Свой путь к Богу – подразумевает чрезвычайную интенсивность внутренней жизни, даже, если Бог и пишется с маленькой буквы:
Своего я отыскивал бога
вечерами за Лысой горой.
Уводила в туманы дорога,
будоража неясной тоской.
Мне мерещились вещие знаки,
чей-то голос спускался с высот.
Я за голосом крался во мраке
и записывал речи в блокнот.
В. Коврижных немного не дожил до своего семидесятилетия: успев высказаться полно, создать густо лирически и метафизически наполненный свод стихотворений…
…даже коли речь о тяготах жизни: стих должен идти напевно, эстетически словно оправдывая эти самые тяготы, часто отливающие свинцовой тяжестью.
Погасших окон выцветшие ставни,
глухой заплот, поваленный в осот.
И – тишина, как будто слово тайны
сейчас Господь с небес произнесёт.
Покажется, что жизнь людей былая
из этих мест бесследно не ушла,
как память сокровенная, живая
здесь в тишину незримо проросла.
В его стихах зажигались тонкие свечи тайны; и то, что деревенское бытие России кончается, не отменяет память об этом огромном материке когдатошнего бытования.
В стихах Коврижных тонко сплетались – волокнами строчек – грусть и нежность, но цветовые отливы смысла всё-таки склоняли к свету.
И пейзаж, рисуемый поэтом, включает грусть:
Старые ивы сомкнули
кроны над тихой водой.
Здесь мне в начале июля
встретился мальчик с удой.
Но снова – светлую, будто связанную с необыкновенностью жизни, её вечным продолжением.
И это вечное удивление пред фактом и феноменом жизни наполняло поэзию поэта так полно, что, кажется, смерть – просто этап: в грядущем бытовании стихов.