Всё получилось как-то разом: позвонила дочь и объявила, что у неё накопились лётные бонусы (она много летает) и их надо обязательно скорее израсходовать, а то пропадут. «Куда хотите лететь?» - «В Святую Землю», - хором сказали мы. Дочь отключилась на две минуты, снова включилась: - «Бен-Гурион» не принимает. Давайте оформлю в Армению, в Ереван. Сейчас там уже тепло, погреетесь. Да и вообще страна красивая». - «Бывал, бывал, - согласился я. - Да всё как-то было не до красоты. Один раз на конференции, прилетел-улетел, другой раз в печальное для Армении время - землетрясение в Спитаке и Ленинакане. Да и Карабах добавлял переживаний». - «Тем более надо лететь, чтоб плохое забылось. Всё! Не слушаю возражений. Диктуйте номера паспортов».
И вот - Шереметьево. От аэроэкспресса стали добираться до своего терминала. Это было так долго, будто в Армению мы пошли пешком. Вскоре начались строгие проверки. Ещё бы: мы летели за границу. Паспорт держал наготове, раза четыре его придирчиво смотрели, прямо с лупой. Он у меня ещё из того тысячелетия. Пришлось даже извлечь его из красивой оболочки с оттиском Ангела хранителя. В оболочке и другие образочки хранились. Отделил их от паспорта и почувствовал себя незащищённым. На последнем этапе и ремень велели снять. Снял. Но спасибо брюкам: и без ремня они героически держались.
Летели очень долго. Раньше путь длился два часа, сейчас четыре. Стало неспокойным воздушное пространство, изменились в нём дороги. Летели при солнце над облаками как над снегами. Стали снижаться, в облаках немного потрясло. Снижались, снижались и вот - открылась земля и вдруг воскресла в памяти строка из стихотворения Заболоцкого: «И вскрикнула душа, узнав тебя, Кавказ», ибо во весь горизонт высветились и осветились закатным солнцем горы.
В аэропорту (всё предусмотрела дочь) нас встречал Вардан, который и повёз нас на снятую для нас квартиру. По дороге сообщил, что у него два высших образования, он преподаёт, но в свободные дни «таксует», семья большая. Проехали храм, сложенный из красивых камней. Мы перекрестились. Вардан заговорил:
- Ваша дочь сказала, что вы пишете на клерикальные темы. О, здесь для вас широкое поле деятельности. Россия приняла христианство в десятом веке, мы в триста первом году. Поэтому мы храним правильное вероисповедание.
- А у нас, значит, неправильное?
- Не говорю так, говорю историю Армении. Бог посетил нас ранее, чем север. Потом ваши учёные написали, что от Византии христианство пришло в Россию. Через Киев. То так?
- В первом веке Киева не было, но апостол Андрей Первозванный поставил Крест на днепровском берегу на месте будущего Киева. В первом веке, - уточнил я. - Будем считать, что Господь пришёл к русским в первом веке.
- А кто это задокументировал? Это же люди написали, - возразил Вардан. - А они что хочешь напишут.
- Апостол Андрей, - заметил я.
- А разве он не человек? - спросил Вардан.
- Да, человек, но…
Но не договорили: уже приехали. Квартира наша, причём, огромная, оказалась в центре Еревана. У каждого по комнате, и ещё одна большая, общая, просторная кухня, да ещё и прихожая. Одни окна квартиры выходят в тихий двор, другие на шумную улицу.
Я пошёл на разведку окрестностей. Во дворе деревья, ещё безлиственные, но уже обещающие своими почками зелень. Во дворе тихо, на улице оживлённо. Рядом музей Мартироса Сарьяна, театр оперы и балета, куда прошёл по улице Пушкина. Армянская церковь в закрытом дворе. Вовсю шумели каждый своей музыкой уличные ресторанчики, кафе, пункты обмена валюты, магазины большие и маленькие. Туда и сюда текли реки и ручейки прохожих, в основном, молодых. Я с радостью узнавал местоположение нашего нового жительства. К кому бы я ни обращался, все относились очень доброжелательно, все знали русский язык. Хотя одна женщина обратилась ко мне на английском.
- А в каком направлении отсюда Арарат? - спросил я человека в годах в тёмной одежде…
Он прямо весь озарился:
- А, Масис, Арарат, да, это есть, есть, это в горы.
- Так тут везде горы, - сказал я и объяснил: - Я был здесь в 90-м, тогда поместили меня в гостиницу с видом на Арарат. Где эта гостиница могла быть? Вид на Арарат?
