Мазепа: образ измены

...Я разорвал постыдный наш союз

И под знамена Карла перешел...

При дружбе, клятвах верности, родстве -

Столь низкая, коварная измена? 

В.Шекспир. Генрих VI

Как выглядел Мазепа, мы не знаем - на приписываемых ему портретах изображены разные лица. Для столь знаково перегруженной фигуры, как Мазепа, такая неопределенность облика символична: совершив измену, он «потерял своё лицо».  «Лица» больше нет - есть набор масок.  Одна маска - «куртизана» при короле Яне Казимире, другая - «верного слуги» Петра Великого, третья - наушника Карла XII, и конечно,  парадная маска изменника.

Но, по Павлу Флоренскому, «когда лицо стало маской, мы... уже ничего не можем узнать о ноумене [здесь - реальное ядро личности. - Ю.С.] и... не имеем основания утверждать его существования» [1]. Личина изменника - это и есть подлинный Мазепа. Другого Мазепы в прошлом просто нет. Изменник - вполне объективная оценка Мазепы, многократно подтвержденная исследованиями историков. Лукавые призывы поискать какого-то другого, «истинного Мазепу» [2] - это всего лишь ангажированные попытки «обелить» изменника, «спрятать» негатив этого имени,  а значит - просто  «надеть на него» более привлекательную маску: но для этого нужно полностью переписать под Мазепу соответствующий эпизод истории, чем и занимаются мазепофилы.

Зачем и кому нужно реабилитировать Мазепу? Его имя давно стало нарицательным для изменников вообще; на рубеже XIX-XX вв. прозвище мазепинцы пристало к украинским сепаратистам, клеветникам и ненавистникам России и русской культуры. Несколько ранее, в 1875 г., М.В. Юзефович писал, адресуясь к «украйнофилам»:  «по вас станут судить о вашем народе: ведь обзывали же Малороссиян мазепами и ябедниками, благодаря одной крупной коварной личности и нескольким десяткам плутов. Неужели вы хотите воскресить в народной памяти эти названия?» (Современное украйнофильство // Русский вестник. 1875. Т. 115. № 2. С. 844. Юзефович подписал статью инициалом Z.).

Они же сделали имя Мазепы своим брендом  - надо признать, выбор был весьма удачен. С конца ХХ в. мазепинский бренд обслуживает интересы украинских политиков с их «многовекторностью» - и здесь лучшего репрезентанта, нежели Мазепа, не сыскать. Кастинг на роль общенационального символа - по написанному мазепинцами и утвержденному украинской властью сценарию - «Мазепа» (как и, вослед за ним, Бандера) все же не прошел, и страсти вокруг этого имени не затихают. Но страсти эти - не столько споры о прошлом, сколько идеологическая война за легитимацию мазепинского бренда и взявшей сей бренд «на свой баланс» власти.

Снова и снова актуально утверждение: «имя Мазепы... есть эпитет изменника» [3].  По характеристике русиста Л. Дж. Лейтона, Мазепа «и в жизни и в политике был хитер и изворотлив, склонен к измене. Он предавал друзей, возлюбленных, родственников, тех, кто вместе с ним боролся за власть на Украине, считая их потенциальными противниками» [4]. Опытный, хитрый и честолюбивый региональный политик, Мазепа «покинув Яна Казимира заради турецького симпатика  Дорошенка», потом «проміняв Дорошенка на промосковськи настроєного Самойловича» [5],  которого затем «подсидел» ради гетманской булавы. При этом, как пишет польський историк В. Серчук, «Mazepa powodowany osobistą ambicją» (Мазепа одержим личными амбициями) [6].

