строений в Москве, старшего архитектора, землемера, четырех оценщиков земли. Предложенный Комиссией проект перепланировки бывшей Солдатской слободы предусматривал на месте уничтоженных огнем кварталов и купленных у обывателей земель разбивку площади перед Военным госпиталем. Не отошедшие под нее владения территории в большинстве случаев также изменили свои границы, после чего планировка местности окончательно утратила свой первоначальный вид.
Ведомости владений, составленные во время работы Комиссии, показывают нам социальный состав населения бывшей Солдатской слободы на 1834 г. По-прежнему ее заселяли преимущественно мещане, купцы, титулярные советники, коллежские асессоры, различные воинские чины, их жены и вдовы, священнослужители. Среди жителей еще встречались и представители дворянских фамилий Ушаковых, Орловых-Чесменских, Шереметевых и др.
Ведомости дают также представление о характере построек обывателей допожарного Лефортова. Судя по описаниям интерьеров и количеству построек, дома в основном принадлежали людям среднего и ниже среднего достатка. Это были деревянные здания на каменном фундаменте с крытыми железом или тесом крышами. У некоторых владельцев стены домов снаружи также обшивались тесом. Часть построек была с мезонином, что было широко распространенным явление в первой половине XIX в. В архитектурном руководстве этого времени объяснялось: "Так как деревянные строения воспрещено законом возводить двухэтажные, по этой причине мезонины употребляются с пользою... для большей поместительности..." Стены и потолки были бревенчатые или оштукатуренные, полы - дощатые, иногда крашенные масляной краской, а в кухнях и коридорах встречались и кирпичные, печи - как русские, так и голландские. Это были типовые жилые дома - практичные, предельно экономичные, зародившиеся еще в XVIII в. и адаптированные к потребностям всех слоев населения. Нередко покупались и уже готовые срубы, которые "по перевезении на место остается только скрепить".
Вышеописанные типы жилищ большинства обывателей Лефортова были надолго законсервированы на территории района и только пожар 1834 г. (более чем на два десятка лет позже чем в центре Москвы) послужил толчком к началу каменного строительства, осуществлявшегося под руководством архитектора, а не с оглядкой на соседа, родственника и т.п. Так, планы и фасады проектируемого двухэтажного каменного дома для церковного притча Петропавловского храма оказались первыми "с правилами архитектуры согласными" и должны были производиться "под надзором опытного архитектора". Вокруг церкви предполагалось проложить тротуары и тумбы, а территорию около храма - вымостить. Но еще и в 1870 г. Лефортовская часть занимала второе место после Серпуховской по количеству незамощеных улиц.
Полусельский пейзаж Лефортова долгое время соседствовал с великолепными памятниками архитектуры. Лишь к началу XX в. район стал напоминать город, с характерными для него чертами. Например, в доме имени Н.В. Щегляевой, принадлежавшем Братолюбивому обществу снабжения в Москве неимущих квартирами, при оценке строения указывались мозаичные полы, водопровод и отопление. Однако не только в элементарных удобствах, столь привычных для современного человека, проявлялись эти черты.
Поэзия с торговлей рядом,
Ворвался Манчестер в Царь-град,
Паровики дымятся смрадом,
Рай неги и рабочий ад.
Эти строки П.А. Вяземского образно и ярко характеризуют жизнь Москвы Яузской во второй половине XIX в.
Промышленное развитие Лефортова начиналось в начале XVIII в. с возникновения казенных и частных фабрик. В 1709 г. мать Павла Ягужинского, иноземка, вдова Екатерина Мальцова продала остров против Немецкой слободы под строение казенного скатерного и полотняного завода. Несколько лет спустя рядом с ним возникла полотняная фабрика известного предпринимателя "галанской земли иноземца" Ивана Павловича Тамеса. С 1718 г. он возглавлял еще и предприятие в Хамовниках, отданное ему Петром I для производства "полотна, и скатерти, и салфетки, и тики добротой против заморских". Из документа архива А.Ф. Малиновского, составленного между 1763 и 1780 гг., следует, что в Лефортовской слободе значится "двор суконной фабрики содержателя Журавлева" и "двор обер-директора и шелковой фабрики содержателя Василья Макарова сына Кастота". На Введенских горах в конце XVIII в. располагался кирпичный завод Дворцового ведомства. С течением времени казенные предприятия перешли в частные руки, часть фабрик разорилась или сменила хозяев. Появляются новые заводчики из мещан, солдаток и крестьян, производящих "мелочную фабричную промышленность". Если в первой половине XIX в. основным средством существования жителей района была сдача жилья внаем, то, начиная с 1860-х гг. во многих домах разместились торговые, ломовые, извозные, бронзолитейные, паяльные, слесарные и др. заведения. Широко распространенные в XVIII - первой половине XIX вв. текстильные отрасли производства были постепенно вытеснены предприятиями другого профиля. Возникли мыльные и свечные, водочные, восковые и сургучные фабрики. Со временем количество предприятий только умножилось. Лефортово все больше приобретает промышленный характер.
Во второй половине XIX в. здесь были построены железопрокатный металлургический завод французского подданного Ю.П. Гужона (1883), "Товарищество для эксплуатации электричества М.М. Подобедова и К °" (1895; более известно как "Рускабель"), Казенный винный склад N1 (1898) и др. В 1877 г. в бывшем доме П.А. Строгонова и братьев А.В. и И.В. Алексеевых разместилось Северное общество страхования и склада товаров, а с 1883 г. - Московская главная складочная таможня. В 80-е гг. XIX в. Лефортовская часть в сознании современников уже представлялась фабрично-заводским районом, где свободные от построек земли были заняты садами и огородами. Такой бурный всплеск промышленного производства отразился на образе жизни людей, их быте и нравах. Поведение человека все более индивидуализируется, в то же время приобретая стандартизированный характер. Тем не менее, в Лефортове продолжал царить свой особой мир. Большую роль в этом теперь стали играть расположенные здесь военно-учебные заведения, ставшие своеобразным культурным центром района.
