Путь наверх

«Ладно, все, - думал он, вводя себе огромную «передозу». - Устал». Надоели постоянные скандалы, слезы и истерики матери. Все, что можно было вынести из дому, «проколол», даже вещи с себя распродал, одевать нечего. А дозу за пять лет в системе нагнал огромную, на нее каждый день нужны деньги. Где их взять? Работать? Когда руки дрожат, и общаться нормально разучился, об этом не может быть и речи. Чуда исцеления после неоднократного лечения в наркологическом диспансере, психиатрических больницах и различные клиниках, в том числе и столичных, уже не ждал. «Ну, а как трезвыми глазами смотреть на этот серый мир? Все, устал. Больше не могу», - теперь он лежал в постели и смотрел в потолок.

Ломка отступила, не принеся обычного облегчения, - вдруг стало страшно. Страшно умирать. Сколько знакомых ребят уже ушли туда, теперь вот и его черед пришел. Двадцать пять лет всего, и не пожил. Что там, за чертой тлена? Боже, как жутко уходить навсегда! Взглядом он нашел старую дедушкину икону, что с детства стояла на шкафу, встал на колени и, не сводя заплаканных глаз со строгого лика Господа, начал горячо шептать слова единственной молитвы, которую знал: «Отче наш». Он читал ее двадцать раз, тридцать... Потом пришло забытье.

+ + +

В начале сентября, в середине семидесятых, в городе Новочеркасске Ростовской области, в благополучной советской семье родился мальчик, названный Николаем. Для тридцатипятилетнего отца он был поздним и таким долгожданным ребенком. Потому и оберегали его родители от малейших невзгод, труда и забот: «Наработается еще!». Коленька радовал: подвижный, озорной и жизнерадостный паренек, он еще с детского сада старался быть на виду. С шести лет уже ездил в пионерские лагеря, где быстро сходился с детьми и - «атаманил». В школе учился хорошо. Пробовал ходить во всевозможные кружки, но надолго не задерживался - быстро перегорал. Вот это-то и удручало отца: отсутствие у паренька интереса к учебе, стремления к какой-либо цели. Как следствие, достижениями в познаниях наук выделиться среди сверстников уже не удавалось, поэтому оставалось быть первым с плохой стороны. В старших классах стал хулиганить, прогуливать уроки. Уже влекла к себе подростка «блатная» романтика улицы, манили загадочные ночные огни баров и ресторанов, восхищали плавно скользящие по шоссе красивые машины, из открывающихся дверей которых гремели песни Круга. И сказочными богатырями казались Николаю выходящие из этих «крутых тачек» лысые парни с накачанными бицепсами. Испещренные наколками, с золотыми цепями на мощных шеях, они обнимали хохочущих размалеванных девиц. «Вот это жизнь!», - восхищенно думал юноша. И был готов отдать все, чтобы быть, как они - эти парни из бригад: вальяжным, пренебрегающим условностями, способным перейти презренную черту серости, словом - свободным.

Уже через несколько лет юноша пользовался определенным авторитетом в криминальной среде. Он, от природы сообразительный и энергичный, принял, как аксиому, воровские идеалы, и правильно понял правила игры: своих не сдавать, «лохов» - презирать, и карабкаться вверх по иерархической лестнице бандитской группировки. Пробиться к власти было не просто, но «пехотинец» согласен был страдать: «идея» того стоила. Все просто и понятно.

Неожиданно жизненный план дал сбой: чтобы не сесть в тюрьму, пришлось уйти в армию. Там рядовой Новопашин продолжал придерживаться единожды избранных принципов: «Не верь, не бойся, не проси. Возвышайся над сильными, угнетай «лохов». А когда демобилизовался, вдруг оказалось, что за эти два года жизнь на «гражданке» стала совсем иной. Девяностые годы набирали обороты, и на смену воровской «идее», жизни «по понятиям», пришли «безпредельщики»: группировки, состоящие из бывших спортсменов и милиционеров, которые вершили свои дела без правил. Но и они процарствовали недолго: на гребень жизни взлетели коммерсанты, и многие бывшие бандиты стали строить свой легальный бизнес. В одну из таких группировок Николая взяли по старой дружбе. Но начался очередной виток передела власти, и лидера с приближенными «убрали». «Пехота» оказалась на улице. Николай страшно переживал - и даже не оттого, что оказался не у дел: лопнула, как мыльный пузырь, его жизненная идея, казавшаяся верной и вечной, как мир. Однажды выбрав свой путь, теперь он растерялся: для чего жить? К чему стремиться? Образования нет, профессии - тоже. А жить серо, как все эти «лохи», изо дня в день ездить на постылую работу в переполненном автобусе и считать деньги от получки до получки, не мог. Не позволяла принятая система ценностей. Будто из души двадцатилетнего парня вытащили стержень. И жил он теперь просто так, по инерции: ночью - дискотеки, бары, картежная игра, какие-то встречи. Потом отсыпался до обеда, выкатывал машину из гаража, и все крутилось тем же безцельным, надоевшим колесом.

