ЧТОБЫ ИЗМУЧИТЬ нервы всего за одну ночь, хватает двух комаров и одной мухи. И зудят и жужжат, и неуловимы. «Ну, в конце концов, укуси, гад, да замолчи!»
Чтобы испортить настроение, хватает одного тэвэшника.
Российские СМИ – антиопыт антицивилизации.
- НА СВОБОДУ С ЧИСТОЙ совестью, как говорится, вышел. И что? И где жить? Весь оборвался. Как паспорт выправлять? И вид у меня – детей пугать. Жил в вагоне на свалке. В нём старик и бомжи. Он встаёт и - кашлять. Кашляет, кашляет, ставит чай. Пол-пачки на чайник. А бомжи рыбачили. Ротанов я не ел. И сикилявок не ел, они их марлей ловили. Наловят целый таз, не мыли, не чистили. Пропустят через мясорубку: «Сейчас такие котлеты будут!». Я – бежать. Не мог: рвотно. За нами приходили: давай пятерых на погрузку, деньги сразу. «Разгружайте в темпе вальса, чтоб машину не держать». А то не денег дадут, сунут пару пузырей водки. Ацетонной.
- ПОЯСНИЦУ ТАК КРУТИТ, не передать. Врач говорит: «Надо змеиного яду. Сейчас рецепт выпишу». Говорю: не надо, лучше пойду к тёще, пусть укусит. Та же змея.
ШАРМ ПО-ФРАНЦУЗСКИ – вроде как что-то завлекательное, а по-арабски – глубокая впадина, пропасть. Такой шарм. Такой Шарм аль-шейх.
А какие там рыбы в Красном море! Это ёлочные игрушки в синей воде, это аквариум редкостей. Их запрещают кормить, почему? Они же ж голодные же. Рано утром на пляже никаких запретителей, а рыбы меня ждут. А я с хлебушком. Всё кипит вокруг брошенных в воду кусков. Съедят сколько угодно. Но вот съели, больше у меня ничего нет, но долго ещё не уплывают, кружат, надеются, дармоеды. Наконец, нехотя, ныряют в свой шарм.
МАХМУД: «Я ПО-ВАШЕМУ Юра. Я прихожу, меня уговаривают сесть. Потом уговаривают посидеть. Потом уговаривают встать. Ещё скажу: покупайте в тёмных очках, продавцы читают по глазам. Минарет – это башиня с бальконами.
В Каире есть много ночных активностей. Место, где убили Анвара Садата. Сквозная пирамида. Смотреть каменные пушки. Памятник Рамзесу.
Русьская женщчина – это сто раз о-о-О!»
МЕНЯЮТСЯ И ПАЛОМНИКИ. Знакомая монахиня: «Становятся больше комфортными. Размещаешь раньше – всем довольны. Сейчас хочется условия получше. И капризы бывают: не туда везут, не так кормят. Рассказываешь, как было раньше, как ползли на коленях к Иерусалиму, на Голгофу, слушают, ахают, но на себя не примеряют.
О, ГОРНЯЯ! МАТУШКА Георгия узнала, посадила рядом с собой. На службе стоит с певчими. Уже её в верхний храм везут на электромобиле. Помню, туда она нас привела в 99-м, всё там было заросшим колючими травами, век стояли стены, возведённые ещё до Первой мировой войны, и сегодня такое чудо.
И ВООБЩЕ, ОЖИВАНИЕ храмов – самое зримое и осязаемое возрождение России. А так: всё плохо, всё хуже, всё мракобесней. Церковь спасает. И всё. И еле-еле держится убиваемая школа и, конечно, армия, и ещё чуть-чуть библиотеки. Их убивали именно в Год культуры, в 2014-м.
ИНОГДА УЖЕ не верится, что жил, именно жил в Горней. И в Вифлееме, в Иерусалиме. А ночевал, молился всюду. Тивериада, Назарет, Хеврон, особенно Иерихон. Иордан во многих местах. Рамалла.
