Моряк, пехотинец, миномётчик, снайпер, чекист

Сейчас в обществе резко ощущается кризис дружбы российских народов. Чувствуется он и в армии, где не принято вслух говорить о ведущей роли русского народа. Данный материал позволяет отчасти заполнить этот пробел. Молодой парень Зибит Зибитов - уроженец горного Дагестана добровольцем идёт на фронт. Его лучшими друзьями и советчиками становятся русские: Саша, Василий, Евгений...

Родился Зибит Умарович Зибитов 6 июня 1925 года в с.Филя Докузпаринского района ДАССР, лезгин. Его отец, Умар Мамедович, когда-то работал на нефтепромыслах, там получил инвалидность и в дальнейшем трудился вместе с женой - мамой Зибита Натальей Салаховной в колхозе. Семья была большая - 9 человек. Еле сводили концы с концами и Зибит с 5-го класса уже помогал родителям, из-за чего часто приходилось пропускать школу. Но до экзаменов парня всё-таки допустили - за старание и прилежность.

А вскоре началась война...

В 1939 г. он окончил 7 классов и по совету своего дяди поступил учиться в ФЗУ в пос. Дизельстрой (ныне г.Каспийск). Тот, пошутив, сказал, что там готовят лётчиков, но на самом деле Зибит получил здесь профессию сантехника. По окончанию училища его распределили в Баку, на нефтепромыслы, а вскоре началась война.

- В начале 1942 года, - вспоминает Зибит Умарович, - из нас скомплектовали группу и отправили через Каспий, Туркмению и Узбекистан в Татарстан, где незадолго до этого открыли нефтяное месторождение и поэтому тянули нефтепровод. На один из участков этой стройки, в куйбышевской области, мы с друзьями и попали. Вместе с нами, как вспомогательная сила, работали заключенные, а позже немцы Поволжья. Мы считались специалистами, я, например, работал на американской компрессорной установке, но разницы в проживании, питании и условиях труда между нами практически не было. Они для всех были одинаково ужасные. Во-первых, стояли очень сильные морозы под - 30. А жили мы в 8 километрах в утлом домике. И каждый день ходили туда-сюда. Тяжело, далеко. Зимой - сугробы, весной началась распутица - грязища непролазная. Тогда нам разрешили ночевать здесь же. Для этой цели выделили нам трубу, которая обогревалась газом, в ней мы, фактически, и жили, точнее только ночевали. Хлеба давали 600 грамм на весь день, тарелка супа и компот. Голодали.

А вот ещё один эпизод того периода, который ветеран вспоминает, спустя почти 70 лет. У его товарища - Саши, который приехал из Баку вместе с ним, той зимой умерла мама. Пришлось ребятам самим её хоронить. Как оказалось, многих умерших хоронили зимой в овраге, прямо в снегу, а весной когда всё стаивало, их перехоранивали. От таких рассказов, вспоминает Забит Умарович, мне становилось плохо, я мертвецов вообще очень тогда боялся. Но делать нечего - кто же поможет другу? Стали вдвоём долбить ломами землю, а она на 1,5 метра промёрзла. Не смогли. Тогда показал им кладбищенский сторож свежее захоронение, где недавно девушку из города похоронили, там земля ещё не успела промёрзнуть. Разрыли ребята эту могилу, спрыгнули туда, чтобы укрыться от лютого ветра. Холод победил страх. В это время на кладбище приехал поп, чтобы отпеть покойницу и предложил ребятам, чтобы они ему подпевали. Но Зибит отказался. Потому что был комсомольцем. Сашу скоро забрали в армию, а через 2 месяца под Сталинградом он погиб. Похоронку на него прислали Зибиту, т.к. у погибшего больше никого не было из родных.

Пришла весна и юноша решил, не дожидаясь повестки, податься на фронт. Бригадир - немец с Поволжья, по фамилии Бат, который всегда говорил: «Ну какой я немец? Мои предки ещё при Екатерине приехали в Россию», одобрил решение Зибита. Он даже подарил ему хорошую сумку и пожелал вернуться живым к своим родителям.