Но даже для такой скучной жизни нужны были немалые деньги. После провернутой в очередной раз криминальной операции по их «добыче», оказался у ребят героин, причем в большом количестве. Что делать с ним, никто из компании еще не знал. Раздавали направо и налево, потом научились нюхать порошок так, как видели это в кино. Раз понюхал, два понюхал, - и понравилось.

...Я сижу с нашим героем десять лет спустя того злополучного времени, и теперь, к счастью, позади и опасные «взлеты» его криминальной карьеры, и губительные падения. Передо мной - крепкий и представительный тридцатилетний мужчина, руководитель Спасо-Преображенского центра по реабилитации наркозависимых при Ставропольской епархии, примерный отец семейства. Прошедший все круги ада, Николай анализирует причины поступков людей из криминальных группировок, как «рядовых», так и «авторитетов». «Почему пацаны «гудят» в кабаках? Просто у них болит душа, - задумчиво говорит он, - теперь я понимаю: грехи болят. Ведь, несмотря на все «достижения» жизни, идущей вне закона, морали и нравственности - вне Бога, - непонятная, неосознанная тяжесть в их душах никогда не проходит. А пустота требует наполнения. И как не пытаешься «залить» боль водкой, заполнить блудом, наркотиками или иными страстями, невыносимые страдания возвращаются. Потом идет новая попытка заполнить душевный вакуум, но все возвращается к нулевой отметке: к невыносимой боли».

Полгода Николай нюхал героин, получая ощущение искусственной радости, «кайфа». Но однажды порошок закончился. Тогда, впервые испытал ломку, он понял, что плотно «подсел» на наркотик. Ломка («кумар») - это состояние, напоминающее смертельную агонию. И у человека, хоть раз испытавшего его, единственное желание: немедленно прекратить муки. Что значит - достать наркотик любой ценой. И очень «кстати» тогда встретился страдающему парню одноклассник - наркоман, который уже долго кололся. «Спаситель» помог «переболеть» и стал использовать товарища: на деньги, которые еще мог достать Николай, колол ему смывки опиума внутримышечно, а себе - «чистый» вводил внутривенно. Но после героина опиум в такой подаче был для организма, привыкшего к экстазу, что слону дробина: ломки нет, вот и все удовольствие. Это состояние парня не устраивало, и он «на пару» с другом начал колоться. Цена на опиум поначалу казалась смешной по сравнению с «героиновой»: сто рублей против тысячи.

Огромную дозу «нагнал» необычно быстро, и уже немалые деньги нужны были каждый день. Стал выносить из дому и продавать все, что попадалось под руку: запасы кофе, крупы, книги и вазы, одежду и обувь. «День проходил для меня удачно, если удавалось украсть что-то незаметно для родителей. Неудачно - когда они обнаруживали воровство и устраивали скандалы: стыдили меня, оскорбляли, могли и ударить сгоряча, - вспоминает Николай. - Но все было безполезно. Ведь не колоться я уже не мог. Куда только не возила меня мама, чтобы вылечить! Огромные деньги тратились на московские и местные клиники, больницы и диспансеры. В наркодиспансере, например, курс лечения - двадцать один день, и человек все это время лежит, лечится, пассивный, как растение. Уколами и капельницами медики выводят токсины из организма, и считается, что вылечили. Ну, подколят человека еще гемодезом, витаминчиками, и он выходит за двери в таком состоянии, будто его контузило при взрыве гранаты. Я, например, в первый же день по выходе опять начинал колоться - душа требовала быстро сгоравшей «соломы» для заполнения, и так изо дня в день - еще, еще... Вот и вся эффективность такого лечения. И однажды наступил предел: я предпринял попытку самоубийства. Ведь деньги брать было уже неоткуда, а страдать я не хотел. Дальше так продолжаться не могло».