Да это только начни вспоминать. А Сирия, боль моя! Антиохия, Хомс, Пальмира, Маалюля. Дамаск. А Синай! Египет! Да вообще всё жаркое Средиземноморье. Патмос любимый! И Кипр, и Крит, и Родос… Ночами выходил на палубу, молился по звёздам на восток, к Святой земле, к северу по Полярной звезде. Я ли был это? Да. Вот этими, тогда ещё не скрюченными пальцами делал торопливые записи. Вот, например: «Батюшка меня моложе в два раза, а по духовному возрасту старше».
ВЧЕРА, ЕЩЁ ДО шести вскочил, поехал в Сергиев Посад. По дороге Акафист Преподобному. Потом Учёный совет. Сидели на нём восемь часов, доказывая, что у русских не только железные ноги.
Среда Акафиста. Без него не могу. Поют три хора. Вчера один, но тоже так благолепно.
Ночевал в своей преподавательской кельечке. Каникулы. С утра к Преподобному, потом в Предтеченский на исповедь. Отец Мануил благословил. В Троицкий, к ранней. Темно, молитвенно. Сияют огни больших свечей и светятся столбики маленьких. И уже привычное (не покинь!) ощущение, что во время Херувимской Преподобный в серой рясочке, в пол-оборота стоит у жертвенника.
Завтрак. Продолжение разговоров о канонизации царской семьи. Подарочки купил, домой! В электричке женщина почти насильно вручила сумму – пожертвование - ровно такую, какую положил вместе с запиской у монаха, дежурного у мощей.
Выскочил после Мытищ в Лоси, побежал на кольцевую, на автобус до Щёлковского шоссе, там сразу на балашихинский и за час сорок от Лавры добрался до Никольского. Читаю весь день молитвы, ещё долгИ за вчера. Солнце. Дров попилил. Тихо. Убираюсь. Постирал накидку на молитвенный столик. Окропил дом святой водой. Топится баня. Кормушку наполнил, чего-то не летят, отвыкли за четыре дня.
Ох, год был нынче: Святая Земля, повесть написал, в Кильмези был, Крестным ходом прошёл, переехал в Великорецком в другой дом, посадил сосенку у сосны, то есть у пня. Уже третью сажаю, две выдрали или затоптали. Ушёл из журнала, это тоже назрело. В Самаре вышла книжка-малышка «Крестный ход», так радостно дарить.
Утром, после причастия такое сияние солнца – золотое на золотых главах. Кресты сами, как солнышки. Снег сияет, лёд изнутри светится. Как бы сохранить святость в сердце и мир в душе! Трудно. Через ум лукавый вползает. Как жить, чем жить? У детей всё непросто, жена недомогает.
Дай Бог жизни во славу Твою! С Богом в последний год тысячелетия!
Смеркается.
ВСТАЁТ С БОКАЛОМ: За неё! За единственную, спасительную, верную, предводительствующую, до дна! Как вы все поняли, пьём за мысль. – Ему: «Ну, это ещё прерафаэлиты знали». (В мастерской художника).
- СОВЕСТЬ - ГЛАС Божий в человеке, так? Но если совести нет, говорят же безсовестный человек, сожженная совесть, тогда как?
ДА ЧТО Ж ОНИ все такие были бедные, горькие, беспощадные, голодные? (Это о псевдонимах, правда и полевые, и светлые были, но всё одна шайка-лейка).
КРОХОТНЫЙ ОСТАТОК луны и так сильно светит. Море золотое. Рыбаки принесли, еле принесли, половину тунца. Вчера, оказывается, заходили за благословением на рыбную ловлю. И вот – заловили. Рассказывают: жарится курица, провяливается, половину цепляют на крюк, крюк привязан к очень крепкому шнуру. А метра через три от крюка привязывается пустая бочка. Заглотил ночью. Таскал лодку, бочку увлекал вниз метров на десять. Всплывал, опять рвался. Измучился.
