Бывает так, что человек никаких подвигов и ничего значительного не совершает, однако жизнь его оказывается интересной и поучительной…
Ваня родился в вологодской деревне, детство его пришлось на то время, когда страна в мучительных потугах переходила к капитализму, а родной колхоз разваливался на глазах. Родители остались без работы, спасало личное хозяйство: огород, корова, да ещё грибы, ягоды – благо кругом были густые леса.
Отец нанимался плотничать к дачникам, и его работа нравилась горожанам: любо-дорого было смотреть, как деревенский мужик ловко, по всем законам строительной науки, делает сруб для бани. Нередко вместо денег ему за работу давали водку, которую в деревне было не достать. Довольно быстро отец спился. Мать не смогла выносить его продолжительные запои, упросила соседку забрать на время корову и вместе с детьми уехала к старикам-родителям. Отец впал в полное отчаяние. Как-то соседка, удивлённая долгим отсутствием какого-либо движения за забором, пошла проведать соседа. Стучала в дверь, потом заглянула в окно и увидела ужасную картину: сосед висел в петле. Приехавшая милиция установила самоубийство.
Мать с детьми вернулась домой нести тяжёлую вдовью долю, которую иногда пыталась облегчить вином.
Ваня, в отличие от старшего брата, был тихим, задумчивым, неразговорчивым, избегал детских шумных игр, за что сверстники над ним подсмеивались, называли «чокнутым». Он любил уходить в лес и долго просиживал где-нибудь на полянке, наслаждаясь ласковым солнышком и шумом листвы.
Однажды, братья со своей собачкой Шариком пошли в лес по ягоды, а потом расположились у шоссе с ведерками, полными черники. Обычно эту ягоду покупали охотно и по хорошей цене. Появился шикарный автомобиль, который стал притормаживать, а потом резко свернул к обочине так, что мальчики отпрянули, опрокинув ведёрки. Раздался собачий визг, а сидящий за рулём толстяк громко захохотал, прибавил газу и умчался. Шарик лежал у дороги раздавленный.
Ваня плакал весь день: он любил ласковую собачку. Всхлипывал и ночью – не спалось.
- Спи, сынок, - утешала его мать, - мы другую собачку заведём. А этому гаду ещё аукнется, пусть он разобьётся в клочья на своей машине.
Мальчик не мог поверить в жестокость человека:
- А может он нечаянно. Ну, занесло машину…
Школьная наука плохо давалась Ване. Дважды пришлось ему быть второгодником, но всё-таки девять классов он закончил и без промедления был призван в армию. На медицинской комиссии его забраковал психиатр, обнаружив дефекты нервной системы. Однако Ваню всё-таки признали годным к воинской службе. Дело в том, что в это время один заботливый папаша, похлопотав, освободил своего сынка от армии, а военкомату надо было выполнять план.
***
Его отправили в Чечню и зачислили в отряд продовольственного обеспечения. Даже здесь, среди «обозников», над ним подсмеивались: он не курил, не матерился, а если начинался нескромный разговор, старался уйти куда-нибудь подальше. Наверное, не миновать бы ему злой дедовщины, процветающей тогда в армии, да случилась другая беда.
Тёмной кавказской ночью налетели на их отряд бандиты и устроили страшную резню. Четверых солдат, и Ивана в том числе, под дулами автоматов погнали в плен. Двоих по пути застрелили, потому что пытались бежать, а Ивана и его товарища по несчастью – Сашу привели в горный аул и заперли в бетонном подвале.
Утром кавказец с широкой рыжей бородой и кинжалом у пояса вывел их на улицу, подвёл к длинному столу, дал каждому лист бумаги и карандаш.
- Пиши своим родным, пусть посылают выкуп - пять тысяч долларов. Куда деньги послать – здесь на бумаге счёт написан. Придут деньги – отпустим, не придут деньги – будешь у нас работать, пока не подохнешь. Будешь убегать – поймаем, зарежем как барана.