...Когда внутривенно была введена доза наркотика, в пять раз превышающая допустимую, кожей почувствовал он близкое и тленное дыхание смерти - и физической, и духовной. Как человек, воспитанный без веры, но в православной культуре, на уровне подсознания он не мог не понимать, что уходит не в блаженное Горнее Отечество, что ждет христианина после естественной смерти. Что самовольно лишивший себя жизни уходит в ту же пустоту и боль, от которой бежит, и муки его после смерти только умножатся. Было ли Николаю видение, или ощущение ужаса совершаемого, и уже непоправимого грехопадения, Господь вложил в его сердце, но в последние минуты жизни возопил падший к Нему: «Бог! Если Ты есть, помоги мне!» Будто выплыла из глубины сознания спасительная истина: верь Господу, бойся Его гнева, и - проси милости к заблудшему чаду своему. Ибо только просящему дает Господь свою защиту и правду.

И открылись глаза его. Рассказывает Николай, что произошедший в душе перелом невозможно было разглядеть извне. Проснулся он на следующий день в полном здравии (после такой передозировки!) и без ломки, но после обеда опять укололся. Ночи напролет, как и прежде, проводил в притонах - играл в карты, пил, кололся. Но странно: смотрел на все происходящее будто со стороны. И удивлялся про себя, глядя на друзей: «Вы тут сидите, играете, и не знаете, совсем не понимаете, что я - уже не свой. Я уйду от вас!»,- думал Николай. Великая Сила тянула его прочь из этого бедлама, давала отвращение к прежнему существованию. Теперь он точно знал, что есть Свет в этой кромешной тьме.

От жалости к страдавшей матери и таявшему на глазах отцу (он и умер-то от горя), сердце теперь так разрывалось, что нечем было дышать. Но трезво понимал, что прежние, уже испытанные, методы лечения ничего не дадут. Не заполнят капельницы и гипноз, двадцать пятый кадр и иные манипуляции ту пустоту и боль, от которой пытается уйти каждый наркоман - укутываясь, как в спасительные пелены, в туманный угар «радостных» душевных галлюцинаций. Николай, единожды испытав бескрайнюю божью благодать, понял: только Господь может вытеснить наркотические суррогаты. А значит, и идти нужно - к Нему.

Так незаметно началось духовное перерождение. Мама Николая, Светлана Петровна, к этому времени глубоко верующая христианка, беспрерывно молящаяся за единственного сына, через полгода случайно увидела по телевидению передачу о реабилитационном центре для наркоманов, организованном протестантской церковью. Николай сразу же поехал туда. «Я четыре раза сбегал из того реабилитационного центра, - рассказывает наш герой, - хотя люди там работали верующие, с желанием помочь. Но один минус перечеркивал все их усилия: сами они не были наркоманами, и потому не могли меня понять. И сейчас я твердо уверен, что браться за решение проблемы наркомании возможно, лишь зная проблему изнутри - пройдя и прочувствовав эту боль».

Всегда и все случается вовремя. И потому одна нечаянная встреча повернула жизнь метущегося на сто восемьдесят градусов.

Бывший криминальный авторитет, наркоман с двадцатилетним стажем, старый знакомый Николая потерял в этой жизни все. Но, находясь уже в застенках, начал читать животворящее Писание. И - изменился. Двигаясь наощупь, трудным молитвенным трудом вымолил узник прощение у Господа. Будто осиянный неземным светом, говорил он теперь самые нужные слова, коснувшиеся сердца Николая. И тот увидел реальность исцеления для себя, бросил все и пошел за Сергеем Федоровичем: поселился у него на кухне, и ходил по пятам за наставником. Загоревшись новой идеей, заключавшей в себе истинный смысл жизни, Николай стал вникать в Писание. Вдвоем стали помогать они и другим таким же страдальцам избавиться от болезни. Так появились в России первые реабилитационные центры, организованные самими бывшими наркозависимыми.

Денег на спасение наркоманов не давал никто. Только протестантская церковь протянула руку помощи, конечно, не без выгоды для себя. Начинали божье дело в Краснодаре, постепенно открывая обители и в других городах России.

Трудные это были годы - борьбы не только с внешними обстоятельствами, мешающими движению, но и противления самому себе.

