«Но Господь сказал мне:
«довольно для тебя благодати Моей,
ибо сила Моя совершается в немощи»
...когда я немощен, тогда силен. (2 Кор., 12, 9-10)
Университет гудел, как встревоженный улей. Занятия только закончились и по коридорам то тут, то там слышались шумные беседы, смех, хлопанье дверями, звуки музыки. Преподаватели по пути из аудиторий кое-где еще останавливались, чтобы ответить на постоянно возникающие вопросы, и немного нервно, по-скорому пытались отмахнуться от докучливых «ботаников» и вечных двоечников. А разношерстная студенческая масса радовалась окончанию очередного учебного дня, как иссохший узник обретенной свободе. Суетливая толпа, оставив «кандалы», спешила убежать подальше, подбадривая себя на ходу. Из отдельных ручейков собирался мощный свободолюбивый поток, готовый обрушиться на улицы Владивостока.
Начиналась весна, за окнами пронзительно щебетали птицы, и ласковые лучи отогревали последние оставшиеся в тени сугробы. Казалось, что весеннее солнце отражается от всего на свете и своими лучиками дарит тепло каждому. Происходил какой-то необычайный энергетический обмен, мистический круговорот тепла в природе. Яркие куртки, разноцветные шарфы, белозубые улыбки...университет, будто впавший в детство старик, пустился в разухабистый пляс. И стены его подрагивали от притопывания, казалось, что от них идет даже пар, как от вспотевшего гармониста весеннего хоровода.
Из деканата, опустив голову, вышел Иван Игнатов, студент первого курса. Его вихрастая голова неритмично покачивалась на широких плечах из стороны в сторону, а взгляд то поднимался на весеннюю радость, то снова опускался в серый пол. На душе было тягостно.
- Вань, ты чего такой хмурый? - игриво пробежали мимо две его однокурсницы. Он ничего не ответил, и лишь попытался улыбнуться, но из этого ничего не вышло.
Незадачливый студент нес приказ об отчислении, и его крепкие не по годам руки сжимали листок с печатью до синевы в пальцах. Ваня брёл грузной походкой по коридорам университета, - ему было ужасно стыдно. В небесных глазах наворачивались слёзы. Все планы рушились, но более всего Ивана заботило то, что он теперь скажет родителям. Ведь они собрали едва ли не последние деньги, чтобы оправить его из Якутска во Владивосток. И теперь отдавали немалые средства, потому что их сыну не удалось поступить на бюджетное отделение.
Декан факультета - строгая тучная женщина - вынесла суровый вердикт: «Нам такие студенты не нужны, за деньги даже не учитесь. Сессию не сдал по какой причине? Развлекался да по девкам бегал? Вот, забирай приказ и делай теперь что хочешь!» На все уговоры и просьбы студента Игнатова, на справку о болезни руководитель факультета отвечала непреклонно и односложно: «Да слышала я уже миллион раз и справок таких у меня тысяча. Иди лучше работать, а как ума наберёшься, может, что и получится».
Ваня не знал, у кого попросить помощи. Тётка, у которой он жил, и без того по его разумению иной раз поглядывала, как на лишнюю обузу. Другая сестра отца жила далеко - в Перми, да и не виделись они уже лет десять. Родителям сообщить не то чтобы боялся, но его терзала невыносимая досада, что, не проучившись и год, он так сильно их подвёл. Иван подумал о Боге. Эта мысль, словно озарение, неожиданно пришла сама собой. Однако он оставил её, подумав, что некрещеным Бог, наверное, не станет помогать. Не знал размышлявший ни как просить Его, ни с чего начать. «Таких, как я, много, - думал он, - на всех и помощи не хватит, да и что Ему до меня? Нет, надо самому что-то делать».
В младенчестве Ваню не смогли крестить по причине партийности отца. Уже будучи подростком, единственный внук сам наотрез отказался от предложения бабушки окреститься, сказанув, что «все попы черные и страшные». Он стал увлекаться спортом, поверил в неограниченные возможности человека. «А если человек так много может, то зачем ему Бог?» - приходил к выводу Иван. А недавно, будто желая утвердиться в своем мнении, на своем дне рождения он крушил кирпичи и гнул гвозди. Друзья удивлялись такой «силище», девчонки заглядывались, а Иван только смущенно улыбался.
Тут нужно заметить, что Иван принадлежал к числу тех редкостных созданий, которые никогда не использовали Богом данную силу во зло. Его добродушие было настолько простым, что за глаза его называли не иначе, как «валенок». Он никогда ни на кого не обижался, не совершал свойственных возрасту и времени мелких подлостей, был эдаким самородком. Ведь бывает же, что на пёстром цветочном лугу встретится среди разнотравья какой-то странный диковинный цветок, - вроде бы и известный, но что-то в нем не то. И залюбуется на него неведомый странник, и восхитится Божьим миром и замыслом Создателя. Так и тетка Вани, сестра отца, часто повторяла: «Эх, Ванечка, чудной ты у нас какой-то».