Он вынул кинжал из ножен и со звонким стуком отправил обратно. Иван, обычно робкий, не мог удержаться:
- У меня отца нет, мать больная в деревне живёт. Ей таких денег никак не собрать.
- Захочет видеть сына – соберёт, - ещё раз стукнул кинжалом кавказец.
- А у меня, вообще, родителей нет, детдомовский я, - сказал Саша.
- Вы в какой части служили? – спросил рыжебородый.
- Обозники мы. Кухня, бытовые удобства – вот наши дела.
Рыжебородый на своём языке сказал что-то подошедшему к ним кавказцу. Тот с досады сплюнул, видно знал, что дети богатых в обозе не служат…
Каждый день их водили на работу. С утра до вечера таскали тачками песок, месили бетон, возводили стены. Возвращались в свой подвал в полном изнеможении. Спали на каком-то старом тряпье. Иногда их водили мыться на ручей, и это было единственным просветом в их мрачной жизни.
Кормили плохо: каша, пресные лепёшки, иногда рыба и редко кусочек мяса. Охранник поставит кувшин с водой, грохнет на пол кастрюлю с едой и, уходя, сверкнёт злыми глазами и что-то пробормочет на своём языке.
Саша сжимал кулаки: «Какой злобный народ!». Иван вздыхал: «Они же дикие, их никто не воспитывал».
- У тебя все хороши. А я вот читал, что в старые времена основное занятие у горцев знаешь какое было? Набеги на русские селения. Угоняли, скот, людей уводили в плен, продавали в Турцию. Потом Русская армия заставила их жить мирно. Это во времена Лермонтова было. Ну а при советской власти - это ты знаешь - была у нас дружба народов. Не то, чтобы дружили, но терпели друг друга. А как Советский Союз развалился, горцы снова взялись за своё. Воспитание не помогло. Сейчас двадцатый век кончается, а у них рабовладельческий строй. И мы у них в рабстве живём как скотина, разница в том, что свою скотину они кормят досыта.
Иван молчал. Он не умел спорить.
Так тянулись томительные дни, недели, месяцы. Кончалось долгое южное лето, стало холодать. Обмундирование их износилось до дыр, им выдали поношенную кавказскую одежду. Теперь с отросшими бородами и загорелыми лицами они казались похожими на местных жителей. Чтобы не путать их со своими, им велели всегда носить на голове свои береты. Дети показывали на них пальцем, смеялись.
Однажды ночью ему во сне явилось страшное воспоминание детства: раздавленная собачка Шарик, лежащая на асфальте. Он в ужасе проснулся и больше не мог заснуть. А ранним утром, когда ещё только светало, раздались крики, топот ног. Дверь отворилась: «Быстро выходи!», - крикнули пленникам. Где-то недалеко слышалась стрельба. Туда бежали вооружённые боевики. Ивану повесили на спину ручной пулемёт, Сашу нагрузили тяжёлым железным ящиком и велели им бежать вслед за боевиками. «Быстрей, быстрей!», - погонял их бегущий сзади рыжебородый.
- Стой! – наконец скомандовал он. – Здесь клади пулемёт. Ящик клади здесь, рядом.
Недалеко разорвался снаряд. Все бросились на землю, слушали как по деревьям стучат осколки. И тут Иван, ещё лёжа в траве, увидел страшное: рыжебородый поднялся и автоматной очередью срезал встававшего с земли Сашу. В голове у Ивана пронеслось: «Теперь мой черёд, мы больше не нужны».
Раздался ещё один взрыв. Иван потерял сознание.
***
Этот взрыв был для него спасительным. Российский снаряд снёс голову боевику, а Ивана только контузил. После разгрома банды его чуть было не закопали вместе с Сашей и с убитыми боевиками, но увидев, что он шевелится, отправили вместе с пленными в расположение воинской части. Там он пришёл в себя, объяснил, кто он такой и был доставлен в госпиталь.
Его подлечили и отправили в Москву, в военную прокуратуру. Обвиняли по очень серьёзной статье - «государственная измена», что грозило многолетним сроком. Улики были налицо: после боя его обнаружили на стороне противника возле пулемёта, в одежде, типичной для боевиков.