Вспоминает Елена, соратница по протестантскому движению: «На конференции, проходящей в Симферополе, молодежи было выделено несколько комнат. И однажды к нам, девушкам, старший группы - Федор привел шатающегося, бледного, с мешками под глазами, парня, (я, наивная, решила, что его в автобусе укачало). Им оказался Коля Новопашин, и была у него ломка, как потом оказалось. А Федор, представив парня, попросил: «Сестры, давайте помолимся за брата - ему плохо!» А у «больного» на одной руке татуировка, на другой - еще одна, мне страшновато стало: бандит, что ли? И мы стали молиться за брата, и ему стало лучше. После окончания конференции мы разъехались по своим домам, и о Колиной дальнейшей судьбе я ничего не знала».

Движение «Исход» набирало силу. Через несколько лет Сергей Федорович стал протестантским епископом и уехал в Англию, а потом и в Америку - делиться опытом работы. Потянулись за ним и ребята, стоявшие у истоков движения. Но Николай уезжать из России отказался, отчего между ним и его духовным отцом произошел разлад. Посылали молодого пресвитера в Голландию, но он все твердил: «А как же наши, как же русские ребята?» «Отказника» предали анафеме: отлучили от протестантской церкви и прокляли. Николай уехал в город Михайловск Ставопольского края, где от протестантской организации «Исход» начал организовать «Фонд помощи наркоманам», но чувствовал: под нынешним флагом движение зашло в тупик.

Дело в том, что духовно-нравственной основой единения и формирования нашего народа, его характера, испокон веков было Православие. Протестантство же, будучи отдалившейся ветвью христианства, из-за некой чужеродной ограниченности не удовлетворяло его духовным исканиям, как русского человека, и стремящегося в совершенствовании все выше и выше. Само служение, теологические особенности протестантского учения, как и неоправданно быстрое продвижение проповедующего по служебной лестнице, а также жесткий надзор за личной жизнью прихожан вызывали ощущение несвободы. А когда, прикормив деньгами стихийно возникшее в России жизнеспасительное движение, иностранцы стали хитро прельщать уже готовые, опытные кадры красочной зарубежной жизнью, Николаю все стало ясно. «Западные прагматики обедняют нашу страну, обещанием легкой жизни переманивая умы. Как только у нас появляются умные, интеллигентные и способные люди в любой области: науке, культуре, военной или иной другой отрасли, их тут же за гроши (по западным меркам) «покупают» и держат в золотой клетке. Повязанные кабальными договорами, наши специалисты работают там за деньги, смешные для западного профессионала того же уровня. В семьях иммигрантов рушатся русские традиции, в чужеродной среде отмирают духовные корни, заменяемые некой космополитической субкультурой. И внуков «перебежчиков» уже никто, в том числе и они сами, русскими не считает. Я не хотел такой участи для своих потомков, и не было желания быть марионеткой в чьих-то руках. Конечно, в Испании, например, где я был по обмену опытом, - продолжает Николай, - реабилитационные центры для наркозависимых вроде бы выполняют те же функции, что и у нас. Но у сотрудников есть свои дома, машины. Им не нужно думать, чем за газ заплатить, как корове сена заготовить, где трактор достать и - что принести в свою семью. Но в нашей истории уже была массовая миграция на Запад, и что стало с ними, спасшими свои жизни? А тех, кто остался, называют патриотами: в трудную минуту они не бросил Россию, разделив выпавшие на ее долю страдания».

Живя в Михайловске - чужом городе, терзаемый раздумьями о правильности выбранного пути, о своем будущем, Николай искал старых знакомых. Ему дали адрес Елены. Она спускалась по лестнице, когда в подъезд зашел Николай. И сердце девушки отчего-то дрогнуло. Вспыхнув, поздоровалась: «Конечно, сразу узнала. Проходи». Начались встречи и безконечные разговоры - обо всем: как жили все эти годы, к чему пришли; об общих знакомых, да разве все перечислишь! Говорили и о Библии. И девушку поразили глубокое знание Писания у молодого человека, его мудрые и красноречивые суждения. Потом Николай уехал на конференцию в Москву, и его долго не было. Все это время Лена не находила себе места, и поняла наконец, что влюблена. По приезде началось трогательное ухаживание - стихи, цветы... Раньше многие ребята в церкви - а пришла она туда вслед за родителями, и в институте, ухаживали за ней, но никогда не было такого чувства: мой, родной. Родители долго не благословляли этот брак. Страшило их то, что он - взрослый, бывалый человек, с негативным опытом за плечами, а она - юная, неопытная целомудренная девочка. Но дочь бледнела и таяла на глазах, и через год разлук и встреч отец и мать невесты сдались. Наградой посчитал Николай возможность назвать Елену своей женой! Ей, другу, любимой, доверял он теперь все свои беды и чаяния. Вместе переживали разочарование - разрыв с прежней церковью, и думали, как жить дальше.