Он, видимо, про гостиницу вопроса не понял, но слово Арарат вдохновило на воспоминания:
- Арарат, да, Арарат, о, Арарат - это, вы должны помнить, судя по вашему возрасту, это знаменитая футбольная команда, гремевшая в Советском Союзе, помните?
- Так если бы от её побед гора вернулась в Армению, - не очень вежливо заметил я. - Да, видимо, уже нет таких молитвенников, которые передвигают горы.
Обменяв деньги, то есть русские рубли на армянские драмы, что-то купив, вернулся к жене.
- Впервые в жизни, - говорила она весело, - впервые не могу понять, как понять, что ничего не надо делать. Прямо не могу опомниться. Всегда же домашние дела никогда не кончаются, телефон трещит, а когда куда ни приедешь, все по часам расписано, а тут мы сами по себе. Ты ушёл, я стою у окна, там уличные кафе, музыка, молодёжь, солнце, тепло, вот спасибо доченьке.
- Вот, это и есть отдых. У нас же никогда не было никаких отпусков. А если были, то тем более заполнялись работой. Куда пойдём? Русская церковь, я узнавал, на окраине. Только на такси. Поехали?
- Конечно, поедем. Но дай отойти от Москвы. Никуда не хочу идти. Тут всё есть. Плита электрическая. Телевизор…
- Но телевизор-то зачем?
- Для солидности, он тут на на пол-стены. Что приготовить, милый муж мой?
- Банковскую карту я уже приготовил. Тут российскую принимают. Да и без неё у меня сплошные драмы. Не комедии, учти, драмы. Да, Вардан сказал, что он нас и обратно проводит. Надо с ним о вере договорить. Какие же апостолы и пророки люди, как можно равнять со всеми: люди, да, но Богоизбранные, Богом отмеченные. Через них вещал.
- Ничего ты этому Вардану не объясняй. Думают, что древнее нас, да и пожалуйста. Мы всегда всех моложе. Явились в мир, и всем мешаем.
- Да, да, слушай, забыл сказать, хотел ещё в самолёте, но вошли в облака, затрясло, вытрясло. Битов в повести «Уроки Армении» описывает встречу с Сарьяном. Сарьян говорит: «Я понимаю, откуда взялись армяне, понимаю, откуда евреи, но откуда взялись русские?» Чего ж Битов не сообразил ответить, что Господь Бог нас, русских, сотворил, поселил на планете и, веря в нас, доверил самые большие пространства.
- За это и не любят.
- Думаю, такого здесь нет. Сейчас специально обращался и к старым и к молодым - никакого недоброжелательства. Ты что, стол накрываешь? А я думал тебя в ресторан пригласить.
- Потом. Сейчас надо дом обживать.
От усталости долгого дня никуда не пошли. Пили чай. Вспоминали дочь. «Ой, как она торопилась родиться, - вспоминала жена, - ножонками, ручонками толкалась. Тогда же не знали, кто будет: дочка или сын, мы и не знали. Но и моя и твоя мамы уверенно сказали: это девчонка. А сынок спокойно рождался.
- Может, позвоним ей, - предложил я.
- Да у них там рань-ранняя, спит ещё.
Но как раз тут дочка сама позвонила. Она видела по своему локатору наши передвижения, знала, что мы уже поселились. Благодарили её сердечно. Сказали, что утром собираемся в нашу церковь.
- Вызвать вам такси?
- Да что ты, из-за океана вызывать. Сами поймаем.
Но мы были самонадеянны. Утром стояли у оперного театра на обочине и голосовали. Бесполезно. Но нам помог армянин. Сам подошёл. По телефону вызвал такси, которое тут же подошло. От денег он отказался.
Вчера водитель был молодой, а этот, в годах, представился Артуром. Ехали трудно. Теперь уже нигде не скрыться от вытесняющих нас машин. Пробки повсеместны. Вдобавок у Артура плохо работали тормоза. Мы ехали, в основном, в гору и на каждой остановке приходилось ставить машину на ручник. Машину дёргало, и не удивительно, что жена, приклонясь ко мне, сказала на ухо:
- Голова закружилась.
- Артур, - попросил я, - надо выйти. На Арарат полюбоваться.
Мы как раз выехали на взгорье. Открылись дали. Да, вот он Арарат. Вот он, Ветхий Завет. Да так ясно виден, будто нарисован на близком горизонте.