Вечером того же дня тетя Лена, у которой жил Ванечка, обнаружила на кухонном столе надорванный листок. Беглый почерк племянника сообщал: «Искать меня не надо, скоро позвоню. Всё будет хорошо. Иван». Сердце Елены Петровны тревожно ёкнуло. Это было вовсе не похоже на племянника. Ничего не скрывая, Иван часто делился с ней всякими подробностями своей студенческой жизни, размышлениями и сомнениями. Но клочок бумаги безжизненно лежал на столе, и она интуитивно решила, что с Ваней что-то произошло. Но что? Ведь не далее, как сегодня утром в нём ничего не выдавало каких-либо перемен или неразрешенных проблем. Как и обычно, он поблагодарил её за вкусный завтрак и побежал на учёбу.
Елена Петровна схватила телефонную трубку и стала набирать номера всех известных ей друзей и знакомых Ванечки. Все в один голос сообщали, что видели его в университете, но куда он делся, никто не знал. «Может, обидела чем? Домой решил уехать?» - предположила тётка. Она набрала номер брата. Тот долго не брал трубку, наконец запыхавшимся голосом отозвался. На все вопросы Сергей отвечал недоуменно и второпях, - был сильно загружен работой. Выяснилось, что никто приезда Вани домой тоже не ожидал и никаких сообщений об этом там не получали. Неугомонная тетя Лена решила испробовать для очистки совести последний вариант - позвонила сестре в Пермь, но и там, попутно переговорив о том, о сём, ничего не выяснилось. Ваня исчез, растворился. Его телефон тоже не отвечал. Наряду с разговорами она проверила шкаф и обнаружила, что не достает многих вещей. Большой спортивной сумки у входной двери тоже не было.
Тётка Ивана с грустью и надеждой посмотрела на икону Богородицы, взяла с полочки молитвослов и неспешно стала молиться. Просила она только об одном, чтобы Ванечка был жив. Закончив своё молитвенное стояние, Елена Петровна оделась и в задумчивости пошла на поиски племянника, слепо надеясь случайно его где-нибудь увидеть. Открыв дверь подъезда, она сразу же почувствовала довольно холодный ветер ранней весны. На улице было темно, дверь подскрипнула, а голые ветви деревьев в своём раскачивании, печально подвыли.
Выйдя из университета, Ваня вытащил было телефон, чтобы позвонить тёте Лене, но неожиданно для себя выключил его. Нехарактерным быстрым шагом он зашагал в сторону набережной.
Иван смотрел вдаль, наблюдал, как волновалось море. На берег, укрепленный волнорезами, то и дело набрасывались могучие лапы волн, словно пытаясь с одного удара разрушить камень. Но раз за разом они превращались во взлетающий рой мелких брызг, на которых появлялась и тут же исчезала радуга. Поодаль стояли на рейде разные суда, но море к ним было более благодушно. «Лицом к лицу - лица не увидать», - вспомнились ему поэтические строки. А за горизонтом сгущалась дымка. Ваня закрыл глаза и почувствовал невыразимую тоску по чему-то неизведанному, что когда-то потерял и никак не мог найти. Весенний бриз лохматил его шевелюру, солнышко призывало успокоиться.
Вдруг под порывом ветра что-то пролетело мимо лица, слегка его задев, и упало рядом. Иван увидел несколько газетных страниц, зачем-то поднял их и будто по чьей-то указке прочел: «Требуются крепкие мужские руки для работы в Новосибирске. Высокий заработок, жильё, все гарантии». Рядом значился телефон для справок. Отчисленный студент, не раздумывая, вырвал объявление из газеты и уже на ходу положил в карман. Он бежал собирать вещи. «Заработаю, восстановлюсь в университете и сам за себя буду платить, - решительно отстукивало в мозгу Ивана Игнатова, - три месяца - и всё наладится».
Третий день родная тётя Ивана Игнатова не находила места. До этого она заказала несколько молебнов о здравии и сама непрестанно молилась. Заявление в милиции до истечения трёх суток принимать наотрез отказывались. Вестей о Ванечке ни от кого не было. Она проехала все больницы, морги, вокзалы. Друзья Вани, подключившись к поискам, ходили по заброшенным стройкам, закоулкам и подворотням, побывали даже на свалке. Ивана нигде не было, - ни живого, ни мёртвого. Елена Петровна снова решила идти в милицию с самыми решительными намерениями.
В прокуренной дежурной части шло очередное оформление каких-то набедокуривших подвыпивших мужиков.
- Начальник, да я тебе клянусь, что всё у меня в норме... - доказывал беззубый рот, бивший себя кулаком во впалую грудь. На пальцах вошедшая женщина успела заметить татуировку «МИША» и вспомнила грозную героиню Нонны Мордюковой из легендарной комедии: «А ну, топай до хазы, Миша!». Её промелькнувшая мысль почти воплотилась наяву.
- Сиди тихо, сказал! - рявкнул на него лейтенант в обвисшей и залоснившейся серой форме. Он перехватил взволнованный взгляд наблюдавшей женщины.
- Чего Вам?
- Мне бы заявление написать, - человек пропал, племянник мой, Ванечка.
- Хех, - ухмыльнулся дежурный, - да мы все в этой стране пропали, - и как-то мерзко по-бабски захихикал. Пьяные шаромыги дружно его поддержали гортанным гоготом. И даже разнокалиберные криминальные физиономии со стенда «Их разыскивает милиция» будто бы тоже осклабились в знак солидарности, - мы вот тоже пропали, но не хотим, чтоб нас искали. Серые безжизненные стены отделения, тусклый мигающий свет, находящиеся поблизости решётки «обезъянника» усиливали впечатление ирреальности происходящего.