Собственное благополучие Мазепа довольно долго связывал со служением Белому царю, но в критический момент  Северной войны, «піддавшись новій спокусі, відвернувся  від царя Петра I, сподіваючись знайти іншого, могутнішого покровителя» [7]. Такой  образ действий в украинском националистическом мифотворчестве раньше назывался «козацьким маневруванням» [8], а ныне именуется «многовекторностью». Гетман Российский Мазепа сделал ставку на потенциального победителя, каким ему виделся Карл XII. И такое мнение (что победа будет за шведами) было распространенным. Русский посланник кн. А.Я. Хилков сообщал: «Когда де мы те войски шведские из Саксонии пошедшие видели, думали мы, что последний камень на Москве из своего места выворочат... с таким намерением и яростью все шведы шли» [9].

Нет смысла в маскировке мазеповской измены его надуманным стремлением якобы «освободить» якобы «свой народ» - да какой же народ был для пана Мазепы своим, в конце-то концов? Не от «своего» ли народа охранял гетмана размещенный в Батурине стрелецкий полк? «Освобождения» ли народа желал предатель, подстрекая Карла XII штурмовать героическую Полтаву? И каким же был народный «рейтинг» изменника-«освободителя», если за ним пошли всего несколько тысяч человек? Нет смысла в воздыханиях о преклонном возрасте любвеобильного гетмана, которому лично для себя якобы уже ничего не было нужно[10] - крепкий старик прожил бы еще полтора-два десятка лет: неужели это малый срок для всего человеческого? Измена сулила ему немалые блага.

Раскрывать свою измену до предполагаемой окончательной победы Карла XII не входило в планы Мазепы - «многовекторный стратег» рассчитывал отсидеться в стороне от решающих сражений, «служа» на всякий случай обоим властелинам. Поэтому весть о том, что шведский король повернул на юг и идет в Малороссию, вызвала досаду у гетмана: «Дьявол его сюда несет! Все замыслы мои испортит...». Гетман вынужден был раскрыться, и тем самым сжечь за собой все мосты - но для такого человека, как Мазепа, измена умирает последней. Видя, что положение шведов ухудшается с каждым днем, чувствуя своей шкурой неминуемость краха, Мазепа замышляет выдать Карла XII русским и тем самым выкупить себе жизнь. Реализовать сей отчаянный замысел Мазепа не решился, его лебединой песней так и осталась измена Петру и России. (Попытка Мазепы предать нового покровителя, Карла XII, оспаривается украинским историком С. Павленко: Сергій Павленко. Чи зраджував І.Мазепа Карла ХІІ? // Пам'ять століть. 2005. № 1. С. 90. Но она обосновывается в книге:  Артамонов В.А. Полтавское сражение. К 300-летию Полтавской победы. М.,2009. С. 405 - 408.  Она же «объясняется» Таировой-Яковлевой. См.: Таирова-Яковлева Т.Г. Иван Мазепа и Российская империя. История «предательства». М.-СПб., 2011. С. 357 - 361).    

Именно попытка выступления против России сделала Мазепу знаковой фигурой украинского национализма. Стереотип самостийников изначально и по сей день противополагается русской теме («геть від Россїї!»), но не столько путем развития темы собственной, сколько путём переписывания общерусского наследия (по глубокому убеждению самостийников, украденного москалями. По-видимому, кража была совершена глубокой исторической ночью, когда казаки - известные хранители русских традиций - распрягли коней и легли отдохнуть. Тезис о краже русского наследия (в современной интерпретации - этнонима, эпической, литературной и летописной традиций, исторической памяти etc.) идет через Грушевского и Шелухина от «Истории русов»).

Есть некая глубинная, непреодолимая зависимость украинского национализма от всего русского (хотя все русское - «лихо» и неправда). Сам факт непреодолимости иногда бурного, иногда вялотекущего отталкивания/зависимости от России ставит под вопрос креативность свидомого украинства, и способствует углублению его определенных комплексов, прежде всего - усугублению рессентимента («злопамятная пафосная обида в слитности с жаждой мщения». Это комплексное понятие неплохо передается украинским словом «обурення», более ёмким, нежели русское «обида»).