Вспоминают общего знакомого. Не выдержал в нашем монастыре, ушёл к зилотам. Встретил монаха знакомого, гордится: «Меня вы в чёрном теле держали, а меня уже в схиму рекомендовали».
СТАРАЯ ЗАПИСКА. «Улетел круточек во лесочек, сел на пруточек. Пруточек под ним подломился, круточек упал и разбился. Ой, не будет по России летати, христианскую кровь выпивати». Что за круточек?
На этой же записке: «Уж такая была вежливая, в решете к обедне езживала».
ЧЕМ БОЛЬШЕ ЧЕЛОВЕК знает, тем больше не знает. Это азбука. То есть тут приговор стремлению за знаниями. Приговор обжалованию не подлежит.
ЕСТЬ ТАКИЕ ДНИ в жизни, когда ты не нужен ни жене, ни детям. Жена устала от тебя, с тобой жить невозможно, у детей свои дела. Но у тебя есть пол-избушки, берлога. Уползай в неё. Ты один, ты с Богом. Светит солнышко, а к ночи похолодело, топи печку. Спасибо добрым людям – ломают дом, строят новый, разрешили старьё забирать. Вожу на тачке. От этих дров только пыль и гнилушки, да ведь даром. Тормозит машина: «Тебе дрова надо?» - «Дорого?» - «Даром, отходы с фабрики вожу». Ну, не даром, конечно, но плата такая нетяжкая, а дрова сосновые, опилок пол-кузова, выбракованные планки. Пущу их в баню под потолок по периметру – красота! Опилки на потолок – тоже дело. Опилки под смородину, лучше перезимует и от паразитов: хвойно-смолистые. Помногу не таскай, не сокращай радость такого труда. Таскай и успокаивайся: дровяная проблема решена. И остальные никуда не денутся, разрешатся.
Да вот изжога схватила. Мучает всю жизнь и всегда внезапно. В армии заработал. Пепел с сигареты стряхивал на ладонь и слизывал. Проходило. И сейчас пройдёт. Тем более, надо же чем-то за радость платить.
ДОЛГО ЖИВУ. Просто удивительно. Кстати, раньше восклицательный знак назывался удивительным. Диво дивное, как я много видел, как много ездил. Давным-давно весь седой, а не вспомню, даже не заметил, когда поседел, как-то разом. Деточки помогли. Теперь уже и седина облетает. Множество эпох прожил: от средневековья, лучины, коптилки до айпетов, айфонов, скайпов. Сегодня вообще доконало: сын показал новинку. Он говорит вслух, а на экране телефона идёт текст, который произнесён. Или, того хлеще: завёл какую-то бабёнку в телефоне, которую обо всём спрашивает и которой даёт задания: во столько-то напомнить о том-то, во столько-то набрать телефон такого-то. А я ещё думал, что ничего меня уже не удивит. Но дальше что? Человек же как был сотворён, так и остаётся. Мужчина – Адам, женщина – Ева. («Вася, скушай яблочко»).
Хватило бы мне 20-го века. В нём всё прокручивалось, всё проваливалось, все предлагаемые формы жизни, устройства, системы, революции, культы, войны, властие и безвластие, идеологии… весь набор человеческой гордыни. Якобы за человека, а на деле против человека. В этом же веке Господь меня вывел на свет. И привёл в век 21-й. Если учесть, что я худо-бедно преподавал литературу, философию, педагогику ещё до-христианского периода, а сейчас преподаю, выше всех литератур в мире стоящую, литературу древне-русскую, то какой вывод? Получается, что я жил всегда.
АРАБЫ, ЕВРЕИ, ПЕРСЫ, крестоносцы, дальше через запятую надо поставить: руины, кровь, пески, запустение, забвение, опять оживание. Бани, скачки, ристалища, амфитеатры…
Здесь золотом покупались оружие и власть, здесь оружием добывалось золото и низвергалась власть, здесь власть, купленная золотом или взятая оружием, погибала от пороков, или вытеснялась более сильным оружием или более увесистым золотом.