- Ну, и давно он, так сказать, пропал? - ехидно спросил лейтенант.
- Уже три дня, как... везде, где смогли, прошли, - нигде нет.
- А он у Вас...как Вас?
- Лена...Елена Петровна...
- Так он, говорю, у Вас, Лена Петровна, как насчет женского пола и употребить? - и мужчина в форме щелкнул указательным пальцем по горлу.
- Да нет, он юный совсем ещё, восемнадцать лет только недавно исполнилось.
- Вот это юный! Скачет уж, небось, как конь угрюмый, - подмигнул милиционер и снова захихикал. Та же компания его снова поддержала. Елена Петровна чувствовала непередаваемое отвращение ко всей обстановке и не без труда сдерживалась от накатывавшей бури эмоций. Но она думала только об одном - нужно сделать всё возможное, чтобы разыскать пропавшего племянника.
Вместе с этим, она понимала, что в образовавшейся ситуации, проявляя присущее ей последнее время смирение, не продвинется ни на шаг. Лена вспомнила, как она в молодые годы ругалась с мужиками на стройке огромного пионерского лагеря «Океан». Однажды, ещё будучи лет двадцати пяти от роду, она написала очередное письмо своему брату Сергею (отцу Ванечки), где, очередной раз выдав свою безграмотность, посетовала, что «вчера рубалась, сегодня рубалась и завтра буду рубаться». Довольно образованный брат потом долго ещё посмеивался и припоминал ей эту фразу: «Ну, как, сегодня рубалась уже или просто ругалась?» Она тяжело вздохнула, немного помедлила, мысленно попросила у Господа прощения, собралась с духом и пошла в атаку.
- Значит так, конь угрюмый! Я тебя сейчас, раскудрить твою раскудрить, научу Родину любить, ты у меня сейчас поскачешь, знаешь куда? - подбоченившись выдала Елена Петровна, - или ты сейчас же принимаешь заявление, или отсюда я иду прямиком к губернатору и на телевидение!
- Тише, тише, гражданочка, - опешил дежурный, - уж и пошутить нельзя. Сейчас всё оформим, идти не надо никуда. Присядьте вот, - и он подвинул к тётке видавший виды замызганный стул.
После того, как заявление было оформлено, лейтенант уже неформально обратился к Елене Петровне:
- Ну, что ж, искать будем, но я бы не советовал волноваться, - дело молодое, знаете...загулял где-то, скоро сам явится, - но, увидев сощуренный взгляд женщины, он поспешил попрощаться и обернулся к своему привычному контингенту:
- А вам троим по пятнадцать суток! Петров!
Откуда-то появился заспанный сержант.
- Ну-ка бери этих козлов в первую.
- За что, начальник? - завопил тот же беззубый рот.
- Да ты, мент, за козла ответишь! - забуянил подельник.
- Отвечу, отвечу. Было б за что, на «централ» бы поехали! - прикрикнул дежурный. Сержант увёл троих бедолаг, а лейтенант, закурив очередную сигарету, мутным взглядом уставился в такое же мутное стекло.
В окно поезда «Владивосток-Пенза» Иван заметил приближающиеся огни Новосибирска. Беглец, стоя в проходе, стал собирать свои нехитрые вещи в дорожную сумку. Попутчики спали, было около часу ночи. Аккуратно закрыв за собой дверь вагона, он остановился рядом с купе проводника. На импровизированном столике лежали различные шоколадки, печенье, чипсы и прочая мелочевка. Взгляд пробежался по всему содержимому, по каким-то схемам и объявлениям. В отражение от стекла, закрывавшего расписание, Ваня видел, что проводник ещё что-то дописывал, не торопясь выходить в тамбур. «Еды маловато взял, а сладкого вообще нет, - подумал студент-неудачник, и рука чуть было не потянулась за красивыми упаковками, - нет! Нет, я не вор. Потерплю. Бабуля говорила же, что Бог терпел и нам велел».
Выйдя на перрон, Иван прочитал большую надпись на огромном здании вокзала «Новосибирск - главный». На улице было еще достаточно холодно, - на образовавшихся лужицах подмерз ледок. Но красивая теплая куртка приятно согревала. «Ладно, завтра, может, и главного найдём», - подумал он. Отыскав зал ожидания, беглец решил расположиться в нём до утра, - ночью идти куда-либо было бессмысленно, да и опасно. Присев на свободное место, Ваня поставил рядышком свою спортивную сумку и призадумался.
Вокзал был теплым, и было даже немного душновато. Кругом сновали различные путешественники: семейные и одиночные, богатые и бедные, молодые и старые. Все были чем-то озабочены, вид имели угрюмый. Иван подумал о том, что почему-то радость на лице окружающих, что во Владивостоке, что в Новосибирске встречается нечасто.
Кто-то тихонько переговаривался и пытался решить важный вопрос, кто-то кого-то звал, периодически динамики гундосили очередную порцию информации, и очередная партия ожидающих покидала вокзал. Основная масса никуда не торопилась, и большая её часть кое-как пристроилась прилечь на своих пожитках.