Так, после пяти лет пребывания в «Исходе», очутился Николай с семьей (родился сын) в Ставрополе без средств к существованию. С огромной болью в сердце, отверженный старыми друзьями (протестанты поставили запрет на общение с ним), пришел он к отцу Игорю Подоситникову (после увиденной телевизионной передачи «Ставропольский Благовест») - чтобы спорить, ссориться и доказывать свою правоту. Ведь священник назвал протестантов из «Исхода» еретиками, засланными Западом. Шел Николай на бой, и был смущен приемом, оказанным протоиереем. Тот посадил за стол, налил чаю и спокойно выслушал, как старого друга. Объяснил точку зрения Православной Церкви на протестантское служение, и предложил продолжить дело спасения от наркотической смерти заблудших людей, только уже в лоне родной, Православной церкви. И Николай задумался.

Занимая пост пресвитера протестантской церкви, там он имел власть: сто пятьдесят человек было в подчинении. Но, после тяжких раздумий, не слушая посыпавшихся предложений из других протестантских общин, приехал работать к отцу Игорю пономарем. Подавать пастырю кадило, брал благословение на всякое дело. «Возвращаясь в Православие, я понимал, что нужно начинать со смирения - основы отеческой веры,- объясняет свой поступок Николай.- Ведь протестантов главное - гордыня. Они говорят: «Мы святые! Мы возьмем страну для Бога! Мы все можем!». А у православных главное - покаяние и тяжелый молитвенный труд. Мы просим: «Господи, будь милостив ко мне, грешному!», и потому, с Божьей милостью, взлетаем к небесным высотам»,- взволнованно говорит новообращенный.

Отец Игорь, ставший Николаю духовным наставником, вел его за собой, простой жизнью и истовым служением, образованностью, начитанностью, мудростью и добротой завоевывая у молодого человека все больший авторитет. Вникал пономарь в особенности православного Богослужения, полюбил старославянские чтения и любовно штудировал предания старцев. Просвещение потребовало большой усидчивости и тяжелейшей работы над собой. «Если человек не будет трудиться, изучая после ереси основы Православия, то в очищенную душу могут прийти семь злейших. И тогда ты рискуешь, уйдя из одного ада, прийти в еще больший», - убеждает он.

И однажды отец Игорь и Николай решились обратиться за отеческим наставлением и поддержкой к Митрополиту Феофану. Владыка благословил подвижников на создание Спасо-Преображенской обители - центра реабилитации для наркоманов.

«Начинать с нуля, даже имея опыт работы, было страшновато, - вспоминает наш герой.- Но Преосвященный понимал, что создание реабилитационного центра нужно и важно для Церкви именно сейчас. В поисках места для размещения реабцентра мы с отцом Игорем уже через несколько месяцев остановили свой выбор на разрушенном комплексе строений за селом Темнолесским».

Огромное круглое плато, на котором расположены дома и хозпостройки, приподнято над округой на сотни метров. И пологими террасами величаво спускается в глубокие и обширные долины. Кустарники и деревья, осенью сбрасывающие свою листву и возрождающиеся по весне, ложбины в утренней дымке, пруды между холмами, а над ними - высокий купол неба. Кольцом подпирают его синь горы Ставропольской возвышенности, одна из которых, - Стрижамент, - является также и самой высокой точкой на европейской возвышенности, и заповедником всероссийского значения. И если природотерапия что-то значит в исцеление, то здесь она на лицо - красота такая, что дух захватывает!

К тому времени все пригодное для жизни в округе было уже куплено, или стоило огромных денег, но приобретенный на скромные деньги епархии участок земли безценен: кроме строений, он содержит 220 гектаров заброшенных садов и 135 гектаров пашни. В корпусах не было ни окон, ни дверей, с их восстановления и началось движение вперед. О том, какими трудными были первые шаги, знают немногие. Не было ни света, ни воды, ни дров - не говоря уже о газе.

