В октябре на широкий экран вышел новый фильм Никиты Михалкова. Название простое - «Двенадцать» и сюжет не сложный: 12 мужчин, наших современников, собраны в качестве присяжных заседателей, чтобы вынести определение по делу об убийстве. Обвиняется молодой человек, юноша-чеченец, в убийстве своего приёмного отца, в прошлом российского офицера. Предварительное и судебное следствие вроде как неопровержимо доказали вину юноши. Осталось соблюсти формальность - вынести вердикт присяжных: виновен или не виновен. Как к простой формальности к своему решению поначалу и относятся присяжные, торопясь поскорее закончить и разойтись по своим делам. Но по ходу фильма каждый из них меняет свое мнение о виновности юноши, так что в финале жюри единогласно выносит оправдательный приговор.
Сюжет фильма полностью повторяет известный в своё время американский фильм 50-х годов «Двенадцать разгневанных мужчин»: заседание присяжных для вынесения приговора по делу об убийстве юношей-пуэрториканцем своего отца. В нашем фильме обвиняемый - чеченец, но суть конфликта та же: общественное мнение белой Америки 50-х также крайне отрицательно относилось к иммигрантам-пуэрториканцам, как и общественное мнение современной России относится к чеченцам, справедливо связывая их не столько даже с кавказской войной, сколько с криминалом и склонностью к самым жестоким преступлениям. Такие же разные и по возрасту и по положению в обществе люди собраны в комнате заседаний, хотя и в том, и в другом случае, все присяжные - белые мужчины.
В обоих фильмах в начале заседания один из 12-ти выражает «разумное сомнение» в доказанности вины обвиняемого и своими сомнениями заражает других присяжных. «Разумное сомнение» (beyond a reasonable doubt) - особый термин американского судопроизводства, означающий «сомнение, которое не позволяет присяжному быть твердо уверенным в вине подсудимого, или убеждение в том, что существует реальная вероятность того, что подсудимый невиновен». В конце американского фильма торжествует презумпция невиновности - один из главных столпов правового государства: двенадцать очень разных американцев приходят к согласию, что вина обвиняемого недостаточно доказана и «разумное сомнение» не позволяет вынести ему обвинительный приговор. Зритель так и остается в неведении, совершил преступление обвиняемый или нет, да это и не так важно для авторов фильма. Важно другое: Америка - страна римского права, справедливости и порядка, а суд присяжных и обоснованные сомнения - надежная защита от несправедливости.
Внешние события в фильме Михалкова один к одному повторяют американское кино, но внутреннее содержание совершенно иное. Так же как и в американском фильме, при первом голосовании все присяжные готовы согласиться с государственным обвинением - юноша виновен, и только один (его играет актёр Маковецкий) неожиданно голосует против. Почему? Он и сам толком объяснить не может: «Серьезное дело, судьбу человека решаем, давайте хоть поговорим, что ли». А решение присяжных должно быть единогласным. И начинается многочасовое обсуждение.
По ходу фильма выясняется, что все присяжные на самом деле догадывались, а некоторые были уверены, что чеченского юношу подставили, что он не виновен, что его отца убили другие люди. Но это - про себя. А общественное мнение - за виновность обвиняемого, хотя бы потому что он - чеченец. Ну нельзя же чеченца оправдывать, они же все головорезы, и для них убить русского, а тем более офицера - ветерана чеченской войны - не преступление, а подвиг. Всё так. Что тут скажешь?
Но одно дело отношение общественного мнения к чеченцам, другое - конкретное дело о конкретном человеке. Герой Маковецкого приводит доказательства обоснованности «разумного сомнения» в виновности обвиняемого юноши. Но, в отличие от американского фильма, обращается не столько к правовому чувству собравшихся, сколько к их совести. В фильме очень интересно показано, как постепенно на решение каждого присяжного начинает влиять личная, собственная совесть. Собрание голосует «за», а совесть говорит «нет». Как это знакомо всем советским людям!
