Дорогие друзья, коллеги по творческому цеху! Миссия обновлённого Совета по Прозе лично мне близка и понятна, отзывается струнами самых сокровенных дум, которыми я хочу поделиться. Убеждён, что нам нужно искать определённый «стержень опоры», который объяснит наше единство, единство таких разных, обладающих яркой индивидуальностью, людей. Нам необходимо впитать Дух Союза писателей, найдя, определив его для себя не в ущерб собственной творческой свободе.
Сколько уж раз приходилось слышать с разных сторон, что Союз писателей «не то», да «не это», и часть упрёков даже справедливы: нет на свете ничего идеального, безупречного, всякий механизм даёт сбои и перекосы. Но мудрецы говорят издревле: «всё познаётся в сравнении». Не уклоняясь от обоснованной критики в адрес Союза писателей, не закрывая глаза на негативные моменты в его истории (а они ведь тоже были!) – мы должны ясно понимать альтернативы этому уникальному в истории государства Российского институту и инструменту. То есть видеть картину жизни во всей полноте.
С одной стороны – эти заметки очень личные, это мысли писателя, который смотрит в мир, с другой же, мне кажется, они будут интересны и всем, кто понимает невозможность для писателя быть одиноким. Сама миссия, назначение писателя – общественное служение, обращение к обществу, вне которого теряет всякий смысл любая его деятельность!
Мы должны осуществить духовную революцию, твёрдо постановив (для начала между собой, в круге единомышленников), что национальная литература – это не просто хаотичная, случайно сложившаяся совокупность художественных произведений, созданных на определённом языке.
Такой взгляд много лет навязывался нам. Он представлял литературу бессистемной кучей, куда каждый автор приносит своё, нимало не согласуясь с тем, как оно сочетается с вкладом и взносом других людей.
Но дух Союза писателей иной: он убеждает нас, что национальная литература – это живой организм, питаемый кровью национальной идеи, корнями уходящий в глубь веков и проращивающий семена будущего. Мы не отдельные организмы, мы клеточки единого организма. И если мы не похожи друг на друга, то ведь и глаз не похож на руку, а ухо на нос в едином организме, однако же они составляют органическое единство!
+ + +
В основе идеи единого, общенародного Союза писателей лежат замыслы двух великих людей: М. Горького и И. Сталина. Эти замыслы (которые у Горького возникли, а Сталин поддержал), разумеется, возникли не на пустом месте. Они опирались на многовековую русскую традицию, придающую любой организационной форме черты соборности, «симфонии властей», регулирующий «лад»[1], и понимающую всякую организацию как организм (даже корнесловицы одинаковы!) – созданный из людей-клеточек в органичном единстве.
Мы даже не будем оценивать, хорошо это или плохо – потому что в этом, далеко не всегда осознанном стремлении русского человека к соборности – как сказал Б. Пастернак – «…кончается искусство, и дышит почва и судьба». Русский человек стремится к власти, как к силе «в лад вводящей», нивелирующей борьбу примирением сторон – даже не потому, что индивидуально этого желает, а просто, в силу своего родового начала и генетического кода, у него иначе не получается[2].
Форма, которую Сталин и Горький отыскали для задуманного ими общенародного писательского собора – в полном соответствии с русским менталитетом находилась ровно посреди между государственным поглощением культурной сферы и её разнузданным анархическим индивидуализмом.
В целом Россия, видимо, именно потому и является наиболее перспективной, жизнеспособной ветвью человеческой цивилизации, что судьбой и географией поставлена определённым образом. А именно: между, посреди азиатскими деспотиями и жуткими, доходящими до людоедства и содомии, западными формами индивидуализма. И то, и другое – крайние формы, а крайние формы тупиковы, а Россия – средняя между ними, не совсем азиатский муравейник, но и не совсем содом демонократии[3].
В этом нет заслуги России или её вины – просто так с нами распорядились время и пространство, обрекая нас противостоять СРАЗУ ОБЕИМ КРАЙНОСТЯМ, одинаково деструктивным для прогресса человеческой цивилизации. Душная и безысходная азиатская деспотия, лишающая человека всякой индивидуальности – замыкает жизнь в застойное кольцо вечной повторяемости.