- Вот он, вот он, гляди. Гляди, ты видишь Ветхий Завет, ворона-врана и голубицу из Ноева ковчега вылетающих. Это, конечно, главная боль армян: захват турками Арарата.
- А вот бы не было границы, и жили бы дружно, и Арарат был бы для всех, - жена срывала мелкие желтые цветочки. - Надо же, какие милые. А в Москве ещё снег.
- Нет, границы живучи. Я так люблю «Путешествие в Эрзрум» Пушкина, вот, на память цитирую, это о местах, на которые смотрим. «Утро было прекрасное. Солнце сияло… перед нами блистала речка. «Вот и Арпачай», - сказал мне казак. Арпачай! Наша граница! Это стоило Арарата. Никогда ещё не видал я чужой земли. Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоёван: я всё ещё оставался в России».
Артур наш был подкован в знаниях о религии не хуже Вардана. Знание было одно: армяне самые древние христиане. И вообще в мире и на территории бывшего СССР.
- Поддерживаю, - согласился я. - Ещё и до Миланского эдикта и до равноапостольного Константина. Но главное, Артур, разногласие, оно лежит на поверхности: как же во Христе одна природа, он же и Господь, он и воплотившийся человек.
- А это всё послехалкидонское, - хладнокровно возражал Артур, срывая цветочек и преподнося его моей жене.
- Вот спасибо, - поблагодарила жена. - Я пойду Арарат поснимаю.
- Мы признаём только три дохалкидонские собора, - упрямо сказал Артур.
- Но их же семь было.
- Это у вас, у нас три.
- А главный у вас кто?
- Католикос Армении
- А он в подчинении католикам в Риме?
- Нет, у нас свой Ватикан. В Эчмиадзине. Вам надо побывать.
- Да, надо. Но у православных глава Церкви Иисус Христос.
- Мы признаём Его учение. И апостолов его, Варфоломея и Фаддея, оба из двенадцати, которые посетили Армению. У нас церковь называется апостольской. Она у нас первая в мире, и у нас её роль закреплена в Конституции. У вас же церковь отделена.
- Так у нас тоже апостольская. Ещё и святая соборная. А то, что отделена - это дикость: как отделить тех, кто ходит в церковь от церкви? Но, Артур, как же одна воля в Иисусе? Он же и Господь и человек.
- Господь растворил человека в Господе.
- Сколько кадров сделала! - сказала вернувшаяся жена. - Потом отсортирую.
Мы поехали дальше.
Конечно, далековато от центра была русская церковь, всё-таки могли бы уважить отношение к армянам и белого царя и красного вождя, но мне объяснили, что этот район был наиболее заселён русскими. Поставили у алтаря свечи, приложились к иконам. Артур с нами в церковь не заходил.
- У нас священником, епископом не может быть не армянин, - сказал он, когда мы поехали обратно.
- Но это же странно, - сказал я, - у Господа нет ни эллина, ни иудея.
- Вам странно, вас много, а нас мало, нам надо хранить нацию. И религия в этом помогает. Американские армяне сохранили язык, культуру, свою веру.
- Ещё они самые богатые. Богаче евреев.
- Теперь уже и арабов, - добавил Артур. - Но вам в гиды попался самый бедный армянин.
- И везёт он бедного русского, - поддержал я шутку.
Снова позвонила дочь. Она в Ереване не бывала, но уже знала его лучше нашего. Советовала побывать в месте, называемом Вернисаж. А мне ещё хотелось увидеть библиотеку - хранилище книг Матенадаран. В 92-м тут шли бурные митинги о суверенности Армении. Вернисаж оставили на потом, а на Матенадаран посмотрел издали. Честно говоря, многое и не хотелось вспоминать. Всем тогда вдруг стали русские мешать. Вспомнил землетрясение в Ленинакане и Спитаке, которое было до развала СССР. Приезжал сюда с Беловым и Распутиным. Вся страна посылала пострадавшим одежду, обувь, консервы, бытовые приборы. Видели мы огромные горы одежды совершенно новой, которые горели. Их просто сжигали, не знали, куда девать. А у нас в Доме литераторов энергичные, в годах, армянки собирали пожертвования. У меня не было денег, но армянка велела мне занять денег у кого-то из знакомых и отдать ей, а тому, у кого возьму взаймы, потом вернуть.
- Для несчастных же собирали, - оправдала жена напористых армянок.