Но именно сюда, чтобы спасти мир, нас с вами, был послан Сын Божий, был предан, распят на Кресте, воскрес из мертвых, вознёсся к Отцу, севши на Престоле Славы одесную Его. И мы верим, что Он «приидет со славою судити живым и мертвым и Его же Царствию не будет конца».
НЕТ ТАКИХ СЛОВ, которые бы в минуту ярости побоялась бы сказать женщина кому угодно: мужу, начальнику, соседке, правительству.
ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА. Два типа людей: заборщики и проходчики. Заборщики строят ограждения путей, заборы, а проходчики, пассажиры и прохожие, эти заборы проходят. Заботятся о заборщиках, чтобы те вновь заборы делали.
«МЫ - НЕ РАБЫ, рабы – не мы» - вот что первым делом возгласили большевики. Цитировали вождя всех народов: «Раб, не осознающий своего рабства – вдвойне раб». А я осознаю рабство и радуюсь. Как и братья мои во Христе. Мы рабы, рабы Божьи. Выше этого звания нет ничего на земле. Есть же иерархия в мире? Есть. Кто главный? Кто сотворил небо и землю? Господь. А дальше кто? А дальше Россия. А потом уже все в затылок. Господь главный. Как же не быть рабом Его?
Деление в мире одно: кто за Христа, кто против.
СТИХИ, СОЧИНЁННЫЕ с Володичкой: «Да это же не лужа, это целый океан. И вдоль по этой луже ходит капитан. Он долго-долго ходит, и песенки поёт, и песни напевает, и яблоко грызёт». «Вот снега нет совсем уже, но нет ещё травы, и нет ещё подснежников, их время не пришло».
ТУФЕЛЬКА. ВАСИЛИЙ Белов был необыкновенный отец. Свою Анюту (читай «Сказку для Анюты») любил сильно. Взрослея, она начинала этим пользоваться. Что с того, что дети – наши эксплуататоры, все равно любим. С ним и с Валентином Распутиным я много ездил по заграницам, видел, что они только о детях и думают, чего бы им купить.
Мы раз вместе, семьями, летели из Пицунды. Они ночевали у нас. Улетали назавтра в Вологду из аэропорта Быково. Пришло такси, сели, едем. Вдруг Анечка в голос заплакала. Оказывается, нет туфельки у её куклы. И что сделал бы любой отец на месте Белова?.. А он велел поворачивать такси. Ольга Сергеевна сердится. У нас дома мы, взрослые люди, ползаем по полу, ищем туфельку куклы. Нашли! Снова едем. Ясно, что опоздали. Все равно едем. Может, ещё рейс будет. Нет, успели на свой. Его почему-то задержали. Из-за туфельки.
ДЕВУШКА В АРМИЮ послала стихи. Помню: «Мне май суровый душу распахнул. Я так хочу поговорить с тобою. Я помню нашу первую весну и первой встречи платье голубое… Опять весна. Пусть утро для меня срывает лютик с солнечных откосов. Я все цветы могла бы променять за дым твоей забытой папиросы». Курил, вот ведь глупость какая!
Да. Ох, сколько нагрешил я, а всё живу пока. За что меня любили, такого дурака?
С ТЯЖКОГО ПОХМЕЛЬЯ лежит, встать не может. Еле глаза разлепил. Увидел мышь, просит: «Не топай». Еле садится. «Я сейчас ниже полёта моли». Чихает. - «Чихай, чихай, с чиханием из головы выходит углекислый газ», - говорю я. - «Да он у меня там в сжиженном состоянии».
«ЛУЧШЕ ЗЪИСТЫ кирпичину, чем любить тую дивчину».
«Морда, морда, я кирпич, иду на сближение».
КНИГ СТАЛО больше, а читателей меньше. И театров стало тоже больше, но и зрителей больше. То есть читать всё-таки труднее. Плюс выход в люди, повод для новой причёски, встречи, давно не виделись. Но ещё больше телезрителей. Эти вообще всеядны. У телезрителей мозги как желудки у ворон, всё переварят.
