Телефонный звонок прозвучал ночью резко и оглушительно. От неожиданности меня даже подбросило с кровати, сердцебиение сотрясало тело. Еще не проснувшийся до конца, с закрытыми глазами, инстинктивно бросился я к телефонному аппарату, но жена первая схватила трубку.
– Да.. да… Слушаю, слушаю… – заспанная, тихо, чтобы не разбудить соседей, с тревогой отвечала она ночному адресату. – Что случилось, Сережа? Ничего? А почему такая спешка? Ты что-то скрываешь… Нет? Ну, ладно… давай, только осторожно… Ждем, – и положила трубку.
Было ровно два часа ночи. Сон прерван, спать уже не хотелось. Вернулась с кухни жена:
– Сережка звонил из Москвы. Я ничего не поняла: он разговаривал тихо, спешил. Сказал, что сейчас выезжает домой, в Приозерск, по пути утром заедет к нам и все объяснит. – А что надо объяснять? Что случилось? Почему все нужно делать ночью? – заводила она сама себя вопросами. – Игорь, что-то случилось, сердце мое чувствует – что-то неладное…– с угасающей надеждой посмотрела мне в глаза. – Не дай, Бог, чего-нибудь натворил, влип в какую-нибудь историю…
– Да погоди ты, – пытаюсь успокоить ее, – голос-то, голос у него – какой: спокойный, ровный или взволнованный?
– А что – голос: говорил вроде спокойно, но приглушенно, как бы остерегаясь. Сказал, что все спят, они с матерью только что пришли с работы. Наташа рядом, а он не хочет, чтобы мать слышала, о чем говорит со мной. Поэтому, сказал, заеду – все объясню. В общем, звонил предупредить, что скоро приедет…
– Ну, и что же тебя напугало в этом звонке? Какой-нибудь сюрприз приготовил и не хочет, чтоб о нем знали раньше времени те, кому не положено знать, для кого он приготовлен.
– Да, я знаю, что он – мастер на "сюрпризы", – со вздохом ответила мне жена, беспокоясь о племяннике.
– Надеюсь, это хороший сюрприз, – сказал я. – Давай спать – от ночи осталось всего ничего, а утром на работу, – и я нажал на выключатель.
Но прерванный сон долго не возвращался. Жена вздыхала в темноте, ворочалась с боку на бок, всякий раз разгоняя дремотную муть моего угасающего сознания, и когда наконец в доме воцарилась тишина, наполненная ровным дыханием спящих людей, настойчивый звонок в дверь опять поставил нас на ноги. На пороге стоял улыбающийся Сережа.
– Здравствуйте, тетя Лида, здравствуйте, дядя Игорь! – скороговоркой выпалил он. –– Я не буду раздеваться – мне уже бежать на вокзал к электричке.
– Но, может ты все – таки объяснишь, что происходит? – с напускной строгостью, но более с нескрываемой тревогой пошла в наступление жена. – Будишь нас в два часа ночи, в шесть утра появляешься на пороге и опять куда-то бежишь? Что случилось? Почему не мог сказать по телефону? Что скрываешь от матери? – завалила она его вопросами.
– Подождите, тетя Лида, сейчас все объясню, – попытался слабо отбиваться племянник, но уже сдаваясь в одном – снимая сапоги и расстегивая куртку, чтобы пройти на кухню.
Пока жена разогревала чай, он успел выскочить на балкон, курнуть раз десять и теперь, чинно устроившись за столом, попытался перехватить инициативу:
– Дядя Игорь, как у Вас дела?
– Ты зубы-то не заговаривай, это ты – мастер! Говори, что натворил? Куда бежишь? К чему такая спешка?
– В общем, тетя Лида, Вы с дядей Игорем должны приехать к нам в Приозерск в субботу после обеда. Я вам позвоню точно во сколько, но наверное, часам к четырем. Я вас буду ждать в кафе "Рябинушка" – знаете такое – в центре, у кинотеатра "Космос"? Московские тоже приедут, но сначала заедут к вам. В Приозерске к нам домой заходить не нужно ни в коем случае. Если приедете рано, переждите время на вокзале. Если в эти дни вам будет звонить мама, ничего ей о поездке своей и о том, что я был у вас, не говорите, а в субботу вообще до четырех постарайтесь не брать трубку городского и не отвечать ей по "мобильнику".