- И потом мы понадобились, когда стали щитом меж армянами и азербайджанцами в Нагорном Карабахе. А теперь их президент летит за океан, просит посодействовать, чтобы русские ушли. А на их место американцы. Да если мы уйдём, они тут все передерутся. Кавказ опять закипит. А почему он вскипал: пришел один народ кавказский в подданство русского царя, а на него за это соседи нападают. Конечно, он просит защиты у русских. И мы приходили сюда защищать своих подданных. Вот и вся причина кавказских войн.
- Что тебе до всего этого? - спросила жена. - Ты можешь что-то изменить в политике? Она без нас обходится. Америка настраивает всех против России, а ты здесь вчера, сегодня, видел хоть один недоброжелательный взгляд?
- Да ты что! Напротив, самое радостное: «О, из Москвы? О, спасибо!»
- Ну вот. Ты же не малый ребёнок, чтоб путать политику властей и жизнь народа.
- Ещё бы: в России армян больше, чем во всей Армении. Лаваш армянский от Прибалтики до Камчатки.
Назавтра, ещё не прочтя утренние молитвы, пошёл на прогулку и ноги принесли к храму. Перекрестясь на Крест, решил прямо тут прочесть утреннее правило. Молитвослов дорожный всегда со мною. Спустился в подземный храм - никакой службы, никого. Алтарь, Распятие, иконы пророков, апостолов, святых, всё как у нас. Правда, иконы показались по манере написания рисунками детей. Вначале молился один, потом заскакивали и торопливо выскакивали армяне, в основном, молодёжь. Может, у них были выпускные или приёмные экзамены. Невольно видел искренность молитвы и почтение к иконам. Крестились они, начиная крестное знамение ото лба на грудь, потом, не как мы, не на правое плечо вначале, потом на левое, а вначале на левое, в завершение на правое. Этого я не мог объяснить. Некоторые крестились прямо ладонью, но это в память о пяти язвах Христовых: две раны на ногах, две на руках и одна, от копья, на сердце. Это можно понять. Ведь главное - память о Боге. Кто как привык, как научен. Старообрядцев, например, не переубедишь, что надо на Крестный ход на Пасху идти вокруг церкви не по часовой стрелке, не по солнцу, а против, навстречу солнцу. В конце концов, что в лоб, что по лбу, главное: идём ко Христу, или навстречу идём или вослед Ему.
Но все благочестивые размышления разбил мужчина, явно ждавший меня у выхода.
- Поняли, значит, нашу правоту, поняли, что мы правильно служим. Мы же христиане древнее русских на шесть столетий.
- Причём тут правота? - я даже обиделся. - А мы, что, неправильно служим? Я, как был, так и остаюсь православным. Молюсь Кресту, Христу, святым православными молитвами, крещусь по-православному. П р а в о с л а в л ю Бога.
- Но вы неправильно молитесь, вы заблуждаетесь, - уверял он.
И увязался меня сопровождать, и всё говорил о том, что армяне - единственные, кто правильно верит во Христа. И что Мандельштам превозносил армян выше небес. И что Россию сравнивал с арбузной пустотой. Я уж решил лучше отмалчиваться.
Хотя он подействовал на то, что на следующее утро я боялся его встретить, и когда молился, то не вникал в молитвы, а вспоминал его доводы. Конечно, они мешали молитве. А в храм, как обычно, заскакивали армяне, молились, крестились, прикладывались к иконам. Никто, видя как я не по ихнему крещусь, меня не разубеждал. Конечно, я всегда уверен был, что наша вера Православная единственно верная и непогрешимая. Но если б стал уверять их, что веровать в единую ипостась Иисуса неправильно, надо в две, в Божественную и в человеческую, чего бы я добился? Богослужебные тонкости - дело Богословия, учёных теологов. Наше дело понять, что вера в Иисуса Христа - главное дело всей жизни. Краеугольный камень.
Рядом с нами был музей Мартироса Сарьяна. Конечно, пошли. Конечно, есть на что посмотреть. Стояли подолгу перед пейзажами - прекрасная страна! И красивые люди. Конечно, опять же я не упустил возможности заметить, насколько важной была для Сарьяна русская культура, русские наставники. Мои Вятские земляки великие Васнецовы с ним дружили. Не преминул и высказаться:
- Сарьян не понимал, откуда русские, а русские его выращивали и поддерживали. Интересно узнать, были ли знакомы Сарьян и Айвазовский, оба армяне.
- И ещё Спендиаровы и сёстры Лисицыан, - добавила жена.
- Тогда уж ещё и Микоян.
