itemscope itemtype="http://schema.org/Article">

Казачий поэт войска Донского

Памяти Николая Туроверова (1899-1972)

0
333
Время на чтение 17 минут
Когда некоторые вроде бы русские критики то и дело суют нам в нос Иосифа Бродского, и вправду можно подумать, что плохи дела нашей литературы. Но, к счастью, не Бродскими и Пастернаками жива русская поэзия, хоть они волею закулисных интриг и стали нобелевскими лауреатами.

Но весь двадцатый век корыстно замалчивались великолепные поэты Арсений Несмелов и Николай Туроверов. И всё же они пробились к нам своими изумительными произведениями сквозь железобетонные заслоны космополитической пропаганды. Пришло их время в России, как когда-то (всего-то лет тридцать назад) пришло время Н.Гумилева, М.Булгакова, А.Платонова, М.Цветаевой, Е.Замятина... Правильно было сказано: рукописи не горят. В пожаре Гражданской войны не сгорели, сохранились для нас их стихи, как бы ни хотелось кому-то обратного.

Недавно я посмотрел новую и старую экранизации романа Шолохова "Тихий Дон" и поймал себя на мысли, что нет у меня сочувствия к красным командирам Кошевому и Штокману. Более того, к этой мысли привел меня сам Шолохов. Читая книгу и смотря фильм, невольно чувствуешь, что писатель сердцем своим остается на стороне восставших донских казаков в ответ на террор большевистской власти. Конечно, "Тихий Дон" - это произведение советского художника, но трагедия разгрома белоказачества показана им с такой болью, с такой пронзительной остротой и с такой жалостью к своим землякам, что нормальный русский человек просто не может не испытывать этого сочувствия к ним.

Разглядел это даже Фадеев, выступивший против издания третьей книги романа Шолохова, настолько правдиво в ней показана страшная участь гибнущего донского казачества. И мы знаем, кто сказал: "Эту книгу издавать будем".

Одним из участников Донского восстания казаков в 1918 году был Николай Туроверов, входивший в атаманский отряд есаула Чернецова артиллерийской команды Донского корпуса. Наверное, более никто так, как он, не запечатлел поэтически донскую эпопею этого жуткого противостояния одного народа, расколотого на враждебные части. Стихотворная исповедь Николая Туроверова - это своего рода, условно говоря, "Тихий Дон", изображенный с другой стороны, до того ярко и волнующе отражены в ней чувства и чаяния тех русских, которые многие десятилетия считались нашими врагами. Однако перед Отчизной и перед Богом они ведь, на самом деле, врагами не были. Но кто с нашей, с красной стороны, сразу после Гражданской войны смог это понять - так, как понял это и сказал об этом Н.Туроверов в стихотворении "Товарищ", в какой-то степени пророческом, обращенном не только к своему прямому противнику, но и к нам, ныне живущим?

Перегорит костер и перетлеет,
Земле нужна холодная зола.
Уже никто напомнить не посмеет
О страшных днях бессмысленного зла.
...Обоих нас блюла рука Господня,
Когда, почуяв смертную тоску,
Я, весь в крови, ронял свои поводья,
А ты, в крови, склонялся на луку.
Тогда с тобой мы что-то проглядели,
Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:
Не для того ль мы оба уцелели,
Чтоб вместе за Отчизну умереть?

Родился Николай Николаевич Туроверов 18 (30 по новому стилю) марта 1899 года в станице Старочеркасской. Мать и отец происходили из старинных казачьих фамилий Области Войска Донского (во времена расказачивания и раскулачивания они сгинули в лагерях). После окончания Каменского реального училища он поступил добровольцем в Лейб-гвардии Атаманский полк и ушел на фронт Первой мировой войны. Затем - ускоренный выпуск Новочеркасского военного училища и снова отправка на фронт в чине хорунжего. Был награжден орденом св. Владимира 4-й степени. После Октября вернулся на Дон.

С Белой армией Н.Туроверов прошел всю Гражданскую войну. Был четырежды ранен. Так же, как и Арсений Несмелов, участвовал в знаменитом Ледяном походе (который тогда назывался Степным), ставшим для него еще одним тяжелейшим испытанием:

Мы отдали всё, что имели,
Тебе, восемнадцатый год.
Твоей азиатской метели,
Степной - за Россию - поход.