В 1824 г. в бывшем Екатерининском дворце разместился Смоленский кадетский корпус, основанный в местечке Шклове Могилевской губ. генералом С.Г. Зоричем. 3 августа того же года он был переименован в Московский кадетский корпус (с 1838 г. - 1-й Московский кадетский корпус). 6 декабря 1849 г. открылся 2-й Московский кадетский корпус, который поместили в том же Екатерининском дворце. С середины 60-х гг. XIX в. в южной части Красных казарм размещалось Московское пехотное юнкерское училище, более известное как Алексеевское военное училище.
Из кадетских корпусов (в 1864 - 1882 гг. - военных гимназий) Лефортова вышли не только кадровые военные. Знакомые с детства картины "Сватовство майора", "Свежий кавалер", "Разборчивая невеста" принадлежат выпускнику 1-го Московского кадетского корпуса П.А. Федотову. Выпускниками того же корпуса были историк и археолог Л.А. Кавелин, гидрограф Н.А. Ивашинцев, публицист Н.И. Шульгин, драматург П.М. Невежин. В десятилетнем возрасте во 2-ю Московскую военную гимназию, вскоре преобразованную во 2-й кадетский корпус, был зачислен А.И. Куприн, написавший повесть "На переломе" ("Кадеты"), ярко и образно рассказывающую о жизни воспитанников. Окончил его и Н.Н. Каразин, собравший во время своей последующей службы в войсках Туркестанского военного округа богатый этнографический и изобразительный материал о жизни Средней Азии. Признанным авторитетом в области этнографии, экономики и истории сопредельных России стран Востока был выпускник Алексеевского военного училища А.Е. Снесарев.
Даже приведенные выше краткие сведения о выпускниках военно-учебных заведений показывают, что офицерский корпус российской армии в XIX - начале XX в. обладал хорошей подготовкой для научных занятий, основы которой закладывались во время учебы. Кроме того, педагоги прививали воспитанникам и любовь к искусству. Занятия музыкой, танцами, рисованием, организация драматических кружков традиционно присутствовали в учебных занятиях военных: офицер, будучи человеком государственным, должен был обладать не только строевой выправкой, но и умением "держаться на людях".
Репертуар спектаклей был различным. От патриотических произведений
и комедийных пьес А.П. Чехова до водевилей, постановки которых были широко распространены в любительских кружках. Кадеты часто посещали концерты и спектакли профессиональных театров, занимались вокалом. А.Е. Снесарев несколько раз выступал в концертах вместе с Л.В. Собиновым. Последний был зачислен в Московское юнкерское училище после окончания юридического факультета Московского университета для прохождения воинской службы. Некоторые выпускники целиком посвящали себя театру. Например, С.П. Ольгин - воспитанник 1-го Московского кадетского корпуса, прослужив на военном поприще восемнадцать лет, поступил в театральное училище, через два года с отличием его закончил и стал профессиональным артистом.
Военно-учебные заведения были тесно связаны и с непосредственной жизнью Лефортова. В парке 1-го Московского кадетского корпуса в продолжение традиций XVIII столетия проводились гуляния. Военные оркестры были постоянными участниками этих городских увеселений. Развлекательные мероприятия были своеобразной отдушиной в достаточно монотонном течении жизни жителей Лефортова и близлежащих территорий. Они будоражили воображение, расширяя привычные представления о мире. Круг посетителей постепенно
расширялся, что выражало общую тенденцию к демократизации русской культуры в XIX в. Если первоначально придворные забавы и развлечения были привилегией двора и аристократии, то вслед за ними во всевозможные увеселительные мероприятия по западному образцу втягивались категории населения, стоявшие ниже в иерархической сословной лестнице. Этому способствовала и нарастающая коммерциализация досуга. Современник, описывая гуляния в Лефортове в 1830-х гг., писал, что купцы и купчихи уже не стесняются аристократии, а "разгуливают с ними, одеты как они; исключений мало!" Тот же очевидец подчеркивал, что парк в Лефортове пользовался огромной популярностью: "Не было ни одной части города, из которой не приехали или не пришли бы сюда подышать благорастворенным воздухом. В саду около восьми часов уже не гуляли, а передвигались: так было тесно, несмотря на необыкновенную широкую главную аллею". В 1850 г. лефортовский частный пристав в своем донесении указывал, что во время представления полета на воздушном шаре 22 мая парк посетило 4 392 человека, а экипажей приехало: "карет и колясок - 510, дрожек - 839".
На особо зрелищные мероприятия приходили по большей части обеспеченные слои общества, т.к. плата на них была достаточно высока. Входной билет без места в 1850 г. стоил 75 коп., тогда как в другие парки можно было попасть за 30 коп. и менее. Домашняя прислуга, бывшие крестьяне, офицеры и купцы встречались на гуляниях в Вознесение и Троицын день. Помимо традиционных православных праздников, в парке проводились скачки, "искуственное показание силы", полеты на воздушных шарах, иллюминации и др.
В конце XIX - начале XX в. урбанизация района способствовала развитию новых форм развлечений - концертов и театров для рабочих. Они возникали по инициативе общественных, государственных организаций, владельцев заводов и фабрик. 29 ноября 1902 г. был заключен договор между надзирателем 1-го округа Московского акцизного управления А.А. Мордмилловичем и заведующим театральной частью Русского охотничьего клуба И.И. Геннертом об открытии театральной сцены в столовой склада. Судя по описаниям декораций первого спектакля ("дом сельский", "павильон - внутренность избы" и др.), предполагалось поставить пьесу из "народной жизни".
Создание культурных учреждений для рабочих было не единственным делом общественных деятелей и организаций. Огромные незастроенные кварталы Лефортова, дешевизна земли, большое количество садов и парков, а также особое отношение императорского двора к району способствовали возникновению на его территории значительного количества благотворительных организаций. Наиболее известными из них были Александровская община "Утоли моя печали" и Братолюбивое общество снабжения в Москве неимущих квартирами.
