Мне в молодости не была близка поэзия Леонида Мартынова. Его стихи казались непривычными по ритму, по конструкции, по темам, не всегда для меня понятным. Потому и читал их нехотя раз от разу на журнальных страницах – раз уж попались на глаза, так почему бы с ними и не познакомиться.
Но когда вышла его посмертная поэтическая книга «Золотой запас» (Советский писатель, 1981, 248 с., в аннотации издательства говорится, что поэт «подготовил её к набору сам, однако увидеть сборник изданным не довелось, в июне 1980 года его не стало»), я её приобрёл и благополучно об этом томе в чёрной обложке с портретом автора на первой странице, забыл. Хотя после прочтения воспоминаний Леонида Николаевича «Воздушные фрегаты» возникло желание перечитать и его стихи. Но не непременное, а так, отложенное.
Однако в очередной раз разбираясь в своих книжных завалах, наконец, попалась в руки и эта книга. В то же время я читал статьи в сборнике Сергея Чупринина «Крупным планом. Поэзия наших дней: проблемы и характеристики» (Советский писатель, 1983) – о творчестве поэтов, чьи книги я не так давно перечитал: Бориса Слуцкого, Юрия Кузнецова, Евгения Винокурова, Анатолия Жигулина… Первой раздел «Сегодня» открывала статья «Леонид Мартынов: облик бури». И вот начав знакомиться с «Золотым запасом» я одновременно заглядывал и в текст Чупринина. Это оказалось любопытно.
Сейчас стихи Леонида Николаевича для меня не тяжелы для восприятия, хотя иногда для понимания, что хотел сказать поэт в том или ином произведении, приходится поломать голову. Но есть, что называется и высказанное «в лоб».
Неспокойно
Доживаю
Остающиеся годы.
Так волнуют, оживая,
Отошедшие невзгоды…
Что же, их я не скрываю –
Я всегда хотел свободы.
(«Невзгоды», с. 75)
Свои тексты о поэтах и поэзии С. Чупринин пишет, как мне кажется, вязко, не всегда последовательно, отсюда трудно читателю следить за ходом мысли критика. Она, как бы, фрагментарно разбита – на подобии мозаики. Имеет разные оттенки внутри себя. Но всё-таки общее «настроение», отношение автора статьи к стихам поэта, о котором он пишет, постепенно выясняется.
«Увлекая читателей в многомерный мир своей фантазии, Леонид Мартынов и их учит жить в ускоренном, летящем темпе, опережающим, подталкивающим теченье дней и лет». Возражая на это, приведу стихотворение Мартынова, в котором он выступает больше раздумчивым философом, чем стремящемся вперёд, в неведомое (с. 197).
Нет,
Этого не будет снова –
Лес не увидит безмятежных снов!
Не то чтобы подрублена основа –
Она цела, основа из основ,
Но древнее сцепление молекул
Перевернул необратимый взрыв,
И вся природа,
вместе с человеком,
Иною стала, это пережив.
И соловей,
Когда его спросонок
Воспоминанья смутные томят,
То вдруг заквакает,
как лягушонок,
То вдруг затокает, как автомат.
Последние две строчки кажется поэтом не найденными, выбившимися из общего состояния размышлений. Ну да это личное. Зато другое стихотворение во мне не вызывает никаких возражений (с. 173):
Я думаю,
Что на Земле,
В её пыли, в её золе,
Книг много больше, чем людей,
И это что-нибудь, да значит…
Над безднами библиотек
Они как маяки маячат,
Стоят как стражи на часах.
Такой уж ныне, видно, век:
Книг больше чем озёр и рек,
Книг больше, чем грибов в лесах,
И разве только в небесах,
Где солнце тусклое маячит,
Звёзд всё-таки не меньше книг
И в переплётах и без них –
И это что-нибудь да значит!
Понятно, что другой читатель найдёт для себя в поэтическом наследии Леонида Николаевича что-то более близкое и важное по мысли, по похожему пережитому. Оценки всегда сугубо индивидуальны, особенно когда это касается логически трудно объяснимого восприятия чужих текстов. Всякий опирается на личный жизненный, социальный, общественный опыт. Например, мои цитирования стихов совершенно не совпадают с цитированием Сергея Чупринина.
