Дело Митрополита Киевского и Галицкого, Экзарха всея Украины Константина (Дьякова) никогда не казалось простым и ясным. Но лишь в последнее время мы получили возможность говорить о масштабности готовившейся операции НКВД, в которой митрополит должен был сыграть ключевую роль.
До своего Киевского служения владыка Константин (в миру Константин Григорьевич Дьяков; 1864-1937) с ноября 1927 г. был архиепископом, с мая 1932 - митрополитом Харьковским и Ахтырским, Экзархом Украины. Его новое назначение совпало с переездом правительства из столицы "первой" в столицу древнюю. 26 июня 1934 святитель получил титул митрополита Киевского и Галицкого; он не был здоров, шёл ему 71 год...
В начале 1990-х при сборе биографический сведений о митрополите Константине для рассмотрения вопроса о его канонизации, полученные данные были мизерны, иногда и ложны. Свидетельством тому помещённое на сайте Харьковской епархии "Житие священномученика Константина (Дьякова)". Скудность и неточность сведений биографического свойства объясняются как личной скромностью самого владыки, так и разбросанностью документов, в том числе и следственных дел, по архивам.
Среди Новомучеников Черкасских, канонизированных Церковью, засвидетельствовавших мученической смертью веру во Христа в 1937-38 гг., есть группа православных священников из с. Городище, которые стали жертвами именно в связи с делом святителя. В их следственных делах, хранящихся в Черкасском госархиве (куда попали они после упразднения КГБ) хранятся документы, которые высвечивают, порой даже как бы и в инфракрасном излучении, выявляя тайное, "дело патриаршего экзарха", заставляют пристальней вглядеться в уже ранее известные документы и как бы прибавляют резкости и красок к портрету киевского святителя. В одном из следственных дел (протоиерея Александра Цыбульского) обнаружен текст обращения владыки к новой пастве, из которого мы узнаём о человеческих переживаниях, о предчувствиях митрополита, связанных с переездом: "...меня смущала мысль, с одной стороны, о необходимости оставления и горечи предстоящей разлуки с Харьковской паствой, где свыше сорока лет проходил я своё служение Церкви Христовой, а, с другой, опасение, смогу ли я в настоящее время понесть бремя святительства на новом месте служения, столь ответственном..." Прочитав привычный оборот "в настоящее время", мы замечаем: к тому моменту, когда митрополит Константин принял решение о переезде в Киев, по стране против духовенства уже прокатились, по крайней мере, три-четыре вала репрессий - "бессистемные" расстрелы 1917-1920 годов; системные по доносам "обновленцев" в 1922, "мягкие посадки" 1923-1928 и не менее "мягкие" в 1929-1931. Помним мы и о "зачистке" в 1933-м, когда областной центр Киев перелицовывался в образцовую столицу - духовенство тогда массово высылалось за 50-й км, позже за 101-й. В результате чего в таких городах как Черкассы и Умань, в то время входивших в Киевскую область, появилось значительное число нищенствующих монахов и белого духовенства. Их, лишённых своих монастырей, скитов, приходов, как мы знаем из дальнейшего, "зачистят" и на Черкасщине; в 1938-ом уж ни одного не останется.
Сам владыка арестовывался дважды. В лютой харьковской тюрьме он провёл два месяца в 1923 г. в числе "27 человек-церковников за борьбу с обновленцами в городе Харькове" и три недели в 1926-м. В таких деморализующих условиях митрополит Константин и писал: "...всецело предавая себя воле Божьей и с любовью взирая мысленно на многочисленный сонм тех моих предшественников, дивные образы которых доныне озаряют трудный путь крестоношения, я принял решимость по мере своих сил следовать их благочестивым трудам по устроению Церкви и духовной жизни возлюбленной паствы киевской..."
Он "принял решимость"... Это не стилистическая неточность. Конечно, человека посещают разные чувства - и растерянность, в том числе, и страх... Но и решимость - которая здесь синоним смиренной отваги. Прочее душой отвергнуто. Голгофой ему станет кабинет . 164 Лукьяновской тюрьмы.
Когда 29 марта 1935-го владыка перебрался в Киев, ему оставалось жить два с половиной года. В числе первых, с кем он познакомился, был священник Василий Кедреновский из района им. Петровского (ныне Городищенского района Черкасщины). В честь 55-летия о. Василия митрополит пригласил его в Киев для назначения протоиереем, после чего по обычаю угостил обедом. Осенью 1937-го это событие роковым образом скажется на судьбах разных людей в Городище.
