Уважаемые читатели, поскольку Украина нынче находится под оккупацией холуёв международного иудео-англосаксонского мира, то оглашать имена своих товарищей и знакомых я не стану. По вполне понятным причинам. К примеру, Виктор Феофанович Шестаков попал на 15 лет. И все мы понимаем, что с украми шутки плохи. Поэтому называю фамилии только тех, кого уже нет в живых, и до кого руки укропов уже не дотянутся. В предложенных вашему вниманию материалах не будет глубокого анализа ситуации с русскими организациями Украины. Я просто расскажу о том, как многое виделось тогда из Николаева. Взгляд сугубо субъективный.
Николаев постсовесткий
С деятельностью «Русского Движения Украины» познакомился в начале 1998 года. Собственно самой общественной организации с таким названием тогда ещё не было, но с людьми, разделявшими соответствующие езгляды, соприкоснулся именно тогда.
А тогда, с 1998 года начинал свою деятельность в качестве общественника, а позже и политика, поскольку ранее этот способ восприятия реалий материального мира меня мало интересовал.
К 1996 году я кое-как получил диплом – больше не для себя, а для родителей, которым в своё время немало крови попортил, бросив достаточно престижное Высшее Военно-морское училище Радиоэлектроники им. Попова и отправившись защищать рубежи разваливающегося Отечества в Заполярье. Сегодня я жалею об этом. Но не потому, что не суждено мне стало стать морским офицером, вряд ли стал бы им, учитывая анархический свой характер, нет, по иной причине.
В училище поступил в 1987-м, а с Северного Флота демобилизовался в конце 1990-го.
Что это значит?
Это значит то, что вся кульминация перестройки/гласности прошла мимо меня.
И я, окончив школу, уезжал в Питер из советской Украины, а вернулся совсем в другое общество. В мир челночной торговли в Румынии и Польше, мир «решал» и внезапно богатевших персонажей. Впрочем, объективности ради, отмечу, на территориях б.УССР стрельбы – как в бандитском Петербурге и столицы, стремительно превращавшейся в то, во что она в конце концов превратилась, у нас не было.
На Украине тогда сложился уникальный микроклимат, когда ценности советские сочетались с ценностями как рыночными, так и ино-идеологическими: относительно мирно сосуществовали в одном подъезде жилого дома как украинские националисты, так и российские шовинисты, как либералы, так и коммунисты.
В России было не так, а на Украину большие страдания тогда не пришли, что, возможно и сделало её жителей настолько расслабленными, недальновидными и, в конечно итоге, ослеплёнными своей собственной исключительностью, что они прохлопали предпосылки Большой Трагедии, которая разворачивается у всего мира перед глазами.
Но, особо повторю, тогда, в начале 1990-х было относительно благополучно. Ещё не была убита социалка, не было никаких «шоковых терапий», люди продолжали жить более-менее по-советски, что не мешало, впрочем, увлекаться рыночными отношениями всем тем, кому предпринимательские таланты позволяли это. В культурной сфере собственно советская наднациональная культура постепенно заменялась как вышиванками, так и мундирами белогвардейскими. Но вышиванки были, ясное дело, новой державы предпочтительнее.
Например, идеалы Русского рока постепенно, но настойчиво высмеивались, неокомсомольцы украинского мягкого госнационализма прямым текстом заявляли, что песни нужно петь на мове. В крайнем случае – на инглише. Иначе – никаких шансов. Петь по-украински было, конечно, очень рокенролльно, особенно в русской среде, где это почиталось запредельной степенью юродства.
Или запредельным прогибом.
Творческая жизнь стала для многих убежищем от рыночной действительности, тем паче, как уже упоминалось, у нас на Юге Украины была настоящая толерантность в национальном и политическом смысле слова, а советское воспитание способствовало тому, что рынок пока ещё знал своё место и не мог истреблять всё так беспощадно, как он истреблял в б.РСФСР.
Во всяком случае, я помню один невероятно яркий эпизод, показывающий принципиальное отличие менталитета украинских граждан той поры от менталитета москвичей.