В украинском националистическом творчестве вопрос об измене Мазепы не ставится вообще - здесь имя Мазепы стало лозунгом и программой [11], а сама его персона позиционируется как образ «героя» и «благодетеля своего народа» [12]. Взаимоисключаемость традиционной и украинской трактовок Мазепы также работает на интенсивность рессентимента-обурення: «с одной стороны - восславление, с другой - проклятие. Именно таким образом в архивах коллективной памяти накапливаются реальные и символические обиды» [13]. Из одной обиды тут же вырастает несколько других, обиды множатся в геометрической прогрессии, уплотняются в ненависть, резонируя с той изначальной ненавистью ко всему русскому, что была заложена в самостийническую идеологию иноземными наставниками и вдохновителями. Ненависть свидомого украинства распространяется и на собственное прошлое, на само древнее наименование Малороссия, на этноним собственных прадедов, что заставляет предполагать некую аномалию, или же - обрыв преемственности. (Впрочем, не будем забывать, что украинство распространилось из Галиции, региона с польско-австрийским прошлым, нерелевантным прошлому малороссийскому).

Глубина обурення задает масштаб его компенсации: претенциозность и гиперболизм - типичные черты украинского националистического нарратива. Если Украина самостийна  - так испокон веков («українська державність існувала тисячоліття» [14]), традиционные персонажи украинской этнической картины мира выступают не как «полуоседлые казаки» (характеристика Пьера Шоню [15]), а как вольные лыцари [16]. «Переозначивание», движимое претенциозностью, всегда комично. В зеркале украинского мифа историческое действие отражается бурлеском, «история» превращается в своеобразную травестию (юмористическую пародию). Заметим, что бурлеск, это приемное детище барокко, в свое время очень хорошо прижился на малороссийской почве.

Можно проследить, как именно не ставится вопрос об измене Мазепы в украинской исторической травестии на примере классика этого жанра - Крипьякевича. По Крипьякевичу (Крипьякевич І. Історія України. К., 1992. Далее - пагинация в тексте по этому изданию), со времен Богдана Хмельницкого, который «мав таку владу, як самостійний володар» (совсем как настоящий государь), «Українська Держава» (С. 63) была «багата й культурна», и на неё зарились «московські царі» (С. 64). Тогда Богдан сделал превентивный ход - «попробувати союзу з Москвою» (С. 64). Однако новообретенные союзники-москали тут же перекрутили все по-своему, завели в Малороссии свои порядки, и «все те дуже обурювало українців» (С. 65). 

Мазепа, традиционно мечтая «щоб уся Україна стала культурна», «бажав... звільнити  її від важкого московського гніту», однако царь забрал на стройки империи «козацькі полки», а Малороссию заполонил «московскими» войсками - «страшно нищили вони українських селян» (С. 69). «Тоді гетьман Мазепа вирішив розпочати війну з Москвою.  В той час з царем Петром воював шведський король Карло XII» (здесь, как и во многих других местах, Крипьякевич просеивает ряд фактов и произвольно меняет последовательность изложения событий. Поход Карла XII и «выступление Мазепы» выглядит у него как простое совпадение, но так «устраняется» вопрос об измене), и Мазепа заключил «союз України зі Швецією» (С. 70). «Всю Малороссию» представляло несколько тысяч казаков, но «Карло XII... мав дати підмогу» мазепинцам. Напомню, что здесь мы находимся в пространстве исторической травестии. Несколько фривольно побратавшись с «Карло» и его войском (мазепинцы «злучилися зі шведами»), «буратины»  двинулись на Полтаву. Однако «не пощастило тут українцям і шведам», незадачливым помощникам Мазепы. «Цар Петро... переміг полки Мазепи і Карла». Тут, «під Полтавою... полягла самостійність України» (мотив «туги» для украинского националистического нарратива обязателен), а Мазепа просто «переїхав у Молдавію» (С. 71).

Как видим, для раннего украинского мифа характерно наивное замалчивание измены Мазепы. На новом витке современная мазепиана приобретает академический шарм, концептуальный инструментарий и набор аргументов против «хулителей» своего кумира. При этом, имитируя академическую безпристрастность, неомазепинцы дистанцируются от наиболее одиозных (на самом деле - непосредственных) образцов националистического повествования, но сохраняют его родовые черты.

