«Наша борьба будет долгой...»

В сентябре 2013 года мы отмечали 70-летие избрания митрополита Сергия (Страгородского) на первосвятительскую патриаршую кафедру в 1943 г. Веха в новейшей истории Русской Церкви непростая, трудная, по-разному оцениваемая, но все же славная: Церковь выжила в годы смуты, гонений и Великой Отечественной войны и, наконец-то, опустевший патриарший престол, спустя 17 лет со дня кончины великого и неустрашимого Святителя Патриарха Тихона, вновь обретает своего Предстоятеля. Вот оно торжество Православия: даже в условиях жесточайшего давления на Церковь со стороны советской власти Господь через эту же власть возвращает Русскую Церковь к канонической норме ее существования. Вновь на Руси есть Патриарх - глава автокефальной Русской Православной Церкви со времен Святителя Иова!

И не важно для верующих людей, какими политическими мотивами руководствовался И.В. Сталин, когда своей волевой инициативой дал возможность избрать Патриарха. Господь промышляет о Своем народе по-разному, и политика здесь - такой же инструмент в руках Божиих, как и другие сферы человеческой жизни. Римского Кесаря Августа Церковь уже 2000 лет прославляет в своих песнопениях за один единственный сугубо политический акт, который послужил делу нашего спасения и исполнению мессианских пророчеств, - перепись населения Римской империи. В этом же ключе следует оценивать и политическое деяние Сталина и советского руководства по т. н. «второму восстановлению патриаршества», что привело к главному итогу существования Русской Православной Церкви в послевоенное время: было, как я уже сказал, восстановлено нормальное каноническое устройство Церкви. А 34-е Правило Святых Апостолов прямо говорит о таком нормативе: «Епископам всякого народа подобает знать первого в них, и признавать его как главу, и ничего превышающего их власть не творить без его рассуждения». Часто в истории церковной было отступление от канонов, иногда внешне вынужденное, иногда внутренне необходимое - по икономии, но всегда возвращение к канонической традиции с радостью и ликованием воспринималось всей Полнотой Церкви.

В сентябре 1943 г., когда еще шла война, лютовал голод и стране только предстояло восставать из-под развалин городов и пепла сожженных деревень, православные люди по всему Советскому Союзу радовались, что теперь у них есть Патриарх. «Поражу пастыря, и рассеются овцы стада», но вот есть Патриарх у народа, и, значит, единство Церкви будет охраняться им. Так встретили это событие миряне и священнослужители нашей Церкви в 43-м году, а вот в 13-м году уже XXI столетия воспоминания о восстановлении патриаршества вызывает у некоторых либерально настроенных православных чувство неприкрытого сожаления...

Недавно мне прислали ссылку на «проповедь» о. Георгия Кочеткова перед началом учебного года в Свято-Филаретовском институте (на вечерне 31 августа), и я прочитал ее с большим интересом. Слово было посвящено отнюдь не предстоящей учебе и новых богословским «достижениям» СФИ, а именно событию 70-летия интронизации Патриарха Сергия. Интерпретация о. Георгия в этом вопросе совершенно стандартна и даже скучна, это - позиция последовательного советского диссидента. Здесь предельно ясно: все, что инициировалось советской властью во всех сферах жизни страны, начиная с обороны и заканчивая религией, - все это плохо, фальшиво и, главное, подконтрольно. Как классический диссидент говорит о. Георгий о восстановлении патриаршества: «Это "возрождение" вполне соответствовало планам советской власти, которая хотела использовать церковь в своих целях, думая о том, что Московский патриарх может быть для всего восточного православного мира как бы таким "папой Московским". Из этих планов потом ничего не вышло, как вы знаете, но дело не в этом. Само событие второго восстановления патриаршества было действительно важным. И нам тут есть о чём подумать, тем более что и мы сами живём в эпоху второго восстановления патриаршества».

