30 марта 1995 года во Франции на знаменитом кладбище Сен-Женевьев де-Буа, где покоятся многие русские эмигранты разных поколений, хоронили Владимира Емельяновича Максимова (родился в 1930 году), видного русского писателя, правозащитника, основателя и редактора журнала «Континент». Он умер в Париже, не дожив до 65 лет, буквально сгорел за несколько месяцев от тяжёлой неизлечимой болезни.
Немало писателей-соотечественников приехало в Париж, чтобы поклониться памяти великого сына России и проститься с ним.
Один из его романов называется «Заглянуть в бездну». Максимов тоже заглянул в бездну, потому что столько, сколько он пережил за свою жизнь, - это поистине заглянуть в бездну преисподней. Тем не менее, он остался человеком высокой нравственности, щедрым на доброту, полным милосердия. Он был верующим, православным человеком, может быть, Бог помогал ему оставаться на высоте добра, справедливости, надежды.
Имя Владимира Емельяновича – отмечали коллеги по перу – останется в русской литературе, в нашей памяти. Это был человек, прошедший со своей страной через страдания, он является частью многострадальной России.
С писателем прощались и в Москве. В храме Успения Богородицы собрались его близкие, друзья, коллеги по работе в журнале «Континент», журналисты, актёры, просто читатели. Панихиду служил настоятель храма отец Георгий Кочетков. «Дай Бог нам, совершая молитву рабе Божьем Владимире, не забывать, что Бог любил в Нём и через него»…»
«Как писатель, он остался не только в истории русской литературы, скажем, хотя бы романом «Семь дней творения», он остался в истории Российского государства – как Герцен со своим «Колоколом», так и Владимир Максимов со своим журналом «Континент». «Континент» - единственный в течение 17 лет глоток свободы и честного слова. 36 лет моей собственной жизни проведены рядом с ним. Я всегда был рядом с ним, вернее, он был рядом со мной. Я его очень любил. Он был добрый, верный человек. Пожалуй, из моих друзей, во всяком случае писательского круга, он был самый верный, самый всегда готовый прийти на помощь советом, делом. Таким был Максимов Володя…» (Никита Струве. Из выступления на похоронах В.Е. Максимова).
«Я много раз с ним встречался. Я его не запомнил как лидера, как главного редактора. Я запомнил его как писателя и как человека. Я не скажу, что мы были во всём согласны, во всём совпадали, но это был русский человек, со всеми бедами, которые нам присущи, не было такого момента в русской истории, которые он не переживал бы, не переживал бы как писатель, как русский человек, который, несомненно, причастен ко всему, обо всём у него болела душа…» (Писатель Сергей Залыгин).
…Последние двадцать лет жизни Максимова прошли в эмиграции, но, как говорил сам писатель, он никогда не был эмигрантом в полном смысле этого слова, ибо в мыслях и чувствах своих всегда неизменно оставался с Россией, для него существовала только Россия. Вся жизнь его была трудным, очень часто мучительным, но всегда бескомпромиссным поиском истины.
Сын репрессированного троцкиста, он прошёл через детские приёмники и колонии, рано познал университеты жизни в горьковском смысле. Работал на стройках, в колхозе, на Севере, сотрудником в районной, республиканской газете, на радио. Изломы судьбы писателя всегда были настолько крутыми, словно сама жизнь проверяла стойкость и прочность его характера.
После событий 1968 года в Чехословакии Максимов вышел из редколлегии журнала «Октябрь». После того как его отвергнутый издательством «Советский писатель» автобиографический роман «Чаша ярости» попал в «самиздат» и вызвал необычайно широкий резонанс на Западе, писатель оказался среди диссидентов, но никогда, ни при каких обстоятельствах не разделял русофобских взглядов значительной части российской эмиграции 3-й волны. По сути, его вынудили покинуть Родину, но не смогли отлучить от Родины.
Не может не восхищать твёрдость и последовательность Максимова-гражданина – истинно русского патриота, честного и бескомпромиссного художника слова. Факты, жестокие реалии смутных 90-х годов, трагедия России – вот что стояло в центре его духовно-нравственных исканий. Приспособленчество, политическую конъюнктуру, мещанское благополучие он глубоко презирал и отвергал.