И ещё новая категория нового времени – слушатели определённой программы. Электронное пространство «Радонежа» - это братство, это не слушатели «эхов», серебряных дождей.
А ещё надо привыкать к слову, сайты. Есть толковые.
Вообще, это только представить, какое количество слов извергается в атмосферу и обволакивает умы. Тяжело разрывать эти «афинейские плетения». Только молитва, только.
СОВМЕСТНАЯ С КАТОЛИКАМИ конференция. Отец Николай выступил резко, наступательно. Начальство российской делегации конфузится: не толерантен батюшка. В перерыве (называется кофе-брейк) католик ему: «Вы считаете, мы не спасёмся?» - «Католики? Почему? Многие спасутся. Но их пастыри никогда!»
ПРЕДПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ. Обещали свободный, не дали. Возили и возили. Куда-то завозили, с кем-то знакомили. Я весь измучился. А Сергей – молодец. На остановках сразу от нас отскакивал, спрашивал, сколько стоим, убегал с альбомом. Вечером показывал наброски. «Ничего? Увожу с собой». - «Увозишь, у них и пейзажей не останется».
А мне и записать было нечего. Только на вопросы и отвечал. Главное: «Куда подевалось спасительное влияние России на страны Ближнего Востока?»
Кто бы знал, куда. Кому надо, знают. Оно и мне надо, да закрыто от меня.
ИЗРАИЛЬСКИЕ ПОСЕЛЕНИЯ – домики красно-коричневые, как ульи, из которых вылетают пчёлы собирать дань с окружающего пространства.
КАК НИ ГОВОРИ, а классика оттягивала от чтения духовной литературы. Читать Данилевского всё же труднее, чем Гончарова. Конечно, классика сохраняла духовность, лучше сказать, нравственность, но чаще действовала на чувства, чем на душу. А чувства просят внимания, а чувства разные. Да и не было духовной литературы. Уж какие там славянофилы? Все в спецхране. Сплошные Добролюбов, да Белинские, да Писаревы, да «к топору зовите Русь». Страдают «лишние люди», страдает «маленький человек», чего же они, не знают, что ли, где исцеление? Оно есть! И доступно. Нет, поплакала на холмике отцовской могилы и поехала опять с собачёнкой и барчатами жить дальше. («Стационный смотритель»). И это ещё хорошо. И не верю я, что заколотили Фирса в даче, он же всё-таки не окончательно глухой, а тут вообще молотки гремят. Это его Чехов заколотил. Так же как не Герасим, а Тургенев Муму утопил. Чего её было топить? В деревню же уходил, а там-то кто бы её тронул? (Шутка: Почему Герасим назвал собачку Муму? Ответ: он мечтал о корове).
ИЛИ НЕ ГИБЛИ империи, или не уходили в песок дожди и цивилизации? На что надеяться? Небеса совьются как свиток, железо сгорит как бумага, чего ждать? Наша борьба за Россию не просто мала, она ничтожна.
Нет, неправильно я написал, за других нельзя говорить, ты за себя отвечай, с себя спрашивай, так и говори: моя борьба за Россию не просто мала, она ничтожна.
А то есть критик: выходит на трибуну, задыхается, впадает в исступление: «Мы изолгались! Мы потеряли…». Так если ты изолгался, так и говори: «Я изолгался».
НЕДАВНО Я ДВАЖДЫ попал в неловкое положение. В дальней поездке меня поместили в двух-местном номере, сказав, что второй жилец может быть священником. В номере я не стал занимать никакую кровать, может священнику понравится не та, а эта.
Вскоре в дверь деликатно постучали. Мужчина в годах, с бородкой, но в штатском. Я не знал, руку ему протянуть для знакомства или под благословение подойти? Спросил: «Вы священник?». – «Да, - ответил он, - сейчас принесут».
Что принесут? Я не понял. Но он же сказал: да. Сложил руки: «Благословите пойти осмотреть местность».