Немного поодаль Иван заметил колоритного священника в длинном черном пальто и такого же цвета головном уборе. Большая седая борода и седые брови были не совсем по возрасту. Батюшка был высок ростом и смотрел в сторону двери в город, как будто кого-то ожидая. Рядышком с ним разместилась семейная пара с девочкой лет шести. Она ходила вокруг да около, пытаясь заглянуть «незнакомцу» в глаза, и периодически вытягивалась на цыпочках. Потом еще немного поразмышляв, она громко спросила: «Мама, ведь уже весна, - где это дедушка Мороз так задержался и почему он в черной шубе? Снегурочка умерла?» Мама ничего не ответила, а окружающие, включая и батюшку с добрыми глазами, в голос засмеялись. Улыбнулся и Ваня. Ему подумалось, что когда-то и он был таким же маленьким, а теперь вот вздумал самостоятельную жизнь строить...
Иван еще немного помечтал о будущей жизни и решил, что до утра нужно немного отдохнуть, чтобы подобающе выглядеть перед своим будущим работодателем. Он снял куртку и свитер, засунул большие кроссовки под скамейку и, по-детски скрючившись, улегся. Ему снилось море, шум прибоя, тётя Лена почему-то вся в слезах и с каким-то непонятным голосом.
Ваня проснулся от того, что объявляли очередной поезд тем же ночным усталым тоном. На улице светало. В полудреме он сунул руку под скамейку, но обуви там не было. Иван заглянул туда - там действительно ничего не было, кроме конфетной обертки. Сумка стояла рядом, но на ней не было ни куртки, ни свитера, все «молнии» были расстегнуты. Машинально он стал рыться по всей сумке, - ни денег, ни документов не находилось. «Обокрали!» - заключил Игнатов и, откинувшись на спинку, закрыл лицо руками и застонал.
- Та-ак, значит, говоришь, на заработки приехал? - дымя сигаретой, щурился сержант линейного отделения, пытливо вглядываясь в личность пришедшего.
- Угу, - безучастно ответил Иван, уставившись куда-то мимо него.
Игнатов сидел на стуле перед милиционером, поджав под себя ноги, в одной футболке и джинсах. Было заметно, что его пробирал небольшой озноб. Пункт милиции вокзала находился не в самом вокзале, а на соседней улице. Узнав об этом, Ивану пришлось без обуви, превозмогая стыд и холод, брести по асфальту. Его немало удивило то, что никто даже не обратил внимания на его неестественный, не по сезону внешний вид.
- И обокрали тебя, значит?
- Угу, - снова кивнул несчастный.
Небольшая комнатка линейного отделения милиции была заполнена дымом. На стенах висели чьи-то фотографии, и у Ивана складывалось впечатление, что одно лицо он уже где-то видел.
- И что же нам с тобой прикажешь делать? - наклонил голову сержант.
- А Вы не могли бы мне денег занять? Я отдам, я сейчас работать начну, у меня их скоро много будет, - затараторил Ваня.
В ответ сержант только рассмеялся.
- Ты знаешь, сколько тут таких, как ты перебывало? Если бы я каждому в долг давал, то уже без трусов бы ходил...или, как ты, в одних носках, - и милиционер снова залился раскатистым смехом, - езжай-ка ты, друг, домой, а то плохо можешь кончить.
- А Вы не знаете, кто это мог сделать? - и в глазах Ивана блеснула искорка надежды.
- Что сделать?
- Ну, вещи мои с документами украсть?
- Вот чудак-человек, может я и знаю, да только что им предъявишь? Твои вещи-то уже тю-тю, документы там же, а на деньгах не написано, что они твои были, понял? Так что заявление тебе писать смысла нет, - висяк это, ничего не выйдет, понял?
- Понял я, всё понял, - и студент поднялся уходить.
- Ну, так что решил?
- Домой поеду, на электричках как-нибудь...
- Ладно, давай, только не спи больше, а то вообще голым останешься, - и сержант выпустил очередную порцию дыма в потолок.
Ваня засунул руку в карман джинсов и убедился, что случайно обнаружившиеся двести рублей на месте. «На первую электричку хватит, а дальше что-нибудь придумаю», - решил неудавшийся работник и словно подрубленный поплелся на вокзал.
Через пару часов сержант, проходя мимо стенда «Разыскиваются», удивлённо поднял шапку: «Вот те и раз, Игнатов Иван Сергеевич, только рожа чего-то смазалась. Эх, где теперь искать его. Ладно, другие задержат».
Елена Петровна или тётя Лена, как звал её Ваня, обо всём произошедшем сообщила брату. Который день она не находила себе места. Нужно было что-то делать, но что? Внезапно её осенила действенная мысль. Не так давно она прочла замечательную книгу «Пасха красная», которая повествовала о трёх насельниках Оптинской обители, зверски убиенных на Пасху. Пришли воспоминания, как тогда ещё только начинавшая воцерковляться, она по совету одной женщины взяла домой эту книгу. Села на кухне после ужина, да так и просидела до самого утра, пока не прочла до конца. Утром заспанный Ванечка застал тётку на кухне всю в слезах.