16 сентября 1937 г. о. Василий Кедреновский был арестован... Дата эта заставляет вспомнить, что 15 сентября 1937 г. "Правда" опубликовала обширный материал Сталина "Беседа с первой американской рабочей делегацией 9 сентября 1937 г." В "Беседе" вождь высказался на интересующую нас тему почти откровенно: "Партия не может быть нейтральной в отношении носителей религиозных предрассудков, в отношении реакционного духовенства, отравляющего сознание трудящихся масс. Подавили ли мы реакционное духовенство? Да, подавили. Беда только в том, что оно не вполне еще ликвидировано. Антирелигиозная пропаганда является тем средством, которое должно довести до конца дело ликвидации реакционного духовенства".
Мы ещё вернёмся к последней фразе об "антирелигиозной пропаганде". А пока заметим, что к моменту выхода статьи "партия", проанализировав результаты январской переписи 37-го (в стране 75% верующих!), заложила теоретический фундамент для исправления в деле перековки отсталого сознания (аналитическая "Записка" Маленкова начинается со вздоха: "Известно, что в последнее время серьезно оживилась враждебная деятельность церковников". И тут же "партией" было разработано уже и практическое руководство (Оперативный приказ . 00447 от 30 июля) для проведения массовых репрессий, в соответствии с которым в семи существовавших областях УССР (без учёта Молдавской АССР) расстрелу, при проведении следствия в ускоренном порядке, подлежали 7800 человек, в Белорусской ССР - 2000, в краях и областях РСФСР (без учёта национальных АССР) 42500. То есть на территориях традиционно православных, убийству подлежали 53,3 тысячи людей. Кроме того, в лагерях НКВД к смерти этим же приказом приговаривались 10 тысяч; во всех остальных республиках ССР и АССР - ещё 15,550 человек. При этом порядка 175 тысяч (вторая категория) должны были уйти в лагеря на 8-10 лет. Революционное государство приготовилось к решительной перековке общества, наделённого всё ещё устаревшим сознанием, для получения человека завтрашнего дня. Перековка, как мы понимаем, в значительной степени удалась, ошеломляющий удар по религиозному и в первую очередь по православному миропониманию ощутим и через семь десятков лет. Сталинская "Беседа" явилась командой "фас!", щелчком хлыста...
Вчитываясь в текст следственного дела, сопоставляя даты, мы понимаем, что к митрополиту Константину начали подбираться, вероятно, ещё весной, когда буквально через четыре дня после его переезда в Киев, арестовали его зятя - Бориса Дьякова. Такие приёмы подавляют волю жертвы (призваны подавлять), а со временем призваны заставить жертву мечтать о том, "чтобы поскорее всё кончилось". В ходу у вскользь упомянутой Сталиным "антирелигиозной пропаганды", на которую партией возлагалась задача "довести до конца дело", были различные приёмы. Как известно, очень неплохо зарекомендовал себя такой боевой метод пропаганды как открытый судебный процесс - на котором враг кается и саморазоблачается. В прежнее время это действовало на общество очень убедительно. Наверняка, многие "режиссёры в синих бриджах" мечтали бы организовать подобный открытый процесс "над церковниками" (опыт "суда над Церковью" 1922 г. был), после которого уж с чертовски чистой совестью можно было пустить всё "реакционное духовенство" под стволы, благо прогрессивного духовенства как-то вокруг уж и не наблюдалось. Патриарший экзарх митрополит Константин как один из крупнейших иерархов вполне подходил на ключевую роль в процессе. Для раздутия дела до масштабов, соответствующих эпохальному замыслу, взялись в свой час и за провинцию.
