Радостное состояние души, светлое ощущение чего-то доброго и необычного, что должно сегодня произойти, Андрей почувствовал, ещё не проснувшись окончательно, а лишь едва открыв глаза. Что было причиной зарождающегося в душе праздника, он определить не мог. Видимо, ему снился хороший сон, что-то с детства волнующее, доброе: милые картинки давнего, забытого или родные и дорогие ему люди, растревожившие его чувства.
Он не мог сразу в памяти воспроизвести этой милой картинки, маячившей близко и быстро ускользающей и растворяющейся, теряющей четкие очертания, пока не растворилась совсем, оставив кусочек теплой нежности в груди.
Что-то сегодня должно произойти... Он остро почувствовал удачу, и тихая радость, которой он уже заждался, шевельнулась внутри вместе с нарождающейся, едва слышимой музыкой, поднимающейся из глубины души.
Стояло тихое августовское утро. Мансарда дачного домика была до краев заполнена солнечным светом. При полном безветрии посвежевший к утру воздух слегка шевелил тюлевую занавеску в проёме распахнутой настежь двери. В этот самый момент на крыше возникла какая-то возня, и легкий цокоток когтей по железу возвестил о прилёте знакомой вороны.
«Сейчас пройдется туда-сюда и начнёт долбить поднятую где-то корку. Это она делает всегда, как по заказу - в одно и то же время. Хорошо ещё, если молча, а то каркнет на всю округу - и прощай, сон...»
Но сегодня не входило в планы Андрея залеживаться долго в уютной постели. Ощущение зарождающегося праздника звало к делам, откликнуться начинающемуся дню. Всё, казалось, располагало к этому: лето, отпуск, хорошая погода и такое же настроение.
А жизнь уже вовсю кипела вокруг. Где-то неподалеку рождались всевозможные её приметы: доносился звук лёгкого постукивания – как будто кто-то прямил или заколачивал гвозди, может, обстругивал топором лесину. Невдалеке, участка за три до Андрея, прогревалась машина - слышались приглушённые выхлопы двигателя.
«Пятница, - сосед собирается в город на работу. Значит сейчас где-то посередине между шестью и семью...»
Прошелестели шаги, послышался приглушённый удаляющийся кашель. «Наверно, сосед на родник за водой пошел спозаранку».
Вот шумно засуетились, зачирикали воробьи, рассаживаясь на проводах как раз напротив окна мансарды. Минуту - две посидели, а потом перепорхнули на рябину, растущую на углу дома, ветви которой хорошо видны Андрею в окно.
Внизу мяукнула кошка. Так и есть: присела на тропинке напротив дома передохнуть. Каждое утро, как по расписанию, в одно и то же время, одним и тем же маршрутом следует она, наверно, от пруда к своим котятам и обязательно у домика Андрея остановится ненадолго.
Завершение рабочей недели и приближение выходных ещё раз уверило его в исполнении зародившейся мечты о приближающемся хорошем событии. «Что-то непременно должно сегодня произойти из того, что жду, о чём думаю исподволь, мечтаю».
О чём он думает и мечтает на даче? О чём можно мечтать летом и в отпускные дни, когда ему, заядлому рыболову, грибнику, страстному собирателю ягод, хочешь - иди в лес, хочешь - на реку, хочешь - плотничай по дому или копайся в земле?! Всё доступно, все желания исполнимы. Другое дело - эта бешеная свобода, выпадающая раз в год, всегда рождает проблему выбора, когда хочется делать всё, и не знаешь, на чём остановиться.
Сегодня он с утра построил для себя четкий порядок дел и сейчас обдумывал его в деталях по пути на пруд. Водоём находился за три участка от его домика. Вчера он насчитал от крылечка до уреза воды шестьдесят девять шагов. Освежиться спозаранку перед чередой дел, до завтрака, входило в его обязательный распорядок дня и стало неотъемлемой потребностью летнего пребывания на даче, необходимым действом, своеобразным ритуалом.
Пруд был большим, достаточно глубоким и чистым. Вода в эти дни прогревалась хорошо и не остывала за ночь и в то же время не застаивалась - со дна били холодные ключи.
Весь август горели леса и торфяники. Над садом с утра до вечера кружили вертолёты с огромными, заполненными водой, емкостями, летящими по воздуху на стальных тросах. В отдельные дни, когда температура держалась около сорока, дым сгущался до такой степени, что пропадало солнце, и становилось нечем дышать.
Но с последних выходных дело пошло на поправку. Удалось обуздать стихию, и дым постепенно рассеялся. Жара упала до тридцати. На днях прошёл первый дождь за последние два месяца. И сегодня солнце сияло во всей своей красоте, вправленное в край голубой бездонной сферы.