Он растерялся: «Нет, нет, я не священник. Вы спросили, с вещами ли я. Я ответил: сейчас принесут».
И в самом деле в дверь стукнулся служитель отеля, притащивший изрядный чемодан соседа.
В этом случае не поняли меня. А в другом я не понял. В автобусе мужчина спросил: У вас есть брат в Италии?» - «Нет». – «А если подумать?» - «И думать нечего. У меня два брата, оба в России» - «А двоюродный?» -«Двоюродный? Ну, может, в смысле дружбы народов. Я бывал там, конечно, и застолья бывали, и братались». – «Бывали где?» - «В Италии. Вы спросили у меня, есть ли у меня брат в Италии?» - «Да я спросил о Виталии»…
Тут ему надо было выходить. Он встал: «А всё-таки у вас есть брат Виталий, есть. Нехорошо отказываться от родни».
Когда автобус потащил меня дальше, я сообразил, что речь шла не о стране Италии, а о человеке Виталии. Ну да, есть у меня двоюродный брат Виталий. Я от него не отказываюсь. Только он не в Италии живёт.
ЖЕРТВЕННАЯ КОРОВА капитала - это демократия. Любишь не любишь, ругать не смей. Эта корова давно топчется в России и по России. Вытоптала медицину, топчет школу, пыталась топтать оборону. А уж как культуру-то топчет. Пасётся на русских землях, превращая их в пустыри, затаптывает целые поселения. Когда всё вытопчет, уйдёт, оставив на память о себе нашлёпанные вонючие лепёшки. Тогда и ругать её разрешат.
Чем же страшна? Она всё меряет на деньги, на недвижимость. Она создаёт такие миражи: ты будешь жить в достатке, если употребишь свои знания на для карьерного роста и своего благополучия. И что конкуренция это не сживание конкурентов со свету, а прогресс. А если они слабее, значит, мешают прогрессу. И должны осознавать.
Уйдёт корова капитала, новое животное придёт. Новый троянский конь. Введётся в Россию в дымовой завесе критики демократии. Она была не та, не так понята, а сейчас будет всё тип-топ.
То есть всегда болтовня о какой-то бы якобы заботе о народе, о счастьи на земле. То есть постоянное забвение Бога. Разве Он не говорил, что земная жизнь это прохождение долины скорби. Что войти в Царство небесное можно только узкими вратами. Что нищий Лазарь всегда будет счастливее богатого благополучного богача.
И это дано понять всем. Но не все хотят это понять. Кто-то не может, а кто-то и не хочет. А не хотят, так что же и убеждать, время тратить.
РАДОСТИ, ПРЕПОДНОСИМЫЕ плотью, иногда могут и радовать душу, но в итоге все равно тащат её в бездну. Только душевные радости: родные люди, работа, лес да небеса, да полевые цветы, да хорошие книги и, конечно, Божий храм – вот спасение.
Целый день стояла пасмурность, тряслись по грязной дороге, щётки на стёклах возили туда-сюда мутные потоки дождя, еле протащились по чернозёму, около пруда остановились. «Тут он играл в индейцев, - сказал молодой строитель о прежнем хозяине этого места, который умер не в России. – Строить будем заново, на речном песке».
Стали служить молебен на закладку дома на прежнем основании. Молодой батюшка развёл кадило и так сладко, так отрадно, так древне-вечно запахло ладаном, что ветер усмирился и солнышко вышло.
Что ещё? Господи, слава Тебе!
ЭТО ВЧЕРА БЫЛО. Устал сильно. А позавчера еще страшней: безконечная дорога, давящие безполезные, обезсиливающие разговоры. Боюсь, и завтра не легче. Но сейчас Никольское, изба прогрелась, чай дымится, по радио Первая симфония Василия Калиникова. Скажут: чай и температура в избе – дела телесные. Не только: за окном воробьи отклёвывают крошки от моего куска хлеба, ветер треплет целлофан на теплице и щёлкает им. Выйду – крест на церкви летит сквозь облака, голове легко, сердце теплеет, можно жить. Можно. Значит, и нужно.