Сразу стоит заметить, что из этих планов многое как раз и вышло, вопреки представлениям Кочеткова. Московская Патриархия играла огромную роль в уврачевании послевоенных церковных расколов на территории Восточной Европы, Украины и Грузии; благодаря Русской Православной Церкви и лично Патриарху Алексию I было восстановлено каноническое единство Болгарской Православной Церкви с Вселенским Патриархатом; обрели автокефалию Чехословацкая и Польская Православные Церкви; признана автономия Финляндской Церкви; получает самостоятельное бытие в 1971 г. Православная Церковь в Америке от Матери-Церкви Русской; большое количество священников-эмигрантов воссоединяется с Московским Патриархом; Сербская, Румынская, Болгарская Патриархии направляют своих клириков учиться в наши открывшиеся духовные Академии. А если говорить о современности, то Русская Православная Церковь на сегодняшний день является самой влиятельной и крупной Поместной Церковью во всем Православном мире. Это факт, от которого даже о. Георгию не получится отмахнуться.

Но следует согласиться с батюшкой в том, что задуматься над этими событиями нужно. Особенно нужно задуматься над выступлением самого свящ. Кочеткова, ибо период «второго восстановления патриаршества» явно его беспокоит. Беспокоит до такой степени, что Кочетков прямо заявляет о борьбе с восстановленным патриаршеством: «Все эти юбилеи... позволяют нам взглянуть как бы по ту сторону занавеса и убедиться в том, что мы в своих оценках не ошибаемся. Они проясняют нам ситуацию сегодняшнего дня и внушают в нас мужество, потому что мы теперь ещё лучше понимаем, что наша борьба будет долгой. Она не кончится ни в этом году, ни в следующем. Она может завершиться, если вдруг каким-то чудом встанет во главе Русской православной церкви человек других взглядов, не свойственных эпохе "второго восстановления патриаршества", не свойственных, так сказать, "сергианской" идеологии».

Вот так: не больше, не меньше. Святейший Патриарх Кирилл не удовлетворяет о. Георгия и его братство, они ожидают другого первоиерарха - с «кочетковской» идеологией. Впрочем это не вновь, я уже писал об отношении о. Г. Кочеткова к Поместному Собору 2009 г. и избранию им Патриарха Кирилла («Отчисление из СФИ - возвращение в Церковь»). Да и высказывания кочетковцев о покойном Патриархе Алексии II не лишены сожаления о «непонимании» почившим архипастырем общинно-братской экклезиологии о. Георгия.

Тут у меня напрашивается один вывод из прочитанной проповеди (хотя этот вывод в принципе делает и сам Кочетков): о. Георгий не просто поделился своим видением истории нашей Церкви в XX в. (оно, как я уже сказал, стандартно для советского диссидента или российского либерала, вечно держащего «фигу в кармане» в отношении к государству и власти) - вопрос здесь в другом. Речь идет о старой, но, к сожалению, неушедшей проблеме всего кочетковского движения - на наших глазах вот уже не одно деятилетие пытаются создать новую экклезиологию, т. н. «общинно-братскую». Масштаб такого дела заслоняет о. Георгию четкое видение канонов церковных; иначе чем объяснить столь фантастические заявления: «Наверное, здесь всем нам нужно будет лучше подумать, откуда вообще взялось патриаршество в церкви, хотя оно не упоминается ни в одном из церковных канонов, т. е. не является каноническим установлением в церкви, и никогда им не являлось. Если мне память не изменяет, титул патриарха возник где-то в районе первой половины V века, во всяком случае, около времени Халкидонского, IV Вселенского собора».

Память о. Георгию все же изменяет. Во-первых, потому что сам титул патриарха упоминается еще в IV в. историком Сократом, а во-вторых, канонически патриаршество как высший иерархический титул закреплено в Византии Конституцией императора Зенона от 477 г., а также 7-м правилом Трулльского (Шестого Вселенского) Собора (там говориться об особом положении диаконов, представляющих своих Патриархов или Митрополитов). Эти замечания здесь несущественны, достаточно лишь полистать семинарский учебник по каноническому праву перед выступлением на публику, чтобы не делать подобных «ляпов». А вот о чем, действительно, следует подумать, так это не о забывчивости о. Георгия Кочеткова (кто этим не грешен?), но о том, как внедряется в современное богословие антиканоническая «экклезиология» кочетковского братства. Вот несколько моих соображений по этому поводу.