Андрей с разбегу нырнул в теплую воду и, вынырнув, размашисто поплыл на ту сторону пруда. Посидев и отдышавшись на противоположном берегу на уходящей в воду лесенке, он оттолкнулся ногами от её ступеньки и поплыл обратно. На середине пруда перевернулся на спину и застыл на плаву, как в невесомости, слегка пошевеливая руками и ногами, вперил взгляд в высокое небо.
Оно было васильковое - это чистое и глубокое небо, ещё не замутнённое ни одним облачком, с едва различимой серебристой в свете поднимающегося солнца точкой реактивного самолёта, оставляющего сразу же гаснущую тонкую, с иголку, полоску.
Было так покойно и сладостно качаться на воде, никуда не торопясь, ощущая снизу прохладное прикосновение поднимаемой пошевеливанием ног придонной свежести.
Огромное счастье свободы снова заполнило всю его душу. Он - на пороге светлого дня, сулящего что-то новое, доброе, милое...
«Кто-то должен сегодня обязательно приехать!» - подвёл он итог всему, что нахлынуло с самого момента пробуждения. Что ещё может принести счастье, ощущение праздника, так обрадовать? Любимая работа по дому? На огороде? В саду? - Она и так радовала его каждый день с начала отпуска. Поход в лес, который он запланировал на сегодня и где не был из-за пожаров с весны? Вряд ли... Встреча с друзьями, близкими людьми, которые могут нагрянуть с пятницы на субботу, как это чаще и случается и тем прелестнее, что происходит всегда неожиданно, нежданно-негаданно? Вероятно, это и есть причина его приподнятого настроения, ощущения приближающегося праздника.
Кто же может сегодня приехать к нему? Жена? Родственники из Коврова? Дочь?
Жена, как и он, отдыхала в отпуске, но находилась дома, в городе. Тяжело переносившая жару, она предпочитала не выезжать на свежий воздух, к воде, а перетерпеть её ближе к больнице на всякий случай, ближе к людям, предпочитая меньше двигаться, зашториться от солнца, закрыться наглухо от уличной духоты и смрада, спасаясь не раз в течение дня прохладным душем ванной комнаты.
Она только что развязалась с заготовками на зиму, переработав все, что привезли с дачи в последний раз, и просто отдыхала на диване с телевизором и книгою. Она звонила ему каждый день, справлялась, как дела и обещалась приехать только тогда, когда скопятся в погребе на даче огурцы и помидоры. А этого раньше, чем через неделю, не произойдёт.
Родственникам тоже сейчас было самим до себя - те же проблемы, хоть и в городе: тот же сад, огород, дом, требующий ремонта...
А дочь? Дочь недавно вышла замуж, живут отдельно от родителей. Видятся теперь реже, но всегда желаннее. Днём работают, по вечерам ездят за город искупаться. С весны несколько раз заезжали на дачу. Случалось и с ночёвкой, с походами по утрам на речку, с загарами и прогулками по окрестностям.
При упоминании о дочери у Андрея потеплело на душе, тихая радость шевельнулась внутри. Вот кого он ждал больше всего и был рад в любое время дня и ночи услышать её шаги, голос, стук в дверь. Они приезжали на своих «Жигулях», и Андрей в последнее время ловил себя на мысли о том, что постоянно вслушивается в звуки пролетающих мимо дома машин: не остановится ли какая под окнами, не хлопнут ли дверцы, отчего замрёт сердце и сделается радостно на душе...
Он не заметил, как прибился к берегу, изрядно промахнувшись с причалом и заплыв головой в ивовый куст, свесившийся с берега в воду. Пришлось оплывать его и ополаскиваться от налипшей тины.
Теперь он был готов к долгому, в своё удовольствие, рабочему дню с извечной дилеммой: с чего начать? Хотелось всего, но боязнь, что не хватит времени, что сгорит день - ещё один день отпуска и лета, и потом, когда выйдет на работу, будет жалеть его, жалеть, что не всё успел сделать из того, что утоляет бесконечную жажду жить, - эта боязнь сейчас была той ложкой дёгтя, которая портит целую бочку с мёдом.
Сколько раз так было: ложись на диван, бери с полки любую из глядящих на тебя книг. Устанут глаза, навалится дремота, сладкий дневной сон спутает рассудок. Не сопротивляйся ничему, плыви по течению реки с названием «Жизнь»... Нет! Нет, что-то возмущается внутри, не даёт покоя и права бесцельно лежать и глядеть в потолок. На чтение книг есть поздние ночи и ненастные дни, дороги, вокзалы, гостиницы, наконец, - не благодатные же дни отпуска?!