Бог пока смерти не даёт, разрешает мучиться за грехи, искупать их исповедью и покаянием, и неповторением. Мучиться и за себя и за отца, и за дедов, за Россию и радоваться. Самое трудное радоваться мучениям, идущим от родных: жены и детей. Фёдор Абрамов спросил: «Ты знал, что будешь писателем?» - «Да, с раннего, можно сказать, детства». – «А зачем тогда женился? А если женился, зачем дети?» Хоть стой, хоть падай. Да как же мужчине не испытать всего, что выпадает человеку? И не перечувствовать все радости и муки людские.
И снова солнце. Уже ближе к закату. Плачет умирающий день. Я слышал, есть племя дикарей, которые считают, что каждый день солнце уходит навсегда. А ведь так оно и есть. Ночь. До восхода – вечность.
КТО РАЗВРАЩАЛ советских женщин? Ответ: советские начальники. Объясню. Во все времена Россия была первой прежде всего в нравственности, от которой и сила увеличивалась. И это всегда вызывало лютую злобу и зависть. Ненавистью к России двигалась мировая цивилизация.
Но теперь-то до чего мы дожили? Девицы курят, пьют, матерятся. И не видят в этом ничего особенного. Кто заразил Россию микробами разврата, кто подточил вековые устои целомудрия? Увы, советские женщины. Далеко не все. Вначале жёны советских начальников. Тех, кто имел доступ к выездам за границу, к спецраспределителям. Для женщин вопрос моды – вопрос первейший.
Подумать только – Россия вышла в космос, имела ведущую в мире техническую мысль, лучшую литературу, спорт, балет, живопись и не могла наделать какой-то дряни: джинсов, колготок, цветных телевизоров, всякой упаковки, разных приспособлений для быта и кухни… всего-то! И безо всего этого можно было жить (большинство и жило), но змий зависти работал без устали. Начальники ездили в загранку, волокли оттуда барахло для жён, любовниц, дочерей, сапоги там всякие, лосины, туфли, всё в ярких коробках, пакетах. Жёны наряжались, выхвалялись перед подругами, сотрудницами, и тем что-то доставалось. «Красиво жить не запретишь». Мода расходилась кругами. Потом эти парики пошли. Начались по телевизору всякие конкурсы красоты, аэробики («Эта аэробика доведет до гробика» - очень точно предсказывали старухи), и что? И много-мало лет за двадцать обработали дамочек так, что им не стыдно стало держать в зубах сигарету, отращивать когти, заводить бой-френдов (модно же), не хотеть детей (по ночам плачут), сдавать родителей в Дома престарелых и, наконец, считать, что Россия отсталая страна. Ещё добавить сюда закрытые просмотры зарубежных фильмов, всякой порнухи на дачах, опять же вначале начальства. В основном, не сами начальники смотрели, их дети. И, изображая себя передовыми, убеждали и других, а потом и сами всерьёз верили в то, что всякие битлы – это что-то очень-очень клёвое. Это от того, что восприятие мелодии и смысла было насильственно атрофировано и заменено децибелами и ритмом. Какая там «Ой, да ты калинушка…», когда уже браво пели даже в армии: «Как важно быть ни в чём не виноватым солдатом, солдатом. Иду себе, играю автоматом».
Противостоять всему этому могло единственное – женственность. А она не в косметике, не в фитнесе, не в диете, она в состоянии души. А состояние души – дело духовное. А духовность – это жертвенность.
РАЯ И АДА. В электричке мужчина: - «Меня сватала Раиса, Рая. «Тебе со мной будет рай!». Женился. А это оказалась не Рая, а целая Ада. Так-то, дорогой товарищ, как говорил дорогой Леонид Ильич. Да-а. Раньше у нас был сплошной рай. Рай-ком, рай-потребсоюз, рай-военкомат, рай-собес, рай-план, целые рай-оны. А сейчас всё ад. Ад-министрация. Вот и поживи тут.