– Да ведь она будет волноваться! – встряла жена. – Что она подумает, если мы в выходной день не отвечаем на мобильные звонки, тем более, что этого условия, как ты говоришь, надо придерживаться всем нам, – я имею ввиду московских – твою сестру с мужем. Куда может запропаститься сразу вся родня во всех городах в субботний день? Это тебя не смущает? И я не знаю главного – что ты задумал?!
– Тетя Лида, не беспокойтесь! Ничего такого, о чем Вы думаете, я не задумал. Просто секрет такой, – он хитровато усмехнулся, – сюрприз хороший для мамы. А в общем, и для вас всех тоже…
– Уж не надумал ли ты, Сережа, жениться? – уже немного успокаиваясь и удивленно приподняв брови, произнесла жена.
– Неплохо бы погулять на свадьбе – давно не гуляли… – вставил и я свое слово.
– Да нет, тетя Лида, рано мне еще…
– А я обрадовалась – наконец-то! С невестой твоей познакомлюсь…, – продолжала разыгрывать она племянника.
– Может и познакомитесь, тетя Лида, – в тон ей уклончиво ответил Сергей. – Я ведь вам всего плана и не раскрываю. Главное, чтоб ничего не узнала мама и не увидела вас всех раньше положенного времени в Приозерске. И еще, тетя Лида, скажите вашей Иринке, чтоб тоже пока не звонила маме и не отвечала в субботу на ее звонки, если они будут.
– Ну, напустил туману… – опять вставил я слово. – Дай, Бог, чтоб от твоего "сюрприза" никого "Кондратий" не хватил. Мы ведь сейчас в том возрасте, когда исключаются любые резкие "телодвижения".. Усек?
– Не беспокойтесь, тетя Лида, дядя Игорь, – все будет нормально. Вам понравится.
– Какой ты уверенный! И что-то уж больно весел, молодой человек, – вижу радость из тебя так и рвется наружу, как из ребенка, а ведь – за двадцать?! И все не наигрался?
– Тетя Лид, не беспокойтесь, – все будет нормально, – еще раз заверил он. Просто я не могу вам сейчас всего сказать –так надо. Не обижайтесь, пожалуйста, – горячился он.
– Ну, смотри, Сережа, не начуди только… Чего удумал… –уже успокаиваясь, ободренная его заверениями, скорее для порядка произнесла жена.
– Еще, забыл сказать, тетя Лида: в Москву сегодня не звоните никому – там мама, и они могут проговориться. Завтра она поедет домой, в Приозерск, и если заедет к вам, тоже не говорите, что я заезжал.
Он быстро попрощался и, загадочно улыбаясь, выскочил из квартиры. Минуту спустя жена помахала ему с балкона, и он уехал, а мы стали не спеша собираться на работу: ложиться спать смысла уже не было – за окном вовсю занимался робкий мартовский рассвет.
2.
Ночной звонок не случайно взбудоражил жену, лишив ее на какое-то время равновесия и покоя – основания для этого были. Я не скажу, что в детстве Сережа рос проблемным ребенком, сводящим с ума родителей, добавлявшим им головной боли и без того в непростой жизни. Напротив, это был на загляденье привлекательный мальчик и в раннем возрасте, и когда учился в школе, да и позднее – в парнях. Общительный, добрый, открытый, он никогда не оставался один – всегда был окружен шумной ватагой друзей, гоняющих ли мяч во дворе, бегущих ли искупаться к озеру.
Он, как и его сестра, появился на свет раньше наших детей, и мы с Лидой души не чаяли в нем, при любом случае, по разным поводам, а часто и без того и другого баловали племянника вниманием, гостинцами и всякой всячиной. Белолицый и светловолосый, в кудряшках, этот крепышок почти до самой школы катался на моей шее, в то время как его отец отдыхал от своих слишком шумных детей. Он отсиживал моей супруге колени, когда она "тютюшкала" его, разучивая "Ладушки, ладушки!.." и "Гуси, гуси – га-га-га!…" Но время летит, мы стареем, а дети вырастают, взрослеют. Наступают дни – жизнь ставит их на крыло, и важно, очень важно, – хватит ли сил у питомца, подхваченного струей воздушного потока подняться к небесам, чтобы парить долго, широко, свободно, или яростный вихрь сразу обломает ему слабые крылья, закружит над землей, швыряя от одного края к другому. Не зря народная мудрость гласит: "Маленькие детки – маленькие заботы, большие дети – большие заботы".