В 1919 году, получив чин подъесаула, Н.Туроверов стал командиром пулеметной команды Атаманского полка. В 1920 году во время великого исхода на одном из последних пароходов врангелевской эвакуации вместе с женой, красавицей-казачкой, он покинул Россию. Его стихотворение "Крым", посвященное тем трагическим дням, потом будут цитировать и в эмиграции, и в Советской России, даже не зная, кому оно принадлежит:

Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня,
Я с кормы все время мимо
В своего стрелял коня...

Остальную часть жизни Н.Туроверов провел в эмиграции: лечился от ран на греческом острове Лемнос, потом была Сербия, где у него родилась дочь, и наконец - Париж, где он окончательно обосновался и в 1928 году издал первую книгу своих стихов "Путь". В 1937 году вышла вторая книга "Стихи".

Во время Второй мировой войны в составе 1-го кавалерийского полка французского Иностранного легиона Н.Туроверов сражался с немцами в Африке, о чем он потом поведал в поэме "Легион". Затем вновь вернулся в Париж, с которым связал всю свою дальнейшую жизнь, развернув активнейшую деятельность, направленную на сохранение в эмиграции русской культуры, военного искусства и истории казачества. В Париже он организовал объединение казаков-литераторов, возглавил Казачий Союз, воссоздал музей своего родного Лейб-гвардии Атаманского полка, был главным хранителем уникальной библиотеки генерала Дмитрия Ознобишина, издавал "Казачий альманах" и журнал "Родимый край", собирал русские военные реликвии, устраивал выставки на военно-исторические темы: "1812 год", "Казаки", "Суворов", "Лермонтов". По просьбе французского исторического общества "Академия Наполеона" редактировал ежемесячный сборник, посвященный Наполеону и казакам. Кроме этого, после войны вышли в свет еще три книги его стихов.

Скончался Н.Н. Туроверов 23 сентября 1972 года. Похоронен на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа рядом с могилами однополчан Атаманского полка.

В СССР его стихи тайно переписывались от руки, о нем ходили легенды в казачьих станицах и хуторах. Только он из казачьих поэтов его времени с такой силой и пронзительностью выразил боль изгнания соотечественников и тоску порушенной казачьей жизни. Донская "Голгофа" до конца дней стояла перед его глазами, и в основном только ей он посвятил свое поэтическое творчество. Покидая родимый край, он понимал, что больше не вернется сюда никогда:

...Тишина переполненных палуб
Напряглась, как натянутый лук,
Напряглась и такою осталась
Тетива наших дум навсегда.
Черной пропастью мне показалась
За бортом голубая вода.

Но не только в казачьих кругах русского зарубежья, - повсюду, где жили изгнанники из России, любовь к поэзии Туроверова была необыкновенна. На творческих вечерах, когда он читал стихи, люди в зале слушали его, затаив дыхание и не пряча своих слез. Ему удавалось в скупых неброских образах отразить всю глубину чувств, владевших сердцами русских людей, оказавшихся на чужой земле:

И слез невольно сердце просит,
И я рыдать во сне готов,
Когда услышу в спелом просе
Вечерний крик перепелов...

Другой поэт русского Парижа Владимир Смоленский вспоминал об этом: "...совершенно незнакомые люди, видевшие впервые Туроверова, шли к нему, жали руку, со слезами на глазах целовали его. Крепкая любовь казака к своему родному краю, так легко совмещавшаяся со служением России, не всегда и не всем, неказакам, понятная, казалось, была понята всеми, заразила своей силой, объединила всех".

Казачий быт, степь, станичная вольница, родной курень, храп коней, "казачий престол Покрова", Дикое поле, казачья любовь, казачья песня и, конечно, война - жуткая, братоубийственная, Сиваш, Перекоп, Крым, Бахчисарай, "блеск холодной стали", русская кровь... - всё это с природной страстью и высоким мастерством отражено в стихах донского поэта. В слове его чувствуется энергия и упругость движений всадника, слившегося с полетом коня.

Нас было мало, слишком мало.
От вражьих толп темнела даль.
Но твердым блеском засверкала
Из ножен вынутая сталь.
Последних пламенных порывов
Была исполнена душа,
В железном грохоте разрывов
Вскипали воды Сиваша.
И ждали все, внимая знаку,
И подан был знакомый знак...
Полк шел в последнюю атаку,
Венчая путь своих атак.

