ТЫ ИЛИ СОН?
С сотворенья мира не смыкая глаз,
Ты не спал ещё до сотворенья...
Так ли, Господи?
Не спишь ли Ты сейчас?
Не Твоё ли только сновиденье —
Весь вот этот мир, где — Был Ты или нет?
Есть Ты или нет Тебя? И — Будешь
Или всё же?..
Дай мне, Господи, ответ!
Как проснёшься...
Или мир разбудишь.
Или в нём — меня.
Чтоб дух воспрянул мой,
Бодрствуя с Тобою, а не всуе.
Отними последний зыбкий мой покой —
Дай понять, что в яви существуешь.
СОН
Смотрю безмолвно, как над Ним свершается распятье.
Из-за широких спин солдат, сомкнувших тесный круг,
Мне различима только грудь Его, уже без платья, —
И этим взор мой отвлечён от пригвождённых рук...
Мне кажется, что из груди — открытой, беззащитной —
Я слышу сердца гулкий стук — Его ли, своего?
И как же горько, что лица и глаз Его не видно!
Но как хотелось бы совсем не видеть ничего...
Всего страшнее видеть мне не сомкнутые спины,
Не эту трепетную грудь, где бьётся сердца ком, —
А то, как сила и бессилье могут быть едины,
Казня ли Правду, просто ли присутствуя при том...
Не в силах двинуться, стою и ничего не стóю —
Ни капли крови, что за всех на свете отдана!
И распинаемой душе не нахожу покоя:
Ей нет прощения, как нет забвения и сна.
***
Мне слышится в шорохе снов и листвы,
Как время уходит моё насовсем.
Те сны мимолётны.
Те листья мертвы.
И время становится просто ничем.
Мне кажется странным, что я остаюсь
Досматривать сны, наблюдать за листвой —
В то время как время уходит.
А грусть
Становится вечной — во мне и со мной.
ВЕЧНОЕ ПРОШЛОЕ
Настоящее прошлым станет.
Но оставит во мне настоявшийся след —
Навсегда.
Это будет память,
Для которой прошлого нет.
Всё и ныне, и присно — вечно...
Я, не зная о Вечности, помню о ней.
И тоскую.
Хотя, конечно,
Остаюсь до скончанья дней
В эпицентре большого риска:
От текущего дня я навек отстаю,
Но настолько прошлое близко —
Отстоится в Вечность мою.
ПАМЯТЬ НЕ ПОРОК
Я опять не иду к врачу.
Да и сердце терпеть не против.
Ну когда я пойду, всё бросив?
Вообще зачем? Не хочу.
Ни к чему продлевать свой срок,
Мне заложенный в это сердце.
Я и сердце — единоверцы,
Оба веруем: недалёк,
Всё равно недалёк тот день,
Что окажется вдруг последним.
Он — во мне, и я много лет с ним.
Где-то в памяти он как тень...
Это память не о былом.
Это память о том, что будет,
В самом хрупком дрожит сосуде —
Прямо в сердце дрожит моём.
В ХРАМЕ
Господи, с миром в помыслах и с покоем
В сердце — нельзя ли быть прихожанину в храме?
В доме Твоём встречают меня изгоем —
Как обращусь к Тебе я, с какими словами?
В доме Твоём — укор мне ещё с порога:
«Чтó без платка-то входишь? Нельзя же иначе!
Девочка ведь — покройся, побойся Бога...»
Как объясню: ни девочка я и ни мальчик?
Господи, как скажу — человек бесполый, —
Что на душе такая чернеет проказа?
Только душа тем больше стремится голой
Встать у икон, не кроясь от Божьего глаза.
Разве в одежде суть?
Человек же вроде...
Просто бы встать, платка за душой не имея.
Верую: Сам Ты, Господи не отводишь
Взора от мытаря, как и от фарисея.
ОДИН НА ОДИН
Похоронены будут двое:
Вместе с жертвою — сам убийца.
Я отвечу за них обоих:
Одному с другой не ужиться.
За свою же отвечу руку:
Ей сжиматься в кулак знакомо.
Не прижиться мужскому духу
К телу женскому как чужому.
То ль сама для себя чужая,
То ли сам — в разноречьях резких
Рву себя. И рвать продолжаю —
По-мужски, а реветь — по-женски.
И от собственных слёз противно,
И от грубости пользы мало.