А бешеная и мятежная западная ментальность развивается в направлении всё более и более успешного человекоубийства, физического и духовного, и уже вплотную подошла к овладению супероружием, способным и физически, и духовно[4] уничтожить сам вид «человека разумного». И, что ещё страшнее – к решимости его применить.
+ + +
Нет национальной литературы, если расторгнута (усилиями либералов и декадентов) неразрывная связь с национальной идентичностью, сбережением родного языка – а он у нас один. Нас много, методов и подходов много, но языком мы пользуемся одним, русским, и не имеем права считаться писателями, если не служим, каждый в меру своих способностей, этому языку и его единству, его богатству и его языковой философии.
Главная задача настоящего писателя – служение своему народу и своему языку, что, в конечном счёте, и есть единственно подлинная «общечеловеческая ценность». Эта ценность, увы, сегодня подвергается серьёзнейшей опасности.
В эпоху всеобщей глобализации, когда границы стираются, а культурные влияния смешиваются, национальный дух оказывается под угрозой. Национальная литература, как хранительница традиций, языка и менталитета, становится ключевым элементом защиты от ассимиляции и духовного опустошения. Она формирует национальное самосознание, воспитывает патриотизм, передаёт из поколения в поколение ценности и моральные ориентиры. Язык, в свою очередь, является не просто инструментом коммуникации, а носителем культуры, истории и национального духа. Богатство языка, его нюансы и метафоры – это сокровищница, которую необходимо беречь и приумножать.
Однако, в современном мире возникла серьёзная угроза – духовная коррупция. Популярность, вместо того чтобы быть следствием служения национальной идее и истинной художественной ценности, становится товаром, купля-продажа которого регулируется денежными вливаниями, рекламой и искусственной «раскруткой». Эти процессы, зачастую управляемые из самых тёмных источников, способствуют деградации художественного уровня, упрощению языка и приспособленчеству к низменным вкусам.
В этом контексте язык, его богатство и дух, проституируются. Произведения, лишённые идейной наполненности и национального колорита, становятся пустыми оболочками, лишёнными способности воздействовать на душу и формировать национальное самосознание.
Что же нужно ПРАКТИЧЕСКИ?
Отделять СТАТУС оценки от МАТЕРИАЛЬНОГО ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ, прилагающегося к ней. В «рыночные годы» мы потеряли эту разницу, по сути, отвечая на вопрос КТО перед нами – к вопросу СКОЛЬКО ему дали в конверте, прилагаемом к премии.
Яркий, но не единственный пример этого – Нобелевская премия по литературе, в наши дни окончательно и демонстративно проституированная. Вся престижность оценки (премии, медали, конкурсного места и т.п.) сведена к вопросу «кто больше даст?». Но тогда речь идёт уже не о культуре, а о балаганном торжище, циничном купеческом аукционе.
Есть награды, которые не предусматривают ни одного рубля или доллара в приложение к себе, но всё равно являются в высшей степени почётными. Например, государственная премия или медаль важна не объёмом денег, а признанием вручающего её государства. Точно так же премия или медаль Союза писателей России – совершенно независимо от «призового фонда» – есть признание огромного высокопрофессионального самоуправляемого творческого сообщества, мнение русской литературы, «тело» которой слагается из клеточек – членов и кандидатов в члены Союза писателей[5].
Премия Союза писателей может составлять рубль или ничего (в денежном выражении) – но ценность её в другом: ты знаешь, кто тебя награждает, и если уважаешь его – то его одобрение бесценно. Государственная награда бесценна для патриота – потому что он уважает государство, награда Союза писателей бесценна для того, кто уважает русскую литературу, и т.п.
Это существенно отличается от «частной лавочки», например, Нобелевского комитета (привожу только для примера!), который давно уже и открыто занимается проституцией, и не представляет никого, кроме себя. Вот и получается, как у Чехова в «Вишнёвом саде»: замечательная эта премия только тем, что очень большая[6].
