Февральский выпуск Читательского Дневника начну с Мориса Дрюона. «Последняя бригада». С детства у меня было крайне предвзятое отношение к этому «французскому Пикулю». Очень хорошо помню, что в сатирических журналах конца 70-х – начала 80-х (не помню, то ли в «Крокодиле», то ли в украинском «Перце») если карикатурист собирался изобразить мещанский быт какого-нибудь расхитителя социалистической собственности, то непременно изображались стенки с хрусталём и книжные стеллажи, забитые томами с этим самыми Дрюоном.
На распродаже приглянулась книжка с красивой обложкой, на которой изображён был французский танк Char B1-bis, пройти мимо было невозможно. Правда, «девочки-дизайнерши» его зачем-то отзеркалили, наверное, чтобы не привлекли за использование фотографии из известного военного музея.
Роман написан хорошо, и несмотря на то, что многие персонажи меня поражали своим даже не снобизмом (ибо какой может быть снобизм у природных аристократов), но откровенно потребительским отношением ко всем и вся.
Но именно этим, как мне кажется, роман будет близок современному юношеству.
Тут нет того духа, который есть в великих книгах о войне, написанных нашими дедами. Это не «А зори здесь тихие», не «Живые и мёртвые», не «Прокляты и убиты»… Это написано о тех, кому неведомы ни кошмары Восточного Фронта, ни даже более чем скромная во всех отношениях мирная жизнь. Перед нами ребята, у которых и любовницы, и автомобили, и непомерные амбиции. Как у нашей нынешней молодёжи. И поэтому для тех, кто не был на Донбассе и на других фронтах СВО, эта книга может быть очень полезна, поскольку, повторюсь, современному российскому молодому человеку будет легко отождествить себя с героями романа Дрюона.
Конечно, не может не покоробить откровенно наплевательское отношение героев к своим любовницам, причём речь-то идёт вовсе не о шлюхах, а о молодых женщинах, которые любят своих курсантов, на что-то рассчитывают, отдаваясь им. А те… «Будет ребёнок? Твои проблемы». Изуродовал манекенщицу, неумело управляя её автомобилем… «Прости, дорогая, но с таким изуродованным лицом я тебя больше любить не смогу».
И я всё ждал, что к концу романа, когда будет последний бой с немцами – эти персонажи как-то искупят своё такое отношение – ранами ли, или подвигом. Но нет. Просто иллюстрация модуса вивенди французских молодых аристократов. Поругивающих республику и общую утрату героического духа в нации.
Есть ещё кое-что, весьма ценное в книге.
Это – религиозная линия. Всё-таки, Французскую республику – при всём либерализме и разложении – населяли люди, в жизни которых ещё оставалось место Христу. И мы можем видеть то, что некоторые католики вполне православны. Под православностью я подразумеваю, разумеется, не обряды или догматы/каноны, но верный духовный настрой.
Так один из героев кается в том, что слишком чувственно воспринимает запах ладана, звуки органа и пение хора. Не правда ли, такое не стали бы бичевать даже святители Феофан и Игнатий.
В целом, несмотря на то, что нет в книге ни особенного героизма, ни описания тягот и лишений военного лихолетья, ни даже ожидавшегося нравственного роста персонажей, книга, считаю, очень полезна может быть именно сегодня. Когда наше юношество по изнеженности уже примерно соответствует юношеству Франции середины прошлого века.
К недостаткам перевода могу отнести то, что герои сражаются не на «танке», а на «бронемашине», и что у противника «строчил миномёт».
Книжку с романом Евгения Водолазкина «Брисбен» я купил в «фикспрайсе». В книжном магазине я вряд ли отдал бы тыщу, а тут – цена более чем умеренная. Отчего же не ознакомиться, наконец, с творчеством писателя, о котором уже даже мои сербские друзья говорят?
Не прогадал.
Что бы там не говорили наши соратники по православному недобитому писательству, а Водолазкин – это, несомненно, литература. Знатоки обычно бранят Водолазкина за то, что он – всего лишь стилизует своё повествование – то под архаику (как в «Лавре»), то под Набокова (как в «Авиаторе»), но мне его роман пришёлся по нраву. Ибо нужно же понимать: с чем сравнивать.