Вот я не пропустил стихотворения «А ведь случается и так» на с. 177:
Садишься рядом с человеком
И предлагаешь ему мёд,
И ублажаешь его млеком,
А он совсем другого ждёт!
Сыт, ждёт винища, табачища
И выдумок, а то и врак –
Вот он какой духовной пищи
Желает от тебя, чудак!
Невелика мысль, заложенная в эти восемь строчек. Она на поверхности. Кто-то даже скажет: а чего он хотел, чтобы разышлизмы поэта слушал собеседник, которому «высокие материи» совершенно не интересны? Изволь ублажать и развлекать тем, что востребовано. К тому же весь опыт человечества подтверждает правоту того самого «сидящего рядом человека», который, как и многие ему подобные не подозревают:
Зачем тайник?
Причём тайник?
Нет, не по тайникам рассовано
Всё множество картин и книг,
А люди в большинстве своём
И знать не знают, что о них
Написано и нарисовано.
Нам некогда! Мы устаём,
Внимаем только песнопеньицам,
Напетым в славу нам и честь!
А книги не подобны пленницам,
Да только некогда прочесть.
И всё-таки вот что значит изменилось время: о никакой перестройке и не думается, кажется, все политические устои незыблемы, а Мартынов пишет стихотворение «Иконы» (с. 221). В нём ещё ощущается много от атеизма автора, но есть и предчувствие, что без истинного прошлого, без веры народ жить не может, что времена меняются, что приходит другое поколение, с новыми оценками, духовными запросами, с жаждой истинной исторической и духовной памяти:
«Дева и отрок, вступившие в царство икон, хмурились, глядя весьма отчуждённо и чёрство, как им казалось. На злое коварство икон и на густое фиглярство икон, будто их святость не больше, чем только притворство. Но, однако, это не было какое-то захолустье икон, с грустью, которую оно навевает, а юноша с девушкой очутились перед целой Русью икон, и показалось им вдруг, что она оживает. И действительно, зашевелились громады икон, будто блеснули своими седыми висками Киевы, Новгороды и Петрограды икон вместе с Владимирами и Соловками. Всё оживает, Георгий, и конь, и дракон, шлем, и доспехи, копьё, чешуя, и копыта. Всё оживает, что испокон веков позабыто. Будто бы всплыл даже Китеж икон, и колокольно гудит этот Китеж: «Сколько там ни похитишь икон, а всё равно всех икон на Руси не расхитишь!» И вот этот звон дошёл до юноши. Он, как мне казалось, смотрел всё трезвее, как будто вдруг уясняя себе закон, кратко гласящий: иконы не только валюта! Да и девушка вроде как перекрестилась тайком, чтобы не уподобляться старухам, когда какой-то святитель, не будучи с ней даже знаком, вдруг из иконы ей подал лампадообразный флакон терпких духов с древнерусским духом».
Повторюсь, это стихи семидесятых годов прошлого «коммунистического» века. И они не только написаны, но опубликованы в книге, в центральном писательском московском издательстве. Это я обращаюсь к нынешним «горячим» православным, которые однозначно ныне делят русский народ, живший в период построения социалистического благополучия на «русских» (верующих православных, избранных) и советских (всех остальных, недостойных).
А ведь вот оказалось, что и те, и другие берегли в себе то – самое главное. Да и уж сколько я писал об этом.
В прочитанной книге есть стихи явно атеистического звучания, а есть и такие («Великий пост», с. 224).
Ах, ханжа! Ты чуешь: куличами
Попахивает с Великого поста
Утрами начинает, а ночами
Молись Творцу, коль совесть не чиста!
Но, выслушав, Господь пожмёт плечами:
Великий пост придуман неспроста.
И ты такими не шути вещами,
Покайся – и всё станет на места!
Покайся, да смотри не увлекайся
Раскаяньем, похожим на рассказ
Из жизни ближних, и не отрекайся
От них! И не старайся на показ
Рыдать до слёз! И не пускайся в пляс
От умиленья! Кайся без прикрас!
Отмечу дополнительно, что «Великий пост», «Творцу», «Господь» – это не я сейчас набрал с заглавной буквы. Так напечатано в «советской» книге 1981 года.
.jpg)