Иван сбивчиво, с дрожью в голосе рассказывал следователю, как его с другом взяли в плен, как они жили в ауле в ужасных условиях, на положении рабов. Рассказал, что пулемёт с патронами их заставили нести под дулом автомата, а после решили убить, но успели застрелить только Сашу.
- У вас есть свидетели? – следователь прикрывал рукой зевоту.
- Ну, можно спросить жителей аула.
- Это будет не просто. Ладно, пока посидите у нас…
В следственном изоляторе Иван неожиданно для себя обрёл друга. Это был немолодой мужчина, высокий, худощавый, с бородкой, на которой проступала седина. По профессии он был писатель-журналист, а попал сюда за то, что в одной газете поместил статью, в которой описывал коррупцию среди высших чинов Российской армии. Его, как говорится, съели с потрохами: газету заставили опубликовать опровержение, а автора обвинили в клевете и экстремизме.
Пётр Андреевич, так звали писателя, не унывал, считал, что его скоро выпустят, а вот судьба Ивана виделась ему в трагическом свете. Ему было жалко простодушного двадцатилетнего парня, жизнь которого будет искалечена умными взрослыми дядями.
Узнав у Ивана, чем кончился допрос, Пётр Андреевич сказал:
- В этот горный аул никто не поедет – далеко и опасно. Да и бесполезно это: там никто за тебя заступаться не будет. А ведь ты мне говорил, что вместе с тобой сюда пленных боевиков привезли. Так вот подумай, Ваня, есть ли среди них кто-нибудь, кто мог бы рассказать о тебе правду. И если найдётся такой честный человек, то пусть адвокат потребует, чтобы его допросили, как свидетеля.
Иван задумался. Вспоминалось неприятное – тяжёлая работа, грубость и постоянный страх, что убьют. И вдруг, словно яркая картинка предстала перед глазами…
Они с Сашей плещутся в ручье. Их сторожит Ахмет, он охотник, сегодня вернулся с добычей, притащил тушу горного козла. Ахмет не молод, на закатном солнце его тянет в дремоту. Вот он совсем задремал, прислонившись к дереву. Карабин медленно выползает из его рук, скользит по песку и скрывается в ручье. Иван с Сашей переглядываются. Бежать? Но куда? Вокруг горы, а они даже не знают, в какой стороне их лагерь. Саша ныряет в ручей, достаёт оружие и трясёт охранника за колено. Тот таращит глаза, не сразу понимает, что произошло. Берёт мокрый карабин и что-то лопочет на своём языке. Русских слов он знает мало, слышится только «спасибо» и «никто не знай». Конечно, друзья никому ничего не сказали, а на другой день их ждал на обед подарок – большой кусок жаренного козьего мяса…
Иван поделился своим воспоминанием с новым другом и добавил, что Ахмет тоже сидит в СИЗО среди пленных. Дальше пошло так, как советовал Пётр Андреевич. Адвокат потребовал от следователя, чтобы Ахмета допросили. Вскоре Ивану сказали, что такой допрос состоялся, и что дело будут пересматривать.
Потянулись дни ожидания. Однажды два друга оказались в камере одни и беседовали, сидя за столом. Ещё троих сидельцев с утра куда-то увели.
- Не волнуйся, Ваня, - говорил Пётр Андреевич, - люди обычно на добро отвечают добром, и, наверное, твой Ахмет не исключение: про тебя и про Сашу расскажет правду… У меня ведь тоже сын в Чечне воевал, танкистом был. Погиб, когда наши дуроломы скомандовали ввести танковую колонну в Грозный. А там в каждой подворотне сидел чех с гранатомётом. Сгорел наш сынок в танке. Привезли нам запаянный гроб, сказали – открывать нельзя. Через год жена умерла, сердце не выдержало, всё плакала… Он у нас единственный был.
Голос у Пётра Андреевича сорвался. Он достал носовой платок, и, отвернувшись от собеседника, стал вытирать слёзы.