Главный довод, с помощью которого пытаются обелить изменника, в том, что Малороссия при Мазепе была суверенным - или почти суверенным - государством. Здесь позволительно будет обратиться к текстам российской исследовательницы, которая творчески развивает идеи украинских националистов. Она пишет: «Отношения между государствами регулируются юридическими договорами. Украина продолжала оставаться автономным государством, признавая власть царя исключительно на условиях Коломакских статей. Целый ряд пунктов этого договора был к октябрю 1708 года нарушен Петром». «Соответственно, нарушение положений договора одной стороной освобождала другую от своих обязанностей» [17]. Т.е., получается, что Мазепа не изменял Петру Великому, но, как равная сторона, имел право в одностороннем порядке расторгнуть якобы нарушаемые другой стороной договоренности, не извещая о том упомянутую сторону. Несмотря на явные травестийные переплетения, дело здесь мы имеем не столько с  комедией, сколько с обычным лицемерием, которое «следует отличать от лжи: лицемерие - частный случай лжи; ложь - вообще утаивание или искажение, а лицемерие - утаивание истины с помощью сообщения прямо противоположного истине факта» [18].

Когда об «Украинской Державе» XVII-XVIII вв. говорят обычные украинские самостийники, они просто следуют законам комического жанра, и заодно тешат свое самолюбие. Когда подобные тезисы вкручивают публике ученые-историки, они просто выполняют определенный заказ. «В этом деле достоверность доказательств» не имеет значения [19]. Для заказчиков главное - переформатировать данный дискурс и воплотить его в некие институты и практики [20].

Статус и характер Малороссии XVII вв. достаточно хорошо описан С.М. Соловьевым и его характеристика отнюдь не устарела: «Эта страна... находилась в долгом межеумочном, переходном состоянии, условливавшем, как обычно бывает, сильные смуты. Не могши быть самостоятельной, она хотела поддержать свою полусамостоятельность; но эти полусостояния, ни то ни се, приводят всегда к печальным явлениям. Малороссия представляла хаос,  борьбу элементов (Discordia semina rerum)» [21]. В гетманство Мазепы Малороссия не стала более суверенной - напротив, «власть его [гетмана]... была крайне урезанной» [22]. Ограничение гетманских полномочий было совершенно необходимо для преодоления последствий Руины.

По-видимому, наши justus hostis («законники») несколько сомневаются в эффективности «аргумента от суверенности» для отмывания Мазепы, поэтому приводят дополнительный аргумент «от вассального права». По Грушевскому (по сведениям Орлика), Петр I не мог обещать Мазепе послать в Малороссию войска для защиты от шведов, так как эти войска нужны были ему самому. Крипьякевич, напротив, мотивировал  измену Мазепы засильем царских войск в Малороссии. Но в русофобском мифе прекрасно работают и прямо противоположные по смыслу утверждения: не пройдет одно, сгодится другое - лишь бы сформулировать как можно больше обвинений против русской стороны.

Оказывается, «это было еще одно прямое нарушение Коломакских статей, которые... прямо обязывали Россию защищать Украину... Гетман имел право расценить это как нарушение вассальных отношений, согласно которым суверен [в данном контексте должно говорить сюзерен, а лучше - сеньор. - Ю.С.] был обязан защищать своего вассала» [23]. Всё-таки, оказывается, Мазепа - не суверенный государь. Гетман российский Мазепа обиделся на своего царя, не поддавшегося на провокацию - попытку увести с театра военных действий часть войск Петра (Малороссия поначалу находилась в стороне от маршрута движения Карла XII), - и поэтому он не изменник, а  отстаивающий поруганную честь вассал.