Фильм абсолютно актуален: мы все с нашим государством и обществом, не очень это замечая, въезжаем в хорошо нам известную и проторенную колею - в «советскую действительность» (в просторечье совковость), в которой общественное мнение и его «совесть» с успехом заменяли совесть личную, настоящую. Всем кто жил в эту эпоху многократно приходилось бывать на собраниях, подобных показанному в фильме: все одобряют принятое решение, хотя каждый понимает, что это решение - совершенная чушь. Но... раз общественное мнение считает, что надо одобрить, значит оно, а не я, за него и отвечать будет. И моя личная совесть тут совершенно не причём.
Есть такое ходячее советское, по сути, выражение: «война всё спишет», то есть безнравственный поступок можно оправдать внешними обстоятельствами. Хотя любой православный отлично знает, что ни война, ни любые другие обстоятельства ничего не спишут, «списать» может только искреннее покаяние, то есть внутреннее чувство, обратное самооправданию. И личная совесть, если она ещё есть, никогда не сможет прикрыться, так сказать, «совестью общественной». Хотя бывает, очень хочется. Мол, не мы такие, жизнь такая.
Но вот штука-то в чем: эта самая «общественная совесть» складывается из совести каждого отдельного члена общества. И чем более мы сами бессовестны, тем более будет бессовестным наше общество. Начни с себя, и вокруг спасутся тысячи - вот, по сути, о чем фильм «Двенадцать». И оказывается не так уж мы безнадежны, жива совесть у русских мужчин, только надо почаще о ней задумываться. И фильм Никиты Михалкова очень вовремя напоминает нам о нашей совести.
Есть у «общественной совести» и иной аспект - политическая или идеологическая выгода или целесообразность. То, что выгодно моей семье, моей организации, моему городу, моей партии или моей стране, то и нравственно. А если это не очень нравственно, то виноваты не мы, а эта самая нравственность, которой конечно можно пренебречь в интересах общества. Есть даже такая идеология, коммунизм называется, которая, не стыдясь, открыто это и постулирует: что выгодно для рабочего класса, то и нравственно. Но русские-то - христианский народ, негоже нам только выгодой и общественными интересами руководствоваться. С другой стороны и совсем их игнорировать вроде нельзя. Как бы так устроиться и совместить общественную выгоду и нравственность, право и совесть?
Меня всегда удивляло, почему первое христианское публицистическое произведение на русском языке оказалось посвящено такой, на первый взгляд, отвлечённой теме, как соотношение Закона и Благодати, или, иначе, права и совести. Я имею ввиду «Слово о Законе и Благодати» киевского митрополита Илариона. Казалось бы, только что крестившемуся русскому народу полезней были бы поучения и наставления в вере, но видимо тогда, как, кстати, и сейчас перед Церковью и народом стоял вопрос, в каком направлении далее развиваться, как жить. Казалось бы, все просто, в посланиях апостола Павла доходчиво объяснено преимущество Благодати над Законом, а в некоторых случаях и прямую ущербность Закона. Но западные христианские народы сумели приспособить закон и право к христианской нравственности. Так сказать, совместить закон и благодать. Дело это, конечно, очень разумное, но, к сожалению, не для всех возможное. Восточная православная церковь не сумела, или и не имела цели, привить народам, ею окормляемым, благоговение перед законом, но всегда настаивала в свей проповеди на приоритете совести.
Хорошо жить по христианскому закону, ещё лучше по совести, но совсем худо и без того и без другого. Сейчас перед нами как бы три пути: правовое общество, совестливое или беззаконное и бессовестное, как советское или нынешнее. В американском фильме справедливость обязана правовому сознанию, а в фильме Михалкова - совести. Сомнительно, что в России удастся устроить настоящее правовое государство, очень бы не хотелось вернуться к общественной бессовестности. Хорошо бы стать обществом совестливым, но как такое общество устроить из столь негодного материала, каким мы являем себя миру сейчас? И кто устраивать его будет? Власть? За последние годы она окрепла и казалось бы могла бы взяться, если не за привитие совести своим гражданам, то хотя бы за уважение к законам. Но вот удивительный парадокс: чем крепче власть в Кремле, тем более ее представители на местах уверены в безнаказанности своих беззаконий. Волей-неволей правовому государству позавидуешь, но не видать нам его, как своих ушей, а значит путь один - возрождать и в обществе и в самом себе совесть. О чём и напоминает нам фильм Никиты Михалкова и, судя по отзывам моих знакомых, посмотревших «12», он нашел отклик у русского зрителя. Значит не всё потеряно, только надо постараться преодолеть в себе лень и инертность и почаще вспоминать о своей совести.