1. Вся экклезиологическая система о. Г. Кочеткова строится на одном простом допущении: он считает, что экклезиологий много. Как априорную истину Кочетков дает такую классификацию учений о Церкви: клерикальный, поместно-приходской, общинно-братский и евхаристический типы экклезиологий. У каждой из них есть свои приверженцы. Евхаристическую экклезиологию создали «парижские богословы» (о.Н. Афансьев, о. А. Шмеман, митр. Иоанн (Зизиулас)), поместно-приходскую отстаивал покойный о. Павел Адельгейм (почему-то этим «вызывая огонь на себя», по выражению о. Георгия, но разве о. Павла убили за его богословские взгляды?), за общинно-братский тип вот уже не одно десятилетие воюют сами кочетковцы, а олицетворять клерикальную экклезиологию Кочетковым был назначен о. Всеволод Чаплин - видимо как некий собирательный образ «официальной» Церкви.

2. Изложенную систему о. Георгия Кочеткова невозможно критиковать с точки зрения традиционного канонического права Церкви, потому что само это право вписывается только в определенные типы экклезиологий: в поместно-приходскую (в демократической интерпретации о. П. Адельгейма, мечтавшего о создании независимых от епархиального управления приходов) и клерикальную («Церковь в епископе и епископ в Церкви» - принцип, заслуживающий, с точки зрения Кочеткова, всяческого порицания). Евхаристическая, а тем более общинно-братская экклезиологии канонам неподвластны.

3. Тем не менее хочется спросить: если мы, православные христиане, веруем во Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь, как может существовать столько учений о Церкви, явно входящих друг с другом в противоречие (что сам о. Георгий и подтверждает)? Ответ, как ни странно, я нашел в известной работе русского философа В.Ф. Эрна «Борьба за Логос», где он разбирает модное тогда в начале XX века понятие «исторической» Церкви. Русская околоцерковная интеллигенция в то время жадно жаждала новых «откровений», новой «церкви Третьего Завета», «эры Св. Духа» и т. д. Существующая Церковь ей мешала, а потому она была вытеснена в область историческую, где все можно было объяснить происками монахов, царей и политическим моментом, зато в «мистической» церкви свободы для творческой фантазии куда больше! В.Ф. Эрн совершенно верно заметил, что все здание этой новой «церкви» держится на художественном вымысле, на беспочвенной фантазии, на придуманной идее «исторической» церкви. «Историческая» церковь - звучит так же кощунственно и нелепо для православного сознания, как и «исторический» Христос. Так вот и «экклезиологии» о. Георгия - это тоже вымысел, без него вся общинно-братская система Кочеткова рушится, как карточный домик.

Православное богословие не знает никакой поместно-приходской или общинно-братской экклезиологии, а т. н. евхаристическая экклезиология о. Николая Афанасьева или митр. Иоанна (Зизиуласа) строится также на весьма вольном допущении, что каждое евхаристическое собрание есть Поместная Церковь, а идея Вселенской Церкви есть отклонение от евхаристической природы местной общины. При этом становится непонятно, к кому обращены слова Христа: «Создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16:18) - к конкретной общине или все же ко всей Полноте Кафолической Церкви? Как мы знаем даже из истории Русской Церкви, отдельные общины, приходы и братства вполне были одолеваемы богоборческими силами, а вот сама Церковь, действительно, выстояла.

4. Это вопрос о т. н. «монархическом епископате», ведь именно с ним о. Г. Кочетков связывает придуманную им клерикальную экклезилогию. «Жёсткая иерархическая вертикаль, абсолютное подчинение ей всех и вся, а значит, и клерикализм, который предполагает, что вся власть находится в руках у епископа, ибо "церковь в епископе"; предполагает, что именно епископ сохраняет единство церкви и является гарантом этого единства, что именно через епископов осуществляется соборность в церкви, особенно когда собираются вместе несколько епископов, который предполагает, что вся истина и правда открывается каждому епископу только потому, что он епископ», - так характеризует свящ. Кочетков «господствующую» экклезиологию, которая «будет противостоять всем попыткам возрождения церкви в контексте евхаристической, и общинно-братской, и даже поместно-приходской экклезиологии. Она будет со всеми этими экклезиологиями просто бороться, потому что она действительно им противостоит по всем ключевым вопросам, по всем ключевым моментам устроения церковной жизни. И вам всем, конечно, это нужно знать».