- Добрался я до города, - вспоминает дальше ветеран, - решил пообедать, а заодно продать свои продуктовые карточки, чтобы деньги были. Показал в столовой официантке, она подвела ко мне измождённую женщину - страшно смотреть. Та оказалась беженкой - ехала в эшелоне с детьми. Эшелон разбомбили, сами еле спаслись, но все карточки у неё пропали. Устроилась работать, а что заработает - отдаёт детям. Достала она 900 рублей из тряпицы - больше, говорит, нету, сынок. Мои карточки стоили дороже раза в два, но мне так стыдно стало, что я ей уступил.

В военкомате парень ещё 5 дней ждал, пока решиться его вопрос - ведь ему ещё не исполнилось 18-ти. Наконец военком определил его в какую-то команду. Погрузились в вагон - поехали. Как оказалось, ехал он вместе с бывшими заключёнными. Страшно было, а куда денешься?! Таким образом, добрались до Куйбышева. Привезли их на сборный пункт, помыли, постригли, переодели в форму и отправили в лагеря, которые располагались в Жигулёвских горах. Разместили в палатках. Природа там красивая, но любоваться ей времени совсем не было. Все три месяца новобранцы проходили курс молодого бойца и первичную военную подготовку. Проводилась она не лучшим образом - Зибит Умарович вспоминает, что ежедневно, по несколько часов подряд, занимались одним и тем же - отрабатыванием приёмов с оружием без патронов, выполняя команды: «Ложись, заряжай, огонь, встать». Через несколько дней, локти были стёрты до крови, но приходилось терпеть.

Под Сталинградом

После окончания сборов и приведения к присяге, 11 сентября 1942 года молодое пополнение направили в Куйбышев, где людей сортировали по командам для направления в действующую армию. Рядовой Зибитов попал в подчинении офицера в морской форме. Его военная служба началась с волжского порта и погрузки на баржу каких-то ящиков. Как потом оказалось - для Сталинграда. Там в это время шли сильнейшие бои. Когда судно загрузили, всем раздали по винтовке и предупредили, чтобы в случае воздушного налёта не пугались, а стреляли по самолётам. Их командир - капитан так и сказал: «Мы на своей земле, нам бояться нечего. Пусть фрицы нас бояться». Это немного успокоило. Плыли ночью с потушенными огнями. При подходе к Сталинграду, стало видно зарево пожара над городом. Началась бомбёжка с воздуха. Недалеко от берега бомба попала в баржу, и она села на мель. И Зибитов с товарищами всю ночь таскали из воды груз, а солдаты на берегу принимали. Потом их, продрогших и уставших, провели в штаб.

Там какой-то генерал пожал всем руки, поблагодарил за боеприпасы, которые они доставили, сказал, что они защитникам города очень нужны. Приказал накормить всех, отогреть, просушить. Вдобавок каждому дали по 100 грамм водки и уложили на нары. К утру все чувствовали себя отдохнувшими, выспавшимися, а положение на фронте ухудшилось - об этом можно было судить по большому количеству раненых.

- Наш капитан, - вспоминает Зибит Умарович, - хотел нас оставить среди оборонявшихся, но генерал отказался: «У тебя, - говорит, - счастливая команда. Вы до нас добрались, а сколько было неудачных попыток. Плывите обратно и лучше нам ещё боеприпасов привезите».

Судно, на котором приплыли Зибитов с товарищами, за ночь подлатали, и они пошли по Волге обратным маршрутом. Началась бомбёжка, и одна бомба угодила точно в цель - в баржу и та быстро пошла ко дну. Выплыли не все. На берегу всех выживших допросили и распределили по частям. Зибит попал в миномётную батарею122-мм. миномётов. Так успевший за несколько недель побывать пехотинцем и моряком рядовой Зибитов на какое-то время стал миномётчиком. Изучали матчасть, готовились к наступлению. А когда оно началось, всех перебросили на правый берег Волги, в посёлок Красный октябрь, в район тракторного завода. Там всё было разрушено - кое где стояли одни закопченные печи. Возле этих печей и грелись миномётчики, здесь же готовили пищу. Ну и конечно, когда команда поступала, стреляли. Так продолжалось до февраля 1943-го, до пленения немцев.