Ни с чем не сравнимая трагедия Гражданской войны и до конца еще нами не осознанная катастрофа Белого дела явились причиной всех тех несчастий, которые переживает Россия теперь. Невосполнимые потери русского народа в начале ХХ века - причем в первую очередь качественно невосполнимые - аукнулись нам по самому высшему счету. Нет, не случайно мы стали свидетелями моральной деградации нашего населения и крайнего дефицита высокопатриотических личностей в армейской "элите", способных на подвиг или на жертву во имя спасения Родины, не говоря уже о многочисленных партийных лидерах. И лидеры обмельчали, и "элита" выродилась. Не для того ли весь прошлый век сталкивали враги России самых сильных, самых смелых, самых мужественных русских между собой, чтобы пришли мы к нынешнему итогу? Не для этого ли итога они столкнули в 1941-м два великих народа?

Изгнанные на чужбину белогвардейские офицеры (а оставшиеся были физически уничтожены), несмотря ни на что, в большинстве своем не озлобились и до последних своих дней сохранили в душе любовь к России и сыновнюю верность великой Родине, которая уже имела другое имя. Наиболее ярко это выразил казачий поэт Войска Донского:

Всё иссякнет - и нежность, и злоба,
Всё забудем, что помнить должны,
И останется с нами до гроба
Только имя забытой страны.

По Высшей воле наша страна вернула себе прежнее имя. В наших силах вернуть России забытые имена ее прекрасных поэтов.


Николай ТУРОВЕРОВ


НОВОЧЕРКАССК
(Фрагмент поэмы)

Колокола могильно пели.
В домах прощались. Во дворе
Венок плели, кружась, метели
Тебе, мой город на горе.
Теперь один снесешь ты муки
Под сень соборного креста.
Я помню, помню день разлуки
В канун Рождения Христа.
И не забуду звон унылый
Среди снегов декабрьских вьюг
И бешеный галоп кобылы,
Меня бросающей на юг.


* * *
Не выдаст моя кобылица,
Не лопнет подпруга седла.
Дымится в Задонье, курится
Седая февральская мгла.
Встает за могилой могила,
Темнеет калмыцкая твердь,
И где-то правее - Корнилов,
В метелях идущий на смерть.
Запомним, запомним до гроба
Жестокую юность свою,
Дымящийся гребень сугроба,
Победу и гибель в бою,
Тоску безысходного гона,
Тревоги в морозных ночах,
Да блеск тускловатый погона
На хрупких, на детских плечах.
Мы отдали все, что имели,
Тебе, восемнадцатый год,
Твоей азиатской метели,
Степной - за Россию - поход.


ПЕРЕКОП

1
Сильней в стремёнах стыли ноги,
И мерзла с поводом рука.
Всю ночь шли рысью без дороги
С душой травимого волка.
Искрился лед отсветом блеска
Коротких вспышек батарей,
И от Днепра до Геническа
Стояло зарево огней.
Кто завтра жребий смертный вынет,
Чей будет труп в снегу лежать?
Молись, молись о дальнем сыне
Перед святой иконой, мать!

2
Нас было мало, слишком мало.
От вражьих толп темнела даль;
Но твердым блеском засверкала
Из ножен вынутая сталь.
Последних пламенных порывов
Была исполнена душа,
В железном грохоте разрывов
Вскипали воды Сиваша.
И ждали все, внимая знаку,
И подан был знакомый знак...
Полк шел в последнюю атаку,
Венчая путь своих атак.

3
Забыть ли, как на снеге сбитом
В последний раз рубил казак,
Как под размашистым копытом
Звенел промерзлый солончак,
И как минутная победа
Швырнула нас через окоп,
И храп коней, и крик соседа,
И кровью залитый сугроб?
Но нас ли помнила Европа,
И кто в нас верил, кто нас знал,
Когда над валом Перекопа
Орды вставал девятый вал?

4
О милом крае, о родимом
Звенела песня казака,
И гнал, и рвал над белым Крымом
Морозный ветер облака.
Спеши, мой конь, долиной Качи,
Свершай последний переход.
Нет, не один из нас заплачет,
Грузясь на ждущий пароход,
Когда с прощальным поцелуем
Освободим ремни подпруг,
И, злым предчувствием волнуем,
Заржет печально верный друг.