И другая встреча, тоже в электричке: «У меня всё есть: доллары, машина, дача, дом. Но я сейчас запил. С горя по двум причинам: сын неудачно спрыгнул с парашютом, и у жены глубокий инсульт. Запил. Жить не могу: нет цели, нельзя. А в петлю лезть, в воду там утопиться, отрава какая – грех! Я что придумал – пусть убьют. У пивной ввяжусь в драку, треснут кирпичом по башке и – до свиданья!» - «Но это же не меньший грех». – «Думаешь?» - «Уверен. И ты подумай». – «Ладно, подумаю. А со мной выпьешь?».
По вагону проходит торговец: - «Пригодится каждой хозяйке, каждой семье. Ножницы. Это не Китай, не Тайвань, не Корея, это наша оборонка. Ножницы! Прошу внимания: режут монеты как картон. Показываю. (Расщёлкивает пополам гривенник). На кухне хозяйке разделать морскую рыбу, отрезать колючие плавники, искрошить мёрзлую курицу, мясо из морозилки – труда не представляет».
Другой: - «Выдающаяся книга. «Сплетни о знаменитостях». Пятьдесят рублей. А что такое пятьдесят рублей? Даже не банка пива. Даже не пачка сигарет. Пиво уйдёт через два часа, от сигарет только дым, а тут..». Пассажир: «Тут сплетни, как знаменитости курили и пили пиво?».
Третий с гитарой: - «Мы живём и в пепле и в золе на суровой выжженной земле. Спят устало русские ребята. Не кукуй, кукушка, погоди: у солдата вечность впереди. Кто в их ранней смерти виноватый?»
Ножницы покупали, за песню монеты подавали, но сплетен о знаменитостях не купил никто.
ЖЕНЩИНА НАЧИНАЛА демонстрацию страданий. Но для демонстрации нужны зрители. Тут, главное, не быть в их числе. А это трудно. Тут главное во время смыться.
ИЕРОМОНАХ ПАВЕЛ: «Начинает жена скандалить, хватай шапку в охапку и - в двери! Кричит: «Куда?» - «В царство небесное».
И в стихах, уже не о жене: «Как только скажет женщина: «Ты мой», - хватай пальто, беги домой». И в прозе: «Мой сама!»
ПРИШЁЛ ИЗ ЗОНЫ: - «Я мужик - везде мужик. Пахал, срок тянул. Научился наколки делать. Иголки только щёлкают. Рисовал неплохо. Была кельтская тематика. Кто «в законе», у того крест и два ангела. Пацанам наколка на коленях: «Не встану на колени». Потом также восточные мотивы, драконы в основном. А уже эти женские головки, да надписи: «За измену не прощу» не заказывали. Но про матерей постоянно. «Не забуду мать родную?» - «Загнал в могилу и «не забуду?» - «У всех же по-разному. Много же по глупости залетело. А кто и вовсе безвинно». – «А у тебя самого есть наколки?» - «Что я, совсем?»
Сцеплял пальцы рук. А большие пальцы крутил один вокруг другого, приговаривая: «На моей фабрике ни одной забастовки».
ВСЕ МЫ ПОД СЛЕДСТВИЕМ и все мы на суд призваны. И повестки всеми получены. Только даты не проставлены. Куда идём? Кто куда, а мы на Страшный суд. Но не так сразу, ещё три с половиной года власти антихриста надо будет выдержать. Паисий Святогорец говорит, что молитвой будем от антихриста защищаться. Молитва как облако скрывающее.
А последние времена? Они уже идут две тысячи лет. Началось последнее время от дня Вознесения Господа с Елеонской горы. «Дети! Последнее время! - сказал апостол Иоанн. – И как вы слышали, что придёт антихрист, и теперь появилось много антихристов, то мы познаём из того, что последнее время… Итак, дети, пребывайте в Нём (в Господе), чтобы, когда Он явится, иметь нам дерзновение и не постыдиться пред Ним в пришествие Его». (1-е Иоанна. 2, 18, 28).