На Курской дуге

После Сталинграда миномётчик Зибитов направляется в 14-ю отдельную учебную бригаду в Сызрани, где готовили бронебойщиков и снайперов, а продолжать обучение пришлось в снайперской школе в Ржеве. Город был очень сильно разрушен. Как Сталинград, а то и больше. Ни одного целого дерева, ни одного дома. Думал, Зибитов, что по окончании школы станет снайпером, но его определили автоматчиком. Снайпером и очень неплохим он станет позже, а пока молодого солдата, успевшего уже понюхать пороху, откомандировали в 260-ю стрелковую дивизию, входившую в состав 16-й армии Центрального фронта. Она тогда располагалась под Белгородом. Армией командовал генерал И.Х.Баграмян, а фронтом генерал К.К. Рокоссовский. В это время в самом разгаре была битва на Курской дуге.

- Как то по чистой случайности, - вспоминает ветеран, - стал я свидетелем разговора двух генералов на КП. Один - другому, передавая район обороны, показывал высотку впереди и говорил, что пока её не возьмём, вперёд не подвинемся. Что он, мол, пытаясь её взять, положил там уже 3 тысячи человек. Оборона там, у немцев, крепкая была. А второй, генерал, который наш, говорит ему: «А мы по-другому воевать будем, в лоб не пойдём». Как раз нашему батальону и досталась задача - идти в обход. Дело ночью было. Немцы сигнальными ракетами всё вокруг освещают, постреливают. А мы нос в землю и буквально ползём по трупам. А летом, на жаре трупы быстро разлагаются, и вокруг стоит жуткий запах. Доползли всё же до наших окопов, а они тоже битком трупами набиты. Стали окопы освобождать, выносить разлагающиеся тела. Ужас работёнка. До утра носили и в сторонке прикапывали.

Утром немцы заметили, что окопы заняты, и стали батальон из миномётов обстреливать. Целый день пока не стемнело, долбили. Потери пошли жуткие, а укрыться негде. У немцев всё пристреляно - осталось от батальона всего 9 человек - остальные полегли. И уйти нельзя - приказа нет. Надо держатся. Попрятались в щели, дежурят попарно. Меняют друг друга по очереди.

- Под утро моя смена стоять, - продолжает вспоминать Зибит Умарович, - и я вижу немец, который на высотке, за пулемётом начал засыпать, головой клюёт. Я друга своего Василия из Новосибирска разбудил, показываю ему - гляди. Ну и решились провести операцию. Подкрались мы к нему, сняли, а остальных, спящих в блиндаже гранатами забросали. 25 человек я тогда насчитал. Ещё пятеро в плен сдались. Тут наши подтянулись. Так мы заняли эту злосчастную высоту 307,5.

Командир роты на радостях отправил Зибитова с донесением к комполка о взятии высоты и заодно поручил пленных отконвоировать. Пока шли, увидели, как в лесу сосредотачиваются наши танки - столько, что и не сосчитать! Новенькие, прямо с завода. Силища! Немцы заметно приуныли, а один так и заявил: «Гитлер капут!». В штабе полка никого, кроме сержанта часового не оказалось. Все, включая повара, в спешном порядке убыли отражать внезапную контратаку немцев. Сержант начал тут упрекать Зибитова, зачем, мол, он привёл немцев - надо было их по дороге расстрелять. Но тот объяснил, как его учили: «Мы же не фашисты, чего нам с ними равняться». Тут и капитан какой-то появился и поддержал его: «Правильно, солдат, говоришь, мы пленных не расстреливаем», и даёт команду покормить их.

Вспоминает ветеран:

- Тут, тот самый немец, который «Гитлер капут» сказал, говорит мне: «Комрад, я не фашист, я коммунист!» и показывает на руке у него наколка - звезда. Сержант стал его ругать, почему тогда раньше не сдался. Тогда немец показывает двух товарищей своих и говорит: «Это - русские». Оказалось это были власовцы. Получается, что немцы посылали на фронт даже политически не благонадёжных и разбавляли их русскими предателями. Видать, совсем у них плохи дела были с кадрами. Сержант, как узнал, что это предатели, одному из власовцев в висок прикладом заехал. Тот упал, залился кровью. Еле оттащили того сержанта. Вскоре приехал представитель Смерша и всех пленных увезли куда-то.