В начале 1990-х годов, устав от социальной рок-музыки, и не прельстившись навязываемой тогда в «приличном обществе» эстетикой «индепендед», многие ребята из нашего круга увлеклись фольклором, неофолком и псевдофолком. Этим тогда многие сверхзнаменитости занимались – тот же Питер Гэбриэл. Я входил в тот круг, где как раз соединялись увлечения экспериментальной музыкой и народной. Безусловными любимцами, объектом обожания и подражания был австралийский дуэт «Dead Can Dance». Интернета, как мы помним, тогда ещё не было, но на Украине в магазинах можно было купить задёшево очень приличные пластинки достаточно продвинутой музыки, которые по лицензии производились, кажется, в Литве.
Короче говоря, решил я снять видеоклип на музыку этой группы, а приятель-телеоператор прямо-таки влюбился в девушку, исполнявшую стилизованный под нечто «ориентальное» танец. Конечно, никаких «танцев живота» и прочего тогда и в помине не было, этим делом занимались наши подруги юности, отчалившие в Грецию и Турцию. А тут было именно творчество. Достаточно, кстати, целомудренное.
Съёмки производили на сцене Русского Драматического театра, ребята-осветители совершенно на энтузиазме помогали. И т.д. и т.п.. В Драматическом театре я провёл лето 1994 года, но потом, когда выяснилось, что у меня нет корочки о художественном образовании и я не могу работать на ставке художника, директор Театра, Николай Кравченко, будучи подлинным покровителем юных талантов, устроил меня в Театр Кукол. Там я и работал на полставки на протяжении последних курсов учёбы.
Когда о съёмках видеоклипа узнали москвичи из числа близких к эстраде, то это быдло целым событием.
Это сегодня тик-токеры снимают достаточно сносные ролики на свои смартфоны, а тогда съёмки были целым событием в культурной жизни даже такого продвинутого города, каким был Николаев. Киевляне с москвичами не могли поверить в то, что я никакой не клипмэйкер с бюджетом, а просто захотелось сделать нечто для души, а все затраты составили десять долларов США – на них был куплен веер, с которым танцевала барышня.
Или ещё. Совершенно запросто можно было попросить автобус! музыкальную аппаратуру (колонки, усилки, микрофоны)! и помещение клуба. Чтобы провести там культурное мероприятие. например, концерт психоделической группы «Лампа». Во время концерта киномеханик пустил на экран мультфильмы без звука, которые волшебным образом сочетались с чарующими звуками странных завораживающих песен. Да, я использовал слово «волшебные и чарующие» не ради красного словца, было там что-то и от искушения, и от гипнотичности.
Но речь не об этом.
Речь о том, какая атмосфера царила в промышленных городах украинского Причерноморья. Городах Новороссии.
К нам, кстати, приезжали посланцы от украинских националистов настоящих, не бюджетных. Это был «Смолоскып», издательство, эмиссары которого ездили по Восточной Украине и впитывали тех, кто представлял собою какой-никакой интерес и, ясное дело, готов был постепенно становится свидомым украинцем. К нам зачастили трое: Андрей Кокотюха, который разговаривал со сцены по-русски, чтобы совсем уж не отпугивать «схиднякив», молчаливый Максим Розумный, который искал тех, кто хотел бы и мог бы пополнить ряды национал-либералов, а третьим в их компании были самые разны творцы. Это мог быть и серьёзный молчаливый почвенник-западенец Иван, и пьянчуги из львовского или киевского украиноязыченого андерграунда, либо Сергий Жадан из Харькова. Который имел глупость как-то признаться, что сочиняет стихи со словарём, поскольку ему не хватает знания лексики украинской мовы.
Мы тогда издавали самиздатовский журнал «Белый Ярлык» и были рады тому, что и на нас обратили внимание люди, занимающиеся темой. Журнал назывался неслучайно именно так, поскольку мы декларировали полную политическую и какую бы то ни было идейную ангажированность. Один из отцов-основателей вообще во времена перестроечный был одним из трёх николаевских официальных анархистов, другой заработал себе денег, а теперь пожелал заняться чем-то для души.
В общем, киевские работники идеологического отдела нас заметили, и даже пригласили в Ирпень (это такой киевский аналог Переделкино). Один из наших ребят, учившийся в своё время в Киеве и прекрасно знавший тамошнюю среду, буквально примчался ко мне, пытаясь вразумить, объясняя: что за силы стоят за этим «Смолоскыпом». Но нам было всё ни по чём, какие-то там бандеровцы в то время воспринимались как некие сказочные злодеи из давно минувшего времени.
