1
В дебрях формул сложно блуждающая богословская мысль приводит к неожиданным результатам: на свет появляется девочка Алиса – так, как будто она всегда существовала.
Фантазия математика и богослова не знает меры: но фантазия эта, при ближайшем рассмотрение, действует в пределах парадоксализма: почти всегда.
…ибо надо учиться вспоминать будущее: ничего, что сначала будет подташнивать: после привыкнешь.
Ибо игральные карты и шахматы моделируют мир по принципам…не только мысли, но и того сущностного, что определяет медленное, мерное, рваное, скачкообразное время её.
Недаром Шляпочник и мартовский заяц предаются постоянному чаепитию, используя Соню, как подушку – у Сони, впрочем, своё время: проснувшись, она поведает занятную историю – с языковой игрой, разумеется.
Поэзия Алисы бесподобна: в том числе и рифмованная: чего в ней только нет!
Гротеск совмещается с бурлеском, фантомы фантазий множатся на вывернутую логику, странные персонажи выглядывают из окошек кошмара, и… снова и снова хрюкочут зелюки, как мюмзики, в мове…
Дневник путешествия в Россию не был предназначен для печати, но – издан посмертно; и о чём говорили диакон Доджсон и митрополит Филарет, принимавший его в Сергиевом Посаде – остаётся только гадать…
Маршрут Алисы крут, как вариант построения собственного мира, когда математики и богословия мало: а увлечение фотогрфией не будет в подмогу: ибо кадриль омарочка фотографированию не подлежит.
Опасность разговора с гусеницей-шелкопрядом, курящей кальян, в том, что рост, который не нравится Алисе, столь серьёзно уменьшившейся, является ростом оной гусеницы, точно замечающей, что если тебе всё равно куда прийти, то – соответственно – всё равно и куда идти.
…и парит улыбка кота: зубастая, вероятно, а может – добродушная: тут уж кто как представит.
Но – вместе с котом Шредингера Чеширский представляет собой интереснейшего персонажа: этакая пара метафизических котов, введённая в культуру на грани гуманитрной и естественной.
(Будущее знание человека, возможно, представит невероятный ныне синтез?)
Кот исчезает, как ваши иллюзии.
Он появляется – как голос вашей интуиции.
Он глобален: и его нельзя казнить, как бы ни хотелось того карточной королеве.
…не есть ли мир – вариант иллюзии, ждущий появления глобальной Алисы, что сокрушит его, ради возникновения подлинного?
Почему не истолковать так знаменитую…более, чем знаменитую – сказку?
2
Пёстрый орнамент из остро сияющих математических формул и богословских текстов, сулящих интересный проход лабиринтами мысли, даёт совершенно неожиданный результат – двойного путешествия Алисы.
Немка Виктория Ганновер, поставившая один из рекордов долгого пребывания на троне, очарованная головоломными приключениями симпатичной девочки, затребовала другие книги автора, и была разочарована, столкнувшись с оранжереей рогатых формул и заумных рассуждения.
Собственно, том про Алису - тоже заумная штука, и, написанная для милой, маленькой девочки, адресуется ко взрослым, готовым более пристрастно рассматривать реальность, стремясь постигнуть, что же она из себя представляет.
…ведь завтра не наступает никогда – не замечали?
Мы пребывает в бесконечно длящемся сегодня, не имея представления о длительности его продолжения.
…что, кстати, вас смущает в Троице?
Ведь ваша жизнь (несмотря на вышесказанное про завтра) состоит из прошлого, настоящего, будущего: то есть также троична.
Или, возьмём пространство: его очевидная цельность также состоит из трёх измерений: то бишь даёт картину три в одном.
…пространство причудливо изгибается: или меняется Алиса?
Ей ненавистен рост, который гусеница-шелкопряд, покуривающая кальян, считает идеальным.
Или весьма – достойным, ведь она, гусеница, именно такого размера.
Множественность точек зрения предлагает квантовую картину мира, который – отчасти – модель мозга, проанатомировав какой, едва ли можно найти ум.
Или можно?
Ведь ум – не более, чем сумма сигналов, вырабатываемых нейронами, их пучками, их связями… - или: гораздо больше?
…падению не будет конца: в случае Алисы оно приводит к интереснейшим результатам: хотелось бы, чтобы и взлёту не было…
Однако, он знаком не многим.
Необходимо научиться вспоминать будущее: сначала будет подташнивать: но процесс таков, что к нему привыкаешь.
Но будущее, будучи переносимым, будет так походить на прошлое, которого нет, будто некто запустил вас в лабиринт, где вместо стен сплошные зеркала.
-Ма, брать на ужин сосиски? – возле магазина спрашивает, логично используя смартфон, мальчишка лет 14.
Льётся ответ.
(Ответы текучи, как предметы, с которыми придётся столкнуться Алисе в одной из глав)…
Но текучесть бывает конкретной, и, мальчишка, получив ответ отправится в магазин: брать сосиски, - или не брать.
Ему сложно рассказать об условности всего: имени, окружающего пространства, собственных ощущений, сладкого, тёплого, отчаяния, веры…
Он же видит, насколько всё конкретно: папа, мама, квартира (могла бы быть и побольше), деньги, папина машина, - или мечта об оной, школа, уроки, Марь Петровна, опять влепившая тройку…
Всё конкретно – и слёзы, и любовь, и смерть…
Но если обратиться к правде Алисы, окажется, что вовсе и не так: и внутри этой конкретики бурлит такая плазма жизни, в которой не разберёшься.
…ведь дитя, превратившееся в порося, вырастет в красивую свинку, в то время, как в качестве младенца оно (дитя) было достаточно противным.
Опять же, ежели декларирован дифференцированный вход – для гостей и для слуг, то, как быть тому, кто не является ни тем, ни этим?
Не сталкивались с подобным?
Очень хочется куда-то войти, но условия не позволяют, поскольку вы ни то, ни сё.
Определите-ка себя…
…хотя при дневном свете, да и в круговороте дел, кажется так просто, а вот ночью, особенно, если бессонница входит не зримой гостью, и точно спадает дневная кожа – уже затруднительно будет.
Текучесть предметов, увиденная Алисой, связана с условностью человеческих целей: достигнув вожделенной, понимаешь, какая же ерунда владела сознанием, однако, стремишься к новой, вполне способной оказаться ещё большим пустяком.
Одним из главным персонажей, кажется, кот: которому нельзя отрубить голову: ибо что же рубить, ежели туловища нет?
Есть, впрочем, улыбка, концентрирующая в себе многое: тут и насмешка над общепризнанной чем-то важным тщетой, и понимание условности – практически всего на свете, и вариант эскапизма, когда от действительности, будь она даже сказочной, необходимо уходить.
Разное, разное.
…только кот Шрёдингера, который и ни жив, и не мёртв, может тягаться с Чеширским; и в том, и в том случае нужен наблюдатель, делающий выводы: правда никто, включая самих котов, не поручиться, что они верны.
И Зазеркалье, и страна чудес много ближе, чем предполагает большинство участников глобальной человеческой мистерии: они отчасти и в нас, в невероятно сложном устройстве мозга, в чудовищно сложном устройстве языка, допускающего игры любыми смыслами, и в том, что никто никогда не узнает, что отражает зеркало, когда в него не глядится никто.
