Понятие «воинская честь» всегда присуще любой военной организации и составляло особую отличительную черту на протяжении всей истории. В отличие от понятия «личной чести» - воинская честь является корпоративной, поскольку ею обладает не единичный персонаж, а военное соединение. Основную роль в воспитании офицерской чести сыграл создатель Русской императорской армии Петр 1 Великий. Русский царь всеми силами стремится поднять престиж офицерского звания среди русского дворянского сословия, главной опоры престола, для чего в 1700 г. на русский церковно-славянский язык специально переводится древний византийский трактат X века «Тактика Льва».Служа добровольно и по призванию (в отличие от срочной обязанности нижних чинов), именно офицеры в Российской империи были носителями воинской чести и в этом смысле составляли особое сословие.
Честь в качестве особой нравственной ценностной категории, неизбежно охватывает концептуально-долженствующий и сущностный уровни человеческой этики. Это довольно «архаичное» сегодня понятие конкретизируется целым рядом довольно устойчивых смысловых ментальных ориентиров, воплощаемых как в художественном образе, так и в предании, норме, что вполне применимо к категории воинской (офицерской) чести. Понятие «воинская честь» всегда присуще любой военной организации и составляло особую отличительную черту на протяжении всей истории. В отличие от понятия «личной чести» - воинская честь является корпоративной, поскольку ею обладает не единичный персонаж, а военное соединение (легион, тагма, дружина, ватага, банда, полк, военное сословие или каста). «Честь - не что иное, как особенные правила, основанные на особенном порядке, с помощью которых народ или отдельный класс распределяет свою похвалу или порицание».(А. де Токвиль) [1.] На какой же почве развивается понятие особой воинской чести? Безусловно, прежде всего, это участие человека в войне, которая всегда являлась тяжелейшим испытание для любого человека, ведь он рискует собственной жизнью, принося ее в жертву некоему «отвлеченному представлению» об общем благе. Именно поэтому военному человеку особо необходим какой-то особый стимул, который смог бы подавить в человеке чувство самосохранения и морально разрешал совершать, пусть и узаконенное, но все же убийство другого человека. Поэтому участие в войне с древнейших времен всегда приобретало особо почетный и даже религиозный (сакральный) характер. Подвиги воинов превозносились и воспевались, а победителя в бою сограждане окружали ореолом славы, что, несомненно, способствовало поднятию в воине-победителе чувства воинской чести. В понятие воинской чести в России входила исключительная верность военнослужащих вере, престолу и отечеству. В русских солдатах воспитывался также принцип гуманности - чувство сострадания к побежденному врагу. Пример этого - благородное, со стороны русских, отношение к побежденным французским пленным в 1812 - 1814 гг. или турецким офицерам на Шипке и Плевне. «Невежливость между равными некрасива, со стороны же начальника она есть тирания». (Лопе де Вега Лопе де Вега)[4.]
Именно поэтому мифология, а позднее и религиозная составляющая,понятия воинской чести является не просто объектом «академических» научных размышлений о сущности данного феномена, но онтологически важным практическим фактором бытия современной России. Мифологема воинской чести имеет целый ряд социокультурных функций, позволяющих формировать духовно-нравственный облик офицера, помогающих ему лучше ориентироваться в сложном лабиринте ценностей современного мира и совершать поступки, соответствующие кодексу чести. Мифологический образ воинской чести недвусмысленно возникает в старинных русских сказаниях и былинах. Например, три знаменитых мифологизированных богатыря - Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович, несмотря на разные социальные корни (крестьянин, боярин, попович), являют собой, по существу первый в русском народном сознании, религиозно-эстетический образ профессионального защитника Отечества.Возможно, что подобное отношение к воинскому сословию формировалось непосредственно в результате обширных русско-византийских связей IX - Xвв., когда в империи стали уделять особое внимание патриотическому воспитанию военного сословия. Именно в это время византийские воины – «стратиоты» шли в сражение «за Веру и Отечество», а введенным в этот период в состав воинских частей полковым священникам прямо предписывалось воспитывать не только лишь религиозные чувства, но и общеимперский (государственный) патриотизм. [7, с.127]