- А потом, когда я в церковь стал ходить, спросил у священника: как мне сына своего поминать? Мы его в детстве крестили, но он так и остался неверующим. Батюшка у нас замечательный - отец Михаил. Он мне сказал: «Милосердием спасай душу своего сына. Хорошо, если сироту облагодетельствуешь, направишь на верный путь»…
Петра Андреевича выпустили на свободу, он отделался штрафом. Прощаясь с Иваном, он приглашал его к себе в гости, в Петербург. Обещал найти ему жильё и работу. Через неделю выпустили Ивана, сняв с него все обвинения. Ему выплатили денежную компенсацию, так что он смог купить себе приличную одежду, и ещё осталась немалая сумма.
Конечно, первым делом он поехал в родную деревню. Стояла зима, был изрядный морозец, но в новой дублёнке, кожаной шапке на меху и зимних ботинках он не чувствовал холода. Он вышел из автобуса и шагал по тропинке, проложенной вдоль безлюдной заваленной снегом улице. В руках у него была большая сумка, где лежали продукты и подарки для матери и брата. Волнение не покидало его, ведь за всё время своих мытарств он не имел никакой связи с родными.
Подходя к дому, он увидел нетронутые сугробы и висящий на двери замок. Зашёл к соседям, там его ждала страшная новость: мать умерла ещё летом. О том, где находится брат, соседи ничего не знали.
***
В Петербурге его тепло встречал Петр Андреевич:
- Поживёшь пока у меня, тесно не будет.
Он жил один в двухкомнатной квартире. Ивана поразили громадные, до потолка, книжные полки, сплошь заполненные книгами. В его родном доме книг не было, если не считать школьных учебников. Летом, когда в соседний дом приезжали дачники, Ваня приходил к ним, играл со своими ровесниками, а когда их бабушка усаживала внуков на скамейке и читала им книжку, сидел вместе с ними. Внуки долго не сидели – убегали играть, а он оставался и просил: «Бабушка, почитай ещё». И добрая женщина никогда не отказывала…
Петр Андреевич обустроил ему спальное место, положил стопку книг на столике возле кровати. В этом доме Иван отдыхал душой после всего пережитого. Петр Андреевич водил его по Петербургу, рассказывал историю города. По вечерам излагал Ивану основы христианства. Слова его ложились на добрую почву, ведь душа Ивана еще с детства чувствовала, что кроме жестокого мира, существует возвышенный мир любви.
Однажды зашли в церковь к концу службы, постояли, поставили свечи. Дома его благодетель сказал:
- Тебе надо креститься. Как ты? Согласен?
Иван согласился…
Петр Андреевич нашёл своему крестнику работу в небольшой столярной мастерской при храме. Пригодились навыки работы с деревом, ещё подростком приобретённые Иваном благодаря отцу. Он делал полочки для икон, и прихожане их охотно раскупали.
Общение с верующими людьми, беседы с крестным отцом, хорошие книги – все это сильно повлияло на Ивана. Он, лишённый в детстве всякого развития, задёрганный учителями, которые не могли найти подхода к мальчику-тугодуму, он, прошедший через унизительный плен и постоянный страх смерти, а потом встреченный несправедливыми обвинениями, теперь почувствовал, что его ум стал способен к рассуждению, что его примитивная замедленная речь стала выправляться. Он оживал, как деревце, пересаженное из болота на солнечную лужайку. Даже во внешности его были заметны изменения: всегда потупленные глаза теперь с интересом смотрели на окружающий мир.
Вскоре Иван получил ещё один щедрый подарок от своего благодетеля: Петр Андреевич поселил его в комнате, которая перешла к нему после смерти матери. Квартира с тремя комнатами, большим коридором и общей кухней находилась в старинном доме на Литейном проспекте. В других комнатах жила семья из четырёх человек. Это было не похоже на привычный ему с детства простой деревенский быт, но приходилось мириться – в деревне теперь делать нечего.