На фесте в Ирпени мы познакомились как с достаточно продвинутыми деятелями украинской культуры, так и с точно такими же ребятами Юго-Востока, которые выросли на Булгакове и Гребенщикове. Политика нас не интересовала тогда, «Рух» воспринимался как некая национальная разновидность антикоммунизма. Никакой ненависти к коммунистам у нас не было и быть не могло, ведь у многих из нас многие из родных были членами КПСС, а мой дедушка даже остался в КПУ, не порывая со своим прошлым. Конечно, смеялись в юности над комсомольцами, особенно над теми, которые были явными лицемерами, но это всё было лет 10 назад, ещё до перестройки, а теперь уже всё давно перестраивалось и мы познакомились с теми, у кого были свои планы перестраивания.
Надо признаться, в Николаеве нам помогали тогда именно украинские националистические деятели, хотя мы и не были совершенно национально свидомыми. Руховцы давали фойе помещения своей партийной организации под художественные выставки, поскольку официальны салон Союза Художников был, разумеется, закрыт для неформалов.
Повторяю, украинскую идеологию никто из нас, жителей абсолютно русскокультурного города всерьёз не воспринимал. А идейные националисты придумали тогда для нас нишу: «русскоязычные украинские творцы».
Между тем, летом 1997 я пережил серьёзный кризис и решил полностью порвать с околобогемной тусовкой. Господь сподобил случиться нескольким вещам, ставших тем стимулом, который подтолкнул меня назад в Церковь. У меня был уже опыт воцерковления за несколько лет до того. Ребята из околомузыкальной тусовки привели меня к батюшке, которому удалось создать довольно интересный приход, в основном из представителей официальной художественной и научно-гуманитарной элиты, а также нас, неформалов. (Речь о покойном о.Михаиле Шполянском. Один из сыновей которого после 2014 стал активистом-«жидобандеровцем»). Приходская жизнь была интересной и насыщенной. Это было нечто, видимо, похожее на то, что делал о.Кочетков в столицах. Доводилось встречаться и с людьми из Русского Зарубежья, и с Аверинцевым, не говоря уже о знаменитостях местного калибра.
Но там я не задержался долго, ибо либерализм – при всех его несомненных достоинствах – содержит в себе вирус недисциплины. а это губительно для неокрепших душ. Либералом можно быть только тому, кто силён, чей стержень достаточно крепок, чтобы прогибаться под изменчивые искушения.
Теперь же я по милости Божией попал как раз на приход, где царил диаметрально противоположный настрой. Моим духовным наставником стал очень аскетичный батюшка, выпускник консерватории, убеждённый русский монархист.
Тогда же меня «подобрал» один бывший однокашник, который теперь работал в Горисполкоме помощником депутата Горсовета, и они занимались продвижением темы «Муниципальной инициативы». Всё это было для меня совершенно новым, но они меня знали как человека творческого, по мероприятиям былых времён, и, как потом я понял, наделялись, что я смогу обеспечить им если и не сторонников, то, во всяком случае, массовку. Ведь приближались местные выборы.
По случаю выборов меня пригласили подработать, изготавливая агитационную продукцию на ризографе, благо, у меня к тому времени уже был опыт компьютерной вёрстки, т.к. помимо работы в Театре Кукол я ещё числился фотокорреспондентом областной газеты «Молодь Миколаївщини». Но был вовсе не фотокорреспондентом, а обозревателем культурной жизни областного центра, а также помощником верстальщика. Штабом предвыборным стал большой офис одной конторы, существовавшей на зарубежные гранты.
После окончания выборов меня решили оставить в команде, тем более, что я оказался не богемщиком-неформалом, а человеком, который к тому времени уже стал себя осознанно отождествлять с Русским Миром.
Центр Социально-Экономического Развития Украинского Причерноморья
В конторе, которая существовала на гранты USAID, а никто, кроме Сороса, тогда гранты не давал, царил дух подлинного плюрализма.
Были среди нас, конечно же, искренние национал-демократы, но это не была пресловутая «демшиза», заполонившая тогда все московские центральные СМИ. Были украинствующие, но весьма умеренно. Помню, должен был посетить нашу контору В.М.Пензенек, так у руководителей отделов – у условного национал-демократа и у прорусского демократа Виталия Юрьевича Зузы (в перестройку возглавлявшего отделение недолговечной реинкарнации «Конституционно-Демократической партии») произошла пикировка насчёт составления программы встречи: Зуза был категорически против того, чтобы идти в филаретовскую церковь, сказал, что ни он, ни наш отдел не перешагнёт и порога раскольнического храма, а руководитель организации, придерживавшийся либерально-демократических взглядов, сказал, что пойдём в храм той конфессии, к которой принадлежит высокий гость. К счастью, вице-премьер оказался униатом, и ни в какие храмы его вести не пришлось.