- Тёть Лен, ты чего? - недоумённо пробубнил племянник.
- Ничего, Ваня...хороший ты мой... - и ещё сильнее зарыдала.
Иван тогда отпаивал её валерьянкой и хотел вызывать скорую. Но она вскоре успокоилась и решила, что теперь-то уж точно с дороги к Богу не свернёт.
И сейчас Елена Петровна так живо вспомнила свой обет и ту книгу, что удивилась своей забывчивости и ненаходчивости. «Вот кого нужно просить, вот кому молиться-то нужно! Убиенным инокам Ферапонту и Трофиму, отцу Василию. Ведь они тоже молодые ещё совсем были. Но сколько по их молитвам чудес свершилось! Защитят они Ванечку от неожиданной опасности, от навета вражеского, от беды и скорби. Вернётся он живым и невредимым, только помочь ему нужно», - проносилось в её сознании. И тётя Лена стала собираться.
На следующие сутки она уже была в аэропорту «Шереметьево», в Москве. Оттуда автобусом добралась до Калуги, а дальше на попутках с Божьей помощью добралась до Козельска и, наконец, Оптиной пустыни. Елена Петровна поселилась в доме паломника, вызвалась выполнять любые послушания и дала обет неделю прожить в обители, молясь угодникам Божиим, пребывая в посте и трудах. Каждый день она молилась за литургией, и каждый день часами просиживала на коленях у места захоронения «несвятых святых». Слёзно сокрушаясь, она возносила свои молитвы в святой обители только об одном, чтобы Ванечка был жив.
У Ивана жутко замерзли ноги. Он снова уселся в зале ожидания вокзала, поджав ноги под себя, чтобы как-то отогреться. Решив немного схитрить, возвращенец приобрёл билет до ближайшей станции, чтобы оставалось немного денег хотя бы на воду. Те пару бутербродов, которые он прихватил с собой из дома, были съедены ещё в поезде. Надежда была на то, что контролёры могут появляться не часто, а если и появятся, то... то он что-нибудь придумает.
По холодным ступеням Ваня забежал в электричку на Восток и уселся в середине вагона. Вскоре состав тронулся. Иван поставил ноги на решётку радиатора, и стало немного веселее. Вагон был наполнен разношёрстной толпой. Пассажиров было довольно много и везде находилось своё занятие: какой-то толстяк, не переставая, жевал очередной пирожок, бригада дорожных рабочих играла в карты, немолодая женщина подкрашивала губы, стайка девчонок шушукалась и хихикала, двое мужчин неспешно пили пиво и решали болезненный вопрос будущего страны. Жизнь текла своим чередом, для всех по-разному и в разном направлении.
В вагоне периодически появлялись и исчезали разнообразные торговцы. Один предлагал «свежую» прессу с заломленными краями, другой - игрушки, третий - бульварные книги. Проходили бабульки с корзинками, откуда вкусно пахло, и торговали домашними беляшами. Не обошлось и без просителей. Сначала появился странно одетый тип с гармошкой и костылём, уже в дверях он задекларировал, что является инвалидом «первой» степени и начал наяривать «А я милого узнаю по походке». Пройдя туда-сюда, он снял замусоленный картуз и стал просить подаяние «на лечение». Его небритая физиономия морщилась, будто обокрали его, а не Ивана, если на дно опускались монетки, и ободрялась, когда кто-то клал бумажную купюру. Следом продефилировал ««монах» тайной обители», от которого явно несло живым перегаром. Просил он на восстановление «всех монастырей, разрушенных большевиками». Вся борода его была всклокочена и в крошках, на груди болтался ящик с прорезью, на котором был приклеен красный крест. Иван сначала подумал, что это аптечка.
Через какое-то время появились женщины в платочках и длинных юбках. Их взгляд был будто задурманен и смотрел мимо человека. Они в один голос предлагали купить «православную» газету под названием «Живая вода» для строительства «православного приюта», но Ивану показалось странным, что на главной странице была крупная фотография известного западного рок-певца в момент дикого оскала. И вообще, вся эта вагонная карусель показалась ему довольно странной. Ему почему-то подумалось, что всеми этими людьми заправляет, вероятно, один и тот же человек. Возмутившись такой догадкой, он подумал, что и все эти люди никому не нужны и им никто не нужен. А миром правят деньги, которых у него нет. Ему вдруг вспомнились слова отца: «Не жили богато и нечего начинать».
В таких раздумьях студент-неудачник смотрел в окно электрички. Его внимание пытливо перебиралось от близкого к далёкому, от деревца в небесную гладь. Он также думал о том, что все люди почему-то не обращают внимания на красоту природы, а погружены в свои постоянные и неотложные дела. Ваня вспомнил, что в детстве бабушка рассказывала ему о сотворении Мира, о Боге, о заповедях. «Если бабушка в это верила, то почему же я не верю?» думалось внуку.
Внезапно рядом на свободных местах присела компания из трёх молодых ребят. Один из них явно был за главного. Он сел напротив. На нём была приплюснутая кепчонка, короткая кожаная курточка, свитер с американским флагом и типичные джинсы с кроссовками «адидас». Незнакомец что-то жевал и пристально смотрел то на Ивана, то на его большую сумку. Лицо «главного» было словно грубо вырублено из цельного бревна, глаза немного косили, не хватало одного переднего зуба.