Он всегда злился, когда отправлялся работать на улицу от телевизора, где начинался его любимый фильм о войне. Какому чудаку пришла в голову мысль поставить его в программу в середине хорошего летнего дня, когда вся страна трудится в это время, и даже отпускники не позволяют себе сидеть, сложа руки? Прав классик: «Ум, сердце, руки человека требуют труда, ибо труд есть сама жизнь».
Быстро позавтракав приготовленным на скорую руку салатом из своих огурцов и помидоров, запив его чаем со смородиной и мятой, Андрей начал рабочий день. А наметил он себе на сегодня ни много, ни мало: сплотить по переду дома «юбочку» на фронтоне мансарды, начать выбирать картошку, покопаться в земле, которая ждёт прополки, рыхления и полива, улучив при этом время сбегать в лесок и на ферму.
Заняться ремонтом дома Андрей помышлял давно, но как-то всё руки не доходили. А в этот раз решил больше не откладывать. Дому почти двадцать лет. Давно рассохлись доски обшивки на втором этаже, выцвели, выгнулись от палящих лучей солнца, дождей и морозов, образовав широкие щели, в которые задувает ветер. И вот недели две назад собрался с духом и приступил к делу. Уже сплотил и покрасил фронтон на задней стороне мансарды, выходящей во внутренний двор участка - в сад. Последние дни корпит на лицевой - парадной стороне дома.
Дощечка к дощечке плотно ложится на место. Ни щёлочки, ни дырочки! Даже вместо рассохшихся и выпавших сучков он вставляет деревянные пробки, ловко подгоняя их на место. Время от времени соскакивает с лестницы и, отбежав метров на десять, долго рассматривает свою работу, склоняя при этом поочередно то направо, то налево голову. Видно, что работа ему нравится. Сегодня он её закончит. Он так плотно подбил прежние дощечки, что пришлось вставлять ещё три новеньких тесины, которые, пока не покрашенные, ярко желтеют среди серого «подола» юбочки.
Он так увлёкся работой, что не ощущал бега времени, сожалея о его быстротечности, когда заходил в дом испить водицы и бросал пугливый взгляд на часы. Это было ощущение маленького счастья свободы, увлечённости делом, результатом труда. Хорошо работается, когда в достатке и материалов, и инструмента, и ничто, кроме назойливой мысли поспеть ещё и туда, и сюда, не нарушает этого тихого счастья.
Он вспомнил, как всё начиналось. Ясно всплыл в памяти тот июльский день - начало его первого отпуска на новой работе. Даже ещё и не отпуска, отпуск начнётся с понедельника, а это выходной - суббота. Накануне под конец рабочего дня будущим дачникам объявили, что наутро намечено распределение участков в коллективном саду. Они сами их всю осень готовили для себя: очищали от кустарника, осушали низины. И вот настал долгожданный день.
Андрею, как самому активному участнику прошлогодних субботников, дали право первому выбрать свои четыре сотки. Строить домик на участке он начал сразу же - на то и отпуск даётся: кому отдыхать, а кому и строить. Да и кто поспорит, что любое азартное дело - не самое ли лучшее провождение времени с пользой во всех смыслах?
В первые же выходные на участок съехалась вся родня с обеих сторон. Строительную бригаду составляли Андрей со свояком да их жёны с тёщей, которым выпала тяжёлая доля подсобников: месить раствор, подавать кирпич. Ребятня по большей части прибавляла хлопот, постоянно отвлекала от дел, мешалась под ногами, требуя справить нужду: то покушать, то посикать... Десятилетней Олечке приходилось нянчить по очереди то пятилетнего брата, то Андрееву Маринку, которой не было и года, и она ещё не умела ходить ножками.
При упоминании о детях у Андрея снова потеплело в груди. Нет, они не столько доставляли хлопот, сколько скрашивали эти горячие дни, поскольку все тогда жили этим строительством, ставшим частью их жизни в то далёкое лето. И детский смех венчал их труды, наполнял смыслом начатое дело - обустройство жизни на земле...
А лето действительно было горячим. Весь июль простояла, как по заказу жаркая и ясная погода, позволившая без помех завершить все каменные работы.
Андрей и раньше был заядлым садоводом и огородником. Сказывались его сельские корни. Он с раннего детства вырос на земле, знал все премудрости добывания тяжёлого крестьянского хлеба. Сад с огородом был у них и по прежнему месту жительства и даже в селе, куда он приехал работать учителем. Там он умудрился в глухом углу пришкольного сада, в густых зарослях вишняка, разработать небольшую палестинку и засадить огурцами.