По Пушкинской улице, что было особенно приятно, пошли к Оперному театру. Пришли и сели на солнечной площади около. По площади, не соблюдая никаких правил носились автомобили. Прямо беспорядочное Броуново движение. Как только они не сталкивались. Конечно, автомобили эти были детскими. Как и разнообразные самокаты. Много велосипедиков, начиная с четырёхколёсных. Сплошное детство. Да все ещё такие нарядные. Вдобавок пришла большая группа детей-школьников, уселась на ступени у театра и у них началось какое-то представление. Жена моя, всю жизнь педагогом бывшая, не утерпела и сходила к ним. Вернулась:
- Представляешь, это урок литературы. Они отмечают юбилей армянского поэта, фамилии не запомнила. Читают его стихи, поют песни на его стихи. И такое у них внимание, такой интерес, о дисциплине не говорю.
- Да наши не хуже!
- Ну, не знаю. О, вспомнила! Я ж тебе вчерашние снимки не показала, смотри. Вот Арарат. Получилось? Вот этот, с Крестом на переднем плане.
- Ещё бы. Это же хачкар. Я тебя просвещу. Хачкар, в переводе Крест-камень, священный камень. В Армении пятьдесят тысяч, если не ошибаюсь. В Эчмиадзине в память о трагедии в начале двадцатого века, огромный хачкар. Их делают или из туфа, легко режется, или из базальта, тяжелее, но прочнее. А ранее, в дохристианстве были здесь драконьи камни - охранители от нечистой силы. На этих местах потом ставились хачкары. Крест на хачкаре всегда цветущий, символ жизни. Стоит Крест на камне - символе вечности. Очень у тебя хороший снимок. Армяне вообще считают, что здесь колыбель христианства. Трудно спорить берестяным грамотам с глиняными табличками.
Я встал:
- Давай пройдёмся. Тут рядом парк замечательный, вчера разведал. - Мы оставили площадь, пошли в парк. По дороге я, будто кому-то доказывая, говорил терпеливой жене: - Все в этом мире упёртые, кого ни возьми: старообрядцы, католики, протестанты, а их разновидностей не счесть, и все считают, что только они и правы: что свидетели Иеговы, что мормоны, теперь и готы какие-то. И все упёртые, и все размножаются. А возьми восток. Ислам он с самого начала не един: сунниты и шииты были вначале, сейчас и ваххабиты и братья-мусульмане, всего полно. Да даже и у старообрядцев. Это вообще боль наша, непреходящая. Безпоповцы, поморского толка, всякие согласия, филипповцы, федосеевцы, белокриничане, новозыбковцы… Это только по памяти. Но мы к ним со всей душой, они отшатываются: вы никониане, такие-сякие.
- Да Бог всем судья, успокойся.
Посидели и в парке и походили по зелёным аллеям. И чая зелёного из зелёных чашек выпили. Правда, хорошо и отрадно было. Все нам улыбались. Никому мы тут знакомы не были, но по нам же видно - русские, с русскими и здоровались.
- От русских всегда спасение. Где американцы появляются, там захват пространства, где русские, там обязательно помощь. И русских тянуло на Кавказ. Помнишь Дагестан?
- Ещё бы! Расул Гамзатов, Дербент. Ещё хочется.
- Думаю, тяга к горам от вознесения к высоте. Представляешь, альпинистам было мало Кавказа, шли на Средний восток, в Азию, в Тибет. Покоряли все вершины. И, конечно, северный склон Эвереста покорил наш вятский, Павел Шабалин. До сих пор его рекорд не повторил никто.
- Да знаю я тебя, всё ты вятским приписываешь.
- Но если они такие.
- Какие?
- Без вятских и солнце бы не вставало, на кого бы ему было светить? - тут жена изволила насмешливо рассмеяться. Я же упрямо продолжал: - А дочка, вот кстати, самое время её опять вспомнить. Не учил же я её, сама сказала. Что? Свозил её на родину, лет, может быть ей семь-восемь было, говорит тебе, должна помнить: «Мама, Москва - это место моего рождения, а родина моя - папина Вятка».
- Выучил бедняжку, повторила. Велел маме сказать.
- Нет, именно сама. И, спустя много лет, отправила нас на Кавказ. А помнишь, были с ней в Доме творчества в Пицунде. Прибегает и таинственно говорит: «Папа, я видела совсем маленького мальчика, который уже знает иностранный язык». Это был армянский ребёнок. А ещё, в тему, училась она уже в МГУ, рассказывала о сокурснике: «Парень такой юморной, армянин, рассказывает о своём дяде. Да выдумал, наверное. Дядя к нему приехал в Москву, идёт по скверу, видит на клумбе табличка: Газон засеян. А он подумал, что «газон» это имя, а «засеян» фамилия. И прочёл: «Газон Засеян». Побежал, купил цветы, возложил».