С этим приездом увязан курьёз. Контора наша находилось в частном доме в центре города, имелся свой небольшой садик, отгороженный забором из песчаника от большого двора сталинской многоэтажки.
Чтобы не ударить в грязь лицом, наш руководитель пригласил камерный квартет, который играл в саду, пока местные политики тусовались с высоким гостем. Звук квартета привлёк внимание соседских мальчишек. Они забрались на забор и тщетно пытались выяснить у нас: «Кого здесь хоронят?»
Итак, Были у нас в Центре Социально-Экономического Развития Украинского Причерноморья и умеренные украинские национал-демократы, чья линия колебалась согласно генеральной линии киевского руководства, были романтические украинские националисты (не оголтелые), были классические либерал-демократы, но были и романтические русские имперцы. Виталий Зуза – на правах личного друга начальника нашей конторы (всё время колебавшегося между национал-демократией и либерал-демократией) любил эпатировать сотрудников, громогласно утверждая, что Николаев является «русской территорией, временно оккупированной Украиной». Но всех нас объединяла любовь к родному городу, многие были членами межфракционного объединения «Муниципальная инициатива». Впрочем, несмотря на браваду, многие уже тогда прекрасно понимали, что «Украина в Николаеве – это всерьёз и надолго».
В русском городе не было никаких серьёзных русских организаций. Уже позже стали появляться какие-то филиалы крымских объединений, но всё это было не то. На одно из мероприятий, проходивших в Донецке, прихватили и меня, как человека, представлявшего "русскую молодёжь Николаева". Был я в то время исключительно заполитизированым. Как и положено любому неофиту, я в то время отдался Русской теме целиком и полностью.
У нас в конторе был интернет. Сегодня трудно понять, что это такое, но тогда это было настоящее чудо. Российское телевидение начали неуклонно гасить ещё в 1996, когда вместо ОРТ запустили "Интер", причём общественно-политический блок монтировался в Киеве. Впрочем, телевизор я давно уже не смотрел, и для многих моих товарищей что ОРТ, что "Интер" было имитацией России, Настоящая Россия была для нас тогда не в говорящих головах "ельцинской Москвы", а в статьях Душенова, книгах Сергея Кара-Мурзы, о.Андрей Кураева, а также конспирологов: Воробьевского, Назарова, Дугина и даже оголтелого Климова. (Я говорю о николаевских активистах Русского Мира).
Поскольку наш печатный отдел как бы принадлежал всем остальным отделам, но особым грантом не финансировался, то мы, четверо сотрудников «Издательского отдела», занимались делами хозяйственными, в том числе несли попеременно ночные дежурства в конторе.
Вот это время и использовалось для того, чтобы используя казённый интернет и казённые же принтеры, распечатывать всяческую подрывную литературу. У меня «лист закладок» был весьма скромным, но я относился к «ядерной аудитории», ибо сидел на каждом из сайтов часа по 2-3. Это была «Русская Линия», тогда ещё не «Народная», а православная монархическая; Форум диакона о.Андрея Кураева, (где у меня был учётный номер 464, т.е. был я практически у истоков); и, наконец, «Арктогея» Дугина. Точнее, там было два портала дугинщины, но названия второго не припомню.
И вот тщательнейшим образом порывшись/пообщавшись, я старался к утру сформировать небольшой дайджест, который бы содержал материалы по сравнительному богословию, изложенные так, как надо, без схоластического плетения словес; материалы по православному взгляду на события как современности, так и истории; а также материалы конспирологического характера. Дугин тогда воспринимался как «Воробьевский для продвинутых».
Коллеги были в курсе, что я распространяю «подрывную литературу», но, поскольку все были демократами и бывшими диссидентами, то свобода слова у нас не пресекалась.
Однако же сам я к тому времени убедился в том, что украинские националисты не столько любят Украину, сколько ненавидят Россию, поэтому благодушия по отношению к украинизаторам у меня резко поубавилось.
И с распространением их идей в родном городе нужно было начинать что-то делать системно.