Забавный случай произошёл, когда они с супругой возвратились из пионерского лагеря, где остаток лета работали воспитателями. За неделю до занятий в школе ещё не закончились ремонтные работы, и трудились два плотника. С ними Андрей и столкнулся в тех самых зарослях, когда пошёл проверять своё огородное хозяйство.
- Извини, брат, мы думали это ничьё или школьное, - сконфуженно стали оправдываться мужички. - Не серчай, вроде, глядим, не огорожено, никто не поливает и не собирает...». И видя, что хозяин улыбается и «не серчает» на них, повинились, что не впервой здесь пируют. Об этом красноречиво свидетельствовала и пара пустых бутылок под кустом с уже выцветшими этикетками.
Инвентарь с прежнего хозяйства, перевезённый Андреем на новое место жительства, пришёлся как нельзя кстати. Две железные бочки литров по двести пятьдесят каждая стояли у изгороди старого коллективного сада, откуда Андрей с разрешения хозяев брал воду. Пригодился и поливочный шланг, длины которого хватило до нового участка. Проблем с водой не было, а она на каменных работах ой, как была нужна!
Теперь вода в этих бочках к середине дня разогревалась до такой степени, что обжигала тело при ополаскивании, и никакой долив свежей влаги из водопровода, взамен использованной на замес раствора, не разбавлял и не охлаждал её горячего пыла.
Соседи по саду сразу заметили работящего, и как это бывает, всячески проявляли свою симпатию в поддержке его благого дела - помогали словом и делом. Особенно одна пожилая женщина, которая дневала и ночевала на даче. От неё Андрей брал воду, его она угощала всякий раз огурцами, которые обильно росли в то жаркое лето.
Сегодня Андрею, как и в предыдущие дни, работалось легко и упоённо. Солнце ещё не перешло на его сторону, которая пребывала в глубокой тени от соседского дома и растущей на углу участка густой развесистой рябины, хорошо держащей утреннюю прохладу.
Он закончил сплачивать фронтон и присел отдохнуть напротив своего дома, любуясь выполненной работой. «Хорош получился дом!» - радовался он творению своих рук. Хоть и двадцать лет минуло с той поры, а смотрится молодо, свежо... Крепкий дом, красивый: белый кирпич, зигзаги и крестики по нему, выложенные красным кирпичом, не поблекли от времени, не посерели и не потускнели. Сработано со вкусом, а главное - с любовью! Не потому ли здесь и прошли лучшие его летние дни второй половины жизни? Всё хорошее и доброе, что вспоминается в минуты грусти и отчаяния, связано с этой дачей. Здесь он с душой отдавался любимому делу, своим увлечениям. Здесь отдыхала, росла и взрослела дочка.
Перекур закончен: ведёрко с краской да кисть в руки и - на лестницу! «До обеда надо успеть покрасить, иначе солнце перейдёт на мою половину и будет припекать. На горячих досках краска будет быстро пристывать, не дай Бог - свернётся...».
Он снова вернулся к прерванным воспоминаниям, которые тепло обволакивали душу, отчего работалось легко и сноровисто. Он вспомнил, как на первом же «субботнике», ещё не приступив к стройке, сестра жены - Андреева свояченица Ирина раскритиковала всю его выполненную за неделю работу.
- Это ты чего тут накопал? - вышагивала она внутри будущего дома. - Это где мы тут спать будем у вас? - мерила она рейками и шагами предполагаемые кровати и расстояния между ними. - Ты подумал о том, когда Маринка выйдет замуж, и приедет к вам с детьми, да мы все нагрянем? Задницами толкаться друг об друга будем? - расходилась она ещё больше, принимая за одобрение глухое молчание сторон, растерявшихся от её напора. - Ну-ка, - перешагнула она траншею, выкопанную под фундамент, и параллельно ей передвинула метра на два от углов колышки с бечёвкой. - Вот здесь копайте новую канаву, - приказала она мужу с Андреем, - а землю в старую яму кидайте. Всё время учить вас надо - ничего сами толком сделать не можете. На смех людям, что ли хотел? - уже успокаиваясь, закончила она.
И оказалась права. Не раз потом Андрей вспоминал этот случай, как ворча, переделывал работу, как заливали увеличенный в периметре фундамент и за два дня справились с этой работой.
«Не хватало бы добавить ещё с десяток квадратных метров - вон, какие дома сейчас строят! - с благодарностью Ирине подумал Андрей. - Как быстро летит и меняется время, а с ним и нравы, требования, условия...».