«В тот период мы мало читали, но много трудились, - продолжает воспоминания Николай. - Низкий поклон Владыке и благодарность от нас отцу Игорю за помощь и поддержку - как в старой русской сказке, мы варили кашу из топора. Ездили и по предприятиям, и по различным организациям с просьбами пожертвований для обители. Жена с сыном жили в Ставрополе, а я дома почти не бывал. С божьей помощью пережили прошлую трудную зиму с горсткой людей, для которых Бог, Родина и жизнь слились воедино. Из пятидесяти прошедших через реабилитацию выдержали и осталось меньше десяти, вот они и возглавили филиалы в Георгиевске, Невинномысске, Михайловске и Армавире. И ребята, ушедшие той холодной зимой, возвращаются - ведь у нас теперь щадящие условия для жизни».

Утро в обители начинается с подъема в семь часов, келейной молитвы и чтения духовных книг. Затем утренний туалет и - церковное утреннее правило, общее для всех. «Его проводят ребята, закончившие катехизаторские курсы при храмах Ставрополя, Невинномысска, и получившие навыки воцерковления, - разъясняет Николай. - Потом завтракаем в трапезной и начинаем работать, или читаем Евангелия....Пашем, сеем, разводим свиней и кур, держим лошадей, строим и восстанавливаем принадлежащие реабцентру корпуса... Обед - и опять работа. Вечером читаем Ветхий Завет, Евангелие, предания старцев, а после ужина смотрим православные фильмы или библейские сюжеты. Телевидение, радио запрещены: ничего не должно напоминать реабилитанту о прежней жизни. А чтобы забыть о старом, о грехе, нужно создать атмосферу православной жизни, что мы и стараемся делать. Вот так, в трудах и заботах, проходит обычный день в обители», - повествует наш герой.

Говорил Николай и о трудностях воцерковления, и о безполезности попыток исцеления наркоманов в монастырях. Даже обычный, здоровый человек, по его словам, должен иметь не только духовную подготовку, но и определенный склад характера, склонность к суровому подвижничеству. «А наркоман, больной человек, - из мира, в грехе, сразу приходит в монастырь, находясь не просто в нуле - в глубоком минусе. Чтобы вернуться хотя бы к нормальному человеческому существованию, он должен будто заново родиться: научиться причесываться, умываться, чистить зубы, убирать за собой и т.д. И только когда личностное развитие удастся вывести, как минимум, на уровень двенадцатилетнего подростка, возможно православное просвещение,- продолжает он.- Человека нужно научить церковным обрядам, приучить ежедневно читать «Жития Святых», Писание - то есть ввести в церковную жизнь (что, по идее, должны были делать наши предки при нормальном ходе истории). И только тогда человек готов, при желании, жить в монастыре».

Непосредственной задачей реабилитационного центра, по мнению Николая, является не нотации и убеждение в пагубности наркомании, а создание условий для самоутверждения человека. «Каждый приходящий к нам должен состояться, как личность - раскрыть Богом данные способности и понять свои собственные интересы, - продолжает Николай. - А что касается количества обитающих в обители и срока их пребывания на реабилитации, то вспомним учеников Христа, Апостолов. Неграмотные, безбожники, они пошли за Господом и, пробыв с Ним чуть больше трех лет, стали проповедовать истину на многих, дотоле неизвестных им, языках. А затем написали Евангелие - Книгу, по мудрости и образности превосходящую все написанное в старой и новой истории человечества. Поэтому мы стараемся, чтобы в каждом филиале Спасо-Преображенского реабилитационного центра было не более двенадцати человек, составляющих единую семью. И срок пребывания устанавливаем в тех же пределах - три года. Ведь ничего случайного у Господа нет, - убеждает он.- Но не будет же реабилитант сидеть все эти годы на одном месте. Полгода прошло - едет старшим в другой филиал. Одновременно, при желании, учится и получает профессию, - например, водителя. В дальнейшем определяем его, по благословению Владыки Феофана, в любой храм епархии тем же водителем, или поваром, сторожем: лишь бы при храме, лишь бы при службах. Ведь если ты - с Господом, Он возьмет твою боль».

Впервые опубликовано на сайте «Ростов без наркотиков»