Ураган
16 июня 1904 г., в результате которого многие здания были повреждены, а от "былой красоты тенистых аллей" Анненгофской рощи остались лишь "печальные пни", оказал решающее влияние на судьбу Лефортова. Вскоре после этого события инженер по благоустройству городской управы С.С. Шестаков выдвинул предложение о приобретении городом у Министерства земледелия и государственных имуществ земли Анненгофской рощи. По плану регулирования новой территории предусматривалась разбивка парка в центре Анненгофского района и сквера на участке близ Военной тюрьмы, построенной в 1881 г. Вокруг парка были отведены участки под стоянку извозчиков, трамвайную станцию, водоразбор, рынок, городские общественные учреждения.
12 февраля 1913 г. Московская городская дума постановила в честь празднования 300-летия Дома Романовых построить на территории Анненгофской рощи Романовскую больницу с прокладкой между ней и зданиями кадетских корпусов одноименного проспекта. Покупка городом земли рощи состоялась 12 марта 1915 г. Сразу же начались работы по ее регулированию и замощению. Однако Первая мировая война и революционный 1917 г. помешали реализации этого грандиозного проекта.
К 1917 г. район оставался московской окраиной. Традиционный сельский быт и образ жизни сочетался здесь с новыми европейскими веяниями, великолепные памятники архитектуры стояли рядом с типовыми постройками, существующие улицы и переулки с большой плотностью заселения располагались среди огромной незастроенной территории. Почти каждое десятилетие приносило в жизнь Лефортова что-нибудь новое, но приобретая типичные черты других московских окраин, оно тем не менее сберегло свой особый дух, хранителем которого продолжали оставаться военные учебные заведения. Отношение жителей к своему району можно выразить словами: "Большинство живет, растет и строится там по призванию, по своей задушевной цели, иные живут по привычке, иные по неволе, многие там только и дома..."
В советское время Лефортово приобрело (наряду с промышленным и военным) статус научного центра. В настоящее время на территории Лефортова расположены различные учебные и научно-исследовательские институты, что во многом определяет высокий образовательный уровень населения района. По данным на 1997 г. на долю инженерно-технических работников приходилось - 21,5%, научных работников, врачей, преподавателей, журналистов - 16,1%, квалифицированных рабочих - 36,3%, руководящих работников - 2,6% населения.
Административное деление района, как и раньше, не совпадало с историческим ядром Лефортова, что все больше размывало границы памяти о нем. Бывшая Солдатская слобода в 1970 - 1980-е гг. во время строительства жилых домов была практически полностью снесена. Здания некогда целостного уникального дворцово-паркового ансамбля, находясь в руках многих хозяев, также сохранялись по-разному. Лишь начиная с 1940 - 1960-х гг. постепенно стало приходить осознание того, что в Лефортове находятся великолепные памятники архитектуры. Р.П. Подольский, О.С. Евангулова, С.Н. Палентреер, Т.Б. Дубяго и другие начинают первые архивные и натурные исследования дворцово-паркового комплекса. С 1970-х гг. в связи с предполагаемым строительством третьего транспортного кольца эти изыскания перешли в практическое русло. Указом президента России в 1995 г. Екатерининскому, Лефортовскому и Слободскому дворцам присвоен статус памятника федерального значения. Началась деятельность по возрождению бывшего Анненгофского парка. Однако пока реставрационные работы не коснулись Лефортовского дворца.
При продолжении реставрационных работ необходимо также продолжать исследования историко-культурного феномена Лефортова как части Москвы Яузской. Ведь общая структура понимания эпохи включает в себя не только изучение отдельных архитектурных шедевров, но и анализ исторических событий, окружающего памятники пространства, мировоззрения, мироощущения, духовной деятельности людей. Лишь такой комплексный подход поможет осмыслить и осознать наследие прошлого Лефортова, а также наметить пути поиска новых организационных форм, где традиционная культура района сохранялась бы в рамках живых культурных и социально-экономических структур.
http://www.pobeda.ru/biblioteka/lefortovo.html
Лефортово являлось одной из составляющих этого нового московского явления. Свое название район получил от расквартировавшегося в конце XVII в. на левом берегу Яузы против Немецкой слободы Первого московского выборного полка. Командиром его был знаменитый сподвижник Петра I Ф. Лефорт. Полк в просторечии назывался Лефортовским, что и дало название местности.
Первоначально район относился к государственным выгонным землям с. Карачарова. На рисунке Немецкой слободы 1661 - 1662 гг. И.Р. Сторна из книги А. Мейерберга "Путешествие в Московию" показаны два моста через Яузу на ее пустынный левый берег, что свидетельствует о хозяйственном значении этих земель. Не исключено, что ими пользовались жители учрежденной в 1652 г. Немецкой слободы, т.к. Соборное уложение 1649 г. устанавливало вокруг Земляного города четырехверстный пояс выгонных городских пастбищ. Правильность этого положения доказывает документ от 14 мая 1686 г., обнаруженный историком и археографом протоиереем Н.А. Скворцовым: "...Генерал Афанасий [Федорович] Траунихит бил челом, что под Новонемецкой слободою подле Яузы реки пустой болотный остров лежит впусте, и никто тем островом не владеет, и чтоб той остров отдать ему для прокормления летним временем лошадей". Таким образом, выгонная земля левобережья Яузы в последнее десятилетие XVII в. стала раздаваться в частные владения.
Лефортовская солдатская слобода, судя по описи 1730 г. и плану Москвы 1739 г., была разбита регулярно. Главные улицы пересекали перпендикулярно к ней расположенные переулки. Названия улиц в документах не указаны. Однако по аналогии с Преображенской и Семеновской слободами они, вероятно, назывались Первая, Вторая и т.д. Переулки были безымянными и долгое время именовались "проезжими".