Постепенно он привыкал к городской жизни, хотя скученность людей и автомобилей, мелькание разнообразных лиц и одеяний ещё долго поражало деревенского парня.
- Куда не посмотришь – всё люди, люди, без конца, - говорил он Петру Андреевичу. – А у нас в деревне идёшь по главной улице – редко кого-нибудь встретишь. А ведь в деревне почти сто дворов, правда, живут, в основном, старики пенсионеры. Вечером всё как вымерло – у телевизоров сидят.
- Да, деревня гибнет, - просвещал своего крестника Петр Андреевич. – Нашим олигархам русские продукты не нужны, их устраивает заграничная еда. А её они получают в обмен на российские природные ресурсы, в основном, нефть и газ…
Однажды Иван поехал в паломническую поездку на Валаам и в дороге познакомился с девушкой. Он никогда бы не решился к ней подойти, но она первая начала разговор. Это было на обратном пути, корабль сильно качало, но они всю дорогу простояли рядом на палубе, вцепившись в перила. Говорила, в основном, Катя – рассказывала о своих поездках по святым местам. Когда причалили, она сказала:
- Мама всё боялась, что меня замучает морская болезнь, а я даже не заметила качки - так было с вами интересно.
Да, Иван умел слушать собеседника.
В следующее свидание они бродили по набережной Невы, потом сидели на лавочке в Летнем саду. Иван рассказывал о своём кавказском пленении и видел на лице Кати искреннее сочувствие. Осмелев, он пригласил её к себе на чашку чая…
Красный угол с иконами в его комнате понравился Кате:
- Ну прямо настоящий иконостас у тебя, - с восхищением сказала она и, вглядываясь в иконы, крестилась…
Наступило жаркое лето. Катя была студенткой, и пока она сдавала экзамены, он её не беспокоил, хотя сильно по ней тосковал. Когда экзаменационная сессия закончилась, она сама пришла к нему домой весёлая, в коротком летнем платьице. Он, робея до дрожи в коленках, прижал её к себе и поцеловал первым в своей жизни поцелуем. И сразу же сделал ей предложение. Она, раскрасневшаяся, чуть слышно прошептала: «Я согласна». Потом добавила:
- Только надо поговорить с родителями. Приходи сегодня вечером. Завтра мы уезжаем в Крым на две недели…
Квартира, где жила Катя, поразила Ивана: высокие потолки, роскошная мебель, а в гостиной большая, в человеческий рост, икона Преображения Господня.
Его посадили в мягкое кресло, а дальше пошел разговор с родителями, похожий на допрос. Приговор огласила мать, самоуверенным голосом чеканя слова:
- Мы не можем выдать нашу дочь за вас. У вас нет образования, нет толковой работы, а жильё – коммуналка, это не серьёзно.
«Приговор окончательный, обжалованию не подлежит», - мысленно закончил Иван речь суровой женщины. Ему было стыдно за себя, он чувствовал себя ничтожеством. Взглянул на отца Кати, тот смотрел сочувственно, но молчал. Еще раз взглянул на икону, потом встал и простился с хозяевами.
В прихожей, поцеловав Катю в заплаканные глаза, он сказал:
- Ничего, у нас ещё всё впереди…
Он стал искать работу с хорошим заработком. Помогла соседка по квартире, уважающая нового соседа за его тихий нрав. На общей кухне она увидела, что Иван читает объявления о вакансиях и посоветовала:
- Сходите в нашу фирму, я слышала, что нужен охранник – молодой парень после армии.
- А чем ваша фирма занимается?
- Грузоперевозками. Дальними и ближними.
В тот же день Иван пришёл к своему благодетелю за советом.
- Ваня, дорогой, все эти частные фирмы не для тебя, - говорил Петр Андреевич. – Там царит дух наживы, борьбы. Тебе в этом мире будет жить очень трудно.
Вечером Иван пошёл в церковь и после вечерней службы подошёл к отцу Михаилу. Рассказал о Кате, о её родителях, о своих намерениях. Тот выслушал взволнованную речь, кое-что переспросил и сказал, как отрезал:
- Не благословляю, ни работу менять, ни жениться.
