Самая первая реакция - двоякая, контрастная, что само по себе показательно. Документ производит впечатление очень консервативного, очень "православного", и, кажется, каждый православный мог бы подписаться под ним. Но - при одном условии: если выбросить учение о папском примате. В остальном же, прочитав слово "католическая" (Церковь) как "кафолическая", можно смело брать текст, вышедший из недр конгрегации вероучения, на "православное вооружение".
Эта, казалось бы, парадоксальная концептуальная близость говорит о многом. Во-первых, о подобии экклезиологического сознания в двух Церквах. Во-вторых, о том, что именно это подобие остается главным препятствием к их сближению, не говоря уже об объединении: каждая Церковь претендует на исключительную полноту церковности. В-третьих же, это свидетельствует об истине того понимания православно-католических отношений, которое было выражено многими богословами (достаточно упомянуть о.Г.Флоровского): православная кафоличность не вмещается в пределы церковного Востока; без церковного Запада нет Вселенской Церкви; "великая схизма" действительно разделила историческое тело Церкви Христовой.
Декларация "Господь Иисус" - знаковая и в другом отношении, так как есть еще одна параллель.
Канун XXI века, пришло время подводить экуменические итоги столетия, в том числе отметить общую неудачу грандиозного проекта "объединения церквей". Если экуменисты-протестанты в конце концов сформировали некое общее экклезиологическое сознание (одна вера и одно "глубинное" Предание, существующее во множестве частных преданий), то католики и православные чувствуют потребность заявить о своих "основах", которых не могут поколебать никакие экуменические ветры.
Симптоматично, что почти одновременно с декларацией Ратцингера появился другой документ - "Основные принципы отношения РПЦ к инославию", принятый в августе Архиерейским собором (пространные цитаты см. в "РМ" N4330).По общему пафосу он совпадает с католическим, однако разнится как по существу ключевых идей, так и по внешнему эффекту.
В отличие от ясного и четкого признания "латинянами" апостольского преемства и действительности Евхаристии в "схизматических" Церквах Востока, формулировки православного документа довольно расплывчаты. Здесь используется классическое "отрицательное" выражение (восходящее к митрополиту Филарету Дроздову): "...общины, отпавшие от единства с православием, никогда не рассматривались как полностью лишенные благодати Божией". Далее говорится: "Церковное положение отделившихся не поддается однозначному определению. В разделенном христианском мире есть некоторые признаки, его объединяющие: это Слово Божие, вера во Христа как Бога и Спасителя, пришедшего во плоти, и искреннее благочестие".
В данном случае католики оказались не только более концептуальными, но и гораздо более "прогрессивными", чем их православные братья. Но, признав церковность православного Востока, авторы ватиканской декларации, я думаю, лишь разозлили "ревнителей" православия, которые ненавидят папство, но часто вполне благодушно относятся к католической консервативности (в особенности к последователям раскольника Лефевра).
Однако гораздо интереснее то, как оцениваются оба документа, столь схожих по тону и содержанию. Если для многих западных христиан декларация "Господь Иисус" - это победа католических ретроградов (если не "реваншистов"), то в российской реальности "Принципы" РПЦ - своего рода прорыв через "заградительные отряды" православных фундаменталистов, постепенно перехватывающих инициативу у архиереев-экуменистов. Иначе говоря, более консервативный текст РПЦ в нашей нынешней церковной ситуации представляется более либеральным, чем "Dominus Iesus" - в западной, в том числе католической, среде.
Такова "геоцерковная" реальность.
Москва