Полноватый, широкий в плечах, в шелковой темной рубашке, Хазби оставлял впечатление преуспевающего студента, который жил и будет жить только благополучно. По словам Рубцова, у себя на родине в свои неполные 32 года Дзаболов считался едва ли не классиком осетинской литературы. Залогом того была его книга стихов и публикации в ряде журналов. В тот тусклый, без солнышка день 1965 года за скромным столом студенческой комнаты Литинститута среди веселой ватаги поэтов Дзаболов выглядел незаметно. Однако в его незаметности проступала природная выдержка, доброта и радушная щедрость восточного человека, которому нравится угощать. И он угощал, доставая из чемодана одну за другой бутылки сухого вина. «Дай Бог!» - говорил, поднимая стакан, и всем было ясно, что щедрый Хазби в эти два мирных слова вкладывает любовь, желая всем, кого видел перед собою, благополучия и удачи.
Тогда я не знал, что Хазби был известен в литературе не только благодаря своему таланту, но и тому, что стихи его переводил Николай Рубцов. Переводил их с подстрочников, с тех прозаических слов, какие Хазби записывал на бумаге, стараясь выразить суть поэтической мысли.
В тот день Хазби передал Николаю стопку подстрочников, попросив его сделать их поскорее: в каком-то издательстве намечалась к выпуску книга. Рубцов заверил, что дело за ним не встанет и спрятал рукопись в чемодан. Неделю спустя, когда Николай, покинув Москву, оказался в Тотьме, я увидел в руках у него исписанный лист.
Человек переносит любую беду,
Он сгорает в болезненном жарком бреду,
И заносит его обезумевший снег, -
Все равно переносит беду человек!
Но как трудно, как трудно бывает тогда,
Если рядом случится чужая беда!
Если кто-то страдает у вас на виду, -
И, душой проникая в чужую беду,
Вы не в силах пройти стороною и прочь.
Но не в силах ничем человеку помочь!
Я спросил у него:
- Это ты написал?
- Хазби! - хохотнул Николай - Я ему лишь помог срифмовать. И еще помогу. Вон их сколько! Он раскрыл чемодан, взяв оттуда стопку листов. Показав мне подстрочники, тут же убрал в чемодан.
- Вот приеду в Николу – сразу за них и усядусь.
Вечером Николай уехал на пароходе. До последней минуты он сомневался: брать или нет с собой чемодан? Благоразумно решив оставить, так как от пристани в Устье-Толшме идти до Никольского - 25 километров. И все по грязной дороге, пешком.
Чемодан, где средь прочих вещей находились подстрочники, привезла Рубцову в Никольское Генриетта (жена – С. Б.) Но привезла уже в зимнюю пору. Вот как об этом напишет он мне в письме:
«...Я живу же по-прежнему, среди зимней, рано темнеющей, теперь скучной Никольской природы. Нехотя пишу прозу, иногда стихи. Жаль, что Гета (из Николы) без твоего ведома взяла у тебя дома мой чемодан. Она бы этого не сделала, если бы не спешила на грузовик, в котором отправлялась из Тотьмы. Между прочим, я просил ее, чтоб она только подстрочники стихов Хазби взяла из чемодана, но она без тебя все равно ничего бы не нашла, поэтому унесла их вместе с чемоданом.
Что буду делать дальше, я еще не знаю. Хочу все-таки до того, как поеду отсюда, что-нибудь закончить, хотя бы несколько глав повести, которую я задумал. А еще пришла в голову дурацкая мысль записать кое-какие свои соображения о поэзии в литературной форме и дать им заголовок «Письмо другу». Вот так, Сережа...»
Именно в декабре 1964 года Николай и возьмется за переводы. Не знаю, как насчет повести и заметок о поэзии, о стихах же можно сказать, что писались они у него хорошо – и свои, и Хазби Дзаболова.
Закричит возле дома сорока. -
Мать, волнуясь, глядит из сеней:
О! Наверное, гость издалёка
С доброй вестью торопится к ней!
Но... войну накричала сорока!
Сколько зим пронеслось, сколько лет
После этого скорбного срока!..
Но сороке доверия нет.
Закричит возле дома сорока, -
И тотчас, будто что-то стряслось,
Мать встревоженно смотрит с порога:
Злой иль добрый появится гость?
До сих пор не постигну: кто написал эти строки: Дзаболов или Рубцов? Кто вложил в них трепещуще-пылкую силу лирического огня? Это неведомо мне. Как неведомо также и то: почему Дзаболов погиб 19 января 1969 года? Именно 19 января, в тот скорбный день, когда не станет с нами и Николая Рубцова.