Ненавидящие взаимно,
Бьются насмерть мои начала.
НЕ ИЗМЕНИТЬ
Как последний из дней для меня — все дни.
Не планирую дел.
Холодильник пуст.
Не могу даже в том себе изменить,
Чтобы голод привычнейшим был из чувств.
Как последних — вся жизнь — вереница дней.
Будто завтра отвечу за все грехи.
Лишь над этим ответом и биться мне,
И на эту же тему писать стихи.
Как в последний из дней, вся задача — в том,
Чтоб уйти и достойно, и не скорбя.
Не могу я себе изменить ни в чём.
Я по-прежнему тщусь изменить себя.
НЕ ИСПРАВИТЬ
Ничего невозможно исправить и заново, набело переписать.
Да и вряд ли спасло бы меня,
оставайся хоть несколько чистых листов.
И ошибки остались.
Осталась истерзанная черновая тетрадь,
Где сплошные кресты перечёркиваний,
а законченный текст не готов.
Ничего невозможно понять в неустроенном тексте,
которого суть —
Переправлена, да недоправлена вся,
да на тех и распята крестах.
Но не только исправить нельзя,
ничего и назад невозможно вернуть:
Ничего не стереть из того,
что писалось на собственный риск и на страх.
А писалась судьба.
То ли мной, то ли ею самой — как с натуры — с меня.
Потому-то ошибок не счесть,
и камнями они к небесам вопиют.
Потому-то рискую теперь и боюсь:
не вернуть, не исправить ни дня.
Попадёт не сегодня, так завтра тетрадь
к Рецензенту на праведный Суд.
ЛЕЖАЧИЙ КАМЕНЬ
Может ли Бог сотворить камень,
который Сам же не мог бы поднять?
Я — тот самый тяжкий камень, Боже,
До сих пор не поднятый Тобою.
До сих пор не понятый собою...
До сих пор...
О Господи, Ты можешь!
Ты — поймёшь и мне понять поможешь.
Словом не возьмёшь — так Ты руками.
Я — оглохший от удара камень:
Как упал — ударился я, Боже.
А упал откуда — и не помню.
Чувствую, что было всё иначе
И когда-то не был я лежачим.
Господи, возьми же!
Тяжело мне...
Тяжело — настолько виноватый
В том падении своём нелепом.
Не звездою ли в разрыве с небом —
Боже, и с Тобой — упал когда-то?..
***
Придумаю, придумаю опять,
Чего мне ждать, чего уже не ждать;
И чем мне жить, и вообще — зачем;
Во что мне впасть, пропасть ли насовсем...
Придумаю, куда судьба ведёт
И чем опасен каждый поворот
Её петли; и кто из нас сильней;
Насколько я — творец судьбы своей.
Насколько я — создание Творца,
Его подобие, дитя Отца,
Его задумка...
И насколько Он
Придуман мной, распят и воскрешён.
***
Наверное, Бог мой выдуман
И сходства с библейским нет.
Как нет и прощенья, видимо,
За столько безбожных лет.
Но есть у меня раскаянье
В невыдуманных грехах.
И живы, жить не давая мне,
Решимость моя и страх.
Судьбу — и дерзаю выдумать,
И тщусь до конца понять.
А всё неподдельно, видимо,
Что выдумало — меня.
ЛОМКА
Душу ломает...
Но книга поможет забыться.
Точно поможет: проверено тысячи раз.
Ломка проходит едва ли не с первой страницы.
Может, не сразу же с первой — когда, как сейчас,
Слишком серьёзно ломает, совсем уж по-зверски.
Так, что завоет во мне недостреленный зверь.
А недостреленным быть — до чего ж это мерзко!
Впрочем, бывало и хуже, не то что теперь...
Всяко бывало по жизни, которая душу
Только ломает, коверкает, рвёт на куски —
Словом, пытается делать всё хуже и хуже.
Как не бежать от неё и от лютой тоски?
Я и бегу, как затравленный зверь недобитый, —
В книги бегу, коротая за чтением век.
Книгу открою — и ломка на время забыта.
Вспомню о Боге... О смерти... Что я человек...
ГОЛОВА И СЕРДЦЕ
Словно рыба, гнию с головы,
Что со смертью давно не на «вы» —
А как с другом, которым не стала постылая жизнь.