В последние годы его жизни пламенная публицистика В. Максимова об острейших противоречиях и конфликтах России чаще всего печаталась на страницах «Правды», «Советской России» и других «левых» изданий. В отличие от многих других писателей-эмигрантов третьей, антисоветской волны, «Максимов обладал редким в наше время мужеством – бесстрашием перед упрямыми фактами, реальностями жизни…» («Советская Россия». 1996. № 86. С. 3).
Национально-патриотические взгляды, благородные гражданские порывы и устремления Максимова нашли яркое художественное воплощение в целом ряде его романов, повестей и рассказов. Среди них наиболее художественно выразительным и актуальным, на мой взгляд, является нравственно-философский роман «Заглянуть в бездну» - о последней любви и трагической гибели адмирала Колчака.
Адмирал Полярный, как звали Александра Васильевича в светских кругах Балтийского флота, бывший героический портартурец, отведавший японского плена, талантливый флотоводец, видный исследователь, именем которого назван остров в северных водах, почётный член Международного географического общества…
Разумеется, ни в какие советские энциклопедии эти сведения не вошли. Зато в избытке другие, в духе жёстких, бескомпромиссных классовых оценок недавнего прошлого: «Один из организаторов контрреволюции в гражданскую войну», «установил белогвардейский режим при поддержке Антанты», «опирался на местную буржуазию, кулачество и казачью верхушку» - за что и был расстрелян…
По-человечески (вне тенденциозного социологизаторского идеологизирования) трагедия Колчака составляет одну из самых жутких и горьких страниц революции в России. Бывший командующий Черноморским флотом, широко известный герой мировой войны, решительно поставивший перед собой цель очистить Россию от большевизма, Колчак принял в 1918 году предложение союзников организовать регулярную армию из бывших австрийских военнопленных чехословацкого происхождения.
Союзное командование рассчитывало, что популярному в воинских кругах адмиралу удастся восстановить противогерманский фронт. После заключения перемирия союзники потеряли всякий интерес к этому предприятию, а между тем Колчак стоял во главе значительной армии, которая успешно противостояла большевикам. Около 8000 чехословаков наотрез отказались воевать – они требовали возвращения на родину. И большевики выразили согласие на пропуск их до Владивостока и погрузку на пароходы, но… при условии выдачи адмирала Колчака.
Все эти подлые закулисные переговоры французского генерала Жанена с большевиками велись в полнейшей тайне от Колчака. Жанен несколько раз давал адмиралу «слово солдата», что его жизнь – Верховного правителя России – находится под охраной союзников. В результате генерал Жанен с миссией союзников и чехословаки благополучно продолжили свой путь на восток, а Колчак был заключён в тюрьму в Иркутске и три недели спустя, 7 февраля 1920 года, расстрелян.
Роман «Заглянуть в бездну» не только документально-историческая хроника, оперирующая строго выверенными фактами и событиями революционных лет. Это яркое художественно-психологическое полотно, раскрывающее трагическую судьбу русской интеллигенции в жестоких испытаниях национального безвременья. Адмирал Колчак олицетворяет ту её значительную часть, которая, никогда не имея отношения к политике, даже питая отвращение к ней, роковым образом оказалась в эпицентре политических страстей и сгорела в нещадном пламени гражданского кровавого пожарища.
Колчак – представитель военной русской интеллигенции, которая подверглась массовому террору в бескомпромиссном революционном противоборстве.