- В твоей Вятке нет армян?
- Надечка, они везде. Как без них. Но, милая Надюша, что бы я был без Вятки? А Есенин как Мариенгофа вразумляет: «Толя, знаешь, почему я поэт? Потому что у меня есть Рязань». А я писатель потому, что у меня есть Вятка.
- Ой, пожалуйста, не равняй себя с Есениным.
- Я и не равняю, у него же Рязань. Ты устала, наверное. От ходьбы и от моей, но не болтовни, от разговорчивости. Кавказ язык развязал. Пойдём обедать. Но в завершение темы, это же Заболоцкий, из вятичей вятич написал: «И вскрикнула душа, узнав тебя, Кавказ…». А, может, это свойство наше такое: не открывать новые места, а вспоминать их. Будто мы тут были уже, жили, потом отсутствовали и вот, вернулись. Москва же, кстати, на земле вятичей стоит, я с лёгкостью и по праву вошёл в Москву, будто тут и был. Именно такое состояние было у меня в Святой Земле: я не заново узнавал Елеон, Горнюю, Хеврон, Иерихон, Фавор, Иордан, Галилейское море, Кану Галилейскую, а их вспоминал. Может, в посланных нам сновидениях мы их видели и впечатлились ими.
- Конечно, только вятским такие сны посылаются.
- Ещё таманским. Всегда горжусь: у меня жена брянско-таманская.
- Да, море мне снится.
- Ну вот.
Ещё мы долго, и с радостью, гуляли по Еревану. И я уже окончательно разговорился:
- Диктат Америки не только всей планете, но даже и Господу надоел, я уверен. Нельзя же так, по-хамски, всеми командовать. Экая мордократия! Нет, шалишь. И евреям предпочтения не будет - жадны. Россия, Россия выходит на главное место в мире. Почему? Она сохранила Христа, она со Христом, а именно он будет судить все народы.
- Начнёт с русских?
- Да, и нас есть за что постегать. Но, кого любят, того наказывают. Как в Писании, «любяй да наказует».
- А Китай?
- Договоримся.
Ещё встретили двух русских женщин, которые приехали в Ереван делать пластические операции. Они, оказывается, по их словам, здесь были и качественнее и дешевле.
Конечно, и пожелание дочери выполнили, побывали в Вернисаже. Это такие торговые выставочные ряды, из которых быстро не уйдёшь. Картины, акварель, масло, графика, рамки, керамика, лепнина всякая, чеканка, посуда, наряды на любых красавиц, игрушек множество. Наде полюбилась акварель - солнечная осень, пылающая листва, вблизи строения, вдали горы. Конечно, Арарат-Масис. Полюбовались, дальше пошли. Ходили, смотрели. И всё-таки Надя вернулась к этой картине и её купила. «Увезём солнце Армении в Москву».
- То есть мы вроде как только за ней и прилетали сюда?
- Ну, а что? А ещё за чем?
- А за тем, что я тут разглядел, какая ты красивая.
- Надо же. Будешь красивой, когда никуда не спешишь, никто не дёргает, душа спокойна, у плиты не стоять.
Вернувшись в наш двор, мы как-то разом ахнули, разглядев, что за эти три дня деревья зазеленели, свежая листва их освежила воздух, оживила двор. Воробьи, и те громко и радостно чирикали. Облака облачились в солнечное одеяние.
И вот, ближе к вечеру, мы сидели в уличном ресторане в благоухающей прохладе нашего последнего дня в Армении. И к нам подошел замечательный Георгий. Как будто с ним век были знакомы. Такие могут быть друзья: простые, приветливые без услужливости, понимающие с полуслова. Принял заказ, исчез и вскоре вернулся. Я как раз заканчивал выстраданную фразу:
- Да если бы все, пусть по-разному, верили во Христа и шли к нему, они шли бы в это время и друг ко другу. Но мы видим, что люди всё дальше друг от друга. Значит, они идут к какому-то своему Христу. Так получается?
Когда мы перекрестились перед застольем, Георгий перекрестился вместе с нами.
Но Вардан, который утром повёз нас в аэропорт, остался при своём мнении.
Но и мы тоже.