Здесь мы сталкиваемся с «концепцией вассалитета», сочиненной О. Субтельным [24]. По этой «концепции» выходит, что в случае военной опасности монарх обязан немедленно распылить  войска, чтобы защитить всех своих вассалов, отсиживающихся в родовых замках. Но такое «правило» противоречит не только собирательному «вассальному праву», но и просто здравому смыслу. Разбросав свои отряды по настойчиво требующим защиты феодам, монарх разоружится перед противником, который без труда подавит разрозненные очаги сопротивления. Разумней призвать вассалов под свое знамя и со всеми силами встретить врага. Поэтому известные кодексы «вассального права» прямо предписывают вассалам, а тем паче вассалам монарха, «не только обеспечивать своего сюзерена войсками, но и всеми силами поддерживать в провинциях верность королю», которому они «в первую очередь были обязаны оказывать военную помощь» [25], а также запрещают  «принимать свои «установления» против королевской власти, тогда как король издает ордонансы, обязательные к исполнению... в «военное время, в такое время, когда грозит война, и при необходимости»» [26]. Итак, «по вассальному договору вассал обязан был сеньору... помощью (auxilium), особенно военной и в определенных случаях финансовой... Взамен сеньор обязывался оказывать покровительство вассалу» [27].

Но как должен был поступить вассал, решивший по каким-то причинам порвать со своим сеньором, чтобы при этом сохранить свою честь (honor)? «[Бомануар говорит] что человек,  прежде  чем  обвинять своего сеньора в каком-либо посягательстве на него, должен был заявить  ему, что покидает его феод» [28]. Заметим, сначала вассал должен сообщить о своих намерениях, которые нужно еще обосновать, и уж потом обозначить актом defi (бросить перчатку, например - но только не перед королем). Разумеется, этот порядок соблюдался далеко не всегда, даже в литературе. Например, герцог Бургундский (это литературный персонаж, но его исторический прототип действительно перешел на сторону французов в 1435 г.) в трагедии «Генрих VI» по воле Шекспира поступает не совсем по правилам. Он сообщает Генриху VI о разрыве отношений письмом - эти строки вынесены в эпиграф, я процитирую их еще раз: 

                       «По причинам чрезвычайным,

                      Скорбя о бедствиях родной страны,

                      Тобою угнетенным сострадая,

                      Я разорвал постыдный наш союз

                      И под знамена Карла перешел».

Но Генрих VI узнает и о разрыве, и о причинах разрыва уже пост-фактум, поэтому мы вправе считать герцога изменником.

Случай Мазепы на весь этот сложный ритуал контринвеституры как-то не проецируется. Мазепа не известил Петра Первого о своем переходе на сторону Карла XII, какое-то время «служил» обоим властелинам, лгал Петру, прятался и убегал от посланного царем Александра Меньшикова, т.е., вел себя, как и подобает изменнику в законе. Он, «почетный рыцарь» Священной Римской империи, не имел бы права «бросить перчатку» (повторю - не царю, а, скажем, тому же А.Д. Меньшикову), если бы правила рыцарской чести действовали в XVIII веке.

В русском обществе еще тех времен представления о чести служилого сословия были несколько иными: перед лицом царской власти, наделенной «чертами святости и истины... отдельный человек выступает не как договаривающаяся сторона, а как капля, вливающаяся в море. Отдавая себя, он ничего не требует взамен, кроме права отдавать себя» [29].

Такой идеал служения - но увы, только идеал - действительно был выработан русским обществом начала Империи (по Д. Ливену, «имеет смысл датировать возникновение Российской империи 1550-ми годами» [30]); в начале XIX в. схожий идеал сформулировали европейские романтики, например, Новалис (безкорыстное служение королю как священнодействие) [31], а в ХХ в. подобный российскому «романтический» идеал служения отстаивал  Отмар Шпанн: «Только тот, кто жертвует собой, способен стать причастным к вождю», противостоящее же вождю «зло действует в обличье великого, точнее говоря, в качестве обезьяны гения», например - «главарь разбойников, подражающий в своем поведении королю» [32].