По территории и населенности Лефортово значительно уступало Бутырской и Преображенской слободам, а по составу населения было более демократичным. Здесь жили преимущественно низшие чины 1-го Московского, Преображенского, Семеновского и др. полков, а офицеры - в основном иностранцы - предпочитали ей Немецкую слободу. Перепись 1730 г. отмечает в Лефортове 395 дворов; из них 11 принадлежало обер-офицерам, 24 - унтер-офицерам и капралам, 201 - солдатам, 29 - "солдатским женам, вдовам и детям". Проживали здесь в небольшом количестве (в отличие от соседних солдатских слобод) и разночинцы: фельдшер Никита Первухин, "габойский мастер" Иван Тарасов, крестьяне Ростовского уезда.
Лефортово к концу петровского времени оставалось во многом отдельным замкнутым миром. Здесь все было свое, как в небольшом городке или богатом селе - церковь, съезжая изба, фельдшер, лавки и рынок. Военное население со временем сокращалось. В последней четверти XVIII в. Лефортово значилось уже "слободой поселившихся разных чинов людей на левом берегу речки Синички". Здесь обосновалось немало ткачей, которые занимались подпольным производством и сбытом продуктов своего ремесла. Слобода оставалась небольшой. В 1775 г. приход Петропавловского храма состоял всего из 577 человек.
Возведение храма, посвященного небесным покровителям царя апостолам Петру и Павлу в 1711 г., по-видимому, связано не только с широким распространением такого названия главных
престолов в петровское время, но и с оформлением в XVII - начале XVIII в. в Москве нового градостроительного центра, несущего в себе некую официальную символику. Храм был сооружен рядом со ставшей фактически царской резиденцией усадьбой Ф.А. Головина и Военным госпиталем - первым государственным медицинским учреждением. Почти одновременно с ним были построены еще две одноименных церкви: на холме близ впадения Яузы в Москва-реку, отмечающего начало водного пути от Кремля в новый правительственный центр, и в Капитанской слободе в начале Новой Басманной ул., ставшей в первой четверти XVIII в. идейно-градостроительным ориентиром новой Москвы. Таким образом, возник огромный пространственный треугольник, заключавший в себя обширный район Яузской Москвы. Вышеперечисленные церкви как бы фиксировали его углы.
Реформы Петра I, оставившие неизгладимый след в истории России, коснулись и медицины. 25 мая 1706 г. царь учредил в Москве "Военную гошпиталь" "против Немецкой слободы в пристойном месте". 21 ноября 1707 г. госпиталь принял первых больных. При нем функционировали хирургическое училище и анатомический театр, в котором любил бывать Петр I. Основателем и "наставником при сем разсаднике будущих российских врачей" стал приглашенный незадолго перед этим на русскую службу голландец Николай Бидлоо. Это был человек разносторонних дарований, сочетавший в себе профессиональные естественно-научные знания и художественные способности, высоко ценимые будущим императором. Именно ему царь поручил разработать проект больницы. Образцами для Н. Бидлоо послужили госпитальные здания в Гринвиче, Лейдене и других европейских городах с их линейным расположением корпусов и симметричной планировкой. Очевидец, описывая лефортовский госпиталь, в этой связи отмечал: "Больница разделена на две части, из коих в одной стоит семь постелей, каждая на двоих, по середине - девять, каждая для одного человека, а на световой стороне - десять, тоже каждая для двоих. То же самое и в другой части". Фасад главного здания госпиталя украшали колонны и декоративные парапеты. Однако при строительстве прослеживалась и специфическая местная традиция - постройки были выполнены в дереве, но в подражание каменным. Жилые и больничные помещения "светлиц" представляли собой обычные срубы, "связанные между собою, где теплыми бревенчатыми, а где досчатыми сенями". Некоторые исследователи видели сходство планировочной структуры лечебного учреждения Н. Бидлоо и фахверкового госпиталя на Выборгской стороне в Петербурге, что говорит об архитектурном взаимодействии Москвы и новой столицы России.
Огромный интерес вызывала у современников и усадьба Н. Бидлоо, располагавшаяся на прямоугольном участке левого берега Яузы, слева от госпиталя, между рекой и Лефортовской слободой. Небольшая по площади, эта летняя резиденция была комфортной и уютной. Вход из госпиталя в усадьбу был оформлен Триумфальными воротами. Летний дом и павильоны располагались в окружении удачно спланированных бассейнов, фонтанов, боскетов, цветников с декоративными клумбами и скульптурой. В глубине участка находился большой хозяйственный двор. Главная аллея сада выводила к декоративной пристани на Яузе. При разбивке сада Н. Бидлоо использовал принципы построения французского регулярного парка, поэтому примечательной особенностью его являлась роща на берегу Яузы как уголок естественной природы. Петру I так понравился новый западноевропейский уголок Москвы, что Н. Бидлоо "был почтен частыми визитами монарха".
Разносторонность творческих дарований голландского врача проявилась и в организации театральных представлений. Так, в январе 1723 г. была сыграна комедия "История царя Александра и царя Дария". Труппа была составлена из "молодых людей, которые учатся в гошпитале хирургии и анатомии". На постановках нередко присутствовал царь в окружении именитых гостей.
Время и пожары не пощадили строений Н. Бидлоо. Тем не менее, Военный госпиталь дал имя деревянному (до 1916) мосту через Яузу в Немецкую слободу - Госпитальный. Кроме того, первые архитектурные комплексы Лефортова выполненные под влиянием западноевропейских веяний оказали несомненное влияние на становление нового стиля русского зодчества.
С основанием Петербурга Лефортово не переставало притягивать к себе внимание царствующих особ, что послужило предпосылкой для формирования здесь на протяжении всего XVIII в. уникальных дворцово-парковых ансамблей. Усадьба Ф.А. Головина - образец западноевропейской архитектуры - использовалась Петром I для государственных приемов, ассамблей и впоследствии была им куплена. Во времена Анны Иоанновны камерный по своей композиции комплекс превратился в парадную императорскую резиденцию, став средоточием дворцовой жизни Москвы. Ф.-Б. Растрелли, используя европейский опыт, сумел решить грандиозные планировочные задачи, отвечавшие вкусам российских императриц. Так, Анненгофский дворец Анны Иоанновны представлял собой "преславные палаты в прежде бывшем Головинском саду при Яузе в Немецкой слободе, которые так изрядный проспект имеют, что оные другим, имеющимся в Европе таким же увеселительным дворам ни в чем не уступят".