Хотя политическая и иная проституция Нобелевского комитета в последние годы смердит невыносимо, и закрывать глаза на это нельзя – цель моих гневных строк вовсе не в том, чтобы охаять Нобелевку. Ту, которая не досталась Льву Толстому (недостоин?), но получена Муратовым и С.Алексиевич, которые ДАЖЕ НЕ ПИСАТЕЛИ (журналист и очеркист). Нужную для смуты в Белоруссии либералку с помощью денег поставили в один ряд с Шолоховым и Буниным, и выше Льва Толстого!
Почему я так подробно на этом останавливаюсь?! Чтобы мы все поняли: ВОТ ТАК будут раздавать лавры при либеральном порядке, «за деньги, да». И авторитет писателя – сделают в строгом соответствии с размером тиражей, премий, рекламы. Да в либеральном мирке ведь уже и сделали! Вспомните, кого раскручивают и кто на слуху?!
«Нобелевская фабрика» изготовления «классиков по заказу» Госдепа США – очень и очень опасный прецедент. И Союз писателей России в целом, и Совет по прозе, в частности, в области прозы (наиболее идейно-проблемной части современной литературы) необходимы, и оправдывают миссию своего существования в формировании альтернативной грубому рынку (базару) оценки литературы. Без них – оглянитесь! – ведь некому поставить вопрос о Национальной Идее и священной миссии сбережения языковых богатств, сокровищницы смыслов русского языка. Без них по капризу любого олигарха (буде у него такой возникнет) – всякий робот, набравший текст может быть примитивнейшим методом рекламы, раскрутки и надутой популярности «встать выше Пушкина и Толстого». При этом у общества не остаётся никаких инструментов противостоять этому – ведь получает оно то, что в него впихивают, а впихивать могут только денежные мешки. Потому мы – не просто общественная организация, которая объединилась для защиты интересов членов своих, как профсоюз.
У нас – сакральная миссия сохранения критериев ОБЪЕКТИВНОЙ оценки литературного мастерства, альтернативная рыночной, с пониманием того, что рекламным агентствам без разницы, кого раскручивать, лишь бы платежи шли.
Объективная оценка литературного мастерства, качества – позволяющая отсечь «ботов» – заключается в нескольких пунктах, которые мы должны взять на вооружение.
- Литературное произведение ценно не тиражом (каким бы огромным он ни был) и не премированием (каким бы крупным оно ни являлось).
- Литературное произведение, в строгом соответствии с многовековыми традициями литературы ценно, в первую очередь глубиной и неповторимостью оригинальных идей, своей неповторяемостью (что прямо противоречит коммерческой литературе, гонящей вал по шаблону, по «серии»).
- Далее, литературное произведение ценно (объективно, независимо от наших симпатий или антипатий к автору) богатством словарного запаса, способностью увлекать, вовлекать в интерес к жизни, что составляет сюжетное измерение его качества.
- Литературное произведение служит родному языку, а не использует его с коммерческим цинизмом. Это создаёт измерение красоты слога, служения традициям родного языка и обогащению его форм, изобразительной мощности описываемого.
Только неукоснительно следуя этим правилам ОБЪЕКТИВНОСТИ в оценке (кратко говоря – оценивая философскую глубину и оригинальность идей, увлекательность, живую любовь автора к жизни и красоту, богатство его слова) мы сможем выйти сами и вывести литературу из «морока заданности», при которой коммерсант, хоть бы и уголовник или иноагент, простым раскрытием кошелька кого хочет, выводит в классики, а кого хочет – погребает во тьме забвения.
А важнее этой задачи у современной мировой литературы нет, от неё зависит само выживание вида «человек разумный», и инструментами её решения я вижу Союз писателей России и – в более узком формате, в отношении к прозе, с которой я работаю – Совет по прозе Союза писателей.