Первый "звоночек" прозвенел лет пять назад. Однажды поздно вечером позвонила нам Наталья из Москвы. О чем она говорила с сестрой, я не прислушивался, но понял, что что-то случилось. Лида положила трубку и долго молчала, расстроенная, глядя перед собой в пол. Я ее не торопил расспросами – посчитает нужным, скажет сама.
– Сережка запорол учебу…
– Наташа сказала? Откуда она знает? – задал я глупый вопрос.
– Муж позвонил ей из дома, а ему сообщили из техникума. Надо ехать…
Храня слабую надежду, что сестра очень строго подходит к учебе сына и возможно сгущает краски, жена набрала Приозерск и поговорила со своей матерью. По словам тещи действительно оказалось, что внук забросил учебу, ее не слушает, домой приходит очень поздно, а иногда и не ночует вовсе.
Выехавшая наутро в Приозерск супруга быстро разыскала учебное заведение и, к счастью, оказавшегося в это время на занятиях племянника, устроив ему прямо там "Варфоломеевскую ночь".
– Видел бы ты, – рассказывала она мне, – как он летал от меня к стенке, как мячик. – Эх, дала ему жару! Разредила немного ему волосы, откуда только сила взялась! А он хорохорится, делает вид, что ничего не происходит, а сам все по сторонам – не увидел бы кто, как я его… Надолго запомнит: аж весь красными пятнами пошел! Не жалко, говорю, тебе моего резаного сердца, хочешь, чтоб и у матери такое же было? Что ты, стервец, ей с бабушкой души-то рвешь? Думаю, – перевела она дух, – дошло до него. Не могло не дойти, если уж только вместо сердца камень. Только когда оно успело в него превратиться? Самое плохое, – озабоченно продолжала она, – запорол было техникум не от того, что тупой, а из-за многочисленных пропусков занятий, которые допускал не от лени и бесконечного лежания на диване, а по причине постоянного болтания на улице, торчания во дворах и подъездах со своими новыми дружками, которые, как мне сказали, "не ахти" – некоторых собираются отчислять из техникума. Вот… – подвела она грустный итог.
Но, как и следовало ожидать, он быстро взялся за ум и очень скоро устранил пробелы в учебе. А месяц спустя, он приехал ко мне в выходной день, и мы с ним у меня на работе, изрядно повозившись на компьютере и ксероксе оформили по всем правилам его дипломную работу, которую он вскоре успешно защитил.
Такие совместные труды сближают людей и незнакомых, а если они были привязаны друг к другу много лет, радость общения сильнее вдвойне. Конечно, с возрастом привязанность взрослеющих детей к взрослым ослабевает, случается, что они в какой-то момент стесняются своих стареющих родителей, не говоря о дальней родне. Но этого нельзя сказать о наших с Сергеем отношениях. Да, мы теперь встречаемся реже, по случаю, но каждое такое прикосновение родных душ не утратило у нас интереса друг к другу и не убавило сердечной и душевной теплоты, выражающейся сейчас уже не в сюсюканье и баловстве, а в трогательной заботе, откровенности и причастности.
Вот так и в этот раз мы нашли время поговорить по душам, доверить друг другу свои секреты, раскрыться друг перед другом в какой-то новой, доселе неизвестной, ипостаси. И эти минуты откровения и доверия убеждали нас в том, что много в человеке наносного, под которым, если копнуть глубже, лежит то настоящее, что и называется его сутью.
В те дни тяжелая болезнь сразила самого дорогого мне человека, о чем я поведал Сергею. Он близко к сердцу принял мою душевную боль, проникся ею, может быть в тот момент впервые крепко задумался о жизни. Я не помню, что он сказал мне тогда, говорил ли вообще, но запомнилось, как на обратном пути, после выполненной работы, мы заехали к нам на дачу набрать поспевающей клубники: в Приозерск – в качестве гостинца и мне – для больной матери. И он, не особенно заботясь о наполнении своей посудины, то и дело подскакивал ко мне с разных сторон, протягивая самые крупные и самые спелые ягоды: "Вот, дядя Игорь – мамочке! Еще – держите!" Меня это очень тронуло.