Вследствие этого христианизация устройства армии, как и судопроизводства была весьма глубока. Христианство в целом, несомненно, являлось могущественным объединяющим элементом Восточно-Римской (Византийской) империи. Именно Константин Великий (по совету епископа ОсииКордобского) ввел удачный единый термин для подданных тогда еще единой Римской Империи – CorpusChristianorum«сословие христиан». При Феодосии Великом в 380 г. христианство было официально объявлено единственной государственной имперской религией в расчете на то, что этим удастся объединить распадающееся духовно-нравственное состояние позднеантичного общества. Непосредственно под влиянием величественной христианской византийской государственности происходило и развитие мифологизированного образа православных русских воинов.Важнейшую роль здесь сыгралирукописные литературные источники, такие как «Слово о полку Игореве», «Повесть о погибели Русской земли», «Повесть о ЕвпатииКоловрате» и «Задонщина». В которых былинный характер повествования и художественно-мифологический контекст лишь подчеркивают драматизм сюжета, а главная идея защиты Земли Русской (Отечества) служит мощным средством сплочения людей в особое военно-религиозное сообщество, члены которого руководствуются едиными принципами, представлениями, ценностями, нормами и ставят перед собой единые цели. Созданные таким образом идеологические мифологемы порождают крайне живучее культурно-историческое явление и самым тесным образом связанное с корпоративной честью офицерского корпуса. В критические исторические периоды воинская честь часто становитсяглавнейшей идеологической платформой сплочения народа. Наиболее известным идеологическим мифом можно назвать знаменитую триаду министра просвещения Российской империи графа С.С. Уварова: «Самодержавие, православие, народность», которая в русской армейской среде трансформировалась в лаконичнуюзнаковую формулу: «За Веру, Царя и Отечество», позднее в советскийпериод эта триада была заменена похожим мифологическим стереотипом:«За Родину, за Сталина» и «Народ и Армия - едины».[3.]
Впервые понятие«офицерская честь» встречается в сочинении герцога Филиппа Клервского (1573 год) и позиционировало всякое лицо, занимавшее определенную военную или государственную должность. Только к концу XVI века это понятие постепенно начинает приобретать свое современное значение войскового начальника (командира), облеченного чином, который дается главой государства и обеспечивается существующим государственно-правовым законодательством. С этого периода офицеры составляют в войсках особый класс, корпус офицеров, на который возлагается командование в бою и руководство обучением нижних чинов в мирное время. На протяжении нескольких веков офицерский корпус в России (Европе) был почти исключительно кастовым, сословным. Хотя уже в начале XIX века доступ к офицерским чинамприоткрывается илицам недворянского происхождения, например, нижним чинам (солдатам и матросам), проявившим воинскую доблесть и имеющим определенный образовательный ценз. Причем, все это нисколько не поколебало обособленного «кастового» положения офицерского корпуса как особой категории лиц внутри армии и особого сословия внутри государства. Служа добровольно и по призванию (в отличие от срочной обязанности нижних чинов), именно офицеры в Российской империи стали подлинными носителями воинской чести и в этом смысле составляли особое сословие. Отсюда наиболее важным было понятие офицерской чести.
Основную роль в воспитании офицерской чести сыграл создатель регулярной Русской императорской армии Петр 1 Великий. В те годы молодая русская армия испытывала огромную нехватку в офицерах. Русский царь не просто приглашает на службу офицеров-иностранцев, но и всеми силами стремится поднять престиж офицерского звания среди русского дворянского сословия, главной опоры престола, для чего в 1700 г. на русский церковно-славянский язык специально переводится древний византийский трактат конца X– начала IXвека «Тактика Льва».К настоящему времени установлено принадлежность этого трактата перу византийского императора Льва VIМудрого (886-912), поскольку автор текста неоднократно именует себя императором. Он довольно хорошо осведомлен с трудами своих предшественников Элианом, Аррианом и Онасандром, хотя основная часть текста имеет своим источником знаменитый трактат «Стратегикон Маврикия», который впрочем, ни разу не упоминается. [6, с.277] Трактат Льва, несомненно, являлся официальным военным руководствоми довольно продолжительное время применялся в военной практике римско-византийской империи. Согласно сообщению Константина Багрянородного императоры постоянно имели этот трактат в своих походных библиотеках, [6, с.279] Важнейшим инструментом повышения воинского духа и боеспособности имперских войск Лев считает духовно-нравственное воспитание морального облика командного и рядового состава армии, причем главным компонентом идеологической подготовки является религиозное воспитание стратиотов. Армия империи рассматривается Львом Мудрым как «христолюбивое воинство», которое сражается не только за интересы римско-византийской империи, но за судьбы и во славу всего Христианского мира (ойкумены). [6, с.287]