Особенно панегирики расписывать не стану, и без меня хватает, но могу только сказать, что эпоха передана, что называется, атмосферно, именно таким мы помним и Киев1970-х, и Питер 1980-х. Германию 1990-х я не знаю, но, наверное, и там всё было так, как в романе.
Когда я поделился этими мыслями с соратниками, то, ясное дело, возмущению не было предела. Типа, «как можно нахваливать такое!»
Объяснил – что есть в текст и духовная составляющеая.
Например, в киевской эпопее показаны несколько важных – духовной т.зрения периодов в жизни главного героя: От беззаботности к первой мысли о смерти и суетности всего и вся. Затем – период депрессии, вызванной осознанием бессмысленности бренной жизни. Затем – крещение и обретение веры в жизнь после жизни. В Питерском эпизоде жизни мы видим и первые искушения, связанные с тем, что исповедничество может быть чревато отчислением из Университета – времена-то Андропова. Герой венчается с молодой женой-немкой, которая переходит из Лютеранства в Православие.
Наконец, уже в благополучный период жизни героя получает известие о неизлечимой болезни – Паркинсоне, и это его практически пригибает к земле, пугая не кончиной, но тем, что остаток жизни он будет неуклонно деградировать, доходя до состояния не просто дрожащих рук, но «не контролируемого слюноотделения». Тем не менее, герой совершает добрый поступок, подарив смертельно больной девочке-музыканту несколько месяцев подлинного счастья.
За всё 400 страниц лишь раза 3 пролистывал 2 странички размышлизмов, которые не трогали ни ум, ни сердце, а так – великолепный насыщенный текст.
Правда, концовка показалась несколько странной. Не концовка, а эпилог. Намутил какую-то интригу автор, но это такое дело.
Несколько напрягало «плюющее счастьем видео», точнее, не видео, а текст. и не счастьем, а инвалютой, которой у героя было немеряно. Причём я не понял – как это исполнителю классических произведений на акустической гитаре удалось стать вровень с суперзвёздами мирового масштаба, что ему везде – и автографы, и «Мадамы Клюко» в вёдрах и т.д. Вплоть до того, что захотелось взгрустнуть, вспомнив Питер молодости, – отчего не купить там квартиру в центре – напротив Дворцовой площади. И действительно – отчего бы не купить в Питере квартиру, если очень хочется.
Это напрягает и делает текст не очень правдоподобным. Во всяком случает, для 99% населения. Хотя читают сегодня не только лишь все, поэтому доля успешных и состоявшихся среди тех, у кого есть досуг читать Водолазкина, будет на порядки выше.
Не подумайте, нет никакой «пролетарской» ненависти, богатые тоже плачут и очень часто – хорошие и отзывчивые люди. Знаю по своему опыту.
Дело в другом.
Во всём верю Водолазкину, а вот в эту фантастически успешную карьеру виртуоза – не очень.
К недостаткам романа стоит отнести то, что когда автор скрупулёзно фиксировал даты, то он – несмотря на то, что родом был из Киева – как-то совершенно проигнорировал некоторые ключевые даты 2014 года. М.б. не захотел попадать под санкции? Всё-таки звезда международного уровня. переводят не только в Сербии, но и в Америке.
А вы как думаете?
А вот роман Курта Воннегута «Добро пожаловать, мистер Розенуотер!» про американского богатея читать не стал, хотя слог и всё прочее в наличии. Почерпнул для себя одну очень важную вещь в самом начале текста, а потом уже было просто развитие этой мысли, но детали не интересовали.
Поскольку подарили на день рождения трёхтомник новомодного шведа Фредерика Бакмана – и решил до Поста прочесть хоть одну из книжиц, дабы составить впечатление.
Фредерик Бакман «Вторая жизнь Уве». Это не про американского богатея, а про среднестатистического европейца, человека аккуратного, обеспеченного хорошим жильём, очень пустого и даже пошлого в чеховском смысле слова.