При Елизавете Петровне
этот уникальный дворцово-парковый ансамбль продолжал оставаться одним из увеселительных центров города. В Оперном доме, построенном к коронации императрицы, 29 мая 1742 г. состоялось представление оперы "Милосердие Тита", постановку которой осуществили в России, а не за границей. Эта премьера стала событием в культурной жизни тогдашней Москвы. Хотя ее авторами, устроителями, главными исполнителями являлись иностранцы, и само представление именовалось "итальянской оперой", в нем участвовали русские "танцовальщики и танцовальщицы", а также впервые - хор русских певчих, который, по отзывам очевидцев, был великолепен. Оперный дом стал одним из центров притяжения городских театралов.
С прокладкой в 1742 г. Камер-Коллежского вала Лефортовская слобода вошла в состав городских территорий. Тем не менее, для современников Лефортово продолжало ассоциироваться не со слободской жизнью, а с праздными дворцовыми увеселениями. Еще во второй половине 50 - начале 60-х гг. XVIII в. рядом с Оперным домом устраивают большую увеселительную зону. По проекту К. Бланка были сооружены павильоны, беседки, карусели. Участок с обеих сторон окаймляли обсаженные липами "перспективы". За ними были расположены в окружении беседок две большие катальные горы с въездами и "раскатами на обе стороны". Этот уголок Москвы стал излюбленным местом гуляний привилегированной публики, хотя туда допускались и представители других сословий. Знатных купцов иногда можно было увидеть и на маскарадах, проводимых Елизаветой Петровной в покоях Головинского дворца. Однако в этих случаях праздник проходил "с обыкновенным разделением" залов "на шляхетский и мещанский, или на придворные и городские маски". Условием попадания на увеселительные мероприятия являлось отсутствие у приглашенного какого-либо вооружения.
В 1771 г. в городе свирепствовала чума, унося ежедневно десятки человеческих жизней. 16 сентября вспыхнул бунт, прологом которого стало убийство Преосвященного Амвросия. Для наведения порядка в Москву прибыл граф Г.Г. Орлов. Он остановился в Головинском дворце. По неизвестной причине ночью 31 декабря дворец загорелся и "горел до самого разсвету".
В мае 1773 г. началось возведение нового Екатерининского дворца, строительство которого затянулось почти на четверть века. Дворцовая жизнь в Лефортове замирает, хотя летние гуляния продолжались. На них допускалась как и прежде не одна лишь "знатная публика". Но среди гуляющих оставалась социальная градация. Купцы и купчихи в своих национальных костюмах плотно "стояли по обеим сторонам аллеи" и, "едва приподнимая глаза", смотрели на проходящих господ, не смея с ними смешиваться. Верхний Анненгофский парк со времен Елизаветы Петровны постепенно приходил в запустение. Головинский сад еще пытались поддерживать в должном состоянии. На некоего путешественника из Англии дворцовый парк в Лефортове произвел самое благоприятное впечатление: "...Я не видал, с самого отъезда из Англии, таких прекрасных, усыпанных гравием, дорожек, как в этом саду. Кое-где видны хорошенькие куртинки". Он же отмечал, что парк разбит "в старинном вкусе" с сохранившейся геометрической планировкой. Путешественника лишь поразило бесчисленное множество "безобразных статуй: Геркулеса, купидонов, дельфинов и рыб, Аполлонов или Диан", а особенно "статуй, изображающих женщину с рогом изобилия, из которого сыпятся не плоды, зерна и цветы, как обыкновенно, а короны, диадемы и митры". Однако в то время уже существовали проекты изменения парка при Екатерининском дворце и по выражению автора путевых заметок, "дни всех этих богов и богинь сочтены" и "эти смехотворные украшения будут убраны и заменены более подходящими".
Император Павел I отдал приказ о передаче нового дворца под казармы. Вещи, которые "годны быть могут", предписывалось перенести в Кремлевский и Лефортовский дворцы. Здание же было перестроено согласно новому функциональному значению и 1 октября 1797 г. в нем разместился полк И.П. Архарова.
На месте Оперного театра, в 1783 г. подаренного Воспитательному дому и, видимо, вскоре разрушившегося, был устроен плац (позже - площадь). Под него вырубили и переднюю часть Верхнего сада, который ограничивается сегодня Проломным, 1-м, 2-м Краснокурсантскими проездами и Лефортовским валом. Возвращаясь к своим истокам, Лефортово вновь становится военным центром.
Наступила новая эпоха в развитии района. Если почти на всем протяжении XVIII в. здесь существовало два обособленных мира - собственно слобода и дворцово-парковый ансамбль, то к началу XIX в. они постепенно объединяются в единое понятие "Лефортово". Связано это было не только с передачей Екатерининского дворца военному ведомству. Важным шагом для дальнейшего развития района стала Жалованная грамота городам 1785 г., которая установила понятие города как совокупности всех его жителей и даровала единую организацию не только тяглым общинам посада, но и всем сословиям. Последние черты слободского деления Москвы были ликвидированы, хотя термины "слобода", "слободской" продолжали бытовать в языке московского населения до второй половины XIX в.
Память же об исторических границах Лефортовской слободы сохранялась вплоть до начала XX в. Причем они тесно связывались с землями притча Петропавловского храма, территория которого была меньше официального административного деления. И если Лефортовская часть, неоднократно менявшаяся, доходила временами до Преображенского включительно, то "Лефортовское урочище", т.е. историческая часть района, была очень небольшой. В конце XVIII в. в нее входили лишь Лефортовская слобода с примыкающими к ней казенными зданиями да старинное сельцо Александровка, в конце XIX в. выросшее в большую Александровскую слободку. В начале XX в. границами притча считались река Яуза, Владимирское шоссе, Лефортовская линия Окружной железной дороги и Введенские горы.