За тот свой первый отпуск на новой службе он выстроил коробку дачного дома. Уже выйдя на работу, запасал пиломатериалы и в оставшиеся выходные дни до снега соорудил второй этаж в виде мансарды и покрыл крышу мягкой кровлей. На окна, двери, полы и потолок, выкладывание печи ушёл его следующий отпуск.
Когда другие садоводы приступили к заготовке материалов и заливке фундаментов, его дом одиноко красовался на заливном лугу, как в километре от него на другом берегу Нерли так же одиноко сиял во всей красе величественный храм Покрова Богородицы. Под сенью его креста, под медноголосый звон его колоколов и суждено было Андрею и его семейству отдыхать от городской жизни на лоне природы в трудах праведных.
На даче было хорошо всем. Жена, не блиставшая здоровьем, чувствовала себя здесь намного лучше: легче дышалось, меньше беспокоило больное сердце. И судя по её доброму настроению, здесь она по-настоящему жила - полно, раскованно, всей душой.
Маринка же росла вместе с дачей. Домику год, и ей - годик с хвостиком. Дому - семь, и она пошла в школу. Ему перевалило за два десятка, ей тоже. В хлопотах первых двух лет строительства он мало что запомнил из жизни ребёнка. Когда возводили коробку, она спала целыми днями под деревом или кустом, укрытая от мух и комаров занавесочкой. Когда подвели дом под крышу, - в тёплые дни копошилась в груде строительного песка или сидела на подоконнике в проёме окна, придерживаемая бабушкой за ногу, чтобы не выпала, не дай Бог, наружу или не опрокинулась внутрь дома. Именно так она и запечатлена на давней фотографии: точно Тарас Бульба, массивно восседающий на коне. Прямые ножки, раскинутые в стороны, поскольку им согнуться в коленочках и свеситься с подоконника наружу не позволяют валеночки, зимняя шубка треугольником книзу да высокая меховая шапка с тесёмками под подбородком, выдавившими её румяные щёки.
Однажды, когда уже было холодно, и Андрей выкладывал внутри дома кирпичные столбики под переводины для пола, она сидела рядом, на опрокинутом на остывший костёр ведре, и пела непонятные песенки, потому что говорить ещё как следует не умела. А когда позже заговорила, выдала такую тираду, что родители долго потом смеялись до слёз.
Увлекшись работой, пропустили положенное время обеда - так хотелось до ранних сумерек закончить работу и засветло попасть в город. Но ребёнка это мало волновало. Она подошла к матери и потянула за платье:
- Хочу печенку!
- Печенья нет.
- А пьяник?
- Пряника тоже нет, кончились...
- Чего же мне тогда есть? Цэты? Или цемент?! - толкнула она ножкой куст календулы и слегка пнула ведро с раствором...
Ему припомнился случай, когда пришлось изрядно поволноваться. Это уже было год на третий, когда после возведения дома главное внимание было перенесено на садово-огородные дела, позволяющие садоводам больше отдыха и увлечений, нежели во времена незатихающей стройки.
Однажды, воспользовавшись этим, Андрей на пару часов отлучился в лес, а когда вернулся с ведром грибов, нашёл зарёванную жену и мирно спящую дочку.
- Что случилось? - спросил он, переводя взгляд с одной на другую.
- Маринка упала с лестницы. Я убиралась на втором этаже, а она играла в уголочке - подальше от проёма. Как всё случилось, - не знаю, только слышу грохот и рёв. Бросилась я вниз, схватила её, закричала - она от страха замолчала. Ощупала всю: вроде цела, ничего не сломано... Положила в кроватку - сразу уснула...
- Слава Богу! Обошлось...- выдохнул он с облегчением, не преминув высказать при этом с укоризной: - Как же ты... глядеть надо..., - и вяло махнул рукой.
Время приблизилось к полудню. На свежевыкрашенных дощечках дальнего угла дома затрепетал через рябиновую листву свет перешедшего на вторую половину неба светила. Андрей закончил работу и смоченной в бензине ветошью оттирал руки от краски. Ощущение давнего прошлого, тёплые воспоминания взволновали его, вернули к утреннему настроению, к предчувствию чего-то хорошего и необычного, что непременно должно произойти. «Наверное, сегодня точно кто-то нагрянет, не должно так быть, чтобы сердце обманывало меня...»
Дальше наступало время новому делу в чреде его повседневных дел, с утра намеченному на сегодняшний день. Надо было подготовить участок к выборке картошки. Но прежде необходим был перерыв на жару, чтобы, не теряя зря времени, пообедать и немного полежать.
В доме было прохладно, как это бывает всегда в летнюю жару в кирпичной постройке. Пока готовился обед, он прослушал последние новости по стране и в мире, начав заодно приводить в порядок помещение, но так увлёкся, что когда вспомнил про обед, оказалось, что одно блюдо давно остыло, а другое выкипело.