В романтический идеал измена не укладывается, поэтому интересно взглянуть, как трактуют лебединую песню Мазепы романтические поэты. Байрон посвящает поэму «Мазепа» только одному эпизоду, - как был наказан молодой куртизан  польского короля за адюльтер с вельможной пани, - именно эта история прославила Мазепу в мировой литературе. Другой романтик, мастер Кондратий Рылеев, движимый любовью к многогранным звездам надежды и свободе, стал в действительности зачинателем «мазеподицеи» (оправдания Мазепы): в поэме «Войнаровский» он пытался изобразить гетмана борцом «с самовластью», что довольно смешно в случае Мазепы, но вполне объяснимо для революционера Рылеева. Впрочем, у Рылеева Мазепа  - не вполне положительный герой, как подметил хитроумный Драгоманов. Действительно:

«Не знаю я, хотел ли он

Спасти от бед народ Украйны, 

 Иль в ней себе воздвигнуть трон» [33].

Самое интересное в мазеподицее Рылеева - то, что в своем восстании против «великого Петра» Мазепа «покоряется судьбине», он «судьбе враждующей послушен» [34].

Судьба традиционно связывается с «образами предков» [35]. Что ж, вопреки словам «измена нам в наследство не дается» (из комедии  Шекспира «Как вам это понравится»), Мазепе досталось от предшественников удручающее наследие. Как писал С.М. Соловьев, «после Богдана Хмельницкого не было гетмана, который бы не изменил или не был обвинен в измене своими же» [36]. Интересно, что у гетманов-изменников есть общий прототип из времен более отдаленных, нежели Руина. В 1223 г., в завершение печально известной битвы южнорусских князей с передовыми отрядами монголов (татар) на р. Калке, измена некоего Плоскини, - атамана бродников, которые «очевидно, перебежали к татарам на какой-то стадии сражения» [37] - позволила монголам захватить и умертвить киевского князя Мстислава и еще нескольких оставшихся в живых князей.

Бродники - «это был прототип казачества» [38], хотя из-за скудости сведений проследить прямую преемственность между этими двумя разношерстными сообществами невозможно. И те, и другие были степными маргиналами Руси; не имея собственной государственности, были вынуждены постоянно лавировать между переделывавшими мир соседями (это знаменитое «казацьке маневрування»). «Перекличка через века» Плоскини, гетманов периода Руины и Мазепы, вкупе с очевидным типологическим сходством казаков и бродников, позволяет предположить наличие некоей устойчивой модели поведения, заложенной в ментальные матрицы «степного лыцарства».

Измена Мазепы, таким образом, включена в опирающуюся на сомнительные архетипы традицию. Эта традиция поддерживается ритуальным праксисом современного мазепинства - и уже который год выпущенная на волю из нетей призрачная тень Мазепы колышется над Украиной. Пожалуй, символическое «возвращение Мазепы» таинственным образом связано с давним народным поверьем: Мазепу считали колдуном, а колдуны могут «и посмертно появляться на земле в разном обличье» [39]. Но «оживший мертвец есть самое страшное, что существует в народных поверьях, он несет беду» [40].

 

Примечания:

[1] Флоренский П. Иконостас. С.-Пб., 1993. С. 32.

[2] Таирова-Яковлева Т.Г.  Мазепа. М., 2007. С. 6.

[3] Ростопчин Ф.В. Ох, французы! М., 1992. С. 246.

[4] Лорен Дж. Лейтон. Эзотерическая традиция в русской романтической литературе: Декабризм и масонство. С.-Пб., 1995. С. 85.

[5] Єнсен А. Мазепа: Історичні картини. К., 1992. С. 71.

[6] Іван Мазепа і його доба. Історія, культура, національна пам'ять. К., 2008. С. 59.

[7] Єнсен А. Мазепа: Історичні картини. С.71.

[8] Липа Ю. Призначення України. Львів, 1991.

[9] Люстров М.Ю. Русско-шведские литературные связи в XVII-XVIII вв. // Герменевтика древнерусской литературы. С.-Пб.-М., 2008. Вып.13. С. 119

[10] См.: Таирова-Яковлева Т.Г. Мазепа. С. 219.