* * *

В эту ночь мы ушли от погони,
Расседлали своих лошадей;
Я лежал на шершавой попоне
Среди спящих усталых людей.
И запомнил, и помню доныне
Наш последний российский ночлег,
Эти звезды приморской пустыни,
Этот синий мерцающий снег.
Стерегло нас последнее горе
После снежных татарских полей –
Ледяное Понтийское море,
Ледяная душа кораблей.
Все иссякнет - и нежность, и злоба,
Все забудем, что помнить должны,
И останется с нами до гроба
Только имя забытой страны.


КРЫМ

Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня,
Я с кормы все время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Все не веря, все не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь все плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо,
Покраснела чуть вода...
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.


* * *
Как в страшное время Батыя,
Опять породнимся с огнем,
Но, войско, тебе не впервые
Прощаться с родным куренем!
Не дрогнув, станицы разрушить,
Разрушить станицы и сжечь.
Нам надо лишь вольные души,
Лишь сердце казачье сберечь!
Еще уцелевшие силы –
Живых казаков сохранять,
Не дрогнув, родные могилы
С родною землею сравнять.
Не здесь - на станичном погосте,
Под мирною сенью крестов
Лежат драгоценные кости
Погибших в боях казаков;
Не здесь сохранялись святыни,
Святыни хранились вдали:
Пучок ковыля да полыни,
Щепотка казачьей земли.
Все бросить, лишь взять молодаек.
Идем в азиатский пустырь –
За Волгу, за Волгу - на Яик,
И дальше, потом - на Сибирь.
Нет седел, садитесь охлюпкой –
Дорогою седла найдем.
Тебе ли, родная голубка,
Впервые справляться с конем?
Тебе ли, казачка, тебе ли
Душою смущаться в огне?
Качала дитя в колыбели,
Теперь покачай на коне!
За Волгу, за Волгу - к просторам
Почти не открытых земель.
Горами, пустынями, бором,
Сквозь бури, и зной, и метель
Дойдем, не считая потери,
На третий ли, пятый ли год,
Не будем мы временем мерить
Последний казачий исход.
Дойдем! Семиречье, Трехречье –
Истоки неведомых рек...
Расправя широкие плечи,
Берись за топор, дровосек;
За плуг и за косы беритесь –
Кохайте и ширьте поля;
С молитвой трудитесь, крепитесь,
Не даром дается земля –
Высокая милость Господня,
Казачий престол Покрова;
Заступник Никола-Угодник
Услышит казачьи слова.
Не даром то время настанет,
Когда, соберясь у реки,
На новом станичном майдане
Опять зашумят казаки.
И мельницы встанут над яром,
И лодки в реке заснуют...
Не даром дается, не даром,
Привычный станичный уют.
Растите, мужайте, станицы,
Старинною песней звеня;
Веди казаку молодица
Для новых походов коня,
Для новых набегов в пустыне,
В глухой азиатской дали...

О горечь задонской полыни,
Щепотка казачьей земли!
Иль сердце мое раскололось?
Нет - сердце стучит и стучит.
Отчизна, не твой ли я голос
Услышал в парижской ночи?


* * *
Эту землю снова и снова
Поливала горячая кровь.
Ты стояла на башне Азова
Меж встречающих смерть казаков.
И на ранней заре, средь тумана,
Как молитва звучали слова:
За Христа, за святого Ивана,
За казачий престол Покрова,
За свободу родную, как ветер,
За простую степную любовь,
И за всех православных на свете,
И за свой прародительский кров.
Не смолкало церковное пенье;
Бушевал за спиною пожар;
Со стены ты кидала каменья
В недалеких уже янычар
И хлестала кипящей смолою,
Обжигаясь сама и крича...
Дикий ветер гулял над тобою
И по-братски касался плеча:
За святого Ивана, за волю,
За казачью любовь навсегда!..
Отступала, бежала по полю
И тонула на взморье орда.
Точно пьяная, ты оглянулась –
Твой сосед был уродлив и груб;
Но ты смело губами коснулась
Его черных, запекшихся губ.