Когда он вышел на улицу, палящее солнце властвовало на всей территории огорода, пробив своими горячими лучами не такую уж густую листву редких плодово-ягодных насаждений, и Андрей ещё раз утвердился в мысли, что прежде чем приступать к картошке, надо сбегать сначала на часок-другой в лес, где ещё не так жарко. А перед этим, как и утром, в пруд - с головой, до прохладного дна.
Искупавшись и натянув одежду прямо на необсохшее тело только лишь затем, чтобы защититься от ненасытного комарья, прихватив маленькую корзиночку, двинулся он на дальний косогор, по склону которого начинался лес.
В лесу и на самом деле было легче переносить жару. И хотя утренняя роса давно исчезла даже в самой густой и сумрачной чащобе, всё равно чувствовалось, как понизу протягивает легкий ветерок.
Из-за сильной жары он не бывал в лесу, наверное, с конца весны. Раза два выбирался за земляникой да однажды за колосовиками. Но грибов было мало, несмотря на прошедшие в начале июня обильные дожди.
Сегодня приспела пора черники с брусникой, хотя черника должна бы уже отойти. В надежде насобирать хоть сколько-то ягод он и двинулся на болото, где с весны было сыро, и возможно ещё не всё повыгорело.
Как и ожидалось, на некоторых кочках, особенно, где потенистее, ещё встречались кустики, обвешанные сизыми ягодами, но они казались мелковатыми и уже подсохшими. Конечно, они были слаще тех, разбухших от воды в дождливые года черничин, и он с азартом собирал их в корзиночку, предусмотрительно разделив посудину на четыре части вставленными крест накрест берестяными перегородочками.
Скоро один отсек был заполнен. Во второе отделение посыпалась брусника, которая на солнечном припоре была не ахти какая крупная, но зато спелая.
Когда он перешёл с открытого пространства на тенистую окраину болота и немного углубился в лес, то обнаружил в траве настоящие заросли костяники, срывая которую целыми соцветиями, быстро заполнил два последних отделения корзинки.
Посчитав, что «разведка боем» произведена, и ему в лесу в такую жару делать больше нечего, Андрей повернул к дому. Сейчас он шёл по выгоревшему лугу с невысокой хрустящей под ногами травой. Такое ли здесь раньше во влажные лета было травяное раздолье! Чего тут только не встречалось! В те дни, постоянно сменяя друг друга, стояли на даче букетики луговых цветов в обычной банке или стакане.
«Маринка любит цветы, жаль, что я не могу сейчас порадовать её ими», - с теплотой подумал Андрей о дочери.
Впереди, залитая полуденным солнцем, открывалась многоярусная панорама города, где на самом верху – выше многоэтажек Доброго, красовались древние соборы Владимира, ярусом ниже и значительно ближе – ансамбль Боголюбовского монастыря и всех ближе, в самом низу – церковь Покрова на Нерли.
«Господи, красота-то какая!» - вздохнул он полной грудью горьковатый хвойно-луговой настой. – «Жить бы да жить - долго-долго, насколько хватит сил и терпения!».
Он опять незаметно углубился в тёплые воспоминания о дочери. Как она любила собирать цветы! Всякий раз, когда Андрей отправлялся за травой для кроликов, она увязывалась за ним, Туда она ехала на отцовском горбу – в просторном коробе, забравшись в него так, что наружу высовывалась одна головка с косичками. Короб скрипел под тяжестью, но выдерживал груз. Время от времени Андрей заводил свою песню: «Сяду-сяду на пенёк, съем-съем пирожок!», на что в ответ из короба раздавалось: «Вижу-вижу: не садись на пенёк, не ешь пирожок! Неси бабушке, неси дедушке!».
Пока он выкашивал «буйну травушку-полянушку», она успевала насобирать добрый букет разноцветов и теперь, когда он тащил увесистый короб с травой к дому, тряслась впереди его по тропинке, только косички летали в разные стороны.
Она очень любила встречать бабушку, когда та на электричке приезжала летом погостить к ним на дачу. Уже с раннего утра она почти не отходила от окна, а чаще - не слезала с крыши террасы, поминутно вглядываясь вдаль, на горку, где обычно появлялись увешанные сумками люди, приезжавшие в коллективный сад.
Вот раздавался свисток электрички, подошедшей из Коврова, и теперь набирающей ход в сторону Владимира. Тут она уже была начеку, вся превращалась в зрение и слух, и через пять – шесть минут с визгом вскакивала с крыши и кубарем скатывалась по лестнице вниз. Вот она летит напрямую по пашне, через гряды - к калитке сада, куда с горки, с другой стороны, подходит женщина с двумя сумками в руках. Минута –другая, и с распростёртыми, словно крылья самолёта руками Марина влетает в широкий охват бабушкиных объятий.