Его душа обнажалась в своей еще детской незащищенности передо мною в наших походах в лес. И вымокали мы до нитки под дождем, и попадали в грозу, но всегда возвращались с удачей, причем, чаще она улыбалась ему, а не мне. Стоило мне нагнуться, как он тут же появлялся рядом и спрашивал: "Дядя Игорь, нашли что-нибудь? Белый? – и тут же около меня срезал еще несколько крепких, но поменьше, боровиков. Я уже старался не афишировать удачные моменты "тихой охоты", но и он в это время больше занимался не выискиванием грибов, а наблюдением за мной. Вот этим и объяснялось, почему его корзина с грибами была увесистей, а ведро с ягодами полнее. Наблюдая в свою очередь за ним, я неожиданно заметил, что как бы он не пасся рядом, трижды за день он исчезал на какое-то время из моего поля зрения и даже не откликался на мой голос. А когда появился снова неожиданно рядом, и мы одновременно нагнулись было срезать один и тот же гриб, я чутко уловил в лиственно-хвойном лесном настое присутствие постороннего запаха… – табака. Тогда я ему ничего не сказал. Может и напрасно… И когда Наталья вскоре посетовала, что сын, кажется, украдкой покуривает, и отец заметил, что у него стали пропадать сигареты, я и подтвердил ее опасения, вспомнив недавний случай в лесу.
Мне нравилось, что он – азартный человек, это роднило нас. Одно время он начал писать стихи, но быстро, к сожалению, бросил это увлечение. Несколько его стихотворений я читал, их не запомнил, но осталось светлое воспоминание от того, что он их посвящал маме.
С удочкой на берегу водоема, на моховых ягодных болотцах и в грибных чащах он выговаривался передо мною, рассказывал о том, о чем бы не смог поведать ни матери, ни отцу. И я с облегчением приходил к выводу, что его детская жизнь не менее увлекательная и разнообразная чем моя, счастливо миновала роковые стечения обстоятельств и перешла в стадию не менее увлекательную и не менее опасную – в пору юношеского возмужания. Удачно отпрыгав на ходу с товарняков в снег и без увечий накатавшись в прицепку к машинам, безопасно накупавшись в незнакомых водоемах и набегавшись по хрустящему и неокрепшему льду, он, беззащитный и доверчивый, шагнул в новую жизнь, рискуя напороться то на иглу наркомана, то на бандитский нож или глупую пулю.
Худо-бедно он закончил техникум, имел на руках диплом специалиста, и мать забрала его под крыло в Москву, устроив к себе на работу в престижный ресторан. Теперь он был у нее на виду, работал с интересом, его хвалили. Зарабатывал хорошо, но денег не жалел, тратил их в дело и не в дело, в основном на подарки родным и друзьям. Вроде все шло хорошо, и беспокоиться было не о чем. Но материнское сердце не обманешь. Видный парень, доверчивый и простодушный, открытый и ранимый, при деньгах, один, не связанный по-хорошему с порядочной девушкой, а наоборот, окруженный со всех сторон праздно шатающимися дружками, он изматывал ночами материнское сердце, вселив в него неуверенность и тревогу, которые, как угли тлели в груди, вызывая сосущую боль под ложечкой. Особенно эта боль вспыхивала, когда он, заработав выходные дни и получив зарплату, уезжал в Приозерск. А там часто случалось так, что он по приезде заходил домой поздороваться с отцом, перекусить с дороги и исчезал, появляясь только накануне отъезда в Москву, отсыпался перед дорогой. В противном случае получалось, как в анекдоте: один раз отправившись в столицу на ленинградском поезде, проснулся в Бологом, откуда целый день с пересадками через Тверь на электричках, без денег, возвращался в Москву. В другой раз, следуя на выходные в Приозерск, проснулся только в Нижнем Новгороде.