Последние, закатные дни жизни адмирала Колчака были освещены высокой любовью к Анне Васильевне Тимиревой, которая отвечала ему нежным, трепетным чувством и трогательным пониманием. До конца, до гробовой доски верная своему избраннику (она пережила адмирала на 50 лет), Анна Тимирева вспоминала: «Он стоял, печальный и бледный, среди всеобщей разрухи, и не было вокруг ни одной души, способной понять его или помочь ему. Он был как новый Адам после светопреставления, сорокалетний Адам в поношенном адмиральском сюртуке с пятнышком Георгиевского крестика ниже левого плеча. У него никогда ничего не было, кроме чемодана со сменой белья и парадным мундиром, а ведь ему приходилось до этого командовать лучшими флотами России. Теперь им пугают детей, изображают исчадием ада, кровожадным чудовищем с мёртвыми глазами, а он всю жизнь мечтал о путешествиях и о тайном уединении в тиши кабинета над картами открытых земель. На своём долгом веку я не встречала человека более простого и уживчивого. Он был рождён для любви и науки, но судьба взвалила ему на плечи тяжесть диктаторской власти и ответственность за будущее опустошённой родины…»
Нет, Колчак не идеализирован в романе. Он активный деятель и одновременно объективная жертва жестокого кровавого безвременья. Гражданская война диктует суровую беспощадность: согласно законам военного времени, он приказывает расстреливать пленных большевиков («Или мы их перестреляем, или они нас»), вводит военное положение («Если я сниму военное положение, нас немедленно перестреляют большевики и эсеры»).
В этом широком, многогранном человеке удивительно прочно слились взаимоисключающие качества, свойственные, быть может, только многосложной и противоречивой русской натуре со всей полярностью её проявлений: отзывчивая доброта соседствовала с напускной суровостью, детское упрямство – с безвольной уступчивостью, редкостное великодушие – с крайней жестокостью. В этой мятежной противоречивости и таилась колдовская притягательность глубоко русской души. Недаром все, кто знал близко адмирала, предавались ему самоотверженно, до конца, разделив с ним страшную участь…
В. Максимов пытается осмыслить глубинные причины революционного взрыва в России и то, к каким трагическим последствиям они привели в скором будущем, оттого его роман приобретает особый, актуальный для нашего времени смысл. «Когда вы опуститесь в самое начало, дойдёте до самой сути, вы поймёте, что при всей чудовищности этого вывода виноватых-то и не было. Каждый из нас в этом участвовал, - пишет автор. – И большевики виноваты, и Сталин, и Ленин виноват. Соблазн равенством, чудом всеобщего благоденствия. В конечном же счёте прикосновение к этому соблазну оборачивается трагедией…»
Конечно, можно упрекнуть автора в попытке как бы «примирить» правых и виноватых, возвыситься над схваткой с высоты нашего времени. Однако необходимо понять православно-христианскую мировоззренческую систему взглядов, коей неукоснительно следует писатель и в соответствии с чем строит свои умозаключения. Ведь должен же когда-нибудь нас научить здравомыслию трагический опыт собственной кровавой истории?..
Этот горький опыт, по мнению писателя, служит не для того, чтобы вновь и вновь разжигать и обострять трудноразрешимые социальные конфликты, и не для того, чтобы вновь и вновь их безумно повторять в будущем: история – поучительный урок доброты и великодушия, разумного рационального поведения, а не источник вечной ненависти, злобы и нескончаемого мщенья…
Критик Владимир Бондаренко определил сущность гуманизма романа «Заглянуть в бездну»: «Для Владимира Максимова главная точка зрения – точка зрения самого народа. Даже когда он ошибается, незачем высокомерно обвинять его, высмеивать его, унижать. Не мы ли сами навязывали народу то одну, то другую утопию, заставляли молиться на многих богов, сами при этом ни во что не веря. Мы подвели народ к бездне, а теперь стремимся отречься от него. Считаю принципиально важной эту позицию Владимира Максимова – покаяние интеллигенции перед народом, а не наоборот».
Широко известный новосибирский учёный и публицист, обстоятельно исследующий историю нашего Отечества, Валерий Габрусенко, в статье «Черносотенцы» пишет: «О том, что революция (В России. – В.Ю.) была не русской и вовсе не в русских интересах, в ноябре 1905 г. откровенно писал выходивший в Англии сионистский журнал «Маккавей». Правительство проявило полное бездействие, что станет понятым, если принять во внимание политические взгляды его главы С.Ю. Витте. Мало того, многие «государевы люди» даже заигрывали с революционными погромщиками. В ряде городов, и даже в Москве, губернаторы приветствовали социалистов. В Уфе губернатор ходил с красным флагом по улицам, в Чите губернатор называл социалистов «партией порядка», в Казани губернатор обещал убрать с улиц полицию. Как это всё напоминает поведение ряда партийных вельмож в 1990-91 годах! …Почти все газеты в стране имели антимонархическую (а, следовательно, и антигосударственную) направленность, а их огромные тиражи обеспечивались деньгами международных банков и недалёких русских капиталистов, вроде Мамонтова, Морозова и Рябушинского. Эти чиновники, капиталисты, как, впрочем, и либеральные профессора, своими руками рыли себе могилу, в которую их тогда чуть не закопали (и всё же закопали после 1917 года) («Память – Новосибирск». 2015 г., № 3. С. 1).