Так и сердце не дружит со мной,
А точнее, с моей головой:
Неизменно стучит и стучит себе — только держись.
Терпит сердце моё на ходу,
Что оно с головой не в ладу;
Что такая судьба у него: постоянно уметь —
И когда озверелые дни
Оставляют мне шрамы одни
В этом сердце — уметь выживать, невзирая на смерть.
Умирает — моя голова.
Подбирает для смерти слова.
Только сердце стучит и стучит, подбирая тот ритм,
Чтобы вновь выходила строка.
Чтобы жизнью дышала пока.
А со смертью потом по-особому поговорим.
СО СМЕРТЬЮ
С ней уже повстречавшись однажды,
Я не в силах ни вспомнить её, ни забыть.
И душа ни мудрей, ни отважней
Стать не в силах пока.
Только памяти нить
Протянулась упругой струною —
Чрезо всю-то судьбу.
А мотив не сыграть...
Слишком рано случилось со мною,
Что случилось однажды.
Мне было лишь пять.
Мне казалось, страшнее больницы
Да врачей ничего и на свете-то нет.
И тогда не могло завершиться
То, что длится в душе моей тысячу лет.
Завершение прерванной встречи —
Впереди. И к началу иному должна
Обратиться душа.
Ей отмечен
Этот долг: в волосах с той поры седина.
И душа, для иного начала
Созревая, стремится себе уяснить:
Не конец ей тогда обещала
Смерть, оставив отметину.
Памяти нить
По ночам ожидающе в сердце струною звенит.
***
Не такая беда у меня,
Чтоб земля под ногами
Отсырела от пролитых слёз и сама расступилась,
Плоть от плоти приемля своей заодно со слезами.
И надеяться нечего мне на подобную милость.
Не такая беда у меня,
Чтобы небо от вздохов
И от полных отчаянья взоров моих омрачилось.
Чтобы приняло душу, увидев, насколько ей плохо.
Не настолько, чтоб зря уповать на подобную милость.
А такая беда,
Что учусь у земли и у неба
Лишь в себе для себя находить и простор, и опору.
В этом — Промысел Бога.
Так разве Он милостив не был,
Отчуждаясь от пролитых слёз и отчаянных взоров?
ЦЕННОСТЬ ПЕЧАЛИ
А мне ты — вместо радости и счастья,
Печаль моя, чьи мрачные черты
Исполнены особой красоты,
На искушённый взгляд мой.
Не печалься
Хотя бы слишком сильно.
Ты меня,
Я знаю, всё равно не пересилишь.
Не помышляй сойти с моей стези лишь,
Сопровождая всюду и храня.
Храни меня от радости поспешной,
Наивно безоружной против зла.
Сама не будь наивна — будь светла,
Но в прозорливости своей прилежна.
Храни меня, как верный талисман,
От счастья лёгкого, недорогого,
Не взявшего за верную основу
Ни горьких слёз и ни солёных ран.
Да не прельстит обманчивая сладость
Мой дух, которого совсем не жаль
Тебе, неутолимая печаль —
Познанья огорчающая радость.
К ФОРТЕПИАНО
Ты не умер: так же плачешь...
И не ты виновен
В том, что скомканную душу больше не расправить.
Не поможет «Лунною сонатою» Бетховен.
И Чайковский — всеми «Временами года».
Память
Времени чуждается и силится запомнить
Только вечное — навеки.
Словно дух — без тела
Воплотить... Утрачена гармония...
Ладони —
Тела заданным движением — кладу несмело
Я на клавиши и вновь твои тревожу нервы.
Нет, не расправляется душа, в комок зажата...
Память пальцев каждый раз подводит, будто в первый.
Ты прости меня, мой вечный, мой невиноватый.
***
Но если надо, Господи, я буду —
До самого предела буду жить.
До самой безнадёжной веры в чудо:
Поверю — во спасение души.
Поверю, что спасти её возможно,
Хотя и за душою столько лет —
Бессмысленных, бесцельных и безбожных.
Безо всего. Которых как бы нет...
Которые растрачены впустую
И вряд ли вспомнятся хоть чем-нибудь.
А я Тебя по-прежнему взыскую,
Мой Боже, сколь бы ни был долог путь.
МОИМ СТИХАМ
Вам придётся подождать, но это временно.
Вы теперь-то никому не по нутру.