* * *
На солнце, в мартовских садах,
Еще сырых и обнаженных,
Сидят на постланных коврах
Принарядившиеся жены.
Последний лед в реке идет,
И солнце греет плечи жарко;
Старшинским женам мед несет
Ясырка - пленная татарка.
Весь город ждет и жены ждут,
Когда с раската грянет пушка,
Но в ожиданье там и тут
Гуляет пенистая кружка.
А старики всё у реки
Глядят толпой на половодье –
Из-под Азова казаки
С добычей приплывут сегодня.
Моя река, мой край родной,
Моих прабабок эта сказка,
И этот ветер голубой
Средневекового Черкасска.


* * *
Эти дни не могут повторяться,
Юность не вернется никогда.
И туманнее и реже снятся
Нам чудесные, жестокие года.

С каждым годом меньше очевидцев
Этих страшных, легендарных дней.
Наше сердце приучилось биться
И спокойнее, и глуше, и ровней.

Что теперь мы можем и что смеем?
Полюбив спокойную страну,
Незаметно медленно стареем
В европейском ласковом плену.

И растет и ждет ли наша смена,
Чтобы вновь в февральскую пургу
Дети шли в сугробах по колена
Умирать на розовом снегу?

И над одинокими на свете,
С песнями идущими на смерть,
Веял тот же сумасшедший ветер
И темнела сумрачная твердь.


* * *
Жизнь не проста и не легка.
За спицею мелькает спица.
Уйти б на юг, и в казака
По-настоящему влюбиться.
Довольно ждать, довольно лгать,
Играть самой с собою в прятки.
Нет, не уйти, а убежать
Без сожалений и оглядки
Туда, где весело живут,
Туда, где вольные станицы,
И где не вяжут и не ткут
Своих нарядов молодицы;
Где все умеют пить и петь,
Где муж с женой пирует вместе,
Но туго скрученная плеть
Висит на самом видном месте.
Ах, Дон, Кубань, Тмутаракань!
А я в снегах здесь погибаю.
Вот Лермонтов воспел Тамань.
А я читаю и мечтаю.
И никуда не убегу...
Твердя стихи о Диком поле.
Что знаю я и что могу,
Живя с рождения в неволе.
И мой недолгий век пройдет
В напрасном ожиданье чуда,
Московский снег, московский лед
Меня не выпустят отсюда.


1914 год

Казаков казачки проводили,
Казаки простились с Тихим Доном.
Разве мы, их дети, позабыли,
Как гудел набат тревожным звоном?
Казаки скакали, тесно стремя
Прижимая к стремени соседа.
Разве не казалась в это время
Неизбежной близкая победа?
О, незабываемое лето!
Разве не тюрьмой была станица
Для меня и бедных малолеток,
Опоздавших вовремя родиться?


* * *
Мы шли в сухой и пыльной мгле
По раскаленной крымской глине,
Бахчисарай, как хан в седле,
Дремал в глубокой котловине.
И в этот день в Чуфут-Кале,
Сорвав бессмертники сухие,
Я выцарапал на скале:
"Двадцатый год. Прощай, Россия".


* * *
Как когда-то над сгубленной Сечью
Горевал в своих песнях Тарас, -
Призываю любовь человечью,
Кто теперь погорюет о нас?
Но в разлуке с тобой не прощаюсь,
Мой далекий отеческий дом, -
Перед Господом не постесняюсь
Называться донским казаком.

ТОВАРИЩ

Перегорит костер и перетлеет,
Земле нужна холодная зола.
Уже никто напомнить не посмеет
О страшных днях бессмысленного зла.
Нет, не мученьями, страданьями и кровью –
Утратою горчайшей из утрат –
Мы расплатились братскою любовью
С тобой, с тобой, мой незнакомый брат.
С тобой, мой враг, под кличкою "товарищ",
Встречались мы, наверное, не раз.
Меня Господь спасал среди пожарищ,
Да и тебя Господь не там ли спас?
Обоих нас блюла рука Господня,
Когда, почуяв смертную тоску,
Я, весь в крови, ронял свои поводья,
А ты, в крови, склонялся на луку.
Тогда с тобой мы что-то проглядели,
Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:
Не для того ль мы оба уцелели,
Чтоб вместе за Отчизну умереть?