Рассказывает историк Церкви Эмилия Петровна Ладыженская: "Когда начали искать "подходы" к святителю, одного за другим арестовывали тех, кто лично был с ним знаком. Из известных нам иерархов арестовали близкого ему архиепископа Филарета (Линчевского), архиепископа Георгия (Делиева), арестовали группу киевских монахов и священников, в том числе известного профессора Киевской Духовной Академии протоиерея Александра Глаголева и духовника киевского духовенства о. Михаила Едлинского. Для деморализации владыки 19 сентября 1937 г. арестовали и его дочь Мелитину (он был из вдовых протоиереев). Сам митрополит Константин оставался на свободе до 29 октября. Чтобы показать, что патриарший экзарх имел преступную "развернутую сеть", в районе им. Петровского арестовали о. Василия Кедреновского... С митрополитом городищенский священник встречался лишь единственный раз. Но и той встречи в 1935-м было достаточно, чтобы начать дело о "сети", это была зацепка. Однако священник оказался человеком крепкой веры и от уготовленной ему роли Иуды уклонился. Но чекист не растерялся...
Конечно, при встрече в 1935-м между священником и митрополитом состоялась доверительная беседа, в который гость не мог не рассказать о закрытии храмов в своей округе. Это не удивительно. В то время многие инстанции были завалены просьбами прихожан об открытии храмов. Удивительно другое - как интерпретировал следователь их беседу и какими словами изложил её в 1937-м. Вот небольшой пример из его "творчества". На сетование о. Василия о закрытии храмов владыка якобы изрек следующую сентенцию: "Нужно во что бы то ни было предотвратить этот процесс, отыскивать верных людей и добиваться открытия храмов". К своим суконным словам, верным по духу, следователь присочинил еще и то, чего явно быть не могло. О. Василий якобы показал: "Прибыв в село, я в первую очередь связался с бывшим церковным старостой Акимом Коваленко и другими активистами и дал им задание подбирать надёжных людей, при поддержке которых добиваться открытия церквей и потом, как я рассчитывал, - для контрреволюционной деятельности..." Протокол допроса завершался явно поддельной подписью, которая отличалась от личной подписи о. Василия в анкете арестованного.
О том, как цинично подделывались подписи, мы узнаем из пояснения государственной комиссии по другому следственному делу, хранящемуся в областном архиве: "...при исследовании подписей выявлены следы копировальной бумаги, при помощи которой они были переведены и затем обведены чернилами... Перекопированы подписи путём нанесения их с анкет на протоколы поддельных допросов". В некоторых делах следователь без излишней "скромности" расписывался собственноручно за обвиняемого, не утруждая себя даже изменением почерка. Поправку на это, и подобные этому, "липование" (их термин) необходимо делать при оценке признательных показаний в делах того времени. У о. Василия была очень своеобразная, резкая полная подпись с характерной, необычной, начальной буквой "К", скопировать которую оказалось непросто.
Дело о раскрытии "расширенной сети" явно не клеилось. В НКВД сделали выводы и 8 октября в районе им. Петровского арестовали ещё пятерых священнослужителей. От благочинного о. Александра Коломацкого, как и от других арестованных, бесцеремонно потребовали показаний против митрополита. И тут уже, не вникая в реалии, видя в деле непростительную заминку, наверняка подгоняемый из Киева, черкасский следователь вновь взялся за сочинительство: "Будучи в 1933 г. в Киеве, встретился с митрополитом по церковным вопросам и в беседе упомянул о том, как люди голодают. "Нужно воспользоваться этим для укрепления религиозных чувств верующих", - якобы воскликнул митрополит. Вероятно, следствие надеялось в будущем на то, что кто-то из городищенцев сможет озвучить эти показания на открытом суде. В обвинительном заключении мы читаем: "Стало известно, что упомянутая группа священников под руководством Коломацкого А.П. в период с 1933 г. проводила контрреволюционную работу... Одновременно подбирались лица для проведения террористических актов на случай интервенции..." Для городищенских священников подготавливалась роль участников управляемого из Киева антисоветского повстанческого движения "церковников". В черкасском протоколе заседания Тройки от 16.10.1937 об этой группе сказано: они "были участниками контрреволюционной группы бесприходных священников, что была связана с митрополитом Дьяковым Константином, ныне осуждённым". Если бы на открытом процессе действительно состоялось подобное "признание", то к радости властей это явилось бы публичным дезавуированием Декларации митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности Церкви, что и дало бы правовое основание для полного её уничтожения.