Будет смертью слово каждое заверено.
Вам придётся подождать, когда умру.
Вот тогда вы за себя и сами скажете.
Дай-то Бог — во искупление вины...
Все, что мною — словно опыт — были нажиты,
Будут верно прочтены — и прощены.
И вся жизнь моя — возможно ли? — простится мне,
Как тяжёлый, труднопроходимый слог.
А пока я над тетрадными страницами
Вас готовлю для прочтенья между строк.
***
Почему-то всегда представляю Тебя распятым.
И почти никогда — по-другому...
Но почему?
Ко кресту пригвождаем, явился во сне когда-то —
Ты явился! — а сна и поныне я не пойму.
Не пойму своей роли в видении горьком, странном.
Как понять не могу — и в назначенной мне судьбе.
А на сердце опять и опять растравляю рану,
Вспоминая всё то, что пришлось претерпеть Тебе.
Были детство и юность Твоя, чудеса и слава;
Воскресение было — славнейшее из чудес.
Отчего же Ты мне представляешься, Боже правый,
Не иначе как только врастающим кровью в крест?
Оттого ли, что и от своей судьбы не приемлю
Утешений каких-то из детства и ничего,
Чем влекло бы грядущее?
Только в родную землю
Влиться кровью спешу настоящего своего.
***
Ни Время меня не лечит,
Ни опыт меня не учит...
Вполне безнадёжный случай.
Осталось дождаться встречи
С той Вечностью, для которой
Всё Время — только на время,
Весь опыт — лишнее бремя.
Неважно, скоро ль, не скоро
Лишусь того и другого,
Поняв, что душа свободна:
Для Вечности всё — сегодня.
Ко встрече душа готова.
СТАРАЯ ПЕСНЯ
А нового я ничего не спою:
Во мне повторяется старая песня.
Столетняя песня про душу мою.
И сердце уже никогда не воскреснет...
Да чтó там, воскресла хотя бы душа!
А лучше бы, впрочем, и не умирала.
Как песня, что, может, не всем хороша,
Но так и поётся, не зная финала.
И перепевается тысячу раз!
И тысячекратно иных бесполезней.
Но польза — не вечна...
Не в том ли как раз —
Твоё превосходство, бессмертная песня?
ПАМЯТЬ-СОВЕСТЬ
Память не дремлет. Память всё та же.
Злая-презлая. Волчья-преволчья.
Всё мне припомнит, всё перескажет.
Снова покажет — зримо, воочью.
Следом за мною — как за добычей —
Не отступая... Так что не скроюсь.
И не нарушу давний обычай:
Сдамся без боя. Память, ты совесть?
Только настигнет — в самую душу
Смотрит и смотрит злыми глазами.
Хваткою волчьей душит и душит.
Память как совесть. Совесть как память.
Помню себя — как хищника, вора,
Зверя в плену человечьих правил...
Мне по заслугам — смерть от позора.
Только Господь бы память оставил.
ЗАБЛУДШАЯ ЛЮБОВЬ
Любовь моя — теперь мне говорят —
Любой неблагодарности чернее.
Жесточе мести. Пагубней, чем яд.
О Господи, я просто не умею —
Мне говорят — поистине любить!
Душою столь коварной, лицемерной...
Тогда имею ли я право — быть?
Вот так любя.
Мне нужно знать наверно.
Мне нужно разобраться до конца.
Начало есть — одно я точно знаю:
Я блудный сын, позорящий отца.
Но любящий!
Моя любовь — такая:
Заблудшая, пропащая насквозь,
В самой себе не видящая света,
Ослепшая от бесконечных слёз —
Лишь потому, что не нашла ответа.
И не находит благодарных слов,
Принявшая всю безраздельность чувства...
Прости, Отец Небесный, что любовь
Моя — лишь лицемерия искусство.
ТЕМ НУЖНЕЕ
А могло бы кровь леденя,
Охватить морозом по коже:
«Никому не надо меня —
Так и мне себя, видно, тоже...»
Не случилось: Бог уберёг.
А случилось нечто иное.
Осенило: нужен лишь Бог.
Он Один остался со мною.
Он Один всегда и поймёт,
И моё раскаянье примет,
И со мной разделит мой гнёт,
Что делить не стану с другими.
Он и горе сможет унять,
И вину мне простить сумеет.