С власовцами, несмотря на утверждения некоторых историков, что они не воевали на Восточном фронте, Зибитову пришлось встретиться в бою еще раз. После одного из боестолкновений на этом же участке фронта, противник отошёл в лесок. И вдруг оттуда на чистом русском закричали: «Зачем вы защищаете жидовское правительство? Переходите к нам. Будем вместе бороться за свободную Россию». Зибит тогда впервые услышал такие слова и ничего не понял: «Какое жидовское правительство? Какая свободная Россия?» Объяснил ему «кто такие власовцы, за что они воюют» его новый товарищ - Евгений, который после ранения Василия стал для дагестанского паренька первым другом. Он, якобы, учился раньше в спецшколе НКВД, где его готовили для заброски в Китай для работы с белоэмигрантами, но потом ситуация поменялась и он попал на фронт. Власовцы, как вспоминает ветеран, сильно лютовали против мирного русского населения. Он сам лично видел, как те подожгли деревню, которую даже немцы не тронули. Наши были тогда слишком далеко и не могли им помешать. Когда подошли утром к деревне, увидели лишь одни трубы и трупы.

В Белоруссии

Позже 16-ю армию, где воевал Зибитов, передали 1-му Прибалтийскому фронту. Так осенью 43-го он оказался в Белоруссии, в Витебской области. Здесь для него начался, наверное, самый продолжительный и, пожалуй, наиболее интересный период службы. Так его описывает сам ветеран:

- Вызвал меня командир полка и говорит: ты кажется, снайпер? Так точно, отвечаю. У немцев появился снайпер, который охотиться на офицеров - уже трёх командиров взводов у меня убил. Надо его уничтожить. Так я получил задачу. Три дня сидел в засаде - напротив нашего расположения, но никого не увидел. За это время ещё одного офицера снайпер подстрелил. Осмотрел труп, а у него пуля сбоку вошла, т.е. это значит, что стрелок не напротив нас, а где-то в стороне находиться. Пошёл на правый фланг и точно - нашёл там лёжку снайперскую. Занял позицию напротив. Наблюдал всю ночь, а под утро, вижу - крадётся немчура, лет 40 на вид. Лёг, достал из нагрудного кармана письмо, стал читать, улыбается. Дочитал, убрал и стал винтовку приспосабливать, чтобы, значит, моих товарищей убивать. Ну, я его тут и приложил, прямо в лоб.

После этого стал Зибитов настоящим снайпером. Получил время и возможность заняться, как и положено, своей винтовкой, за которой ухаживал, как за девушкой. И учитель у него хороший был - много от него узнал премудростей снайперских - как с оптикой обращаться, как правильно маскироваться. Вскоре получил он от комбата новое задание. Ожидался приезд на фронт какого высокого чина и его нужно было убрать. Показали фотографии немецких офицеров и генералов: кто есть кто. После этого рано утром вместе с двумя другими снайперами он занял позицию напротив немецкого блиндажа. Тря дня ждали - никаких генералов. И тут у одного из напарников нервы не выдержали - он стал стрелять в обычных солдат. Двух убил, а третий убежал. И через пару минут их накрыла артиллерия. Еле ноги унесли, а того нетерпеливого снайпера там серьёзно зацепило. С тех пор Зибитов сам старался работать, без таких напарников.

Всё хорошо, но комбат не разрешал ему стрелять на своём участке - из-за тебя, говорит, нас немцы постоянно обстреливают, без тебя спокойнее. Обидно было снайперу, но что поделаешь, если таков приказ!? Без дела не сидел - оттачивал, совершенствовал своё мастерство. В итоге научился со 100 метров попадать в спичечную коробку. А потом научился исхитряться - стрелял по врагу, когда шёл обстрел, и было не слышно выстрелов его СВТ. Скоро в батальоне появился молоденький младший лейтенант, у которого был бинокль. Посетовал ему снайпер о своей беде, и тот взялся помочь. Вскоре он позвал Зибитова с собой, и показал ему в бинокль группу немецких офицеров. Тот выбрал старшего из них, хорошенько прицелился и застрелил. Немцы в отместку обрушили на позиции батальона шквальный огонь миномётной батареи, но самое главное для Зибитова было то, что комбат о причинах обстрела так и не догадался!