- Далеко едешь, братан? - наконец спросила «кепка».
- Далеко, - нехотя ответил возвращенец.
- А чо без ботинок-то, закаляешься? - и загоготал, прихрюкивая. «Свита» его поддержали.
- Украли ботинки, а тебе-то чего?
- Да так, поинтересоваться. А закурить есть?
- Нет, не курю я, - вздохнул Иван.
- А чо так, здоровье бережёшь, а?
- Слушай, тебе чего надо? - возмутился беглец.
- Да ничо, так просто поговорить. Мы вот ребята разговорчивые. А ты чо не хочешь поговорить? Не уважаешь?
Иван молчал.
- Нам вот интересно, в натуре, - едешь с такой сумкой, а ни шузов, ни прикида. Проверить тебя хотим, мы тут вроде котроллеров, - и «главный» снова загоготал.
- А ты кто такой, чтоб меня проверять? - возмутился Ваня.
- Давай выйдем, я те ща объясню, - и в сторону дружков добавил, - непонятливый какой.
- Я никуда выходить не собираюсь, отвяжись!
- Чо?! Ты не понял, - я тебе сказал - надо выйти, - и схватил Ивана за руку.
Иван ловким движением извернулся и свободной рукой двинул кулаком под срез «кепки». «Главный» упал в проход, из рассечённой брови брызнула кровь. Один из дружков кинулся поднимать заводилу, второй развернулся с кулаками на Ивана и сделал замах. Ваня пригнулся и таким же точным ударом повалил третьего. В вагоне поднялся гвалт и крик, женщины заголосили: «Милиция! Убивают! Что творят!» Компания «контролёров» замешкалась и больше не решилась ничего предпринимать. Двое упавших отряхнулись и «кепка», ретируясь, злобно прошипела: «Мы ещё встретимся, корефан».
Едва неудавшийся работник отдышался от неожиданной встряски, как в дверях вагона появились контролёры. Одна из них писклявым голосом объявила: «Билетики готовим!». Иван решил бежать в конец состава, чтобы на следующей остановке вернуться в первый вагон по перрону, - что ещё можно сделать, он не знал, и, казалось, нашёл самый простой выход.
Он быстро пролетал один вагон за другим. Внезапно в одном из тамбуров дверь открылась прямо на него и ударила по лбу. На него навалились трое тех самых гопников, которые ретировались двадцать минут назад. Атака была столь неожиданной, что им сразу удалось повалить его на пол тамбура, сумка отлетела в сторону, и он мог закрываться только руками. Незнакомцы стали со злобой и неистовой звериной жестокостью избивать Ивана, нанося удары ногами. Когда тот перестал активно сопротивляться, они обыскали все карманы, вытащили остатки денег, телефон и забрали сумку. Напоследок «главный» смачно плюнул на футболку Ивана.
Ваня с трудом поднялся и не сразу понял, куда он собирался идти. Он побрёл в «свой» вагон, не понимая, для чего. Голова болела, туловище ныло от ударов, передвигаться было тяжело. В одном из вагонов ему встретились «знакомые» контролёры.
- Валь, смотри, чудо какое! - кивнула писклявая на избитого.
- Сейчас наряд вызову по громкой, - и она подошла к пульту связи с кабиной машиниста, - ребят, это Света из главного, тут одного засранца надо определить в десятом, подойдите.
Как только открылись двери вагона, двое дюжих парней из наряда охраны, не слушая никаких уговоров Ивана, выбросили его на пустынную насыпь. Тот, кто был помоложе, при этом прошипел, как гусь: «Козлы...не платят, а нам зарплату задерживают».
Иван больно ударился коленями, разодрал в кровь руки и скатился с насыпи на землю. Весеннее солнышко было в зените, но оно вовсе не радовало Ваню. Всё тело превратилось в один стонущий одеревеневший ствол. Он сел, опустив голову на колени, и сколько так просидел, неизвестно. Ноги промерзли, тело пробирал ощутимый озноб.
Откуда-то сверху послышался голос:
- Эй, бродяга, кто это тебя так? - мимо проезжали дорожные рабочие на дрезине.
Иван открыл глаза, увидал оранжевые жилеты и, не вставая, вкратце рассказал свою историю.
- Ну, давай, друг, подмогнём тебе чутка, подбросим, сколь сможем.
Двое мужчин помогли беглецу разместиться в дрезине, напоили горячим чаем из термоса и угостил бутербродом с домашним салом. В дрезине нашлись старые валенки, которые кто-то забыл ещё с зимы, и замасленная спецовка.
- Вот, всё лучше, чем босиком-то.
- Спасибо вам, - едва пережёвывая, проговорил обворованный. Один глаз его основательно заплыл, лицо было в ссадинах.
- Да, ладно, за что спасибо-то, мы ж люди, понимаем всё, - смутился тот, кто был постарше, - у меня у самого сынишка тебе ровесник. Ну, давай, Петруха, трогай, а то сейчас скорый пойдёт.
И дрезина плавно понесла Ивана в сторону дома. Но добраться домой суждено ему было не скоро.