Иван шёл домой как потерянный. Эту ночь он долго не мог уснуть, крутился на кровати и думал о своей судьбе.
Всё-таки, любовь к Кате оказалась сильнее советов мудрых людей: он пошёл устраиваться на работу. Его взяли охранником, а через месяц он закончил курсы водителей и стал ездить на грузотакси.
Ужасно было то, что Катя исчезла. Не звонила и не отвечала на звонки. И лишь к концу лета от неё пришло сообщение, которое ранило его в самое сердце: «Не звони и не ищи».
Он ходил мрачный, молчаливый, но свою работу выполнял исправно. Начальник его хвалил, да и платили ему неплохо. Его сменщик Георгий говорил:
- Что ты Ваня ходишь, как в воду опущенный. Вон девушки в офисе спрашивают: чего он такой всегда печальный? Может несчастная любовь у него? Пусть приходит к нам - развеселим.
Георгий родом из Молдавии, высокий черноглазый красавец с шапкой густых чёрных волос, всегда весёлый. Слушая его нельзя было не улыбнуться. Однажды он похвастался:
- Я, Ваня, женюсь. Она учительница. Эх, любовь, любовь! Завтра едем на родину, в Молдову. Я отпросился на две недели.
На другой день он неожиданно позвонил Ивану:
- Ваня, друг дорогой, выручай! У меня тут задержка с загранпаспортом, сижу в этой конторе, жду. Только через час обещают. А невеста дома, уже на чемоданах сидит. Ты, пожалуйста, привези её ко мне вместе с вещами, а то она сильно нервничает.
Иван подивился странной просьбе, но поехал по указанному адресу…
Возле подъезда стояли три женщины. Увидев подъехавшую машину, они взялись за чемоданы. Одна из них, видимо невеста, села на сиденье рядом с Иваном. Подруги тараторили, перебивая друг друга. Иван услышал только одно: «Анечка, дорогая, как приедешь, сразу нам сообщи. Сразу же! А то мы будем беспокоиться».
Невеста тоже была сильно взволнована. Пока ехали, говорила без остановки:
- Чего они беспокоятся? Говорят: зачем квартиру продала. Надо, мол, сначала зарегистрировать брак, приехать на место, осмотреться. Ты, мол, жениха толком не знаешь. Кто он, откуда? А я знаю одно: он меня любит, на руках готов носить. А Молдова – страна замечательная: тёплый климат, фрукты. У его родителей дом возле реки, большой фруктовый сад. А на мои деньги мы такой дом себе отгрохаем!
Иван скосил глаза на пассажирку. Не красавица, и по возрасту постарше жениха будет…
Невесту вместе с приданым он сдал Георгию из рук в руки. Тот, обрадованный, совал ему тысячную купюру. Иван не брал:
- Мы же с тобой друзья!
- Ну да, друзья, - охотно согласился он…
Этой ночью Ивану опять приснилась собачка, лежащая в крови на асфальте. Он проснулся в поту и лежал, размышляя: что же такое страшное может случиться.
***
Георгий исчез. Не вернулся он ни через две недели, ни через месяц. Приходили женщины – те самые, что провожали невесту. Сидели у директора, интересовались Георгием. Их беспокоило, что их подруга не даёт о себе знать. Ивана тоже вызвали к директору, и он рассказал всё, что знал. Уходя, женщины сказали:
- Мы будем подавать в международный розыск…
Прошло полгода. Однажды ясным майским утром, как гром среди ясного неба, к Ивану заявились полицейские и повезли его в свое управление. Следователь, немолодой лысоватый толстяк, долго и внимательно рассматривал испуганного Ивана и, наконец, протянул ему фотографию.
- Вам знакома эта женщина?
Тот отрицательно покачал головой.
- По словам свидетелей, вы однажды приехали к её дому, посадили её в свою машину и куда-то повезли.
Иван вспомнил:
- Да, это невеста Георгия, учительница. Он попросил меня привезти её к этому, как его, ну где загранпаспорта выдают. Там она пересела в его машину.