Несмотря на то, что характер посадской общины в Москве сохранялся до 1863 г., Лефортово постепенно приобретает все больше городских черт. Однако дух своего особенного мира еще продолжал здесь оставаться. Одной из таких особенностей Лефортова являлось то, что почти до середины XX в. район состоял из ряда обособленных крупных ансамблей при незначительной роли естественного роста населения, формирующего исторический облик городских территорий. Так, согласно "Алфавитным спискам всех частей столичного города Москвы" 1818 г. частные дома различных чинов людей значатся по Владимирской, Петропавловской ул., Просвиринскому, Кружильному, Княжецкому, Бобарыкинскому пер. Часть этих владений обозначены как пустопорожние или огородные земли. Остальная территория принадлежала Кремлевской экспедиции, и лишь небольшой участок огородной земли у Яузы числился за Градским обществом. В 1834 г. в приходе церкви Петра и Павла насчитывалось: дворов - 21, "душ мужска пола - 186, женска - 165".
Пожар 1812 г. серьезного ущерба Лефортову не причинил. По данным "Генерального плана столичного города Москвы" 1813 г., выгорели небольшая часть Солдатской слободы против церкви Петра и Павла, и, по-видимому, здания севернее Военного госпиталя, построенного архитектором И.В. Еготовым в 1798 - 1802 гг. Последнее весьма удачно завершило композицию дворцово-паркового комплекса. Ориентированное на главную, параллельную Яузе аллею Головинского сада, оно тем самым зрительно замыкало ансамбль со стороны Семеновской слободы.
Тяжелым испытанием для жителей стали события лета 1834 г. Пожар, возникший в Лефортовской и Рогожской частях, уничтожил значительную часть построек. В Лефортове выгорело три четверти кварталов Солдатской слободы и Офицерский госпиталь. После пожара была создана Комиссия для предварительных соображений к лучшему урегулированию Лефортовских кварталов, состоящая из полицмейстера, инспектора Комиссии для строений в Москве, старшего архитектора, землемера, четырех оценщиков земли. Предложенный Комиссией проект перепланировки бывшей Солдатской слободы предусматривал на месте уничтоженных огнем кварталов и купленных у обывателей земель разбивку площади перед Военным госпиталем. Не отошедшие под нее владения территории в большинстве случаев также изменили свои границы, после чего планировка местности окончательно утратила свой первоначальный вид.
Ведомости владений, составленные во время работы Комиссии, показывают нам социальный состав населения бывшей Солдатской слободы на 1834 г. По-прежнему ее заселяли преимущественно мещане, купцы, титулярные советники, коллежские асессоры, различные воинские чины, их жены и вдовы, священнослужители. Среди жителей еще встречались и представители дворянских фамилий Ушаковых, Орловых-Чесменских, Шереметевых и др.
Ведомости дают также представление о характере построек обывателей допожарного Лефортова. Судя по описаниям интерьеров и количеству построек, дома в основном принадлежали людям среднего и ниже среднего достатка. Это были деревянные здания на каменном фундаменте с крытыми железом или тесом крышами. У некоторых владельцев стены домов снаружи также обшивались тесом. Часть построек была с мезонином, что было широко распространенным явление в первой половине XIX в. В архитектурном руководстве этого времени объяснялось: "Так как деревянные строения воспрещено законом возводить двухэтажные, по этой причине мезонины употребляются с пользою... для большей поместительности..." Стены и потолки были бревенчатые или оштукатуренные, полы - дощатые, иногда крашенные масляной краской, а в кухнях и коридорах встречались и кирпичные, печи - как русские, так и голландские. Это были типовые жилые дома - практичные, предельно экономичные, зародившиеся еще в XVIII в. и адаптированные к потребностям всех слоев населения. Нередко покупались и уже готовые срубы, которые "по перевезении на место остается только скрепить".
Вышеописанные типы жилищ большинства обывателей Лефортова были надолго законсервированы на территории района и только пожар 1834 г. (более чем на два десятка лет позже чем в центре Москвы) послужил толчком к началу каменного строительства, осуществлявшегося под руководством архитектора, а не с оглядкой на соседа, родственника и т.п. Так, планы и фасады проектируемого двухэтажного каменного дома для церковного притча Петропавловского храма оказались первыми "с правилами архитектуры согласными" и должны были производиться "под надзором опытного архитектора". Вокруг церкви предполагалось проложить тротуары и тумбы, а территорию около храма - вымостить. Но еще и в 1870 г. Лефортовская часть занимала второе место после Серпуховской по количеству незамощеных улиц.
Полусельский пейзаж Лефортова долгое время соседствовал с великолепными памятниками архитектуры. Лишь к началу XX в. район стал напоминать город, с характерными для него чертами. Например, в доме имени Н.В. Щегляевой, принадлежавшем Братолюбивому обществу снабжения в Москве неимущих квартирами, при оценке строения указывались мозаичные полы, водопровод и отопление. Однако не только в элементарных удобствах, столь привычных для современного человека, проявлялись эти черты.
Поэзия с торговлей рядом,
Ворвался Манчестер в Царь-град,
Паровики дымятся смрадом,
Рай неги и рабочий ад.
Эти строки П.А. Вяземского образно и ярко характеризуют жизнь Москвы Яузской во второй половине XIX в.