Бабушка Ивана, Серафима Прокофьевна, узнав все подробности происшедшего от своего сына Серёжи, несколько дней молчала. Она многое пережила на своём веку. Совсем ещё маленькой девчушкой её - дочь белого офицера, разлучив с матерью, оправили в детский трудовой дом в Якутск. Отца непрестанно преследовали после гражданской войны. И, несмотря на смену фамилии и документов, органы ГПУ нашли повод, чтобы однажды схватить его и расстрелять. Шли 30-е годы, репрессии нарастали. Следы матери потерялись в лагере особого режима на Магадане. Когда мама маленькой Симы имела возможность проститься с ней, то, покрывая детское личико поцелуями, мокрыми от слёз, передала дочери маленький свёрточек и напутствовала её: «Доченька, береги это. Когда научишься читать, читай понемногу каждый день. Ни за что никому не отдавай, а лучше умри. Прощай». Когда Сима научилась разбирать слова по слогам, то как-то осенью, отрыв свой тайник в пустынном углу детдома, детские руки раскрыли маленькую книжицу в кожаном переплёте и тонкие губки прошептали: «Е-ван-ге-ли-е, Евангелие».
Несколько раз Серафима Прокофьевна куда-то подолгу отлучалась из дому. Однажды она с порога заявила: «Ни пить, ни есть не буду, пока Ванечка не вернётся. Буду в затворе в своей комнате. Он выживет, и я выживу, а нет, так нет». Сергей с женой только молча переглянулись, но ничего не возразили. Они знали, что перечить бабушке бессмысленно, - если уж она что решила, то так тому и бывать. Бабушка Вани сняла в большой комнате со стены образ Николая Чудотворца и, приложившись к нему, унесла с собой. Дверь комнаты закрылась и последнее, что услышали родители Вани, было щёлканье старого замка и фраза Серафимы Прокофьевны: «Как Ваня живой объявится, стучите, пока дверь не вышибете. И если мертва окажусь, крестите внучка обязательно, иначе с того света приду».
Пятые сутки Иван ничего не ел. Днями он «зайцем» передвигался на электричках. Когда его выкидывали или изгоняли, шёл пешком по шпалам. Шёл и падал, вставал и, превозмогая себя, снова продолжал свой путь. Иногда ему казалось, что силы уже на исходе, но в такие моменты он ощущал чьё-то прикосновение и силы вновь появлялись.
Ночами он прятался по вагонам в отстойниках. Днём бегал от милиции, контролёров, охраны и гопников. Уже второй день он кашлял, голова болела, и он с трудом передвигался. Он утратил счет дням. Следы побоев растеклись по всему лицу, волосы стояли колтуном. Глаза замутнились и неестественно блестели. Мокрые валенки начинали расползаться, и Ваня подвязал их найденной где-то проволокой.
В одну из ночёвок он, увидев невдалеке костёр, прибился на ночлег к двум бродягам, которые помешивали какое-то варево на костре. Говорили они непонятно, будто не по-русски, и непрерывно ругались, покрывая друг друга самыми скверными словами. Один из них, тощий, задавал тон беседе. Его лицо, поросшее недельной щетиной, было вытянутым, измождённым и серым. На щеках залегли глубокие морщины. Возраст обоих было невозможно определить.
- Ты кто, в натуре? А? - спросил худой бродяга.
- Иван...Игнатов...мне бы погреться...
- По фене ботаешь? - заинтересованно посмотрел худой.
- Чего? - недоуменно вскинул голову Иван.
Худой только отмахнулся рукой.
- Жрать будешь с нами?
- А дадите? - едва сдерживая голод, хрипло поинтересовался Иван. Его взгляд прикипел к большой консервной банке, в которой что-то булькало.
- Дадим, только и ты внеси свой пай.
- У меня нечего.
- А ты сходи, своруй.
- Красть не пойду, - лучше помру.
- Ишь ты, помрёт он, - вмешался второй, - а на кой нам жмурик?
Ваня развернулся в обратную от костра сторону. Бродяги в полголоса перемолвились, и худой снова окликнул Ивана:
- Стой, бедолажный, давай, иди к нам, погрейся.
- Нас вот тоже ото всюду гонют, так мы хоть знаем, за что получаем, а ты молодой ещё. Зону топтал? - заговорил снова бродяга в пятнистой военной фуфайке и с бородой.
- Чего? - еле поднял глаза Ваня.
- Ну, в тюрьме сидел? - пояснил бородатый. Ивану казалось, что неразговорчивый был постарше.
- Нет...
- А в Бога веришь? - неожиданно, словно решился на что-то, спросил худой.
- Не знаю.
- Вот дятел, - не знаю. Людям не верь, а Бога - верь, понял?! - и разговорчивый вытянул ладошку, как Ленин на памятнике.
- Так что, вот что, - продолжил он, - мы тута порешили, ты человек, глядим, не пропащий, а мы пропащие. Придёшь туда, куда добираешься, помолись за нас. Некому за нас больше молиться.
- Ладно, - согласился Иван и, сжавшись в комок, задремал у костра.