* * *
За легкомысленный язык;
За склонность к ветреной забаве,
За то, что я уже привык
К незатруднительной отраве,
За все, за все, чем грешен я,
Ты ниспошли мне наказанье,
Но не лишай меня огня,
Оставь широкое дыханье,
Любви и песен не лишай
И не клади во гроб живого,
Ты видишь: льется через край
Еще взволнованное слово.

* * *
Не плыву - улетаю в Америку.
Кто поймет беспросветную грусть?
Это значит: к заветному берегу
Никогда, никогда не вернусь.
Это значит: благополучию
Свою жизнь навсегда уступил,
Полунищую, самую лучшую,
О которой я Бога просил.

* * *
На простом, без украшений, троне
Восседает всемогущий Бог.
Был всегда ко мне
Он благосклонен,
По-отечески и милостив, и строг.
Рядом Ангел и весы, и гири –
Вот он - долгожданный суд!
Все так просто в этом райском мире,
Будто здесь родители живут.
На весы кладется жизнь земная.
Все мои деянья и грехи,
И любовь к тебе, моя родная,
И мои нетрудные стихи.

* * *
И снилось мне, как будто я
Познал все тайны бытия,
И сразу стал мне свет не мил,
И все на свете я забыл,
И ничего уже не жду,
И в небе каждую звезду
Теперь я вижу не такой,
Как видел раньше, - золотой,
А бледным ликом мертвеца.
И мертвым слухом мудреца
Не слышу музыки светил.
Я все на свете разлюбил,
И нет в груди моей огня,
И нет людей вокруг меня...
И я проснулся на заре,
Увидел церковь на горе,
И над станицей легкий дым,
И пар над Доном золотым,
Услышал звонких петухов,
И в этом лучшем из миров
Счастливей не было людей
Меня, в беспечности своей.

ЗНАМЯ

Мне снилось казачье знамя,
Мне снилось - я стал молодым.
Пылали пожары за нами,
Клубился пепел и дым.
Сгорала последняя крыша,
И ветер веял вольней,
Такой же - с времен Тохтамыша,
А, может быть, даже древней.
И знамя средь черного дыма
Сияло своею парчой,
Единственной, неопалимой,
Нетленной в огне купиной.
Звенела новая слава,
Еще неслыханный звон...
И снилась мне переправа
С конями, вплавь, через Дон.
И воды прощальные Дона
Несли по течению нас,
Над нами на стяге иконы,
Иконы - иконостас;
И горький ветер усобиц,
От гари став горячей,
Лики всех Богородиц
Качал на казачьей парче.

* * *
Было их с урядником тринадцать
Молодых безусых казаков.
Полк ушел. Куда теперь деваться
Средь оледенелых берегов?
Стынут люди, кони тоже стынут,
Веет смертью из морских пучин...
Но шепнул Господь на ухо Сыну:
Что глядишь, Мой Милосердный Сын?
Сын тогда простер над ними ризу,
А под ризой белоснежный мех,
И все гуще, все крупнее книзу
Закружился над разъездом снег.
Ветер стих. Повеяло покоем.
И, доверясь голубым снегам,
Весь разъезд добрался конным строем,
Без потери к райским берегам.

* * *
Мороз крепчал. Стоял такой мороз,
Что бронепоезд наш застыл над яром,
Где ждал нас враг, и бедный паровоз
Стоял в дыму и задыхался паром.
Но и в селе, раскинутом в яру,
Никто не выходил из хат дымящих –
Мороз пресек жестокую игру,
Как самодержец настоящий.
Был лед и в пулеметных кожухах;
Но вот в душе, как будто, потеплело:
Сочельник был. И снег лежал в степях.
И не было ни красных и ни белых.

* * *
Всегда найдется чем помочь,
И словом, и делами,
И пусть опять приходит ночь
С бессонными глазами.
Она другим еще темней,
Настолько мир им тесен,
Как будто нет живых людей,
И нет чудесных песен.
Ведь только у слепых в ночи
Нет близкого рассвета.
И, ради Бога, не молчи:
Он не простит нам это!