Знать также не помешало бы и то, что принцип «Церковь в епископе и епископ в Церкви» не выдумка какого-нибудь модного богослова, а святоотеческий взгляд на единство Церкви со времен Игнатия Богоносца и Киприана Карфагенского. Церковь вверена епископам - это норма православной эклезиологии и каноники, и она прошла церковную рецепцию за более чем 1,5 тысячи лет.

Пафос о. Георгия не нов, ибо еще на Поместном Соборе 1917-18 гг. звучали голоса представителей либерального духовенства («группа 32-х священников») и академической профессуры, многие из которых потом оказались в «обновленческом» расколе, с требованием демократизации церковного управления. Стали ссылаться на раннехристианскую Церковь первых веков. С эпохи Реформации любое движение за «обновление» Церкви начинается со ссылок на устройство Древней Церкви, где по мнению реформаторов, епископы были ограничены в своих правах, пресвитеры были почти как епископы, а миряне выбирали тех и других и активно участвовали в управлении церковными делами. Не будем здесь разбирать: насколько эти взгляды соответствуют церковному Преданию, достаточно лишь сказать, что рассматривать устройство древних христианских общин с позиций поздне-европейского парламентаризма - это явный анахронизм. Никакой демократии с народным представительством в Церкви никогда не было.

Однако, стоит заметить, что как прежние, так и нынешние реформаторы Церкви выбирают для обоснования своей экклезиологии именно период I-II вв. - период, наименее известный нам по своим литургическим и каноническим памятникам. Об устройстве Церкви в апостольский век и эпоху мужей апостольских мы знаем крайне мало, и это вновь дает возможность новым «экклезиологам» не стеснять свою фантазию. Но уже св. Игнатий Богоносец, муж апостольский II в., ясно говорит о том, что хранителями апостольского Предания являются епископы: «Необходимо, как вы и поступаете, ничего не делать без епископа... Все почитайте диаконов, как заповедь Иисуса Христа, а епископа - как Иисуса Христа, Сына Бога Отца, пресвитеров же - как собрание Божие, как сонм апостолов» (Послание к Траллийцам, гл. 2-3). Апостольская преемственность епископата является одним из главных аргументов доказательства истинности Церкви в полемике с гностиками у сщмч. Иринея Лионского: «Мы можем перечислить епископов, поставленных апостолами в Церквах, и преемников их даже до нас...» (Против ересей. Кн. III. Гл. 3, 1). Поскольку Церковь не существует без иерархии, а полнотой благодати священства обладают только епископы, то нельзя представить себе Церкви без епископа или с таким епископом, который представлял бы собой лишь декоративный элемент в церковном управлении. Потому и сщмч. Киприан Карфагенский в III в., задолго до «константиновской эпохи», постулирует как общецерковную мысль о том, что «кто не с епископом, тот не в Церкви» (Epistola 69, ad Florentium Pumanum. 8).

Как мы видим, уже в Древней Церкви вполне четко оформляется традиционная православная экклезиология. Свящ. Кочетков может называть ее клерикальной, но она выражает собой Священное Предание и святоотеческое учение о Церкви, нашедшее свое адекватное оформление в канонических памятниках IV-IX вв. Историческая наука смотрит на т. н. «монархический епископат» как на явление определенного исторического периода, но ни Игнатий Богоносец, ни Ириней, ни Киприан не могли создать, придумать новую экклезиологию, которая бы была несвойственна самой природе Церкви. Все, что они писали о епископском служении, было не их «изобретением», а было выражением сути этого служения с апостольских времен. Исторический принцип, лежащий в основе «альтернативных» экклезиологий, с помощью которого пытаются умалить роль епископа Церкви, весьма уязвим с богословской точки зрения. Это прекрасно показал проф. В.В. Болотов: «Степень епископа догматически предшествует степени пресвитера, а, следовательно, не может быть исторически производной от нее, всякое историческое представление о древних пресвитерах-епископах как пресвитерах в строгом смысле, должно пасть, как несогласное с основным догматическим воззрением вселенской Церкви»[1]. Так что принцип «монархического епископата» основан не на исторических прецедентах, а имеет прочную догматическую основу.

