Её музыка сложна: кто сказал, что должна быть простою?
Что просто – из великих проявлений духа?
Данте?
Квантовая теория?
Достоевский?
Губайдулина писала музыку, рассчитанную на постижение глубин, соприкосновение с корнями бытия, осознание вечности.
Бесконечности оной.
Она проводила слушателей усложнёнными звуковыми лабиринтами, и путь требовал работы, тотального труда: дабы душа стремилась к запредельности роста.
Музыка рано вошла в её жизнь: музыкальная школа, соответствующая гимназия.
В консерватории композицию преподавал ей Ю. Шапорин.
В Московской экспериментальной студии электронной музыки
она сочиняет электронную пьесу, вдохновляясь Скрябиным, чьё имя носит студия: бурным новатором, предложившим новое звучание ветхих и вечных, старых нот.
Губайдулиной хотелось обновить звукоряд, понятие о мелодии; сквозные изломы её музыки – словно психологические пейзажи, вместе и – своеобразные панорамы запредельности.
Композитор – в контакте с нею: откуда ещё исходит дар?
Губайдулина писала музыку для кино: здесь, однако, используя более простые варианты сочинительства – поскольку подразумевалась большая аудитория.
Её жизнь – вообще – эксперимент высших миров.
Как музыка её: экспериментальна, пока не отнесли к разряду классики.
Отнесли уже многие сочинения.
Эксперимент стал традицией – в какой-то мере.
Аллилуйя для хора, оркестра, органа, солиста-дисканта и цветных проекторов – переливается сочетаниями неповторимых звуков: будто… и жуки Гофмана славят высь.
Не говоря – сердца инструментов, вовлечённых в мистическое действо.
Страсти по Иоанну, написанные для солистов, хора и оркестра, сочинение по заказу города Штутгарта в ознаменование 250-летия со дня смерти И. С. Баха, - вьются ажурно, орнаментами звуча, вера композитора – неподдельна, и вектор, ведущий её, обращён вверх.
Всё уходит в высоты, спустившись оттуда, а запредельную музыку не дано узнать нам, остающимся пока здесь, на земле.