Скоро они появляются на участке: рука в руке, а за щекой у дочки перекатывается бугорком леденец, в кулачке - бумажный кулёк с карамелью.
Вот так же однажды встречала она и Андрея.
Неотложные дела надолго задержали его в городе. Пришлось пропустить не одну электричку в тот день, чтобы вырваться, наконец, к своим на дачу. Тёща рассказывала потом, как они дважды с Маринкой приходили на станцию встречать его. В первый раз никто не вышел из поезда, а во второй случился казус.
Когда подошла электричка, они только что поднялись на платформу и успели настичь только хвост состава. А в это время из головного вагона вышел единственный пассажир – мужчина, внешне и по возрасту схожий с Андреем. Маринка, раскинув руки, бросилась к нему. Их разделяла длина электропоезда. И когда между ними оставалось с десяток метров, и мужчина присел, распахнув объятия, чтобы поймать девочку, она вдруг словно споткнулась на месте, и в этот же миг будто обломились её руки-крылья. Они остановилась в нескольких шагах от мужчины и недоумённо смотрела на него. Её глаза медленно набухали слезами. Подошедшая сзади бабушка слышала, как мужчина, мгновенно понявший всё, пытался успокоить ребёнка: «Ну, что ты, дочка, не расстраивайся! Твой папа обязательно приедет на следующей электричке. Ты непременно встретишь его!»
Тогда бабушка не преминула сказать ему: «Как же Вы похожи с её отцом, особенно издали!»
Да, сколько лет прошло, а как будто было вчера… Выросла дочь, и бабушки уже нет…
С этими грустными мыслями он вошёл в калитку сада и, прежде чем открыть ключом входную дверь дома, сел на скамейку в тени крылечка.
Жара вошла в полную силу. Находиться на солнце было не только невозможно, но и опасно. Раскалённые цементные дорожки, да и уплотнённая почва тропинок обжигали ноги. Учащалось сердцебиение, затруднялось дыхание, шумело в голове.
Вытянув ноги и прислонившись распаренной спиной к прохладному кирпичу стены, он блаженно ощущал ласковое погружение в образовавшийся закуток желанной прохлады. Запрокинув голову и прикрыв глаза, он видел девочку, бегающую между грядок с розовым сачком и пытающуюся поймать бабочку-капустницу. Это ей долго не удавалось. Потом она прошлёпала мимо него с крольчонком в корзиночке - её на лужайке перед домом ждали подружки. Потом кто-то прикоснулся прохладной ладонью ко лбу и ласково провёл по волосам, а ветерок снова взвихрил их. Потом…
Он проснулся бодрым и освежённым, как будто проспал вечность, хотя прошло всего несколько минут – насколько глубок и здоров был его мимолётный сон.
Он даже толком ничего не мог вспомнить, что ему снилось. Корни волос были в холодной испарине, а в ложбинке груди скопилась маленькая лужица влаги.
Солнце зашло за большое облако, потянул ветерок, и сразу стало легче дышать. Андрей, свесившись над бочкой, нырнул в неё с головой, погрузившись по самые плечи в прогретую за день воду. Надо было приступать к делам.
Пролив края гряд и межи водой, чтобы легче было полоть, Андрей, прихватив лопату, отправился на ферму за червями. «Завтра суббота. Приедет кто, или не приедет – отправлюсь на реку. Может, повезёт…».
В последнее время ему в этом деле не очень-то везло. Это - не прошлый год, когда ходил на рыбалку почти каждое утро, вставая около четырёх часов и возвращаясь чуть ли не к обеду. И всякий раз в его котелке плескалось не меньше десятка нормальных рыбин. А сейчас и прошмыгнуть с рыбалки к себе на участок незамеченным не получается. «Ну, рыбак, как улов?» – спросит неизвестно откуда взявшийся сосед. И что ответить? - «Где ты был, когда я в прошлом году нёс с реки полуметрового жереха да с десяток густёрок, помахивая враз отяжелевшим пакетом? Откуда тебя черти принесли сейчас?» - с досадой думал он, как выкрутиться из неудобного положения.
Солнце ещё не освободилось от облака, в лугах гулял лёгкий ветерок. Чувствовалось, в природе произошёл перелом, дневная жара начала отступать.
В тени фермы, на лавке курил Матвеич, деревенский тракторист. Под работающим транспортёром стоял трактор с тележкой, в которую ежесекундно падали шлепки жидкого навоза, заполнив её уже наполовину.