Предлагаю такой афоризм: «кто не прислушивается к коллективному разуму Союза писателей, тот «классиков» получит от Гусинского и Березовского». Вы, конечно, понимаете, что это фигурально, что Гусинский и Березовский давно сошли со сцены. Но никуда не делся сам принцип: если произведение не оценивает коллективный разум состоявшихся творцов, то единственной шкалой его оценки становятся… грязные деньги!
Александр Леонидов (Филиппов Александр Леонидович), член Союза писателей России, Уфа
[1] Интересно отметить, что русское слово «власть», «владение» корнесловно связно со словом «лад», т.е. гармония, симфоническое согласование. Ничего подобного нет с аналогами слова «власть» в европейских языках. Так, например, английское power – это мощь, давление, доминирование безо всяких отсылок к гармонии и гармонизации. Немецкое Macht даже и по-русски слышится, как «мощь», «могущество». Французские autorité, pouvoir, domination, règne – всё о том же, и никакой гармонии, никакого стремления к ладу, очевидного в русском «владеть» – т.е. «в лад вводить».
[2] Яркий пример: достаточно было обрусеть руководящему составу марксистской партии – и из идеи крайней остроты борьбы классов эта партия превратилась в партию общенародного государства, инстинктивно пытаясь отыскать лад, «в товарищах согласье» – хотя её идеология настойчиво требовала прямо противоположного. Потому что сама философия русского языка при переводе европейских источников «коварно» подменяет их смысл. Читаем английское «пауэр» – то есть «подавляющее, насилующее» – а на русский переводим как «власть», т.е. «в лад вводящее».
Читаем немецкое «марш» – то есть «марширующее, воинствующее», а переводим опять как «власть», и снова этот «лад», требование гармонии, вложенное в саму корнесловицу, прорастает у переводчика (а он, может быть, ни сном, ни духом к такому не стремился)!
Опять же, это не хорошо и не плохо – это так есть, на уровне культурно-генетического кода. Можно убедить себя до исступления, что рябина лучше берёзы, но как ни корнай берёзу – она рябиной не станет, будет только искалеченной берёзой, и всё равно берёзой.
[3] Суть ее выражают слова св. праведного Иоанна Кронштадтского: «Демократия в аду, а на небе царство».
[4] «Диктатура без слёз» – это термин, который Олдос Хаксли использовал в лекции 1961 года. В ней писатель описал западную «демократию» как «последнюю революцию» – «диктатуру без слёз», где люди «любят своё рабство». По словам Хаксли, цель заключалась в том, чтобы создать «своего рода безболезненный концентрационный лагерь для всего общества, чтобы у людей фактически отняли их свободы, но они были бы отвлечены от любого желания восстать с помощью пропаганды или промывания мозгов, усиленного ФАРМАКОЛОГИЧЕСКИМИ методами». Хаксли считал, что в будущем контроль над обществом можно будет осуществлять, погружая людей в бесконечный поток приятных развлечений.
[5] И здесь уместна аналогия с тем, что Церковь называет «Телом Христовым» свою совокупность, всех верующих в соборном единении.
[6] Лопахин в пьесе А.П. Чехова «Вишнёвый сад» говорит: «Замечательного в этом саду только то, что он очень большой». Но ведь то же самое можно сказать и о Нобелевской премии! Замечательна она, как вишнёвый сад у Чехова, только тем, что очень большая, а в остальном…
1.
Слово "власть" во всех языках связано с гармонией и музыкой, запевалой, кантором. Кантате, тур(лат.) - "пой" "ля". Минора - система камертонов. Из египетского : "ба" - врата, "ля" - время, волна, "ка" - душа. Вместе - балалайка. Немецкое "махт" - производное от "мачта", "шатёр". Всякий храм имел навершие, на нём шар-яйцо, спица и петушок-ржев - флюгер. Внутри - орган. Храмы были не только школами, но и местом сбора ХОРОВ для воспевания Бога. Так что власть - это врата "ля". Системой камертонов никак не могут быть Горький и Сталин.
Подробнее:
https://ruskline.ru/analitika/2025/02/02/ochen_lichnoe_no_vsem_otkrytoe_pismo