Столь же злобно и русофобски, подобно нашим нынешним западным «партнёрам», вели себя и пресловутые «союзники» в годы гражданской войны, начавшие цепь своих предательств в России. Один из приставленных к Верховному правителю России союзнических эмиссаров французского эшелона «наблюдателей» наставляет своего младшего коллегу поистине иезуитски: «Дела этого господина, которого вы называете Адмиралом, и его ближайшего окружения интересуют меня постольку, поскольку это соответствует задачам моей страны. Даже если ему будет способствовать военное счастье, оно должно быть направлено в желательное нам русло. Любой его успех не может выходить за предусмотренные нами рамки, причём никогда и ни при каких обстоятельствах мы не смеем допустить, чтобы он забыл, кому обязан этим успехом. Его необходимо сделать сговорчивым и послушным. Если же счастье ему изменит, нам придётся ускорить его конец и пойти на союз с другими движениями, но на таких же условиях…»
Понятливого французского капитана вдруг «обожгла догадка, что в мире существует сила, которая незримо стоит за спиной и генералов вроде Жанена, и стоящих за ними политиков, и даже за руководимыми этой публикой правительствами. И целая паутина этой силы дирижирует самыми, казалось бы, спонтанными людскими стихиями на земле, направляя их к какой-то никому не ведомой, но роковой цели».
Не столь наивен и Колчак, чтобы не понимать подлых интриг, что хитроумно плетут вокруг него и России новые люциферы – «союзники». Потому-то он и связал до конца свою судьбу с роковой судьбой Отчизны, что ясно видел, какие чёрные тучи сгустились над ней. Он ясно видел: его борьба диктуется политическим романтизмом, реальных шансов на победу у него нет, ибо происходящее социальное безумие – это не просто бунт или даже революция, а нечто большее, судьбоносное, апокалипсическое: через страшные жертвы, горе миллионов идёт радикальная смена человека в человеке. И Россия только начало этой смены.
«Ни Ленин, ни Троцкий тут ни при чём, будь они хоть семи пядей во лбу, им не дано изменить ничего в этом процессе, он протекает мимо их усилий, искусство их состоит только в том, чтобы удержаться на его поверхности, придёт время – он поглотит и их, если они вовремя не успеют умереть своей смертью. В подобных катаклизмах, как при землетрясениях, нет правых и виноватых, есть только жертвы, вне зависимости от места на баррикадах. Кто бы ни оказался победителем, им придётся строить новые баррикады, уже друг против друга, и так до бесконечности, после чего победитель уничтожит самого себя, и тогда конец, сумерки богов, тьма: сегодня впервые в своей истории человек восстал не против социальной несправедливости, против самого себя…»
Конечно, данная, более чем печальная философская концепция автора, тесно перекликающаяся с творческим опытом Достоевского, не внушает оптимизма. Впрочем, писатель не претендует на роль некоего безоговорочного пророка и безапелляционность своих суждений. Он лишь предлагает свою версию исторической будущности заблудившегося человечества, которому оставлен лишь один шанс на спасение: прислушаться к вечным Божьим истинам, мобилизовать остаток здравого смысла, духовно-нравственных сил и воспрепятствовать всеобщему хаосу и разрушению, не через кровь и насилие, а через всепоглощающую и всепобеждающую христианскую любовь, через искупление всех и каждого перед всеми и каждым, но прежде – перед Господом.
Как знать, может, в этом и есть спасительная сущность нашей Православной веры и надежда на всеобщую гармонию?.. Во всяком случае, Божеским заповедям неукоснительно следует героиня романа Анна Тимирева. И это одухотворяет её, помогает ей жить и преодолевать страшные физические и нравственные невзгоды.