- Кто-нибудь может подтвердить, что она пересела в машину вашего знакомого?
Иван задумался, потом пожал плечами. Следователь продолжал:
- В настоящий момент нам известно только то, что вы повезли эту женщину от её дома в неизвестном направлении. А также то, что труп этой женщины с признаками убийства был случайно обнаружен в лесу рядом с трассой Санкт-Петербург – Новгород. Вашего знакомого найти не удаётся. Сейчас вы единственный подозреваемый в убийстве, поэтому мы обязаны вас задержать.
Иван был потрясён. Он побледнел и не слышал, что ещё говорил следователь. Ему дали выпить воды и увели в камеру.
- Что же такое творится, опять я в тюрьме, - размышлял он, сидя на нарах. – В этот раз причина понятна: не послушался отца Михаила, не послушался Петра Андреевича, вот Господь и наказал.
Он перекрестился и стал молча молиться: «Ненавидящих и обидящих нас прости, Господи»…
Петр Андреевич пришёл на свидание сердитым:
- Ну что, опять ты в тюрьме, горемыка ты простодушный. Твой дружок тебя подставил. Хитро подставил. Я ведь тебе говорил, что таким, как ты в этом мире жить трудно.
Увидев слёзы на глазах своего крестника, он смягчился:
- Ладно, будем тебя вытаскивать. Я нашёл хорошего адвоката, православного. Он уже начал в твоём деле разбираться.
- Иван оживился:
- Мне сегодня следователь сказал, что они смотрели записи камер наружного наблюдения. Но ни моей машины, ни машины Георгия там не нашли. Конечно, мы ведь стояли не возле этого здания, а подальше… В общем, оправдываться мне нечем… А следователя жалко, вид у него совсем больной, видно работы много… А вот скажите, Петр Андреевич, почему люди делают зло? Ведь их этому не учат.
- Вот ты какой любознательный! - Петр Андреевич с грустью смотрел через решётку на своего крестника. – Это вопрос не простой. Я думаю, что обычно зло делают ради какой–то выгоды или из зависти. Ради этого и войны начинают и доносы пишут на соседа. А часто в семье бывает: одному удовольствие, а другим горе, например муж пьёт, а жена и дети страдают. Нам дана Богом заповедь: «возлюби ближнего своего как самого себя», но эту заповедь выполняют немногие. Человек ведь существо греховное. Ради выгоды способен даже на страшный грех – на убийство. Для человека неверующего такое понятие, как грех, не существует. Такой человек может делать всё, что не запрещено законом. И то, что запрещено законом тоже может делать, если уверен, что не попадется правосудию. Как твой пропавший дружок… Ладно, не горюй, Ваня, вытащим тебя. О тебе отец Михаил молится.
И действительно, вытащили. Компания сотовой связи представила распечатку разговора Ивана с Георгием, где тот просит забрать его невесту из дома и привести к зданию УФМС.
Ивана освободили.
***
После утренней службы Петр Андреевич подошёл к священнику.
- Примите заблудшую овцу, отец Михаил, - сказал он торжественно и показал на Ивана, стоящего неподалёку со смущённым видом. – Лучше сказать – «ягнёнка», - добавил он. Потом тихим голосом продолжил:
- Он ведь кроткий, как ягнёнок. Столько страданий перенёс: и в плену чеченском побывал, и у нас дважды сидел под арестом без всякой вины. И при этом ни на кого зла не держит, обидчиков своих жалеет.
- Страданием очищается человек, - сказал отец Михаил. – Пусть подойдёт.
Петр Андреевич повернулся к Ивану и поманил рукой. Тот, склонив голову, подошёл к священнику под благословение…
…Прошли годы. В одном из северных монастырей служит иеромонах отец Прокопий. «Самая кроткая овца среди моей братии», - говорит про него отец настоятель. - К нему на исповедь всегда очередь выстраивается. Одна беда у него: когда исповедует, плачет вместе с исповедником».
Вологда, июль 2020
