Вероятно, никто не перевёл русские сказки в живописные формы лучше, нежели Иван Билибин: они, преображённые огромным талантом живописца, словно получали новую жизнь – а напоминали перья жар-птицы, благосклонно пролетавшей над художником, раздарившей ему свои перья: неистово-яркие, горящие цветами, которых и у радуги нет…
Каждый терем похож на Китеж: не говоря о городах, возникающих в перспективе; каждый добрый молодец отчасти царевич, хотя любое изображение связано с конкретикой той, или иной сказки…
Садко, сняв шапку, приветствует великий город; пока огромные рыбы, испускающие лунные лучи из глаз, плавно разворачиваются в недрах великих вод.
Русская бездна раскрывается мощно, порой страшно: трёхглав, глядит в реальность Змей Горыныч, и главы в коронах, и красный цвет тела горит, как пламенеет мечта о захвате человечества.
О, сила тёмная…
Илья Муромец пройдёт предложенной ему дорогой, ибо другая невозможно, свершая подвиги свои, за каждым – символическое видение истории; и мертвые, полёгшие от татарских стрел и сабель, продолжают взирать с надеждой на своего чудо-богатыря…
…а вот – Гриб: именно с большой буквы: роскошный, словно отекающий, сочащийся ядом мухомор, и змеится надпись славянскими буквицами, и «Мир искусства», активным и деятельным членом которого был Билибин, аплодирует.
И журавль кажется жар-птицей, и леса обступают с той мерой колорита, которой не возразить…
И. Билибин делал прекрасные эскизы театральных костюмов: характер командора (к примеру) из пьесы Лопе де Веги словно подчёркивался и прорисовался дополнительно; но Билибин мог сделать и проект формы милиции…
И горят, сияют великолепные картины: и, глядя на них, верится, что всплывёт, непременно должен великий русский Китеж: всплывёт, что бы там ни было…