Никому не надо меня —
Может, Богу я тем нужнее.
СОВЕСТЬ
Я не слышу разговоров за спиной.
Лишь догадываюсь, чтó там говорят,
Возмущённые моей большой виной.
Увеличив ту вину во много крат.
Но и если разговоров — никаких,
Если просто позабыли обо мне,
Голос совести нисколько не утих.
И всегда напоминает о вине.
И о том, что велика была бы честь,
Если кто-то про меня бы говорил.
Мне довольно, что вина поныне есть.
Искуплю ли я? Хватило б только сил.
Будут силы, чтоб ответить за неё.
В полной мере. Свыше меры хоть стократ.
Совесть помнит преступление моё.
И неважно, говорят — не говорят...
СВОБОДА СОВЕСТИ
И всё-таки дома, не на чужбине.
И ноги родимую топчут землю.
И если вина меня не покинет,
Я совести всё-таки дома внемлю.
И коль наказания не избуду,
Тюрьмою мне всё же — родные стены.
И чтó мне свобода — везде и всюду?
Отраднее чувство родного плена.
Дороже отдаться родной неволе
В своём покаянии безустанном.
А совести голос — утихнет, что ли,
В скитаниях где-то по дальним странам?
Она — на родном языке со мною,
Куда ни подайся. Нигде не скроюсь
Но дома, где судит и всё родное, —
Слышнее, свободнее судит совесть.
ВЕРСИИ
Позабуду всё то, что сказали, меня презирая.
А запомню слова, что до этого сказаны были.
Их никто говорить на моей не захочет могиле.
Ибо людям запомнится версия — только вторая.
Только та, по которой выходит: я подлый обманщик,
Недалёкий умом эгоист, малодушный предатель...
Я не стану просить убавленья цены при расплате:
Мне прибавится силы от версии, созданной раньше.
И надеюсь, той силы мне, Господи, хватит наверно —
Устоять перед волей Твоей, приговором конечным.
Ибо в образе знали меня и вполне человечном,
Отстоять не сумевшем себя.
Но готовом — посмертно.
НЕ ТАКОЕ
Совсем не такое тело,
Как надо бы мне для жизни...
На главное в жизни дело —
Совсем не такие мысли,
Как надо бы для успеха.
Не мысли, а боль сплошная...
Спокойному сну помеха...
И часто не знаю сна я...
Но к чёрту и сны, и ночи,
Раз движется всё же дело!
Пускай незаметно очень —
Не так, как душа хотела.
Приходят слова и строчки —
Уверенно, не спеша.
Ещё не дошли до точки...
А в деле — растёт душа.
Себя же перерастая,
Сама становясь такая,
Что ей не страшны помехи,
Что ей не важны успехи —
Лишь только бы слово зрело.
Такое, в каком — всё дело.
Какое всей жизни стóит,
Взыскуя — над нею смысла.
Пускай совсем не такое,
К которым душа привыкла.
СКОЛЬКО НИ ЖИВИ
Меня научили, как умирать от любви.
Меня научили, как от вины умирать.
Усвоило сердце: сколько ещё ни живи,
Мне только о смерти помнить — опять и опять.
Забуду я разве — о безысходной вине?
Забуду я разве — о безраздельной любви,
Какая в вину как раз и вменяется мне?
И та и другая — сколько ещё ни живи —
Всё только живучей, силой моею сильна;
Всё только смертельней, силу мою и губя.
Я только и помню, что не простится вина.
Тому и учусь, как мне — пересилить себя.
Забуду я разве — в чём эта сила моя?
Забуду я разве — гибель моя от чего?
И ту и другую в сердце терпя и тая,
Учусь пересилить смерть бытия своего.
К СЕБЕ
И мечтаю вернуться —
И знаю о том, что меня не ждут.
Так зачем возвращаться?
Кому, для чего это всё же нужно?
Только мне — для себя,
Но никто и не встретит меня радушно.
И не вспомнит никто, оставайся я сколько угодно тут.
Оставайся я сколько угодно внутри себя, взаперти,
Где теперь отбываю своё наказание добровольно.
Но когда-то кончаются всякие распри, любые войны.
Даже те, что в себе наказания ради пришлось вести.
И бойцы возвращаются, все испытания претерпя.
И случается — в землю, но кто-то и к тем, за кого сражался...
Кто же встретит — меня?