Промышленное развитие Лефортова начиналось в начале XVIII в. с возникновения казенных и частных фабрик. В 1709 г. мать Павла Ягужинского, иноземка, вдова Екатерина Мальцова продала остров против Немецкой слободы под строение казенного скатерного и полотняного завода. Несколько лет спустя рядом с ним возникла полотняная фабрика известного предпринимателя "галанской земли иноземца" Ивана Павловича Тамеса. С 1718 г. он возглавлял еще и предприятие в Хамовниках, отданное ему Петром I для производства "полотна, и скатерти, и салфетки, и тики добротой против заморских". Из документа архива А.Ф. Малиновского, составленного между 1763 и 1780 гг., следует, что в Лефортовской слободе значится "двор суконной фабрики содержателя Журавлева" и "двор обер-директора и шелковой фабрики содержателя Василья Макарова сына Кастота". На Введенских горах в конце XVIII в. располагался кирпичный завод Дворцового ведомства. С течением времени казенные предприятия перешли в частные руки, часть фабрик разорилась или сменила хозяев. Появляются новые заводчики из мещан, солдаток и крестьян, производящих "мелочную фабричную промышленность". Если в первой половине XIX в. основным средством существования жителей района была сдача жилья внаем, то, начиная с 1860-х гг. во многих домах разместились торговые, ломовые, извозные, бронзолитейные, паяльные, слесарные и др. заведения. Широко распространенные в XVIII - первой половине XIX вв. текстильные отрасли производства были постепенно вытеснены предприятиями другого профиля. Возникли мыльные и свечные, водочные, восковые и сургучные фабрики. Со временем количество предприятий только умножилось. Лефортово все больше приобретает промышленный характер.
Во второй половине XIX в. здесь были построены железопрокатный металлургический завод французского подданного Ю.П. Гужона (1883), "Товарищество для эксплуатации электричества М.М. Подобедова и К °" (1895; более известно как "Рускабель"), Казенный винный склад N1 (1898) и др. В 1877 г. в бывшем доме П.А. Строгонова и братьев А.В. и И.В. Алексеевых разместилось Северное общество страхования и склада товаров, а с 1883 г. - Московская главная складочная таможня. В 80-е гг. XIX в. Лефортовская часть в сознании современников уже представлялась фабрично-заводским районом, где свободные от построек земли были заняты садами и огородами. Такой бурный всплеск промышленного производства отразился на образе жизни людей, их быте и нравах. Поведение человека все более индивидуализируется, в то же время приобретая стандартизированный характер. Тем не менее, в Лефортове продолжал царить свой особой мир. Большую роль в этом теперь стали играть расположенные здесь военно-учебные заведения, ставшие своеобразным культурным центром района.
В 1824 г. в бывшем Екатерининском дворце разместился Смоленский кадетский корпус, основанный в местечке Шклове Могилевской губ. генералом С.Г. Зоричем. 3 августа того же года он был переименован в Московский кадетский корпус (с 1838 г. - 1-й Московский кадетский корпус). 6 декабря 1849 г. открылся 2-й Московский кадетский корпус, который поместили в том же Екатерининском дворце. С середины 60-х гг. XIX в. в южной части Красных казарм размещалось Московское пехотное юнкерское училище, более известное как Алексеевское военное училище.
Из кадетских корпусов (в 1864 - 1882 гг. - военных гимназий) Лефортова вышли не только кадровые военные. Знакомые с детства картины "Сватовство майора", "Свежий кавалер", "Разборчивая невеста" принадлежат выпускнику 1-го Московского кадетского корпуса П.А. Федотову. Выпускниками того же корпуса были историк и археолог Л.А. Кавелин, гидрограф Н.А. Ивашинцев, публицист Н.И. Шульгин, драматург П.М. Невежин. В десятилетнем возрасте во 2-ю Московскую военную гимназию, вскоре преобразованную во 2-й кадетский корпус, был зачислен А.И. Куприн, написавший повесть "На переломе" ("Кадеты"), ярко и образно рассказывающую о жизни воспитанников. Окончил его и Н.Н. Каразин, собравший во время своей последующей службы в войсках Туркестанского военного округа богатый этнографический и изобразительный материал о жизни Средней Азии. Признанным авторитетом в области этнографии, экономики и истории сопредельных России стран Востока был выпускник Алексеевского военного училища А.Е. Снесарев.
Даже приведенные выше краткие сведения о выпускниках военно-учебных заведений показывают, что офицерский корпус российской армии в XIX - начале XX в. обладал хорошей подготовкой для научных занятий, основы которой закладывались во время учебы. Кроме того, педагоги прививали воспитанникам и любовь к искусству. Занятия музыкой, танцами, рисованием, организация драматических кружков традиционно присутствовали в учебных занятиях военных: офицер, будучи человеком государственным, должен был обладать не только строевой выправкой, но и умением "держаться на людях".
Репертуар спектаклей был различным. От патриотических произведений
и комедийных пьес А.П. Чехова до водевилей, постановки которых были широко распространены в любительских кружках. Кадеты часто посещали концерты и спектакли профессиональных театров, занимались вокалом. А.Е. Снесарев несколько раз выступал в концертах вместе с Л.В. Собиновым. Последний был зачислен в Московское юнкерское училище после окончания юридического факультета Московского университета для прохождения воинской службы. Некоторые выпускники целиком посвящали себя театру. Например, С.П. Ольгин - воспитанник 1-го Московского кадетского корпуса, прослужив на военном поприще восемнадцать лет, поступил в театральное училище, через два года с отличием его закончил и стал профессиональным артистом.
Военно-учебные заведения были тесно связаны и с непосредственной жизнью Лефортова. В парке 1-го Московского кадетского корпуса в продолжение традиций XVIII столетия проводились гуляния. Военные оркестры были постоянными участниками этих городских увеселений. Развлекательные мероприятия были своеобразной отдушиной в достаточно монотонном течении жизни жителей Лефортова и близлежащих территорий. Они будоражили воображение, расширяя привычные представления о мире. Круг посетителей постепенно
расширялся, что выражало общую тенденцию к демократизации русской культуры в XIX в. Если первоначально придворные забавы и развлечения были привилегией двора и аристократии, то вслед за ними во всевозможные увеселительные мероприятия по западному образцу втягивались категории населения, стоявшие ниже в иерархической сословной лестнице. Этому способствовала и нарастающая коммерциализация досуга. Современник, описывая гуляния в Лефортове в 1830-х гг., писал, что купцы и купчихи уже не стесняются аристократии, а "разгуливают с ними, одеты как они; исключений мало!" Тот же очевидец подчеркивал, что парк в Лефортове пользовался огромной популярностью: "Не было ни одной части города, из которой не приехали или не пришли бы сюда подышать благорастворенным воздухом. В саду около восьми часов уже не гуляли, а передвигались: так было тесно, несмотря на необыкновенную широкую главную аллею". В 1850 г. лефортовский частный пристав в своем донесении указывал, что во время представления полета на воздушном шаре 22 мая парк посетило 4 392 человека, а экипажей приехало: "карет и колясок - 510, дрожек - 839".