Через час его разбудили и дали похлебать сварившейся юшки. Кое-как, сбивчиво Иван поведал свою неприглядно развернувшуюся историю. Бродяги слушали молча, пыхтя самокрутками, и изредка вставляли короткие комментарии. В своих замечаниях они не скупились на эпитеты, самым цензурным из которых был «козлы». Утром они помогли возвращенцу забраться в товарный поезд. Он не знал, что им сказать, кроме стандартного «спасибо!», и зачем-то добавил: «Может, свидимся ещё». Худой только криво ухмыльнулся и ответил: «Не в этой жизни, дружбан!». Поезд дёрнулся в сторону восхода, а бродяги пошли своей дорогой.
Сергей - отец Вани, - довольно молодой ещё мужчина с аристократическими чертами лица, сидел на маленькой кухоньке и проверял тетради. Который год уже он работал учителем истории, географии, а с недавнего времени и ОБЖ. Работу свою любил и поэтому, чтобы вытягивать семейный бюджет, охотно брал репетиторство. Помимо этого подрабатывал ночным сторожем на автостоянке.
Мать Сергея неделю не выходила из своей комнаты. В квартире была гробовая тишина. Лишь только звуки соседей выдавали несущуюся мимо жизнь. Сергей Петрович понимал, что она проходит, что движется в одном и том же направлении, как и тысячи лет назад. Однако с пионерского детства так до конца и не смог впитать те истины, которые пыталась преподнести ему Серафима Прокофьевна.
Дверь кухни тихонько приотворилась, - вошла Анюта - жена Сергея.
- Ну, что? Ничего про Ванюшу не слышно? - как всегда взволнованно спросила мама Вани.
Муж только отрицательно покачал головой и пристально задержал задумчивый взгляд на супруге. Анна присела на краешек стула и, уже было, приготовилась заплакать.
- Знаешь, - довольно резко заговорил Сергей, - нам нужно вот что с тобой сделать.
- Что же? - немного недоуменно, оставив свою затею, заинтересовалась Анюта.
- Когда Ваня объявится, нам надо его крестить во что бы то ни стало. Мать давно и непрестанно об этом говорит, а мы и сами-то хороши. Смотри, что сейчас вокруг творится, и нам ещё повезло, что у нас такой сын вырос. А вот беда случилась и чем мы ему можем помочь? А Бог может!
- Да, да, - закивала жена.
- Так что, - он подошёл с Анюте и, прислонившись лбом ко лбу, обнял её за шею, - так что, давай и мы свой обет дадим.
- Хорошо, - ответила Анна и сразу же захмыкала носом.
Елена Петровна продолжала механически ходить на работу, но груз пропажи племянника будто приплюснул её к земле. Сослуживцы не узнавали свою Лену. Она не улыбалась и чаще держала голову опущенной в раздумьях.
Однажды, спустя две недели после исчезновения Вани, она, открыв входную дверь квартиры, обмерла - на коврике у шкафа стояли непонятной формы валенки. Разные мысли зароились в её голове. Она вытащила из сумки газовый баллончик и тихонько стала осматривать квартиру. Шаг за шагом она на цыпочках прошла все комнаты, но нигде никого не обнаружила. «Странно, - подумала тётка Ивана, - может я уже «того»?» Она снова вышла в прихожую, но валенки оставались на месте. Елена Петровна озадаченно положила одну руку на пояс, а вторую приложила к подбородку.
Постояв немного в задумчивости и привыкнув к освещению в квартире, она заметила нечёткие грязноватые разводы на полу, которые вели из прихожей вовнутрь квартиры. Следы привели её к шкафу в комнате Ванечки. Сердце тёти Лены бешено заколотилось. Она рывком открыла обе створки и едва удержалась на ногах. В шкафу в позе эмбриона находилось существо, похожее на её племянника.
- Ваня! - не своим голосом взвизгнула тётка, - Ваня! - и упала на колени, обхватив исхудавшее тело Ванечки.
Но он почти никак не реагировал, глаза закатились, дыхание было неровным. Она схватила его, что было мочи, на руки и переложила на кровать. Племянник был невыразимо бледным, заросшим и истощенным. Его губы что-то силились прошептать, но Елена Петровна ничего не могла понять. Она рванулась к телефону и дрожащими руками стала набирать номер «Скорой».
- Ещё бы два, от силы три, часа и мы были бы бессильны, - сказал врач, совершив процедуры первой необходимости.
Тем временем санитары положили Ваню на носилки.
- Но теперь, полагаю, за его жизнь можно не беспокоиться. Недельки через две оклемается, парень он крепкий, другой на его месте вряд ли бы сдюжил.
- Спасибо Вам, доктор, - умоляюще пролепетала Лена.
- Не стоит. Уже завтра можете его навестить.
Закрыв дверь, Елена Петровна стала снова нажимать кнопки телефона. Через несколько минут в разных городах раздались вздохи облегчения и сопутствующие радостные рыдания.
Погода была не по-весеннему хмурой и дождливой. В церкви толпилось много народу: студенты, родители и родственники Ивана, знакомые. Из алтаря вышел благообразный батюшка, и началось Таинство крещения. После того, как священник пробасил: «Крещается раб Божий Иван во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа!», в окно храма пробился солнечный луч и заиграл на макушке Ивана. Серафима Прокофьевна посмотрела на икону Спасителя, затем перехватила взгляд Николая Чудотворца и в умилении закрыла глаза.