Это как раз именно то, что я имел в виду, когда напоминал нашим негодующим обличителям Водолазкина о том – какие нынче тексты неуклонно продвигают «пиплу» в качестве «бестселлеров».
Герой романа – пятидесятидевятилетний шведский пенсионер, который овдовел и на протяжении всего повествования как минимум пять раз пытается покончить собой.
В церковь он, ясное дело, не ходит с семнадцати лет, но – как и читатели сего чтива – верует в жизнь после жизни. Где для его души, ясное дело, ничего плохого не будет, ибо он – человек порядочный, налоги платит, за порядком следит и вообще. Тут, в земной жизни, он никому не доверяет, во всяком случае, среди соплеменников у него нет никого, к кому бы он относился бы с симпатией.
Да и как можно любить тех, у кого не просто автомобили неправильного производителя, но которые к тому же пренебрегают правилами пользования общего для членов жилтоварищества участка. С такими людьми у Уве нет и не может быть ничего общего.
Бакман, вроде бы посмеивается над вздорным характером Уве, который ради орднунга постукивает «куда надо» на жильцов, нарушающих правила пользования общественной автостоянкой или некорректно сортирующими мусор по контейнерам.
Итак, герой модного романа не так богат, как чудаковатые герои Воннегута и Водолазкина, но у него оплачена ипотека полностью, он аккуратен и законопослушен. Ну и что тут такого, что он никого не любит, и автор любуется этим. Правда, я не сразу понял: эта с иронией преподносимая придурь – это что: мягкая сатира на умирающую Европу? Или так и надо относиться к процессам умирания бывшей «страны святых чудес»?
Что же касается поиска корней нелюдимости главного героя, то тут автор всё как раз объясняет достаточно логично.
«Уве и сам точно не знал, отчего превратился в сурового молчуна. Оттого ли, что он стал больше беседовать сам с собой. Или же мало-помалу выживал из ума. Сам нет-нет и задумывался об этом. Выходило так, что не подпускает к себе людей из страха, как бы память о дорогом её голосе не потонула в гомоне их сварливых голосов».
В несчастном случае, который некогда лишил их и нерождённого ребёнка, и отнял у жены здоровье, превратив её в инвалида, Уве винил всех и вся.
«Соня прекрасно знала: чиновники в белых рубашках не виноваты в том, что она угодила в инвалидное кресло. Или в том, что она потеряла ребёнка. Или заболела раком. Но Соня так же прекрасно знала, что Уве не способен на безадресный, абстрактный гнев. Ему непременно нужно персонифицировать его. Приклеить ярлык. Разложить по полочкам… А потом она ушла, оставив его один на один с миром, языка которого он уже не понимал».
Можно было предположить, что Фредерик Бакман использует знакомый приём, когда человек, покушавшийся на самоубийство, вынужден бывает совершить некое доброе дело, и потом эта неминуемая перемена приводит его душу к оздоровлению. Ибо совершив доброе дело, человек меняется, в его душе появляется уже некий иной настрой. Об этом достаточно написано притч как православными авторами, так и католическими.
Но в душе героя романа Бакмана перемены наступают очень не скоро. И причиной покаяния (покаяния ли?) становятся вовсе не изменения в душе (об этом автор ничего не говорит), но новые обстоятельства, которые заставят его заботиться о ком-то.
Поначалу я думал, что по логике всех этих зелёно-радужных вокистов Уве станет заботиться о бродячих животных или об экологии, но всё оказалось гораздо проще.
Новыми друзями главного героя становится беженка из Ирана, вышедшая замуж за никчёмного пентюха-шведа, очень «бодипозитивный» айтишник, а также сын многонационала, которого отец выгоняет из дому, прознав о том, что сын гор, выросший среди дегенеративных потомков норманнов, стал нетрадиционалом. Уве приютил нетрадиционала, а всоре стал свидетелем на «свадьбе» нетрадиционала с «бодипозитивным». И даже завещал часть своего наследства дочери, которую нетрадиционалы удочерили.
Вот такие романы нонче у нас в моде.
Впрочем, убеждён в том, что следующему поколению постсоветских постхристианских построссиян это «зайдёт».
Я определил книжку в печь.