Однако все "липования" - известные нам и неизвестные, рассыпались в одно мгновение... Такова была Божья воля. Следователь - помощник начальника 4 отдела УГБ младший лейтенант Перцов так описывал своё фиаско: 9 ноября 1937 г. "на 22 часа мной был вызван на допрос в комн. 164 арестованный Дьяков. Дьяков был доставлен около 24 часов..." Чем была вызвана двухчасовая задержка - мы не знаем. Митрополит не мог идти? Его где-то предварительно обрабатывали? Неизвестно. Далее читаем. "По прибытии на допрос Дьяков попросил дать ему воды, указав, что он плохо себя чувствует и просил дать ему отдохнуть 5-10 минут. Еще через 2-3 минуты Дьяков побледнел и упал со стула на пол... Несмотря на то, что был принят ряд мер к приведению Дьякова в чувство (уколы, а затем искусственное дыхание) подследственный скончался..." Планы рассыпались: погиб главный фигурант... При этом в деле из черкасского архива, как мы помним, указано, что митрополит Константин был осуждён. В чём же дело? Это значит, что в то время имелся "липовый" приговор Тройки о его расстреле, что и нашло отражение в "Житии". При проверке дела в 1940-ом (после замены Ежова на Берию) бездарная "липа" открылась и была как-то подправлена. Но в черкасском деле "липа" об осуждении (Тройка была одна на Киевскую область) как была, так и осталась, не до всего доходили руки. Но следователь, проваливший дело, был крепко наказан - даже исключён из партии и вычищен из НКВД. До этого он успел описать свои достижения: "По показаниям арестованных архиепископов Линчевского, Делиева и монаха Промлева, Дьяков является руководителем антисоветской фашистской организации церковников (тихоновцев), широко разветвленной по Украине, давал указания епископам о подготовке кадров для вооруженного восстания в случае войны с Германией, создании фашистских групп на периферии..." и т.д... Городищенские священники здесь поимённо не упоминаются, а лишь косвенно - они "сеть"... Вероятно, не стоит доверять протоколу, хранящемуся в черкасском деле, и в той части, где указывается, что городищенские мученики Василий Кедреновский (1880-1937), Александр Коломацкий (1882-1937), Иоанн Андриевский (1878-1937), Симеон Бондаренко (1886-1937), Самуил Кучеренко (1882-1937) были расстреляны 2 ноября 1937 г. Ещё был жив митрополит, и дело не было абсолютно провальным. Просто в НКВД потом - задним числом - заметая следы, постарались развести во времени фигурантов по несостоявшемуся громкому делу.
До своего Киевского служения владыка Константин (в миру Константин Григорьевич Дьяков; 1864-1937) с ноября 1927 г. был архиепископом, с мая 1932 - митрополитом Харьковским и Ахтырским, Экзархом Украины. Его новое назначение совпало с переездом правительства из столицы "первой" в столицу древнюю. 26 июня 1934 святитель получил титул митрополита Киевского и Галицкого; он не был здоров, шёл ему 71 год...В начале 1990-х при сборе биографический сведений о митрополите Константине для рассмотрения вопроса о его канонизации, полученные данные были мизерны, иногда и ложны. Свидетельством тому помещённое на сайте Харьковской епархии "Житие священномученика Константина (Дьякова)". Скудность и неточность сведений биографического свойства объясняются как личной скромностью самого владыки, так и разбросанностью документов, в том числе и следственных дел, по архивам.
Среди Новомучеников Черкасских, канонизированных Церковью, засвидетельствовавших мученической смертью веру во Христа в 1937-38 гг., есть группа православных священников из с. Городище, которые стали жертвами именно в связи с делом святителя. В их следственных делах, хранящихся в Черкасском госархиве (куда попали они после упразднения КГБ) хранятся документы, которые высвечивают, порой даже как бы и в инфракрасном излучении, выявляя тайное, "дело патриаршего экзарха", заставляют пристальней вглядеться в уже ранее известные документы и как бы прибавляют резкости и красок к портрету киевского святителя. В одном из следственных дел (протоиерея Александра Цыбульского) обнаружен текст обращения владыки к новой пастве, из которого мы узнаём о человеческих переживаниях, о предчувствиях митрополита, связанных с переездом: "...меня смущала мысль, с одной стороны, о необходимости оставления и горечи предстоящей разлуки с Харьковской паствой, где свыше сорока лет проходил я своё служение Церкви Христовой, а, с другой, опасение, смогу ли я в настоящее время понесть бремя святительства на новом месте служения, столь ответственном..." Прочитав привычный оборот "в настоящее время", мы замечаем: к тому моменту, когда митрополит Константин принял решение о переезде в Киев, по стране против духовенства уже прокатились, по крайней мере, три-четыре вала репрессий - "бессистемные" расстрелы 1917-1920 годов; системные по доносам "обновленцев" в 1922, "мягкие посадки" 1923-1928 и не менее "мягкие" в 1929-1931. Помним мы и о "зачистке" в 1933-м, когда областной центр Киев перелицовывался в образцовую столицу - духовенство тогда массово высылалось за 50-й км, позже за 101-й. В результате чего в таких городах как Черкассы и Умань, в то время входивших в Киевскую область, появилось значительное число нищенствующих монахов и белого духовенства. Их, лишённых своих монастырей, скитов, приходов, как мы знаем из дальнейшего, "зачистят" и на Черкасщине; в 1938-ом уж ни одного не останется.
