Согласно святоотеческому толкованию Священного Писания, для правильного различения добра и зла существует единственно верный критерий: в основании добра лежит смирение, а в истоке зла - гордость. К сожалению, даже в среде православных и нелицемерных патриотов этот ясный духовный критерий не всегда осознается.
Ф.М.Достоевскому - благодаря Богу - была дана редкая для светского писателя способность различения добра и зла. Знаменитый призыв, прозвучавший в его Пушкинской речи (1880) как "русское решение вопроса" по "народному разуму" и "народной вере и правде": "Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость" (ПСС: В 30-ти т. Л., 1971 - 1990. Т. 26.С. 139. Далее при ссылках на это издание в скобках указывается том и страница), - является выражением духовной сущности всего его творчества. Но Достоевский как православный христианин прекрасно понимал, что смирение перед Богом и Его святой волей нельзя смешивать с непротивлением злу и "смирением" перед бесами - "духами злобы", с которыми нам заповедано "во всеоружии Божием" вести духовную брань (Еф. 6, 11-12). Поэтому он в своем художественном творчестве и публицистике последовательно утверждал и отстаивал христианские начала жизни и разоблачал "глубины сатанинские".
Русскую национальную идею, выраженную в известной триаде графа С.С.Уварова - Православие, Самодержавие, Народность - Достоевский принимал в ее духовно-иерархической целостности. Знаменательно, что в записной тетради писателя 1880 - 1881 гг. перед признанием - "направление" мое истекает из глубины христианского духа народного" - выведена следующая "формула": "Русский народ весь в Православии и в идее его. Более в нем и у него ничего нет - да и не надо, потому что Православие все" (27, 64). Мысль о спасительности Православия для русского народа Достоевский не уставал повторять на страницах своего "Дневника писателя": "Кто не понимает в народе нашем его Православия и окончательных целей его, тот никогда не поймет и самого народа нашего. Мало того: тот не может и любить народа русского..., а будет любить его лишь таким, каким бы желал его видеть и каким себе напредставит его. А так как народ никогда таким не сделается, каким бы его хотели видеть наши умники, а останется самим собою, то и предвидится в будущем неминуемое и опасное столкновение" (27, 19).
На Самодержавие Достоевский смотрел как на причину "всех свобод России": "Тут-то разница во взглядах русских иностранцев и русских -русских, по-иностранному - тирания, по-русски - источник всех свобод" (24, 278). Для писателя судьбы России и Самодержавия были неразделимы. "Царь для народа, - писал он в последнем выпуске своего "Дневника", - не внешняя сила, не сила какого-нибудь победителя..., а всенародная, всеединящая сила, которую народ сам восхотел... Для народа Царь есть воплощение его самого, всей его идеи, надежд и верований его..." А единственной силой, "зиждущей, сохраняющей и ведущей" Россию, является "органическая, живая связь народа с Царем своим". Такое отношение к Царю, по Достоевскому, есть отличительная черта русского народа, и поэтому "история наша не может быть похожею на историю других европейских народов, тем более ее рабской копией" (27, 21-22).
Уйти от Православия для Достоевского - "оставить славянскую идею и Восточную Церковь" - означало "сломать всю старую Россию и поставить на ее место новую и уже совсем не Россию. Это будет равносильно революции. Отвергать назначение могут только прогрессивные вышвырки русского общества. Но они обречены на застой и на смерть, несмотря на всю, по-видимому, энергию их и тоску сердца их. (Я не про маклаков биржевых говорю, какая у них тоска сердца)" (26, 185).
Духовная проницательность позволила Достоевскому в свое время увидеть главные признаки того общемирового феномена, который на исходе XX века получил название "новый мировой порядок" (далее - НМП).
Доктрина НМП, ставшая в последние десятилетия достоянием широкой общественности, - не просто новейшее изобретение идеологов мондиализма. Идеи НМП не только давно "носятся в воздухе", но, время от времени, воплощаясь в "миротворческие" дела, сильно сотрясают земную поверхность. Так как в основополагающих принципах НМП почти нет ничего такого, чего бы не было "уже в веках, бывших прежде нас" (Еккл. 1, 10), то попытка выявить отношение Достоевского к утверждающемуся в начале третьего тысячелетия миропорядку вполне правомерна.
Разоблачение общей идеи НМП можно уже обнаружить в "Зимних заметках о летних впечатлениях" (1863) и "Записках из подполья" (1864): общественный "муравейник", выстраиваемый "мудрецами и любителями рода человеческого" под видом "хрустального дворца", в который "прилетит птица Каган", и настанут "новые экономические отношения, совсем уже готовые и... вычисленные с математической точностью", для Достоевского не более чем "курятник" (5, 111, 113-121).
В основе "теории" Раскольникова лежит разделение людей на два разряда: "низший" - "материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей" - "законодателей и установителей человечества", ведущих мир к "цели" (6, 199-201). Сущность этой цели проясняется в "Бесах" (1872). На этот роман часто любят ссылаться перестроечные обличители советского "тоталитаризма", забывая при этом о главнейшей социально-политической идее "Бесов": либералы-западники -прямые "отцы" нигилизма и революционной демократии, и следовательно "деды" интернационал-большевистского тоталитарного строя, духовными наследниками которого являются современные демократы. Слова: "Русскому народу ни за что в мире не простят желания быть самим собой" (24, 301), -адресованы Достоевским "русскому" либералу, который по природе своей "лакей и только и смотрит, как бы кому сапоги вычистить" (10, 111).
