Та ночь была длиннее дня...
Марая руки,
со стен смывала солдатня
багрянец муки.
И деловитый комендант
(косая сажень)
клеймённый пулей бриллиант
топил в поклаже:
спешил припрятать ценный сор
имперской славы.
Хмелел Непойманный-не-Вор,
попавший в главы
ударной выделки смертей
стрелком свердловским.
От крови царственных детей
в подвале скользком
мутило метких "латышей".
Ослепнуть им бы:
над мёртвыми, душа к душе,
срастались нимбы!
Мельчали тени-палачи,
не в силах будто,
приговорённых разлучить
с Пасхальным Утром.
Та ночь была, как монолог
сорвавший связки.
Их выносили за порог...
На досках тряских
везли туда, где у кострищ
дымы упруги,
где долетали до жилищ
то смех, то ругань.
Когда же ярость хоровод
водить устала,
Терновым Солнцем небосвод
короновало.
КОЛЫБЕЛЬНАЯ С ПОВИННОЙ
Спи, поскрёбыш непутёвый,
засыпай, босяцкий сын!
Раздобыл тебе обновы
батя - колкие усы.
Не ропщи на сон грядущий,
что чураюсь не тверёз.
Ветер по двору снующий
птичку мёртвую принёс,
пригвоздил пушинки, ухарь,
на зарубины крыльца...
Спи, судьбы моей проруха,
высыпайся за отца!
А свеча во тьме судачит.
Не прислушивайся к ней!
А в окно стучится мальчик,
цесаревич Алексей.
Как ему украдкой очи
я побрезговал прикрыть,
так в груди слеза клокочет,
подговаривает взвыть.
Спи, кровинка душегуба,
знамо, есть кому обнять!
Скоро прибыльную убыль
станешь мерить-намерять .
Ментик ждёт тебя парадный
да на вырост доломан.
Засыпай, мой ненаглядный!
Близок утренний туман...
Батя твой надысь от горя
попиросочкой хрустел...
- Был бы жив мужик Григорий,
он бы Лёшу пожалел!
2018 г.