- За червяками? - кивнул он на приветствие Андрея. – Найти их сейчас - проблема, - продолжил он с видом знатока, а более всего человека, соскучившегося за день по собеседнику. - Вон туда, - показал он рукой, - спускайся, в низину, может накопаешь чего… Там вчерась мужики целу банку набрали…
Через полчаса, проходя мимо тракториста, Андрей решил минут пять передохнуть в тени, подсаживаясь к нему на лавочку.
- А чего, Матвеич, коровы-то ваши не гуляют?
- Они сами не хотят. Их выпроваживают, а они - с рёвом назад… Жара, брат, она - никому не в удовольствие…- зевнул он и поскрёб в затылке. - Гнус одолевает, никакого спасу нет! Да и сам подумай, - продолжал он «философствовать», - зачем калиться на солнце, щипать выжженную колючую траву, когда можно целый день отдыхать в прохладном, продуваемом насквозь ветерком помещении. А «зелёнку» - то мы им и так привезём – только жуй! Скотина сейчас умная пошла, всё понимает…
- Скажи-ка, по осени опять повезёшь навоз по садам? Я бы одну тележку у тебя взял.
Ответа не последовало.
- Думаешь, клюёт? – вместо этого указал он глазами на банку с червями. Рыба – она тоже жару не любит. Никто не любит…
- Ну, ладно, давай, пока…- так же, ничего не ответив, двинулся Андрей в сторону своего сада.
Обильная поливка грядок дала свой результат: прополка шла легко и быстро продвигалась. Через пару часов запланированная работа была закончена: грядки радовали глаз чистотой и ухоженностью. Оставалась - картошка, к уборке которой Андрей и приступил после короткого отдыха.
Недели две назад он предусмотрительно скосил ботву и сжёг её вместе с колорадским жуком и личинками, а на днях закончил прополку участка. И сейчас картофельная плантация представляла из себя поле в четыре сотки – чистое и ухоженное, как и только что выполотые грядки – любо-дорого посмотреть!
На сегодня предстояло выкопать шесть бороздок, сделав три прохода по полю, чтобы «отбить» его с правой и левой сторон от малинника, посаженного по границе участка, а также разделить участок на две равные доли. Метровые дороги по периметру и посередине поля позволяли вести уборку картофеля одновременно в разных местах, ссыпая клубни для просушки на эти, пробитые заблаговременно, проходы по участку.
Андрею очень хотелось порадовать хорошим урожаем своих молодых, когда они прибудут на помощь, создать условия для светлого сельского труда, когда радует всё: погода, урожай, а ещё больше – совместная, сближающая людей, работа.
На подготовленном к уборке поле работа продвигалась споро. Картошка действительно была, как на загляденье! Из-под лопаты вываливались слегка влажные, чистые и увесистые, словно золотые слитки, клубни. И пусть на кусте их было не так много, зато не было почти «подмела».
«Да, не зря я до глубокой ночи, дожидаясь, когда появится напор в трубах, не раз поливал участок нагретой за день водой. Не зря в течение лета трижды пропалывал его!». Последняя прополка, дала воздух корням, а скошенная ботва – дополнительную влагу и питание. Отсюда и результат.
Он, конечно, мог бы и сам с радостью за два-три дня разделаться с картошкой, но ему уж очень хотелось поделиться с дочерью и зятем этим маленьким человеческим счастьем, когда без особого труда извлекаешь из земли золотые, напитанные солнцем слитки.
Опершись на лопату, он стоял посередине поля, на третьем проходе, отдыхая перед последним решительным броском. Солнце переместилось за крыши домов и кроны деревьев, в тени которых оказалась большая часть поля. Он вглядывался вдаль, где на холме, за кладбищем, светилась в остывающих лучах солнца старая полуразрушенная церквушка.
«Скоро туда отправляться, а как не хочется! Вроде и не жил ещё…,- подумал он, вглядываясь в густую темноту вековых кладбищенских лип. – Вот, оттуда появлялась тёща, приезжавшая на выходные помогать в дачных делах… Когда приезжала – праздник, а когда что-то не получалось – как скучно и серо было в саду без неё! Как будто чего-то не хватало, и дело не клеилось, и всё из рук валилось…»
В глубокой задумчивости он не сразу уловил нарастающий шум мотора, возникший за спиной. Мелькнувшая между соседским и его домом машина, не пролетела дальше по улице, а пропала, будто канула в бездну. В устоявшейся предвечерней тишине послышались ритмичные удары автомагнитолы. Хлопнула дверца…, другая…
Учащённо забилось сердце…