[11] Маланюк. Е. Книга спостережень. К.,1995. С. 213

[12] Щеголев С.Н. Украинское движение как современный этап южнорусскаго сепаратизма. К., 1912. С. 128.

[13] Рикер П. Память, история, забвение. М., 2004. С. 120.

[14] Липа Ю. Призначення України. Львів, 1991

[15] Шоню П. Цивилизация классической Европы. Екатеринбург, 2005. С. 23 

[16] Крипьякевич І. Історія України. К., 1992. С. 69.

[17] Таирова-Яковлева Т.Г. Мазепа. С. 219 - 220, 189. «Коломакские статьи», переделанные в 1687 г. кн. Голициным из «Глуховских статей» 1669 г. - это «были царские решения на пункты в челобитной, поданной перед тем казаками». Фактически это была жалованная грамота-экселерат. В рамках травестийного жанра вполне можно назвать эти статьи договором, но лучше - пактом. Обязан ли был самодержец Петр I соблюдать все условия Коломакского пакта?

[18] Егоров Б.Ф. Славянофильство, западничество и культурология // Труды по знаковым системам. Вып.VI. Тарту (Юрьев), 1973. С. 265; Из истории русской культуры (XIX век). Т.V.  М., 1996. С. 463

[19] См.: Татьяна Яковлева. Генезис государственной идеи в Украине на примере договоров с Польшей и Россией //Россия-Украина: история взаимоотношений. М.,1997.

[20] Ср.: Фуко М. Археология знания. К.,1996. С. 69

[21] Соловьев С.М. Публичные чтения о Петре Великом. М., 1984. С. 144

[22] Таирова-Яковлева Т.Г. Мазепа. С. 55.

[23] Таирова-Яковлева Т.Г. Мазепа. С.190.  На самом деле почти вся полевая Русская армия двинулась вслед за шведами, как только они повернули на Гетманщину

[24] Субтельний О. Мазепинці. Український сепаратизм на початку XVIII ст. К., 1994. С. 31

[25] Блок М. Феодальное общество. М., 2003. С. 156 - 157

[26] Дюби Ж. История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д'Арк. М., 2000. С. 334

[27] Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. С. 90

[28] Монтескье Ш.Л. О духе законов // Избранные произведения. М.,1955. С. 616. Филипп де Реми де Бомануар (1250 - 1296), судья, королевский сенешаль, составитель авторитетнейшего правового кодекса Coutumes de Beauvaisis

[29] Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. М., 1996. С.  366 - 367.

[30] Ливен Д. Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней. М., 2007. С. 371.

[31] Эстетика немецких романтиков. М., 1987. С. 53 - 54.

[32] Шпанн О. Философия истории. С.-Пб., 2005. С. 340 - 341.

[33] Рылеев К.Ф. Полное собрание стихотворений. Л., 1971. С. 209.

[34] Рылеев К.Ф. Указ. соч. С. 205.

[35] Веселовский А.Н. Избранное: Традиционная духовная культура. М., 2009. С. 406, 477.

[36] Соловьев С.М. Указ. соч. С. 144.

[37] Феннел Дж. Кризис средневековой Руси. 1200 - 1304. М., 1989.  С. 131.

[38] Голубовский П. Печенеги, торки и половцы до нашествия татар. История южно-русских степей IX - XIII вв. К., 1884. С. 200

[39] Райан В.Б. Баня в полночь. Исторический обзор магии и гаданий в России. М.,1999. С. 122. Какую благодарную тему представляло бы для историка проследить, каким образом сложилась эта легенда и какую связь имеет она с «демоническим» обаянием личности Мазепы». - См.: С.В. История гетманства Мазепы // Русский вестник. Июль 1883. Т. 166. С. 333.

[40] Кантор В.К. Санкт-Петербург: Российская империя против российского хаоса. К проблеме имперского сознания России. М., 2007. С. 48.