«Я не сужу его убийц, они не ведали тогда, что творили, всем им впоследствии пришлось испить ту же чашу». В этом скорбном всепрощении возлюбленной Колчака таится непобедимая сила христолюбивой души, только одна и способная противостоять мракобесию зла и хаоса разрушения.
В самом деле, история платит сполна за преступные деяния людей, преступивших Господни заповеди. Вот Чудновский – непосредственный расстрельщик Колчака (сам вскоре будет расстрелян в подвалах ЧК); вот Склянский, получивший приказ Ленина убить адмирала (в 1924 году снят с поста заместителя Реввоенсовета Республики, отправлен в США и уже там, спустя год, утоплен чекистами в одном из многочисленных американских озёр); вот Иван Смирнов – ретивый исполнитель расстрельных приказов, казнённый в 1936 году; наконец, одна из верховных головок кровавых расправ, отъявленный русоненавистник – Троцкий, получивший в роковой день 20 августа 1940 года смертельный удар по голове…
Историко-философское содержание романа «Заглянуть в бездну» многопланово и многопроблемно, отнюдь не исчерпывается исторической ретроспективой (сам Владимир Максимов в письме к автору этой статьи подчёркивал, что его роман к истории имеет весьма косвенное отношение, всецело нацелен на постижение драм и трагедий современности), насыщено актуальной и вместе с тем всевечной философской мыслью, соединяющей историю России с мировой историей.
Решительно отвергая искусственно выставленный за некий «идеал» американизированный образ бытия, с его культом силы, суперменства, жестокого индивидуализма, наживы и бездуховности, Максимов противопоставляет ему исторически сложившееся коллективистское сознание, идеи соборности, общинности, всеобщего благоденствия, издревле исповедоваемые на Руси.
Большевики, захватившие власть, считает автор, навязали России бесчеловечную радикальную схему, в корне противоречащую её духовно-нравственным традициям и привели страну к катастрофе, поставив себе цель вытравить из православной души русского человека основополагающие черты его национального, исторически сложившегося стереотипа.
В этой связи вспоминаются размышления Высокопреосвященнейшего Иоанна, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского: «Стоило поднять «железный занавес», чтобы русский человек на собственном опыте убедился, каковы «блага цивилизации»: беспредельный цинизм и разнузданное бесстыдство хвалёного «свободного мира» сегодня очевидны для любого наблюдателя, сохранившего хоть малую толику нравственной чуткости. На развалинах некогда христианских государств с помощью бесчисленных международных банков, фондов, комитетов, совещаний и организаций лихорадочно возводится уродливая вавилонская башня «нового мирового порядка». Её строителям давно не давала покоя Россия. Длительное время именно русская держава являлась тем «удерживающим» (вспомним слова апостола Павла!), само существование которого не позволяло осуществиться «тайне беззакония». Крепкая вера Руси и её мощная православная государственность служат гарантиями того, что разрушительные социальные и религиозные движения не смогут достичь своих страшных целей».
Без сомнения, подлинное возрождение России возможно лишь при условии активного утверждения её традиционных национальных, духовных и культурно-исторических ценностей.
Философские умозаключения Владимира Максимова органично соединяются с идеями выдающегося русского философа-патриота И.А. Ильина, который более чем кто-либо осознавал, что ни Запад, ни США не принесут России подлинного возрождения: никакие попытки копировать западный образ жизни, переносить приёмы западной цивилизации на российскую почву не приведут к обретению национальной и государственной самостоятельности.
Жестокий, все уничтожающий прагматизм, пронизывающий поры западной цивилизации, увы, не обошёл стороной и Россию, обусловил трагедию 1917 года, лишив общество великой объединительной национально-державной идеи. Отсюда понятна и объяснима та безоглядная благородная одержимость, с которой взошёл на свою голгофу адмирал Колчак: его жертвенность неотделима от общей участи народа, нации, государства, православной веры.
Писатель В.Е. Максимов не только объективно и художественно ярко вскрыл подлинные причины и трагические последствия гражданской войны, но и пророчески указал гуманистические пути развития России в контексте судеб мирового человечества.
Владимир Юдин,
Тверь