И во имя какого, мой Боже, шанса
Я вернусь: не к себе ли и разве не освободить — себя?
Лишь для этого —
Господи, знаю, что больше ни для чего.
И пускай не дождётся никто и не встретит меня радушно.
Поревную о мире — хотя бы в душе во своей недужной.
И вернусь ради Слова в себе животворного Твоего.
ПАМЯТЬ ПРОТИВ ВЕТРА
Пошлю куда-нибудь подальше это тело —
Под фонари, сновать по улицам аптекам
Родного города обычным человеком...
А я пойду куда душа давно хотела:
За Ним в пустыню — по следам, которых память
Сухих песков, камней горячих и поныне
Ещё не стёрла, сохраняя как святыню.
Следы и память не стираются веками.
Следы Христа в пустыне...
Сам безбожный ветер —
Что развевает все пески и обращает
В пески все камни — даже он, сколь ни отчаян,
Его следы — изо всего на белом свете
Не защищённого от ветра — он оставил.
А с ними — память о великом искушенье.
И обо всём, что после...
В городском круженье —
Дай силы, Боже, против ветра, тела, правил...
МОЙ ГОРОД
Мне нравится жить в этом сером городе.
От климата сером, от мыслей мрачных...
Мне верится, Ты не оставишь, Господи,
Дворов и проулков его невзрачных.
Мне нравится этими вот проулками
Ходить по нему, неизменно слыша,
Как вместе с ударами сердца гулкими
Мой город в одном темпоритме дышит.
И в то, что при всякой разрухе выстоит
Мой маленький город печально-серый,
Мне хочется верить как можно истовей.
О Боже, помочь бы своею верой...
Но вновь лишь подумаю: так положено,
Чтоб осень бывала здесь дольше лета.
Взыскательной осенью больше спрошено
Со здешних — просящих Тебя — поэтов.
НЕТ СЛОВ
Родина, не знаю, что сказать,
Чтоб тебя достойно было слово.
Ты не просишь ничего такого,
Но всё время смотришь мне в глаза.
Впрочем, это я смотрю — в твои,
Наблюдая пасмурное небо
И мечтая: научиться мне бы
Признаваться родине в любви.
Признаваться, сердце отворив
Хмурым тучам и таким же лужам...
И не думать: да кому он нужен —
Этот вот сердечный мой порыв?
И не думать, встречу ли ответ.
Чтó ответят птицы да берёзы?..
Или — ветер?.. Он такой, что слёзы
На глазах, — а нужных слов и нет.
***
Я Россию люблю.
Вот такую, как есть.
Но всегда от родной стороны в стороне.
Я, наверное, просто не вовремя здесь.
Но эпоха — такая же родина мне.
И на родине я — до конца, насовсем.
Хоть не в ногу иду, не на месте стою...
И пускай для неё остаюсь я никем,
Оказавшись не вовремя в отчем краю.
И пускай моя жизнь не берётся в расчёт
Ради судеб страны, ради смены эпох...
Есть судьба — моя личная.
Время идёт —
Не моё. Так решила Россия. И Бог...
РУССКАЯ НАДЕЖДА
А жить от надежды до новой надежды
Меня не Россия ли с детства учила?
И русской душою своей многогрешной
Я чувствую, чтó за великая сила —
В родной безнадёге, привычной настолько,
Что кажется национальной чертою.
Но это — надежда.
Почившая горько,
Затем чтоб однажды воскреснуть со мною.
Затем чтобы мне — со страною воскреснуть
Однажды под утренний звон колокольный,
Под шелест берёз и под русскую песню,
Что в самое небо протянется вольно.
Протянется — полная светлой надежды
На то, что страна изживёт безнадёгу.
Что духом свободным воспрянет, как прежде.
Открытая миру. Открытая Богу.
***
Татьяна Ярышкина родилась в городе Котласе Архангельской области.
Публиковалась в литературных альманахах «Белый бор» и «Перекличка», журналах «Знай наших», «Арт» и «Мир Севера», а также в различных газетах. Кроме того, подборка стихов была опубликована на сайте «Российский писатель».
Является автором стихотворных сборников «Дуэль» (2017) и «Верблюжьи мотивы» (2019). Стихи вошли в шорт-лист VI Международного литературного тютчевского конкурса «Мыслящий тростник» (2018).
1.