ОДНОЛЕТОК

Подумать только: это мы
Последние, кто знали
И переметные сумы,
И блеск холодной стали
Клинков, и лучших из друзей
Погони и похода,
В боях израненных коней
Нам памятного года
В Крыму, когда на рубеже
Кончалась конница уже.
Подумать только: это мы
В погибельной метели,
Среди тмутараканской тьмы
Случайно уцелели.
И в мировом своем плену
До гроба все считаем
Нас породившую страну
Неповторимым раем.


* * *
Помню горечь соленого ветра,
Перегруженный крен корабля;
Полосою синего фетра
Уходила в тумане земля;

Но ни криков, ни стонов, ни жалоб,
Ни протянутых к берегу рук, -
Тишина переполненных палуб
Напряглась, как натянутый лук,

Напряглась и такою осталась
Тетива наших душ навсегда.
Черной пропастью мне показалась
За бортом голубая вода.


* * *
В эту ночь мы ушли от погони,
Расседлали своих лошадей;
Я лежал на шершавой попоне
Среди спящих усталых людей.

И запомнил и помню доныне
Наш последний российский ночлег,
Эти звезды приморской пустыни,
Этот синий мерцающий снег,

Стерегло нас последнее горе
После снежных татарских полей -
Ледяное Понтийское море,
Ледяная душа кораблей.


СНЕГ

Ты говоришь: "Смотри на снег,
Когда синей он станет к ночи.
Тяжелый путь за прошлый грех
Одним длинней, другим короче;

Но всех роднят напевы вьюг,
Кто в дальних странствиях обижен.
Зимой острее взор и слух
И Русь роднее нам и ближе".

И я смотрю... Темнеет твердь.
Меня с тобой метель сдружила,
Когда на подвиг и на смерть
Нас увлекал в снега Корнилов.

Те дни прошли. Дней новых бег
Из года в год неинтересней.
Мы той зиме отдали смех,
Отдали молодость и песни.

Но в час глухой я выйду в ночь,
В родную снежную безбрежность -
Разлуку сможет превозмочь
Лишь познающий безнадежность.


* * *
В огне все было и в дыму -
Мы уходили от погони.
Увы, не в пушкинском Крыму
Теперь скакали наши кони.

В дыму войны был этот край,
Спешил наш полк долиной Качи,
И покидал Бахчисарай
Последний мой разъезд казачий.

На юг, на юг. Всему конец.
В незабываемом волненьи.
Я посетил тогда дворец
В его печальном запустеньи.

И увидал я ветхий зал,
Мерцала тускло позолота,
С трудом стихи я вспоминал,
В пустом дворце искал кого-то.

Нетерпеливо вестовой
Водил коней вокруг гарема.
Когда и где мне голос твой
Опять почудился, Зарема?

Прощай, фонтан холодных слез.
Мне сердце жгла слеза иная.
И роз тебе я не принес,
Тебя навеки покидая.


* * *
Никто нас не вспомнит, о нас не потужит;
Неспешной водой протекают года.
И было нам плохо и станет нам хуже,
Покоя не будет нигде, никогда.

Да мы и не ищем спокойного года,
Да нам и нисколько не нужен покой:
Свобода еще с Ледяного похода
Для нас навсегда неразлучна с бедой.


* * *
Как когда-то над сгубленной Сечью
Горевал в своих песнях Тарас, -
Призываю любовь человечью:
Кто теперь погорюет о нас?

Но в разлуке с тобой не прощаюсь,
Мой далекий отеческий дом, -
Перед Господом не постесняюсь
Называться донским казаком.

Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите "Ctrl+Enter".
Подписывайте на телеграмм-канал Русская народная линия
РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям.
Комментарии
Оставлять комментарии незарегистрированным пользователям запрещено,
или зарегистрируйтесь, чтобы продолжить

Сообщение для редакции

Фрагмент статьи, содержащий ошибку:

Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta

Полный список организаций, запрещенных на территории РФ, см. по ссылкам:
http://nac.gov.ru/terroristicheskie-i-ekstremistskie-organizacii-i-materialy.html