Русское Движение Украины
К своему стыду я ничего не запомнил о том Съезде Русской Молодёжи Украины, который проходил в Донецке. Запомнился только Кирилл Фролов, который приехал нас подбадривать и уговаривать становиться православными, а также невероятно дешёвые большие пироги и котлеты, которые нужно было купить на станции Ясеноватая. Именно об этом мне настоятельно рекомендовали знающие люди.
Конечно, те речи, которые Кирилл говаривал русской молодёжи Украины были по большей мере непонятны многим, теперь я это уже понимаю хорошо, поскольку чтобы понять логику его рассуждений, нужно было быть не только верующими православиными, но ещё и обладать целостным мировоззрением. А где его взять?
Взять это целостное мировоззрение было неоткуда, его и сегодня нет, и не предвидится.
Только реакции.
Только ситуационные варианты «дружб против».
Созидательной идеи не было.
Но если призывы «остановить украинизацию» ещё были как-то понятны, то призывы «сплотиться против папы Римского» были никому из русской молодёжи Украины не понятны.
Точно так же, как никому из молодёжи украинской не были понятны призывы «сплотиться против украинизации». Ибо эта самая – тогда ещё мягкая – украинизация воспринималась просто как нечто, закономерно приходящее на смену советской денационализации.
Ведь советский проект – при всей том хорошем, что он содержал (как показало время) – оказался абсолютно бессилен перед любыми формами национального объединения кого бы то ни было.
И если у украинских националистов был простой и действенный план, простые и работающие механизмы возрождения ядра и ассимиляции тех, кто готов бвл воспринять новую/старую идентичность, то у нас, русских, ничего этого тогда не было.
Ничего этого нет, и не предвидится и до сих пор.
Потом в Николаев стали заезжать представители различных прорусских организаций различного ранга. Самым солидным из которых оказался Олег Юрьевич Лютиков.
Мы встретились в открытом кафэ на бульваре им. Макарова. Олег Юрьевич не мог не подкупить своей глубокой даже не интеллигентностью, а, пожалуй, аристократичностью. Такие люди, как покойный Лютиков, несомненно, могли бы возродить Российскую империю. Но, видимо, не достойны мы стать подданными Российской империи. Во всяком случае, пока.
Что уж говорить о предпоследних годах прошлого тысячелетия.
Олег Юрьевич был сподвижником Александра Григорьевича Свистунова, предпринимателя из Львова, человек неутомимой энергии.
Свистунов собрал вокруг себя предпринимателей, которым претила украинизация, поскольку – полагаю – они в украинизации видели какую-то деградацию.
Полагаю, это было роковой ошибкой людей, закладывавших фундамент наиболее крупной Русской партии Украины.
Это в Белоруссии люди воспринимали свою «траскавицу» как маркер деревенскости, полагая, что в деревнях говорят «по-тутэшнему», а в городах – по-русски или по-польски. То есть там Русский язык был одним из символов образованности, успешности, а народная молвь – совсем наоборот. Полагаю, повторюсь, что люди круга А.Г.Свистунова мыслили примерно так же. Во всяком случае у меня сложилось именно такое впечатление о мировосприятии нашего шефа и спонсора после нескольких разговоров в узком кругу.
Между тем, на Украине было всё не так, как в Белоруссии.
На Украине мова была одним из необходимых инструментов национал-инженерии.
И то, что львовяне недооценили этот момент… А, впрочем, что говорить о львовянах, если этот момент – совершенно очевидный для любого патриота-пользователя интернетом, т.е. уже знакомым с кое-какими азами идеологической работы – этот момент игнорировался профессиональными «жирафами». Которым, как известно, «виднее».
Итак, А.Г. Свистунов создал некое неформальное содружество львовских русскоговорящих предпринимателей. Первоначально это содружество было создано для ведения коммерческих операция «среди своих», плюс отработка схем выхода в РФ по линии бизнеса. Затем образовался нечто, вроде Русского клуба, сформировался островок русского аристократизма в городе, ставшем олицетворением «Украинского Пьемонта».
Но если наши вожди тогда смеялись над украинскими националистами, которые косплеят, т.е. играют в хуторян, облачаясь в вышиванки, то в кого играли мы сами?
Ещё раз повторяю: в 1998 году на Юго-Востоке б.УССР атмосфера была всё ещё достаточно благоприятна для формирования политической реальной партии. Но ведь теперь мы понимаем, что политическая партия – это инструмент ознакомления населения с некой политикой. С политикой, которую намерена проводить некая сила.