А создателей кинофильма «Двенадцать» остаётся только поблагодарить за настоящее кино и пожелать им всем доброй совести и доброго здоровья, конечно. Спаси их Бог за понесённые труды.
Остров» говорил о покаянии, «Двенадцать» - о совести. Ждём продолжения...
Сюжет фильма полностью повторяет известный в своё время американский фильм 50-х годов «Двенадцать разгневанных мужчин»: заседание присяжных для вынесения приговора по делу об убийстве юношей-пуэрториканцем своего отца. В нашем фильме обвиняемый - чеченец, но суть конфликта та же: общественное мнение белой Америки 50-х также крайне отрицательно относилось к иммигрантам-пуэрториканцам, как и общественное мнение современной России относится к чеченцам, справедливо связывая их не столько даже с кавказской войной, сколько с криминалом и склонностью к самым жестоким преступлениям. Такие же разные и по возрасту и по положению в обществе люди собраны в комнате заседаний, хотя и в том, и в другом случае, все присяжные - белые мужчины.
В обоих фильмах в начале заседания один из 12-ти выражает «разумное сомнение» в доказанности вины обвиняемого и своими сомнениями заражает других присяжных. «Разумное сомнение» (beyond a reasonable doubt) - особый термин американского судопроизводства, означающий «сомнение, которое не позволяет присяжному быть твердо уверенным в вине подсудимого, или убеждение в том, что существует реальная вероятность того, что подсудимый невиновен». В конце американского фильма торжествует презумпция невиновности - один из главных столпов правового государства: двенадцать очень разных американцев приходят к согласию, что вина обвиняемого недостаточно доказана и «разумное сомнение» не позволяет вынести ему обвинительный приговор. Зритель так и остается в неведении, совершил преступление обвиняемый или нет, да это и не так важно для авторов фильма. Важно другое: Америка - страна римского права, справедливости и порядка, а суд присяжных и обоснованные сомнения - надежная защита от несправедливости.
Внешние события в фильме Михалкова один к одному повторяют американское кино, но внутреннее содержание совершенно иное. Так же как и в американском фильме, при первом голосовании все присяжные готовы согласиться с государственным обвинением - юноша виновен, и только один (его играет актёр Маковецкий) неожиданно голосует против. Почему? Он и сам толком объяснить не может: «Серьезное дело, судьбу человека решаем, давайте хоть поговорим, что ли». А решение присяжных должно быть единогласным. И начинается многочасовое обсуждение.
По ходу фильма выясняется, что все присяжные на самом деле догадывались, а некоторые были уверены, что чеченского юношу подставили, что он не виновен, что его отца убили другие люди. Но это - про себя. А общественное мнение - за виновность обвиняемого, хотя бы потому что он - чеченец. Ну нельзя же чеченца оправдывать, они же все головорезы, и для них убить русского, а тем более офицера - ветерана чеченской войны - не преступление, а подвиг. Всё так. Что тут скажешь?
Но одно дело отношение общественного мнения к чеченцам, другое - конкретное дело о конкретном человеке. Герой Маковецкого приводит доказательства обоснованности «разумного сомнения» в виновности обвиняемого юноши. Но, в отличие от американского фильма, обращается не столько к правовому чувству собравшихся, сколько к их совести. В фильме очень интересно показано, как постепенно на решение каждого присяжного начинает влиять личная, собственная совесть. Собрание голосует «за», а совесть говорит «нет». Как это знакомо всем советским людям!
Фильм абсолютно актуален: мы все с нашим государством и обществом, не очень это замечая, въезжаем в хорошо нам известную и проторенную колею - в «советскую действительность» (в просторечье совковость), в которой общественное мнение и его «совесть» с успехом заменяли совесть личную, настоящую. Всем кто жил в эту эпоху многократно приходилось бывать на собраниях, подобных показанному в фильме: все одобряют принятое решение, хотя каждый понимает, что это решение - совершенная чушь. Но... раз общественное мнение считает, что надо одобрить, значит оно, а не я, за него и отвечать будет. И моя личная совесть тут совершенно не причём.