Именно посредством этогодревнего источника происходит возрождение некоторых базовых принципов римско-византийского военного законодательства в русской армии, которая со времен христианизации Руси испытывавшее огромное культурное и правовое влияние Восточно-римской империи. [6, с.288] Можно проследить явное влияние норм византийского военно-дисциплинарного кодекса содержащегося в «Трактате Льва» (Т.I., VIII. 1-27) на первый русский военно-уголовный кодекс «Артикул воинский с кратким толкованием», который составлял вторую часть знаменитого «Воинского Устава» утвержденного лично Петром Великим в 1716 году. Влияние византийского военно-уголовного законодательства на русский военный кодекс прослеживается и в классификации конкретных составов воинских преступлений, в соотношении различных степеней их тяжести, которые и определяют общий подход «Артикула» к проблеме военно-уголовной ответственности. [6, с.289] Дисциплина петровской армии была довольно суровой: под арестом содержали в оковах, телесные наказания бывали частыми, разжалование с «шельмованием» и без выслуги практиковалось довольно широко. Офицеры и генералы, как например Репнин, «писались в солдаты», нижние чины «писались в извощики» (обозные). «Посрамлению» могли подвергаться целые воинские части, например в одном из разделов «Артикула»: «Полки или роты, которые с поля сражения побегут, судить в генеральном военном суде и если найдется, что начальники тому причиной, то их щельмоватьи преломив над ними чрез палача шпагу повесить. Если виновные офицеры и рядовые, то первых казнить, как сказано, а из последних по жребию десятого, или как повелено будет, также повесить – прочих же наказать шпицрутенами и сверх того без знамен стоять им вне обоза, пока храбрыми деяниями загладят преступление. Кто же докажет свою невиновность, того пощадить». [10, с. 60] Воспринимая общие правовые нормы римско-византийского военного законодательства, «Артикул» Петра Великого зачастую напрямую заимствует из «Тактики Льва» и соответствующие административные и уголовные санкции для наказания воинских преступлений (например, принцип римской «децимации»). Другими словами становиться очевидным, что Петровский «Артикул» и «Устав воинский» изначально берут в качестве образца для подражания непобедимую римскую армию «Юлиуса Цезаря», то есть, создавая и устраивая полки Третьего Рима - Великий Петр брал пример с непобедимых легионов Рима Первого. [10, с.60]
Указом Петра Великого был создан и узаконен специальный отечественный порядок, даже ритуал, посвящения в офицеры. При Петре 1 в офицеры посвящались, как правило, юноши из дворянских семей. Кандидаты в офицеры («новики») начинали службу «нижними чинами» (рядовыми) в гвардейских полках (Преображенском, Семеновском) или «фендриками» в императорском флоте. Протянув армейскую лямку пять-шесть лет, а кто-то и более (смотря по их способностям)юноши получали звание капрала или сержанта гвардии и переводились в армейские полки прапорщиками или подпоручиками. На протяжении последующих ста лет сквозь ряды гвардейских полков прошли все великие военачальники игосударственные деятели, создавшие великую Россию XVIIIстолетия. [10, с.56]Здесь Петр Великий также позаимствовал идею государственного опыта Восточно-римской империи (Византии). Он создал особую служилую корпорацию (сословие) разработав и утвердив 24 января 1722 года своеобразную «лестницу чинов» - «Табель о рангах». [9, с.3] Римско-византийский термин «сенаторская аристократия» замечательно описывает суть христианизации позднеантичной наследственной и служилой элиты Империи вплоть до середины VII в., численность которой постоянно росла. Так, если при Константине I Великом в начале IV в. в сенате Константинополя числилось около 300 человек (clarissimus-светлейших, illustrus-сиятельных), то к концу IV столетия их было уже двух тысяч (clarissimus, illustrus, spectabilis). Согласно историческим данным в VI в. наследственных сенаторов - «clarissimus, illustrus, spectabilis» насчитывается уже несколько тысяч. [4.,159] В целом, на всей территории Восточно-Римской империи греко-римская служилая аристократия представляла собой достаточно сплоченный и единый слой населения на всем протяжении с IV поXII вв. [8.] На протяжении XI и XII столетий происходит тесное сращивание могущественных кланов наследственной константинопольской бюрократии с военной провинциальной (фемной) аристократией, созданные при этом богатейшие магнатские кланы добиваются для себя важнейшее право иметь собственные вооруженные отряды «тагмы». В петровской армии, по аналогии с имперской византийской военной организацией, в армии на флоте и даже на гражданской службе шесть нижних чинов (с 14 по 9 классы согласно «Табели о рангах 1896 года») объединялись названием «обер-офицеры» и именовались «благородные». Четыре следующих чина назывались «штаб-офицеры» (с 8 по 5 классы) они именовались соответственно: с 8 по 6 – «высокоблагородные» и 5-го класса «высокородие». Чины четырех высших рангов назывались «генеральскими», соответственно чины 4 и 3 рангов именовались «превосходительство», а чины 2 и 1 классов – «высокопревосходительство». [9, с.5] Перед нами почти точное воспроизведение классификации имперской римско-византийской служилой аристократии: «clarissimus, illustrus, spectabilis».