После таких его выходных Наталья долго еще украдкой присматривалась к его венам на руках, принюхивалась, но ничего подозрительного вроде не находила. Однажды она позвонила нам сообщить, что Сергея в Приозерске избили. Кто, за что – неизвестно. Пришел под утро с резаной или рваной щекой, в ссадинах и кровоподтеках, трезвый. Что произошло – ничего не рассказывает, только посмеивается: ничего страшного, все нормально. Так и не добились от него никаких толков.
В другой раз отец пожаловался, что все выходные, вместо того, чтобы помочь по хозяйству, сын прокатался на чьей-то "Волге": видел их – заезжали шумной компанией набрать еды и опять укатили на несколько дней и ночей.
– Хоть бы девушка какая серьезная у него появилась да вправила бы ему мозги, – вздыхала всякий раз Наталья, заезжая к нам по пути в Приозерск. – Сломает где-нибудь, дурачок, раньше времени башку себе, не доживешь с ним спокойно, уйдешь раньше времени в могилу. Ее поддерживала мать, моя теща, которая с прошлой зимы жила у нас с Лидой.
И так всегда, встретившись, четыре женщины, включая мою дочь, а когда и племянница – сестра Сергея заезжала с матерью – то и впятером на кухне до глубокой ночи устраивали словесные баталии, промывая косточки сыну, внуку, племяннику и брату в одном лице, отчего ему, бедному, наверно громко икалось в это ночное время в столице…
Ради объективности следует заметить, что сам я никогда в жизни не был свидетелем недостойного, даже мягче скажем, – неправильного поведения Сергея, где бы он неучтиво высказался в адрес родителей или родных, пришел бы с гулянья в непотребном виде и во многих и многих других ситуациях, которые ему ставились в вину. Меня всегда удивлял категоричный тон женского судилища и тянуло встрять в их бесконечный спор, но чувствуя в своем меньшинстве бесполезность затеи, я набирался терпения, чтобы смолчать, не дать им повода махнуть на меня рукой: "Молчи, много ты знаешь! Все вы мужики – одинаковые… Думаете только о себе, а что сердце у матери рвется , – вам и хрен по дорожке…"
Чтобы оторвать его от сомнительной компании, увлечь настоящим мужским делом, купили ему автомобиль. Он быстро и легко научился им управлять, сдал на права, и спустя некоторое время свободно разъезжал на нем по столице, чего не скажешь о Приозерске. Стоило ему появиться в родных краях свободным человеком да при деньгах, так сразу об этом узнавали все его многочисленные "друзья". А если еще и с машиной…
Дважды мне приходилось "разруливать" неприятную ситуацию, связанную с участием племянника в дорожно-транспортных происшествиях, в которых, к счастью, никто, кроме автомобиля, не страдал.
В то время как "женсовет" бранил его, я вспоминал, как он неожиданно появился в больничной палате Бакулевского института с огромным букетом синих цветов и неприподъемной сумкой фруктов:
– Нате, тетя Лида, кушайте и поправляйтесь, – и все женщины в палате, стараясь незаметно: кто подправил прическу рукой, кто огладил халатик на себе, кто, отвернувшись с зеркальцем к окну, подрисовал себе что-то на лице. И в сумрачной палате, только что покинутой лучами заходящего солнца, снова на короткое время посветлело…
3
Операция по скрытой переброске участников загадочного мероприятия началась накануне назначенного дня. В пятницу вечером к нам приехали из столицы племянница с мужем и пятилетней дочкой – часть большой семьи, вынужденной уже в течение нескольких последних лет зарабатывать на хлеб в Москве. Глава этой семьи: мать, бабушка и теща в одном лице – еще вчера уехала в Приозерск проведать мужа, на которого несколько лет назад они повесили все хлопотное домашнее хозяйство, время от времени навещая его и снабжая заработанными в столице деньгами. Сын их, Сергей, как мы уже знаем, два дня находился дома, в Приозерске. "Москвичам" пришлось: кому-то – отпрашиваться на работе, кому-то – отрабатывать заранее или меняться сменами. Нам же с супругой повезло больше: мы эти выходные отдыхали, и только дочь была вынуждена "закалывать" занятия в институте. Более всего предстоящей поездке к деду радовалась внучка: Маринка все уши прожужжала нам, что завтра поедет к Бурану и повезет ему вкусную косточку, для чего наконец-то за долгое-долгое время съела ко всеобщей радости полную тарелку хорошо сдобренного мясом куриного супа.