5. Евхаристическая экклезиология, как было сказано выше, не выдерживает догматической проверки - придется в противном случае считать, что епископское служение ничем не отличается от пресвитерского. Что же касается того, что о. Георгий называет поместно-приходской экклезиологией, то это был просто процесс роста численности христианских общин. Для Древней Церкви, Церкви одного города, был характерен принцип: один полис - один жертвенник - один епископ. С конца II в. ситуация меняется, христиан становится все больше, «церковное сознание, признав возможность разделения единого евхаристического собрания в границах поместной церкви недопустимым, тем не менее допускает разделения поместной церкви в пределах города, в результате чего и начали появляться приходы»[2]. Жертвенников становится много, но епископ по-прежнему один - он и становится выразителем единства церковного. Так на каком же основании можно этот естественный процесс умножения Церкви (который, кстати, не связан напрямую со св. императором Константином Великим) подводить под отдельную экклезиологию?

6. «Мы не можем поддержать клерикальную экклезиологию потому, - говорит о. Георгий, - что она слишком далека от Евангелия и по духу, и по букве. Она далека от евхаристической экклезиологии, она далека даже от экклезиологии поместно-приходской, которая стала формироваться с середины III века и особенно развилась в константиновский период церковной истории. Именно поэтому в клерикальной экклезиологии в церкви нет никакого места мирянам, их голосу. Есть тотальное недоверие к верующим. Со стороны клира, особенно епископов, предполагается лишь одно - господство. Со стороны всех остальных - только подчинение, причём, повторяю, безоговорочное».

А теперь давайте прочитаем другой текст - «Постановления апостольские», памятник IV в.: «Епископ - служитель слова, страж ведения, посредник между Богом и вами в службах Его. Это - учитель благочестия; это - после Бога отец ваш, водою и духом возродивший вас в усыновление; это - начальник и вождь ваш; это - царь и правитель ваш; это - после Бога земной бог ваш, которому обязаны вы воздавать честь, ибо о нем и о подобных сам Бог сказал: "Я сказал: вы - боги, и сыны Всевышнего все"; и: "богов не злословь". Итак, епископ да председательствует у вас, как почтенный достоинством Бога, по которому он властвует над клиром и начальствует над всем народом» (Постановления апостольские. Кн. II, 26).

Так кто же больше разошелся с Евангелием и со всей церковной экклезиологической традицией - о. Георгий или автор «Постановлений», чей авторитет Церковь возводит к мужу апостольскому сщмч. Клименту Римскому? Вопрос, конечно же, риторический.

Можно приводить множество подобных цитат из Апостольских правил, канонов Вселенских и Поместных соборов, правил свв. отец - все они будут транслировать именно эту каноническую норму управления Церкви. Взгляды же о. Георгия на выдуманную им самим клерикальную экклезиологию повторяют ошибку тех церковных либералов, которые в 1905-1906 гг. чаяли созыва Поместного Собора, но Собор этот представляли как некий парламент, где на равных выступают епископы, священники и миряне. Забыли они, что даже Вселенские Соборы, которые проходили при большом количестве участвующих мирян и на соборных актах которых порой стояли подписи диаконов, представляющих своих епископов, все равно всегда оставались Соборами именно епископов.

В завершении своих размышлений над прочитанной проповедью о. Георгия Кочеткова, у меня напрашивается лишь один вывод. Разветвленная система его «экклезиологий» служит не плюрализму богословских мнений о Церкви (и возможен ли здесь вообще подобный плюрализм?), а вполне точно обозначенной самим о. Георгием цели - борьбе с существующей Русской Православной Церковью, с ее каноническим устройством, литургической практикой. «Она (Церковь. - И.М.) должна была бы быть другой, в очень большой степени другой, - жалуется свящ. Кочетков и тут же воодушевляет своих последователей, - И мы боремся за это в нашем братстве и в нашем институте».

Да, борьба идет, и она идет именно за Церковь. Те православные, которые не хотят поставить знак равенства между общинно-братской «церковью» о. Георгия Кочеткова и Церковью Православной, никогда не смогут согласиться и с его сомнительными, революционными по духу, «экклезиологиями».

---

[1] Болотов В.В. Лекции по истории Древней Церкви. Т. 2. М., 1994. С. 458

[2] Давыденков Олег, диакон. К вопросу о восприятии церковного управления модернистскими течениями // Единство Церкви. Материалы конференции 15-16 ноября 1994. М., 1996. С. 170