Интересно также отметить и тот факт, что по прямой аналогии с триумфальными шествиями римско-византийских императоров-полководцев, которые устраивались в честь громких побед над врагами империи, Петр I начинает проводить особые триумфальные шествия в честь наиболее громких побед русского оружия.Российские императорские полки под знаменами, на которых изображались масличные ветви и лавры, под музыку торжественных маршей совершали церемониальные прохождения перед населением столицы. Эти триумфальные шествия (также заимствованные из римской практики) стали предшественниками еще одного особого военного ритуала - военного парада. Поддержанию статуса офицерской чести служило и проведение отдельных полковых смотров. Ритуалначинался общим построением полка и торжественной встречей лица, назначенного царем для производствасмотра или самого императора. При этом поверялись форма одежды и состояние оружия, демонстрировались ружейные приемы, перестроения, передвижения и воинские маневры. Смотр завершался торжественным прохождением полка перед императором.
Именно тогда, при Петре I, установились и укрепились древняя римско-византийская традиции награждения воинских частей особыми знаками отличия или памятными царскими реликвиями. Наиболее распространенными из них были знамена и штандарты, серебряные трубы и литавры, хотя бывали и достаточно экзотичные знаки отличия. Например, именно с Петра I солдаты Преображенского полка начинают носить во время парадов красные чулки,поскольку в битве под Нарвой в 1700 году они насмерть стояли на мосту, удерживая его от шведов «…по колено в крови». Эта старейшая в русской императорской армии традиция просуществовала более двух столетий и была уничтожена лишь большевиками в 1917 году.Категориям и понятиям христианско-нравственным в русской императорской армии уделялось огромное внимание, также учитывая богатейший опыт, изложенный в «Трактате Льва». Существовали особые понятия чести военного мундира, чести своего полка, чести офицера, которые трактовались в подлинно православном контексте, которые за период службы как бы растворялись в сознании воина. Именно в Петровский период, непосредственно под влиянием византийского трактата конца IX – начала X вв. «Тактика Льва», сложилось понятие чести военного мундира, которое в дальнейшем постоянно совершенствовалось. [6, с.288] Поэтому в русской императорской армии всегда создавались и поддерживались особые полковые традиции, почетные отличия (в отдельных элементах формы полка и в особых полковых знаках), что позднее привело и к появлению особыхполковых мундиров.[2.] Созданный Петром «Артикул воинский» применялся в русской армии вплоть до издания «Полевого уголовного уложения» 1812 г. (в период военных кампаний), а в мирное время до принятия «Военно-уголовного устава» 1839 г. [6, с.289] Мы имеем дело с удивительным фактом сохранения культурно-исторической христианской традиции которая переросла узко-национальные обычаи и хронологические рамки, поскольку принципы, освященные в Римско-Византийской империи, сохранили свою жизнеспособность вплоть до эпохи наполеоновских войн и декабристовXIX столетия. Впоследствии,именно на базе этих традиций, в русской и советской армии появляется много собственных новых традиций как в отношении военной формы и атрибутики, так и в отношении к воинской дисциплине.