Молодые наши гости мало в чем прояснили загадочную ситуацию вокруг завтрашней поездки в Приозерск, но зато окончательно заставили мою супругу уверовать в хороший исход дела.
– Ничего плохого не подумайте, тетя Лид, – насколько я поняла, он заказал в кафе праздничный ужин, а вот по какому поводу – это и есть сюрприз, и разгадать его замысел мы пока не смогли, и он молчит, как партизан – только улыбается да хихикает. Знаю, что в последнее время он усиленно скапливал деньги, подменял товарищей на работе, заработок не тратил по пустякам, как бывало раньше. Видимо, готовился заранее.
– Оль, а скажи, – не жениться ли он надумал? Ну, как устроит завтра нам смотрины невесты?!
– Это было бы неплохо, тетя Лид, да только не думаю, что так и будет, по его виду на это не похоже. Хотя, я знаю, девушка у него есть дома, однажды он показывал мне ее. Неплохая девочка, видная, студентка…
Меня больше всего радовало, что наши гости внесли в душу супруги покой и умиротворение, она отошла от забот, раскрепостилась, светясь радушием и теплотой, превратила встречу родных и близких людей в праздничный вечер после трудовой недели. Сегодня гуляем, а завтра Бог даст…
4.
Наутро Бог дал всем проснуться отдохнувшими, бодрыми и жизнерадостными. В кругу моей, резко увеличившейся за счет родных, семьи царило оживление с элементами некоторой суматохи, вызванной ощущением необычности наступающего дня. Теща, как всегда вставшая на два часа раньше всех, долго не могла отыскать запропастившиеся куда-то чулки и теплую кофту. И никакие уговоры, что на улице настоящая весна, солнце и звучная капель, и можно одеться полегче, на нее не подействовали. И все же в обед мы уже тронулись с вокзала на электричке, а полтора часа спустя по переходному мосту через железнодорожные пути вышли на привокзальную площадь Приозерска.
Стоял солнечный весенний полдень. Сверху голубело небо, под ногами хлюпала сплошная каша из мокрого снега и затаившейся под ним воды. Идти было трудно, но это нисколько не смущало, а наоборот радовало Маринку: только было отец сообразил посадить ее к себе на шею, как выяснилось, что сапожки ребенка промочены насквозь. Надо бы домой, в тепло, или хотя бы поменять ей носки, но мы были связаны так обстоятельствами, что сделать это сейчас, в данный момент, не имели возможности. И хотя у нас было часа полтора времени, мы должны были строго выполнять условия: не заходить домой, не объявляться раньше, не двигаться к "месту дислокации" центральными транспортными магистралями.
Приозерск – город не областной, но второй по числу жителей в губернии и все же представлялся "большой деревней", где все друг друга знают, и было бы неразумно испортить все дело, попавшись на глаза где-нибудь на центральной улице Наташе, вышедшей на минутку до магазина.
Мы позвонили Сергею и доложили о прибытии полным числом, без потерь. Чувствовалось, что наш "стратег" обрадовался этому, еще раз подтвердил жесткие условия нашего поведения, посетовав Лидии (она разговаривала с ним по телефону), что еле удерживает мать от поездки в Москву, поскольку она беспокоится, почему не отвечает по телефону ни дочь, ни зять. Еще он поведал, что отец, жалея жену, чуть не проговорился ей о мероприятии, из чего мы сделали вывод, что сын все-таки посвятил его в тонкости дела, не в пример нам, которым так и оставалось только догадываться, а что же все-таки произойдет сегодня вечером?
Сережа, как мы поняли, звонил не из дома, а наверное с огорода, пожелал нам достойно продержаться последний час и поспешно, не прощаясь, отключился, видимо, в это время Наталья вышла на крыльцо.
Худо-бедно – час мы "убили" и без четверти четыре были около кафе. Мы сразу поняли, что предприятие питания закрыто на спецобслуживание – случайных посетителей заворачивали, а среди тех, кто приглашен и уже собрался на входе, мы увидели старых знакомых, с кем встречались в последнее время на свадьбах и похоронах в Приозерске. Судя по тому, что среди гостей было больше Натальиных школьных подруг и друзей ее семьи, можно было сделать предположение, что таинственное мероприятие возможно все-таки посвящено ей.