Сам владыка арестовывался дважды. В лютой харьковской тюрьме он провёл два месяца в 1923 г. в числе "27 человек-церковников за борьбу с обновленцами в городе Харькове" и три недели в 1926-м. В таких деморализующих условиях митрополит Константин и писал: "...всецело предавая себя воле Божьей и с любовью взирая мысленно на многочисленный сонм тех моих предшественников, дивные образы которых доныне озаряют трудный путь крестоношения, я принял решимость по мере своих сил следовать их благочестивым трудам по устроению Церкви и духовной жизни возлюбленной паствы киевской..."
Он "принял решимость"... Это не стилистическая неточность. Конечно, человека посещают разные чувства - и растерянность, в том числе, и страх... Но и решимость - которая здесь синоним смиренной отваги. Прочее душой отвергнуто. Голгофой ему станет кабинет . 164 Лукьяновской тюрьмы.
Когда 29 марта 1935-го владыка перебрался в Киев, ему оставалось жить два с половиной года. В числе первых, с кем он познакомился, был священник Василий Кедреновский из района им. Петровского (ныне Городищенского района Черкасщины). В честь 55-летия о. Василия митрополит пригласил его в Киев для назначения протоиереем, после чего по обычаю угостил обедом. Осенью 1937-го это событие роковым образом скажется на судьбах разных людей в Городище.
16 сентября 1937 г. о. Василий Кедреновский был арестован... Дата эта заставляет вспомнить, что 15 сентября 1937 г. "Правда" опубликовала обширный материал Сталина "Беседа с первой американской рабочей делегацией 9 сентября 1937 г." В "Беседе" вождь высказался на интересующую нас тему почти откровенно: "Партия не может быть нейтральной в отношении носителей религиозных предрассудков, в отношении реакционного духовенства, отравляющего сознание трудящихся масс. Подавили ли мы реакционное духовенство? Да, подавили. Беда только в том, что оно не вполне еще ликвидировано. Антирелигиозная пропаганда является тем средством, которое должно довести до конца дело ликвидации реакционного духовенства".
Мы ещё вернёмся к последней фразе об "антирелигиозной пропаганде". А пока заметим, что к моменту выхода статьи "партия", проанализировав результаты январской переписи 37-го (в стране 75% верующих!), заложила теоретический фундамент для исправления в деле перековки отсталого сознания (аналитическая "Записка" Маленкова начинается со вздоха: "Известно, что в последнее время серьезно оживилась враждебная деятельность церковников". И тут же "партией" было разработано уже и практическое руководство (Оперативный приказ . 00447 от 30 июля) для проведения массовых репрессий, в соответствии с которым в семи существовавших областях УССР (без учёта Молдавской АССР) расстрелу, при проведении следствия в ускоренном порядке, подлежали 7800 человек, в Белорусской ССР - 2000, в краях и областях РСФСР (без учёта национальных АССР) 42500. То есть на территориях традиционно православных, убийству подлежали 53,3 тысячи людей. Кроме того, в лагерях НКВД к смерти этим же приказом приговаривались 10 тысяч; во всех остальных республиках ССР и АССР - ещё 15,550 человек. При этом порядка 175 тысяч (вторая категория) должны были уйти в лагеря на 8-10 лет. Революционное государство приготовилось к решительной перековке общества, наделённого всё ещё устаревшим сознанием, для получения человека завтрашнего дня. Перековка, как мы понимаем, в значительной степени удалась, ошеломляющий удар по религиозному и в первую очередь по православному миропониманию ощутим и через семь десятков лет. Сталинская "Беседа" явилась командой "фас!", щелчком хлыста...