Долгожданный приказ на открытие охоты он получил, когда началось наступление. Это всё было там же, под Витебском. На участке прорыва линии фронта батальоном, оказался вражеский пулемётчик, который не давал никому головы поднять. Тогда и вызвал капитан застоявшегося, как он считал, без дела снайпера:

- Сними, Зибит, этого гада!

- Есть, товарищ капитан!

«Взял я бинокль, - вспоминает сегодня ветеран, - рассмотрел, что пулемётчик за хорошей машиной лежит - МГ-38 называется. И замаскировался он грамотно. Взял я чуть повыше ствола - и выстрелил. Пулемёт замолк. Наши поднялись в атаку, а пулемёт опять заработал - наверное, второй номер заменил убитого. Прицелился - выстрелил ещё раз. Не знаю, попал или нет, но пулемёт замолчал и батальон взял намеченный рубеж. Всего на счету снайпера Зибита Зибитова больше 50 немцев. Точный счёт, делая насечки на прикладе своей винтовки, как это было принято, он не вёл, считая это нескромным.

А вскоре его ранили. Произошло это 17 февраля 1944 года под Оршей. Было это так: соседний батальон выбил фрицев с их позиций, занял окопы, а батальон Зибитова пошёл на подкрепление. Немцы тут же начал обстрел и одним из осколков его ранило в грудь - зацепило седьмое ребро.

- Как будто кто-то молотком тупым ударил, - вспоминает Зибит Умарович, - и я упал. Но сознание не потерял. Только чувствую - что-то тёплое течёт. Перевязали меня ребята, и я даже в начале сам пошёл в тыл, а потом чувствую, не могу. И меня эвакуировали сначала в медсанбат, а потом в город Рославль, в госпиталь. В первый же день моего прибытия туда сам город и госпиталь подверглись бомбёжке - сгорели два деревянных барака вместе с ранеными - никого не успели эвакуировать. Сам я спасся чудом...

Некоторые наблюдения

Зибит Умарович вообще считает себя везунчиком. Два раза он был ранен. Трижды контужен. Пару раз тонул. А были и вообще уникальные случаи, которые можно назвать чудом! Вот один из них в рассказе ветерана:

- Нас тогда вывели с передовой и мы ждали пополнение. Я варю в котелке кашу из концентрата и смотрю боковым зрением, что какой-то солдат молодой крутит гранату Ф-1. Спрашивает у меня как её бросать? Объяснил и говорю: «Только это делай в бою, когда надо». Отвернулся, слышу стук о землю и шипение. Смотрю, боец этот вынул чеку, кинул гранату тут же и стоит, смотрит на неё. Я только успел крикнуть: ложись - и сам упал. До гранаты было меньше метра. Раздался взрыв. Стал себя ощупывать - жив, ни царапины. Смотрю ни котелка, ни камней, на которых он стоял, ни огня - всё унесло, а солдат тот тоже стоит живой и себя ощупывает. Только пару зубов осколок выбил, а один в горло попал - кровь пошла. Постоял тот солдат и упал, от страха видно. Подбегает мой друг Евгений: «Что случилось?» Я рассказал. Он меня обнял и говорит: «Поживём ещё!»

Вообще, очень много несчастных случаев было от плохой подготовки или из-за собственной глупости, упрямства. Один из них произошёл во Ржеве, где Зибитов доучивался в школе снайперов. Какой-то солдат стал себе готовить пищу и положил вместо кирпичей, которых рядом было навалом, неразорвавшуюся мину. На замечания товарищей тот реагировал своеобразно: «Э-э-э, если она не разорвалась при падении, то ничего мне и сейчас не будет». Спор завершился взрывом. Сам упрямец погиб на месте.