Подводя итог применительно к исследуемому нами феноменувизантийского влияния на русское понятие воинской (офицерской) чести можно отметить, что христианско-мифологическая символизация позволяет в иррациональной, неявной форме уловить в этом явлении то, что наука пока еще не способна зафиксировать и интерпретировать на рациональном уровне. Религиозная мифологема становится активным фактором, воздействующим на личность носителя воинской чести, подталкивая ее к превращению мифологического содержания в реальные поступки. Активное воздействие мифа на социальную реальность - частный случай «теоремы Томаса»: «если ситуация определяется как реальная, она реальна по своим последствиям» [11]. Следовательно, возможно резюмироватьважнейшую особенность мифа, поскольку с помощью своих реципиентов он как бы сам себя воплощает в жизнь. Этим и объясняется, с нашей точки зрения, живучесть религиозно-мифологических форм общественного сознания, таких, как мифологема офицерской и воинской чести. Закрепленная многочисленными произведениями русско-византийского литературно-художественного и устного народного творчества, она донесла до нас образ русского воина - носителя чести и других высоких духовно-нравственных качеств. Однако сегодня весьма серьезное беспокойство вызывают пока еще неочевидные культурные сдвиги в самом понятии чести, неявное смещение акцентов мотивации поступков офицера с идеологической платформы в религиозно-традиционную область, а иногда и в прагматическую сферу. Именно на уровне мифологической символики (базирующейся на архетипе), на наш взгляд, осознается смещение ценностных ориентаций в государственной политике по отношению к современным Российским Вооруженным Силам. Например, отказ в воинской форме от традиционной русской шинели (за два столетия ставшей символом русского солдата), изменение знаков различия, введение идентичной с нашими бывшими противниками униформы неизбежно стирает грани категории «свой - чужой».А это, в свою очередь, негативно сказывается на отношении военнослужащих к отечественной истории и традициям великой русской армии. В свою очередь, эклектика, присутствующая сегодня в военной символике российских Вооруженных Сил вообще не способствует упрочению мировоззренческих позиций, духовно-нравственных качеств современного офицера. [5.]Итак, мифология и семантика римско-византийского и русского (российского имперского) понятия офицерской чести является не столько объектом научных или псевдонаучных рассуждений о сущности данного феномена, сколько- одной из важнейших сторон осознанного бытия в современной постсоветской России. Мифологема российской воинской (офицерской) чести имеет целый ряд серьезных социокультурных и даже государственно-образующих функций, позволяющих формировать духовно-нравственный облик современного русского офицера, воина и гражданина, помогающих ему правильно ориентироваться в сложном лабиринте постмодернистских ценностей современного глобального мира и совершать поступки, соответствующие русскому офицерскому (воинскому) кодексу чести.И это становление происходило во многом под непосредственным влиянием имперского Византийского наследия на формирование воинских традиций Русской (российской) армии.
Источники и литература
1.Востриков А.В. Книга о русской дуэли. - СПб., 2004. - С. 3.
2. Дельбрюк Г. История военного искусства. Средневековье. Новое время / пер. с нем. – Смоленск: Русич, 2003. – 632 с., илл.
2. Каменев А.И. История подготовки офицерских кадров в России. - М., 1990. - С. 19.
3. Кармин А.С. Культурология. - СПб.: Изд-во «Лань», 2004. - С. 339.
4. Кацура А. Поединок чести. Дуэль в истории России.- М., 1999 и др
5. Кокшенева К.А. Революция низких смыслов. - М.: Изд-во «Лето», 2001. - С. 68-102.
6. Культура Византии. Вторая половина VII – XII вв. – М.: Наука, 1989. – 678 с.
7. Курбатов Г.Л. История Византии (от античности к феодализму). Учебн. Пособие – М.: Высшая школа, 1964. – 207 с., илл.
8. Леонов О.Г., Ульянов И.Э. Регулярная пехота 1698-1801 \ История Российских войск. – М.: ТКО «АСТ», 1995 – 296 с. ил.
9. Охлябинин С.Д. Честь мундира – М.: Республика, 1994 – 303 с. ил.
10. Керсновский А.А. История русской армии в 4 томах. Т.1. – М.: Голос, 1992. – с. 304.
11. Тэрнер В. Символ и ритуал. - М., 1983. - С. 33.
Орлов Игорь Иванович, доктор искусствоведения, заведующий кафедрой «дизайна и художественной обработки материалов» Липецкого государственного технического университет, академик Национальной академии дизайна РФ, «DoctorofScience, HonorisCausa» IANH (UnatedKingdom - Lоndon)