Иностранные агенты: «Голос Америки»; «Idel.Реалии»; «Кавказ.Реалии»; «Крым.Реалии»; «Телеканал Настоящее Время»; Татаро-башкирская служба Радио Свобода (Azatliq Radiosi); Радио Свободная Европа/Радио Свобода (PCE/PC); «Сибирь.Реалии»; «Фактограф»; «Север.Реалии»; Общество с ограниченной ответственностью «Радио Свободная Европа/Радио Свобода»; Чешское информационное агентство «MEDIUM-ORIENT»; Пономарев Лев Александрович; Савицкая Людмила Алексеевна; Маркелов Сергей Евгеньевич; Камалягин Денис Николаевич; Апахончич Дарья Александровна; Понасенков Евгений Николаевич; Альбац; «Центр по работе с проблемой насилия "Насилию.нет"»; межрегиональная общественная организация реализации социально-просветительских инициатив и образовательных проектов «Открытый Петербург»; Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Гуманитарное действие»; Мирон Федоров; (Oxxxymiron); активистка Ирина Сторожева; правозащитник Алена Попова; Социально-ориентированная автономная некоммерческая организация содействия профилактике и охране здоровья граждан «Феникс плюс»; автономная некоммерческая организация социально-правовых услуг «Акцент»; некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией»; программно-целевой Благотворительный Фонд «СВЕЧА»; Красноярская региональная общественная организация «Мы против СПИДа»; некоммерческая организация «Фонд защиты прав граждан»; интернет-издание «Медуза»; «Аналитический центр Юрия Левады» (Левада-центр); ООО «Альтаир 2021»; ООО «Вега 2021»; ООО «Главный редактор 2021»; ООО «Ромашки монолит»; M.News World — общественно-политическое медиа;Bellingcat — авторы многих расследований на основе открытых данных, в том числе про участие России в войне на Украине; МЕМО — юридическое лицо главреда издания «Кавказский узел», которое пишет в том числе о Чечне; Артемий Троицкий; Артур Смолянинов; Сергей Кирсанов; Анатолий Фурсов; Сергей Ухов; Александр Шелест; ООО "ТЕНЕС"; Гырдымова Елизавета (певица Монеточка); Осечкин Владимир Валерьевич (Гулагу.нет); Устимов Антон Михайлович; Яганов Ибрагим Хасанбиевич; Харченко Вадим Михайлович; Беседина Дарья Станиславовна; Проект «T9 NSK»; Илья Прусикин (Little Big); Дарья Серенко (фемактивистка); Фидель Агумава; Эрдни Омбадыков (официальный представитель Далай-ламы XIV в России); Рафис Кашапов; ООО "Философия ненасилия"; Фонд развития цифровых прав; Блогер Николай Соболев; Ведущий Александр Макашенц; Писатель Елена Прокашева; Екатерина Дудко; Политолог Павел Мезерин; Рамазанова Земфира Талгатовна (певица Земфира); Гудков Дмитрий Геннадьевич; Галлямов Аббас Радикович; Намазбаева Татьяна Валерьевна; Асланян Сергей Степанович; Шпилькин Сергей Александрович; Казанцева Александра Николаевна; Ривина Анна Валерьевна

Списки организаций и лиц, признанных в России иностранными агентами, см. по ссылкам:
https://minjust.gov.ru/uploaded/files/reestr-inostrannyih-agentov-10022023.pdf

Валерий Хатюшин
Пока жареный петух…
Там, в Кремле, всё никак не избавятся от либеральных игр…
25.03.2024
Этот год
Стихотворение
03.01.2024
К чему стадам дары свободы?
Ненависть к Пушкину дорого обойдётся хохломрази
25.11.2023
Палестинский холокост
Нынешняя война на Ближнем Востоке спланирована в США
28.10.2023
Все статьи Валерий Хатюшин
Последние комментарии
«Такого маршала я не знаю!»
Новый комментарий от Владимир Николаев
29.03.2024 07:07
«Не только кощунственный, но и антигосударственный акт»
Новый комментарий от Александр Волков
29.03.2024 06:47
О красных и белых
Новый комментарий от Потомок подданных Императора Николая II
29.03.2024 00:26
Пикник на обочине Москвы
Новый комментарий от Vladislav
29.03.2024 00:17
Если всерьёз об Эдмунде Шклярском и о «Пикнике»
Новый комментарий от С. Югов
28.03.2024 23:30
«Не плачь, палач», или Ритуальный сатанизм
Новый комментарий от Калужанин
28.03.2024 22:04
Молчать нельзя осаживать
Новый комментарий от Александр Тимофеев
28.03.2024 21:09