В "Бесах" некий кабинетный теоретик Шигалев выдвигает следующую "систему устройства мира". Все человечество делится "на две неравные части": "Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо и при безграничном повиновении достигнуть рядом перерождений первобытной невинности, вроде как бы первобытного рая, хотя, впрочем и будут работать" (10, 312).
В своих теоретических выкладках Шигалев приходит к якобы парадоксальному заключению: "Выходя из безграничной свободы, я заключаю безграничным деспотизмом" (10, 311). По существу же никакого противоречия нет: второе "естественно" вытекает из первого. Диктатура НМП утверждается на принципах либерализма, декларирующего "свободу" личности и "права человека". Либеральная идеология призвана расшатать духовно-нравственные устои общества: оправдать грех и сделать его нормой, легализировать порок - выпустить зло на свободу ("мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат..." - 10, 323) и постараться обеспечить его победу в мировом масштабе.
Сейчас только духовно близорукий может не видеть, что главное назначение так называемой демо(но)кратии состоит в установлении власти демонов (бесов) над человеческими душами.
Интересно, что в тех же "Бесах" Достоевский в уста Петруши Верховенского вложил тираду, символически предвещающую грядущий НМП: "И застонет стоном земля: "новый правый закон идет", и взволнуется море, и рухнет балаган, и тогда подумаем, как бы поставить строение каменное. В первый раз! Строить мы будем, мы, одни мы!" (10, 326). Этот крик души "вольного каменщика" воспринимается Ставрогиным как бред помешанного, хотя очень смахивает на откровение строителя НМП. Раскольников в "Преступлении и наказании", обращаясь к Разумихину, произносит примечательную фразу: "Ты всех их добрее, то есть умнее и обсудить можешь..." (6, 88). Следовательно, мудрость тех, которые "умны на зло, но добра делать не умеют" (Иер. 4, 22), - "есть безумие перед Богом" (1. Кор. 3, 19). "Сионские мудрецы", пытающиеся управлять всем миром, на Страшном Суде могут оказаться в полных дураках.
В записной тетради Достоевского 1876-1877 гг. имеются многократные замечания: "Две России - биржевая-жидовская и христианская" (24, 269, 273, 275, 281, 284, 285). Писатель говорил "об идее жидовской, охватывающей весь мир, вместо "неудавшегося" христианства": "...Матерьялизм, слепая, плотоядная жажда личного матерьяльного обеспечения, жажда личного накопления денег всеми средствами - вот все, что признано за высшую цель, за разумное, за свободу, вместо христианской идеи спасения лишь посредством теснейшего нравственного и братского единения людей" (25, 85). Господство "жидовской идеи" на Западе Достоевский считал уже свершившимся фактом: "Жид и банк господин теперь всему: и Европе, и просвещению, и социализму, ибо им он с корнем вырвет христианство и разрушит ее цивилизацию. И когда останется лишь одно безначалье, тут жид и станет во главе всего. Ибо, проповедуя социализм, он останется меж собой в единении, а когда погибнет все богатство Европы, останется банк жида. Антихрист придет и станет на безначалии" (27, 29).
В современную эпоху "рассеянный и гордый человек" (по выражению поэта Юрия Кузнецова) легко принимает те "идеалы" и "нормы" поведения, которые ему навязывает "враг рода человеческого". Все большая часть "цивилизованного" человечества, несмотря на видимое обилие религиозных кумиров, поклоняется единому идолу - "золотому тельцу" (см.: Исх., гл. 32). В обществе "общечеловеческих ценностей" чувство любви к Родине и к своему народу превращаются в анахронизм. На пьедестал возносится Смердяков, мечтающий "кабы нас... покорили эти самые французы..." (14, 205). Показательно, что у Достоевского почти все космополиты - "граждане мира" - кончают жизнь самоубийством.
Средства массовой информации, обслуживающие НМП ("Жиды, явится пресса, а не литература" - 24, 187), работают по принципу, с гениальной простотой выраженному Достоевским: "Настоящая правда всегда неправдоподобна... чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи. Люди всегда так и поступали" (10,172). Та виртуозность, с которой в СМИ правда делается "правдоподобной", может исходить только от того, кто в Евангелии от Иоанна назван "лжецом и отцом лжи" (8, 44).
В сфере эстетической НМП утверждает культ "содомской красоты"^ (14, 100), которая в противоположность Красоте христианской призвана погубить мир. Небывалый со времен Содома и Гоморры расцвет "скотских сладострастных обществ" (10, 201) - явный и грозный признак того, что современное общество ожидает участь этих злополучных городов, чему мы все чаще и чаще становимся свидетелями.
По своей духовной сущности НМП - как идеология и практическая реальность - закономерное следствие грехопадения человека, упорно не желающего признать и принять волю своего Создателя и Спасителя. По многим признакам, это уже окончательный вариант "земного рая", так как торжество принципов НМП будет означать для человечества установление на Земле "царства" антихриста, "которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего" (2 Фес. 2, 8).
Терлецкий Александр Дмитриевич, кандидат филологических наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы Таврического национального университета им. В.И.Вернадского (Симферополь)