Вчитываясь в текст следственного дела, сопоставляя даты, мы понимаем, что к митрополиту Константину начали подбираться, вероятно, ещё весной, когда буквально через четыре дня после его переезда в Киев, арестовали его зятя - Бориса Дьякова. Такие приёмы подавляют волю жертвы (призваны подавлять), а со временем призваны заставить жертву мечтать о том, "чтобы поскорее всё кончилось". В ходу у вскользь упомянутой Сталиным "антирелигиозной пропаганды", на которую партией возлагалась задача "довести до конца дело", были различные приёмы. Как известно, очень неплохо зарекомендовал себя такой боевой метод пропаганды как открытый судебный процесс - на котором враг кается и саморазоблачается. В прежнее время это действовало на общество очень убедительно. Наверняка, многие "режиссёры в синих бриджах" мечтали бы организовать подобный открытый процесс "над церковниками" (опыт "суда над Церковью" 1922 г. был), после которого уж с чертовски чистой совестью можно было пустить всё "реакционное духовенство" под стволы, благо прогрессивного духовенства как-то вокруг уж и не наблюдалось. Патриарший экзарх митрополит Константин как один из крупнейших иерархов вполне подходил на ключевую роль в процессе. Для раздутия дела до масштабов, соответствующих эпохальному замыслу, взялись в свой час и за провинцию.
Рассказывает историк Церкви Эмилия Петровна Ладыженская: "Когда начали искать "подходы" к святителю, одного за другим арестовывали тех, кто лично был с ним знаком. Из известных нам иерархов арестовали близкого ему архиепископа Филарета (Линчевского), архиепископа Георгия (Делиева), арестовали группу киевских монахов и священников, в том числе известного профессора Киевской Духовной Академии протоиерея Александра Глаголева и духовника киевского духовенства о. Михаила Едлинского. Для деморализации владыки 19 сентября 1937 г. арестовали и его дочь Мелитину (он был из вдовых протоиереев). Сам митрополит Константин оставался на свободе до 29 октября. Чтобы показать, что патриарший экзарх имел преступную "развернутую сеть", в районе им. Петровского арестовали о. Василия Кедреновского... С митрополитом городищенский священник встречался лишь единственный раз. Но и той встречи в 1935-м было достаточно, чтобы начать дело о "сети", это была зацепка. Однако священник оказался человеком крепкой веры и от уготовленной ему роли Иуды уклонился. Но чекист не растерялся...Конечно, при встрече в 1935-м между священником и митрополитом состоялась доверительная беседа, в который гость не мог не рассказать о закрытии храмов в своей округе. Это не удивительно. В то время многие инстанции были завалены просьбами прихожан об открытии храмов. Удивительно другое - как интерпретировал следователь их беседу и какими словами изложил её в 1937-м. Вот небольшой пример из его "творчества". На сетование о. Василия о закрытии храмов владыка якобы изрек следующую сентенцию: "Нужно во что бы то ни было предотвратить этот процесс, отыскивать верных людей и добиваться открытия храмов". К своим суконным словам, верным по духу, следователь присочинил еще и то, чего явно быть не могло. О. Василий якобы показал: "Прибыв в село, я в первую очередь связался с бывшим церковным старостой Акимом Коваленко и другими активистами и дал им задание подбирать надёжных людей, при поддержке которых добиваться открытия церквей и потом, как я рассчитывал, - для контрреволюционной деятельности..." Протокол допроса завершался явно поддельной подписью, которая отличалась от личной подписи о. Василия в анкете арестованного.
О том, как цинично подделывались подписи, мы узнаем из пояснения государственной комиссии по другому следственному делу, хранящемуся в областном архиве: "...при исследовании подписей выявлены следы копировальной бумаги, при помощи которой они были переведены и затем обведены чернилами... Перекопированы подписи путём нанесения их с анкет на протоколы поддельных допросов". В некоторых делах следователь без излишней "скромности" расписывался собственноручно за обвиняемого, не утруждая себя даже изменением почерка. Поправку на это, и подобные этому, "липование" (их термин) необходимо делать при оценке признательных показаний в делах того времени. У о. Василия была очень своеобразная, резкая полная подпись с характерной, необычной, начальной буквой "К", скопировать которую оказалось непросто.