Кажется странным, что несчастные случаи происходили столь часто, да ещё в своём тылу. Зибит Умарович, объясняет это тем, что там, где он воевал, очень плохо была поставлена воспитательная и пропагандистская работа. Для примера он сравнил, как работал противник:

- Помню зимой, немцы нам как включат по репродуктору песню: «Раскинулось море широко...». Слышимость отличная, как будто над головами играет. Хорошая песня, но печальная. Там ещё слова в конце такие: «напрасно старушка ждёт сына домой, ей скажут - она зарыдает...». Наверное, поэтому и включали, чтобы душу разбередить и тоску нагнать. А потом песня прерывается и нам по-русски кричат: «Иван, что у тебя на ужин? Сухари? Хлеб старшина уже поделил? Приходи к нам - у нас на ужин картофельное пюре с консервами, белый хлеб с маслом». Всё, сволочи, знали - нас, и правда, в тот период плохо кормили. Мороженый хлеб, сухари.

А вот наши политработники сильно отставали от немцев в агитации. Приходили в окопы с рупором политрук, переводчик и немец-антифашист. Немец по бумаге читает, переводчик переводит для политрука, а тот контролирует - не сказал ли немец чего лишнего. Кому там кроме нас что слышно? Ясно, что никому. Ведь до немецких окопов метров 100! Так вот и агитировали. Вспоминает он и листовки. Наши: «Солдат, перед тобой враг, убей его, а иначе он убьёт тебя!». И немецкие. Такие, например. Нарисовано, как играют в карты Сталин, Рузвельт и Черчилль. Рузвельт обоими руками гребёт деньги, Черчилль - мелочь, а у Сталина в руках только пиковый туз, т.е. проигрыш и написано: «Солдат, эта листовка для тебя пропуск в плен». Что там дальше было с теми, кто в плен сдавался это уже отдельный разговор. Помнит он ещё такой большой цветной плакат: три улыбающихся азиата работают на комбайне и подпись: «для них война закончилась», мол, сдавайтесь в плен, будете заниматься мирным трудом.

- У нас и близко ничего такого по уровню и качеству не было, - делает вывод Зибит Умарович. - Придёт замполит, поговорит о текущем моменте - вот и вся агитация. За всё время пока я был на фронте, не видел ни фильмов патриотических, ни агитбригад, ни машин с репродукторами - только то, что уже сказал.

В войсках правопорядка

После того, как Зибитов был благополучно прооперирован, его перевели в дом отдыха МВД на станцию Отдых под Раменским, где он долечивался. Раны затянулись и большинство бойцов рвались на фронт. В противном случае - комиссовали и отправляли на оборонные заводы. Узнав, что ведётся набор добровольцев в какую-то воинскую часть, решил вместе с товарищами записаться. Но оказалось, что формировался ярославский 521-й конвойный полк войск МВД. Немного подумав, Зибит Умарович выразили желание служить там и его, после небольшой проверки, зачислили в списки полка. Всего набралось 27 человек, которых привезли в Ярославль, поставили на все виды довольствия. Там, с ноября 1944-го и проходила его дальнейшая служба.

В составе полка он выезжал в командировку в Прибалтику, где участвовал в борьбе с бандитским вооружёнными формированиями. 3 марта 1950 года сержанта Зибитова демобилизовали и он, наконец, приехал домой. Но уже в конце марта поступил на сверхсрочную службу в формируемую отдельную роту внутренних войск в Махачкале, оружейным мастером. В этой части, в этой должности и проходила его дальнейшая служба. Рота была развёрнута в дивизион, потом в полк, затем стала дивизией. В наше время - это 102 оброн СКРК.

На всю жизнь Зибит Умарович сохранил любовь к оружию и долгое время был одним из лучших стрелков войск. Он не раз участвовал в различных состязаниях, занимал призовые места. В 1955 году, например, на соревнованиях в Махачкале он выбил 90 очков из 100 возможных - это уровень мастера спорта, но эту степень ему тогда не дали.

Уволился в запас в мае 1968 года, в звании старшины. Проживает в Махачкале.

Награждён орденом Отечественной войны 1-й степени, медалями За отвагу, За боевые заслуги, За победу над Германией.

Записал Роман Илющенко