Какая сила?
Какую политику?
Молодёжное крыло «Муниципальной инициативы»
В самом начале этого рассказа я оговорился, что постараюсь избегать от выводов космического масштаба и космической же… да, её самой, но ограничусь исключительно воспоминаниями о том, непосредственным участником чего был, а также размышлениями субъективного характера.
В 1998 году я продолжал работать в Центре Социально-Экономического развития Украинского Причерноморья. Когда к нам приезжали политологи или экономисты, наш руководитель меня уважительно представлял в качестве «эксперта по конфессиональной проблематике», но на самом деле в бухгалтерской отчётности числился я кем-то из разряда дворников и сторожей.
Но дело мы пытались делать. Наш командир, покойный ныне Виталий Юрьевич Зуза, николаевец со знаком качества, убедил руководство организовать молодёжный отдел «Муниципальной инициативы». На самом деле мы пытались обрабатывать ребят идеями антиглобализма и различных альтернатив. Конечно, до радикального ЗОЖа дело не дошло, но насчёт идей «Москвы – Третьего Рима» разговаривали много и долго. Ребята занимались у нас толковые – прямо через дорогу от нашего домика-офиса располагалась элитная школа с усиленным изучением английского языка, поэтому родители одарённых чад в принципе не имели ничего против того, чтобы чада ещё и общались с молодыми политиками.
Виталий Юрьевич пытался было привлечь к этой теме неформалов, о которых мы говорили в самом начале повести. Но при этом опекал всех весьма жёстко.
Один музыкант и художник спросил его напрямую:
- Виталий, мы разве учим чему-то не тому?
- Тому, но… не так.
А разговор этот приглючился после одного весьма знаменательного случая.
На одном из застолий («корпоративов» тогда ещё не было, были «селёдки под шубой» и бутерброды со шпротами под водочку) один из сотрудников задал весьма резонный вопрос:
- Вот вы все критикуете такую-сякую Америку. Псевдокультуру Голливуда и Кока-колы. Я не люблю кока-колу. но Голливуд люблю, А что вы сами-то можете этому противопоставить? Вот допустим такой эксперимент: даём вам деньги, эфир, короче, всё, что нужно. Что вы сможете создать такого, чтобы это было интереснее той – как вы выражаетесь – псевдокультуры?
И вправду, что мы можем противопоставить?
Разговоры о талласократии и теурократии?
Начали заниматься популяризацией Русской культуры.
Не думайте только, что официальная РФ хоть палец о палец ударяла. Не смешите.
Как там говорит главный идеолог: «сами-сами».
Начали мы всерьёз заниматься молодёжью, а не так, что только разговоры про плохой «Новый Мировой Порядо» и хороший «Третий Рим».
Направлений, впрочем, было всего два: организация гуляний типа Масленицы и подготовка журнала «ГДЕ» (Глаголь: Добро Есть!)
Теоретически перспективным могло бы стать и возрождение скаутского движения, я даже в Киеве познакомился с активистами движения Юных Разведчиков, причём люди эти меня глубоко впечатлили.
Были они, несомненно, правых убеждений, воцерковлёнными христианами. Один из них даже начал выступление на каком-то общеукраинском форуме русской молодёжи с того, что осенил себя крестным знамением и произнёс «Во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа!»
Потом, когда я вернулся из Югославии, мы сдружились и вместе кое-что пытались делать, но со скаутами ничего не получилось. и не могло получиться. ну кто станет поддерживать эту тему?
Сорос?
Нет.
Украинская незалежна держава?
Нет, скауты-то не проукраиснкие.
Олигархи?
А что это такое? Не. Церковных пионэров нам не надо!
РФ?
Без комментариев.
Так и заглохло.
Это же не салют какой-нибудь запустить, не поставить галочку о проведении чаепития с цитированием стихотворений А.С.Пушкина.
Впоследствии, когда мы говорили о культурно-политических так сказать фракциях «Русского Движения Украины», то наряду с условными «черносотенцами» и коммунистами-беспоповцами (т.е. отколовшимися от КПУ и не примкнувшими к Витренко), мы непременно указывали и на эту категорию соотечественников: «Пушкинисты».
Которые и были наиболее удобны агентам Россотрудничества.
Продолжение следует