Есть такое ходячее советское, по сути, выражение: «война всё спишет», то есть безнравственный поступок можно оправдать внешними обстоятельствами. Хотя любой православный отлично знает, что ни война, ни любые другие обстоятельства ничего не спишут, «списать» может только искреннее покаяние, то есть внутреннее чувство, обратное самооправданию. И личная совесть, если она ещё есть, никогда не сможет прикрыться, так сказать, «совестью общественной». Хотя бывает, очень хочется. Мол, не мы такие, жизнь такая.
Но вот штука-то в чем: эта самая «общественная совесть» складывается из совести каждого отдельного члена общества. И чем более мы сами бессовестны, тем более будет бессовестным наше общество. Начни с себя, и вокруг спасутся тысячи - вот, по сути, о чем фильм «Двенадцать». И оказывается не так уж мы безнадежны, жива совесть у русских мужчин, только надо почаще о ней задумываться. И фильм Никиты Михалкова очень вовремя напоминает нам о нашей совести.
Есть у «общественной совести» и иной аспект - политическая или идеологическая выгода или целесообразность. То, что выгодно моей семье, моей организации, моему городу, моей партии или моей стране, то и нравственно. А если это не очень нравственно, то виноваты не мы, а эта самая нравственность, которой конечно можно пренебречь в интересах общества. Есть даже такая идеология, коммунизм называется, которая, не стыдясь, открыто это и постулирует: что выгодно для рабочего класса, то и нравственно. Но русские-то - христианский народ, негоже нам только выгодой и общественными интересами руководствоваться. С другой стороны и совсем их игнорировать вроде нельзя. Как бы так устроиться и совместить общественную выгоду и нравственность, право и совесть?
Меня всегда удивляло, почему первое христианское публицистическое произведение на русском языке оказалось посвящено такой, на первый взгляд, отвлечённой теме, как соотношение Закона и Благодати, или, иначе, права и совести. Я имею ввиду «Слово о Законе и Благодати» киевского митрополита Илариона. Казалось бы, только что крестившемуся русскому народу полезней были бы поучения и наставления в вере, но видимо тогда, как, кстати, и сейчас перед Церковью и народом стоял вопрос, в каком направлении далее развиваться, как жить. Казалось бы, все просто, в посланиях апостола Павла доходчиво объяснено преимущество Благодати над Законом, а в некоторых случаях и прямую ущербность Закона. Но западные христианские народы сумели приспособить закон и право к христианской нравственности. Так сказать, совместить закон и благодать. Дело это, конечно, очень разумное, но, к сожалению, не для всех возможное. Восточная православная церковь не сумела, или и не имела цели, привить народам, ею окормляемым, благоговение перед законом, но всегда настаивала в свей проповеди на приоритете совести.
Хорошо жить по христианскому закону, ещё лучше по совести, но совсем худо и без того и без другого. Сейчас перед нами как бы три пути: правовое общество, совестливое или беззаконное и бессовестное, как советское или нынешнее. В американском фильме справедливость обязана правовому сознанию, а в фильме Михалкова - совести. Сомнительно, что в России удастся устроить настоящее правовое государство, очень бы не хотелось вернуться к общественной бессовестности. Хорошо бы стать обществом совестливым, но как такое общество устроить из столь негодного материала, каким мы являем себя миру сейчас? И кто устраивать его будет? Власть? За последние годы она окрепла и казалось бы могла бы взяться, если не за привитие совести своим гражданам, то хотя бы за уважение к законам. Но вот удивительный парадокс: чем крепче власть в Кремле, тем более ее представители на местах уверены в безнаказанности своих беззаконий. Волей-неволей правовому государству позавидуешь, но не видать нам его, как своих ушей, а значит путь один - возрождать и в обществе и в самом себе совесть. О чём и напоминает нам фильм Никиты Михалкова и, судя по отзывам моих знакомых, посмотревших «12», он нашел отклик у русского зрителя. Значит не всё потеряно, только надо постараться преодолеть в себе лень и инертность и почаще вспоминать о своей совести.
А создателей кинофильма «Двенадцать» остаётся только поблагодарить за настоящее кино и пожелать им всем доброй совести и доброго здоровья, конечно. Спаси их Бог за понесённые труды.
Остров» говорил о покаянии, «Двенадцать» - о совести. Ждём продолжения...