На особо зрелищные мероприятия приходили по большей части обеспеченные слои общества, т.к. плата на них была достаточно высока. Входной билет без места в 1850 г. стоил 75 коп., тогда как в другие парки можно было попасть за 30 коп. и менее. Домашняя прислуга, бывшие крестьяне, офицеры и купцы встречались на гуляниях в Вознесение и Троицын день. Помимо традиционных православных праздников, в парке проводились скачки, "искуственное показание силы", полеты на воздушных шарах, иллюминации и др.
В конце XIX - начале XX в. урбанизация района способствовала развитию новых форм развлечений - концертов и театров для рабочих. Они возникали по инициативе общественных, государственных организаций, владельцев заводов и фабрик. 29 ноября 1902 г. был заключен договор между надзирателем 1-го округа Московского акцизного управления А.А. Мордмилловичем и заведующим театральной частью Русского охотничьего клуба И.И. Геннертом об открытии театральной сцены в столовой склада. Судя по описаниям декораций первого спектакля ("дом сельский", "павильон - внутренность избы" и др.), предполагалось поставить пьесу из "народной жизни".
Создание культурных учреждений для рабочих было не единственным делом общественных деятелей и организаций. Огромные незастроенные кварталы Лефортова, дешевизна земли, большое количество садов и парков, а также особое отношение императорского двора к району способствовали возникновению на его территории значительного количества благотворительных организаций. Наиболее известными из них были Александровская община "Утоли моя печали" и Братолюбивое общество снабжения в Москве неимущих квартирами.
Ураган
16 июня 1904 г., в результате которого многие здания были повреждены, а от "былой красоты тенистых аллей" Анненгофской рощи остались лишь "печальные пни", оказал решающее влияние на судьбу Лефортова. Вскоре после этого события инженер по благоустройству городской управы С.С. Шестаков выдвинул предложение о приобретении городом у Министерства земледелия и государственных имуществ земли Анненгофской рощи. По плану регулирования новой территории предусматривалась разбивка парка в центре Анненгофского района и сквера на участке близ Военной тюрьмы, построенной в 1881 г. Вокруг парка были отведены участки под стоянку извозчиков, трамвайную станцию, водоразбор, рынок, городские общественные учреждения.
12 февраля 1913 г. Московская городская дума постановила в честь празднования 300-летия Дома Романовых построить на территории Анненгофской рощи Романовскую больницу с прокладкой между ней и зданиями кадетских корпусов одноименного проспекта. Покупка городом земли рощи состоялась 12 марта 1915 г. Сразу же начались работы по ее регулированию и замощению. Однако Первая мировая война и революционный 1917 г. помешали реализации этого грандиозного проекта.
К 1917 г. район оставался московской окраиной. Традиционный сельский быт и образ жизни сочетался здесь с новыми европейскими веяниями, великолепные памятники архитектуры стояли рядом с типовыми постройками, существующие улицы и переулки с большой плотностью заселения располагались среди огромной незастроенной территории. Почти каждое десятилетие приносило в жизнь Лефортова что-нибудь новое, но приобретая типичные черты других московских окраин, оно тем не менее сберегло свой особый дух, хранителем которого продолжали оставаться военные учебные заведения. Отношение жителей к своему району можно выразить словами: "Большинство живет, растет и строится там по призванию, по своей задушевной цели, иные живут по привычке, иные по неволе, многие там только и дома..."
В советское время Лефортово приобрело (наряду с промышленным и военным) статус научного центра. В настоящее время на территории Лефортова расположены различные учебные и научно-исследовательские институты, что во многом определяет высокий образовательный уровень населения района. По данным на 1997 г. на долю инженерно-технических работников приходилось - 21,5%, научных работников, врачей, преподавателей, журналистов - 16,1%, квалифицированных рабочих - 36,3%, руководящих работников - 2,6% населения.
Административное деление района, как и раньше, не совпадало с историческим ядром Лефортова, что все больше размывало границы памяти о нем. Бывшая Солдатская слобода в 1970 - 1980-е гг. во время строительства жилых домов была практически полностью снесена. Здания некогда целостного уникального дворцово-паркового ансамбля, находясь в руках многих хозяев, также сохранялись по-разному. Лишь начиная с 1940 - 1960-х гг. постепенно стало приходить осознание того, что в Лефортове находятся великолепные памятники архитектуры. Р.П. Подольский, О.С. Евангулова, С.Н. Палентреер, Т.Б. Дубяго и другие начинают первые архивные и натурные исследования дворцово-паркового комплекса. С 1970-х гг. в связи с предполагаемым строительством третьего транспортного кольца эти изыскания перешли в практическое русло. Указом президента России в 1995 г. Екатерининскому, Лефортовскому и Слободскому дворцам присвоен статус памятника федерального значения. Началась деятельность по возрождению бывшего Анненгофского парка. Однако пока реставрационные работы не коснулись Лефортовского дворца.
При продолжении реставрационных работ необходимо также продолжать исследования историко-культурного феномена Лефортова как части Москвы Яузской. Ведь общая структура понимания эпохи включает в себя не только изучение отдельных архитектурных шедевров, но и анализ исторических событий, окружающего памятники пространства, мировоззрения, мироощущения, духовной деятельности людей. Лишь такой комплексный подход поможет осмыслить и осознать наследие прошлого Лефортова, а также наметить пути поиска новых организационных форм, где традиционная культура района сохранялась бы в рамках живых культурных и социально-экономических структур.
http://www.pobeda.ru/biblioteka/lefortovo.html