За десять минут до времени "Ч" появился главный устроитель –– дирижер праздника: ничем другим грядущее событие не назвать – богато накрывались соединенные в одну линию столы, персон на двадцать, в углу, в ведре с водой, отдыхала огромная охапка алых роз.
Сергей хоть все так же улыбался и хмыкал, чувствовалось, что был взволнован и растроган. Поприветствовав гостей, он о чем-то пошептался с барменом, предупредил, чтобы мы, выстроившись на крыльце кафе, встречали их минут через десять с розами в руках, и , так и не раскрыв тайны, на той же машине, на которой и приезжал, укатил за родителями.
Через десять минут он не приехал, он прибыл позднее. Как потом станет известно из его же рассказа, ему придется открыть матери запасную версию – помолвки с невестой, иначе Наталья ни в какую не соглашалась ехать в какое–то кафе, одеваться для этого по-праздничному и наводить полный марафет, включающий: макияж, маникюр, педикюр, укладку волос и многое другое, в чем я не особо разбираюсь. Хотя, следует заметить, это для нее было не обязательно: она и так чрезвычайно красива и симпатична, поскольку относится к той части женщин, для которых Творец ничего не пожалел: ни стати, ни силы, ни ума, ни красоты. Вдобавок к этому у нее душа – открытая и добрая. Но это так, к слову.
А в это время заинтригованные, но уже кое о чем догадывающиеся женщины с цветами в руках, выстроившись вдоль парапета кафе, ждали виновников торжества, и вконец заинтригованные и ни о чем не ведающие мужчины в свою очередь нервно курили сигарету за сигаретой, и среди этих возбужденных представителей сильной половины был и я, тоже выкуривший одну штуку, хотя прошло уже более двадцати лет, как бросил это вредное занятие.
Резкий сигнал автомобиля мгновенно навел порядок в наших уже было расстроившихся рядах. Черная "Волга", на которой недавно приезжал "командующий парадом", с зажженными фарами эффектно причалила к входу. Сергей, выскочив из машины, ловко откинул заднюю дверь и, элегантно приняв руку матери, помог ей выбраться из автомобиля. С другой стороны к ним уже присоединился довольный, улыбающийся и нарядный муж и он же – отец.
Машина отъехала, Наталья подняла глаза и ахнула. Это "Ах"! было написано на ее испуганном и немного растерянном лице. Мы не услышали ее восклицания, поскольку оно потонуло под мощным хором голосов: "По – здра – вля – ем! По – здрав – ля – ем! Поз – драв – ля – ем!"
Она стояла, как вкопанная и может долго бы пребывала в таком состоянии, если бы не сын и муж, взявшие ее под локотки и подтолкнувшие к нам. А она все переводила глаза с одного на другого, с тех, кого не видела с год, на тех, с кем встречалась недавно, и не могла понять: сон это или все происходит на самом деле. Щеки ее покрылись румянцем, поднимаясь на крылечко кафе, она принимала розы, охапка которых уже возвышалась на ее согнутой руке, и не могла произнести ни слова, чтобы не расплакаться, не нарушить картину наступавшего праздника.
Позднее, когда будет разлито по бокалам шампанское, и с лица именинницы одновременно с испугом сойдет и растерянность, и лишь останется удивление – тем мгновением жизни, к которому она непроизвольно стремилась, которого исподволь ждала, он, этот, незаметно для нее повзрослевший юноша, произнесет по-детски ласковые слова: "Мамочка, у тебя недавно был день рождения, и этот праздник для тебя! Ты – самая лучшая мама на свете!..." – она не сдержит слез радости, которыми заполнятся ее красивые глаза, и судорожно сглотнет подступивший к горлу и мешающий сказать в ответ что-то доброе, комок. И одна слеза, выступив из переполненных глаз, подрожит-подрожит на ресницах и по щеке, оставляя на ней след, побежит к подбородку, с которого, повисев мгновенье, упадет на стол, и этот звук услышат все, потому что в уютном зальчике, где затаили дыхание одновременно два десятка человек, так тихо еще никогда не бывало…
1. Спасибо!