Дело о раскрытии "расширенной сети" явно не клеилось. В НКВД сделали выводы и 8 октября в районе им. Петровского арестовали ещё пятерых священнослужителей. От благочинного о. Александра Коломацкого, как и от других арестованных, бесцеремонно потребовали показаний против митрополита. И тут уже, не вникая в реалии, видя в деле непростительную заминку, наверняка подгоняемый из Киева, черкасский следователь вновь взялся за сочинительство: "Будучи в 1933 г. в Киеве, встретился с митрополитом по церковным вопросам и в беседе упомянул о том, как люди голодают. "Нужно воспользоваться этим для укрепления религиозных чувств верующих", - якобы воскликнул митрополит. Вероятно, следствие надеялось в будущем на то, что кто-то из городищенцев сможет озвучить эти показания на открытом суде. В обвинительном заключении мы читаем: "Стало известно, что упомянутая группа священников под руководством Коломацкого А.П. в период с 1933 г. проводила контрреволюционную работу... Одновременно подбирались лица для проведения террористических актов на случай интервенции..." Для городищенских священников подготавливалась роль участников управляемого из Киева антисоветского повстанческого движения "церковников". В черкасском протоколе заседания Тройки от 16.10.1937 об этой группе сказано: они "были участниками контрреволюционной группы бесприходных священников, что была связана с митрополитом Дьяковым Константином, ныне осуждённым". Если бы на открытом процессе действительно состоялось подобное "признание", то к радости властей это явилось бы публичным дезавуированием Декларации митрополита Сергия (Страгородского) о лояльности Церкви, что и дало бы правовое основание для полного её уничтожения.
Однако все "липования" - известные нам и неизвестные, рассыпались в одно мгновение... Такова была Божья воля. Следователь - помощник начальника 4 отдела УГБ младший лейтенант Перцов так описывал своё фиаско: 9 ноября 1937 г. "на 22 часа мной был вызван на допрос в комн. 164 арестованный Дьяков. Дьяков был доставлен около 24 часов..." Чем была вызвана двухчасовая задержка - мы не знаем. Митрополит не мог идти? Его где-то предварительно обрабатывали? Неизвестно. Далее читаем. "По прибытии на допрос Дьяков попросил дать ему воды, указав, что он плохо себя чувствует и просил дать ему отдохнуть 5-10 минут. Еще через 2-3 минуты Дьяков побледнел и упал со стула на пол... Несмотря на то, что был принят ряд мер к приведению Дьякова в чувство (уколы, а затем искусственное дыхание) подследственный скончался..." Планы рассыпались: погиб главный фигурант... При этом в деле из черкасского архива, как мы помним, указано, что митрополит Константин был осуждён. В чём же дело? Это значит, что в то время имелся "липовый" приговор Тройки о его расстреле, что и нашло отражение в "Житии". При проверке дела в 1940-ом (после замены Ежова на Берию) бездарная "липа" открылась и была как-то подправлена. Но в черкасском деле "липа" об осуждении (Тройка была одна на Киевскую область) как была, так и осталась, не до всего доходили руки. Но следователь, проваливший дело, был крепко наказан - даже исключён из партии и вычищен из НКВД. До этого он успел описать свои достижения: "По показаниям арестованных архиепископов Линчевского, Делиева и монаха Промлева, Дьяков является руководителем антисоветской фашистской организации церковников (тихоновцев), широко разветвленной по Украине, давал указания епископам о подготовке кадров для вооруженного восстания в случае войны с Германией, создании фашистских групп на периферии..." и т.д... Городищенские священники здесь поимённо не упоминаются, а лишь косвенно - они "сеть"... Вероятно, не стоит доверять протоколу, хранящемуся в черкасском деле, и в той части, где указывается, что городищенские мученики Василий Кедреновский (1880-1937), Александр Коломацкий (1882-1937), Иоанн Андриевский (1878-1937), Симеон Бондаренко (1886-1937), Самуил Кучеренко (1882-1937) были расстреляны 2 ноября 1937 г. Ещё был жив митрополит, и дело не было абсолютно провальным. Просто в НКВД потом - задним числом - заметая следы, постарались развести во времени фигурантов по несостоявшемуся громкому делу.
