Чарующие голосовые модуляции неповторимы: голос – если это перл бельканто – не ветшает и не стареет также, как произведения других искусств; И. Козловский, столько оставшийся в записях, продолжает волшебными вибрации воздействовать на души и сердца – когда ещё не совсем ороговели от действительности, бушующей окрест.
С семи лет Козловский пел в хоре Михайловского монастыря, где был замечен духовным композитором А. Кощицем…
Был – Троицкий народный дом.
Затем – Большой академический хор.
Вектор призвания рано расшифрован; судьба ведёт молодого певца уверенно: словно впереди – только не зримые ступени сплошного восхождения…
Свою первую крупную партию – Фауста из оперы Ш. Гуно Козловский исполняет в Полтавском передвижном музыкально-драматическом театре: в период службы в РККА.
Рано оказывается в Большом, где быстро становится, исполняя главные теноровые партии, популярен.
Его популярность легендарна: также, как и своеобразное соперничество с Лемешевым.
…изломанный, классический, ничего не боящийся Юродивый, излучающий драматизм, бесконечно играющий голосовыми возможностями, словно совмещёнными с магической ролью провидца.
Герцог из «Риголетто», живущий только наслаждениями, только ради них – завораживающие волны звука, в которых купаются поколения зрителей.
Лоэнгрин, таинственный рыцарь, соединённый с древней мистикой, с тайнами легенд: Лоэнгрин, словно выходящий из слоистых туманов древности: и голос Козловского переливается метафизическим серебром.
Разумеется – Ленский, несчастный, классический Ленский, которого ждёт ранняя смерть; изливающийся душой в трепет нежного бельканто.
Лирика и гротеск доступны певцу: каков принц, влюблённый в три апельсина!
Берендей останется вечно юным; и созерцатель чудес далёкой Индии делится счастьем увиденного.
Козловский исполнял арии из кантата Баха – с их тотальным звуком.
Солировал во «Всенощной» Рахманинова, требующей особенной глубины и сосредоточения.
Он без конца концертировал.
Его всюду ждали и любили.
Его голос – очень русский, вместе – способный вобрать столько прекрасно-иноземного, чарующе-нежный, разносится, словно набирая всё новые и новые обороты значимости, не скудея, а наполняясь новым – словно из запределья почерпнутым – могуществом.
