На небе Царство, Идея на земле

В наших беседах и статьях мы ходим вокруг одних и тех же вопросов, где очарованные монархическим идеалом любители истории находят причудливые способы уйти от предметного разговора, какой монархия сейчас может быть. В их восприятии этот образ исполнен высочайшего содержания настолько, что разложить его на составляющие подразумевает акт кощунства.

См. прежние мои статьи: «Монархическое староверие» и «Диалоги о монархии».

Монархисты говорят о некоем целостном восприятии, одухотворенном религиозным сознанием, которое открывает им вневременную предпочтительность этого вида правления. Они заворожённо твердят о симфонии Церкви и Царя, об единении Царя и народа, повторяя казённые клише ушедших политических режимов, которые издали в сотни лет сверкают позолотой, но по сути выступают лиловым бантиком поверх извечных посюсторонних механизмов. Близкие по звучанию «народ и партия едины» кривят их рот, а оксюмороны в духе «народной монархии» как и «суверенной демократии» смакуются с удовольствием. Публицисты вообще любят жонглировать противоречиями, когда не даётся однозначный ответ, что во главе угла: народ или монарх, права человека или суверенная державная сила, – но это не повод принимать игру слов на веру.

Мне возражают, что подобное постигается исполненным религиозного сознания восприятием. Друзья, вы – носители Истинного верования, а потому осведомлены об осторожном отношении к чувствованию. Вы не протестанты, для которых самоочевидно, что неотчуждаемые права дарованы человеку Богом, что пестрит в декларации независимости США и «Русской правде» лютеранина Пестеля. И не современные либералы, которые выводят верховенство прав человека из очевидности для незамутнённого предрассудком разума. Вы опираетесь на Писание и Предание, а потому будьте добры находить твёрдую опору для умозаключений.

Особенно диковинно звучат утверждения об установлении Царской власти через грядущее пробуждение христианского сознания у русского народа. Будто возвращение всеобщего участия в таинствах уподобит граждан ангелам подлинного Царства, сняв насущные проблемы управления. Такие настроения в духе хилиазма граничат с другими заблуждениями, когда лелеется приход местоблюстителя Бога на земле, что в конечном счете – прямая дорога к принятию власти богоборца. К этому же направляют игры в монархический символизм, когда желание одеть на кого угодно шапку Мономаха открывает дорогу на трон проходимцу или приводит в стан врагов Отечества.

Если повертеть сокрытую во мраке многозначительности хрустальную мечту в руках, можно рассмотреть её суть на свет.

Итак, если правитель избран народом, получил благословение Церкви, почему он не может считаться Царем? Монархисты говорят: это республика. А почему тогда избрание Михаила Федоровича Земским собором не республика? Или восхождение Константина Великого на престол в результате войны, а не по династическому праву сомнений насчёт его титула не вызывает?

Всё просто, суть монархии – единовластное правление, когда ключевые рычаги управления сосредоточены в одних руках. Не важно, что к этому привело, важен факт.

Мы избирали Верховного главнокомандующего раз в четыре года, отныне делаем это раз в шесть лет. Не при посредничестве столбовых, архиереев, а самочинно, каждый бросая бюллетень в урну. Верховный – фактический обладатель власти в нашей стране. Чего не хватает: помазания, династической крови, престолонаследия? Но кто сказал, что это вневременные черты?

Русские монархисты подобны крепостным, не поверившим в манифест 1861 года, потому что он был явлен не в золотом конверте.

И вот отсюда видна проблема. На кого единовластие может опереться? Когда-то в России находило опору в дворянстве, но после 1861 года земельной аристократии такой же безраздельный властелин, каким ранее они были над душами крестьян, перестал быть нужен. Тогда самая просвещённая часть общества вдохновила волну нигилизма, закончившуюся 1881 годом, а затем и тремя революциями в XX веке.

Известный правый мыслитель Карл Шмитт любит цитировать Доносо Кортеса, писавшего, что после 1849 года век роялизма закончился. Вне всяких сомнений: сословия остались в аграрном веке. И если кто-то хочет их восстановить, пусть готовится к захвату России индустриальной державой, где городское общество производит современное вооружение, в то время как мы – поставляем им пшеницу и пеньку.

Получается, что у нас единовластие без сословной монархической опоры. Тогда через кого единовластный правитель может утвердить власть? Через национальный бизнес? Но разве можно воевать с мировой мамоной, полагаясь на ее представителей? У рынка нет Отечества, только интересы, связанные с хозяевами денег по ту сторону океана.

В свое время Николо Макиавелли объяснял успех, с которым Александр Македонский распространил власть на завоёванных персидских землях тем, что там не было аристократии. Персидскую деспотию было тяжело сокрушить, но опрокинув, удержать правление не составило труда. В противовес этому, по словам флорентийца, современную ему Францию завоевать проще в виду обилия своекорыстного дворянства, но, покорив, всегда придётся озираться на их происки. Так вот, современная Россия гораздо богаче Франции XVI века, и флора внутреннего государства, завязанного на мировой рынок, обильно окутывает рычаги управления.

Все мы помним блистательную цитату, что Россией управлять не сложно, но бесполезно. Имея властные рычаги, сплетённые на византийский манер, изменить три десятилетия движущийся в никуда курс непосильно. Длинная командная цепь разделяет правителя и управляемых. Еще сто лет назад количество чиновников было на порядок меньше, а теперь донести державную волю до исполнения можно либо в ручном режиме, либо положившись на единомышленников. Даже для подвоза боеприпасов воюющему подразделению уместнее обращаться не в Министерство обороны, а напрямую к интенданту на передовой.

А как эта власть будет передаваться? Как в Византии? События 24 июня – о многом говорящий знак.

Есть два варианта – или, как у братьев Стругацких, клонировать Правителя, чтобы в каждом чиновничьем кабинете сидел его «дубль», или сформулировать Идею правления, которой будут следовать слуги государевы с одобрения единомышленников. Верные этой идее будут подниматься наверх и занимать место одесную правителя, а после ухода на покой – выдвигать достойнейшего.

Создание внятной государственной идеологии – сверхзадача Удерживания мира.

Исламская религия даёт своим последователям свод законов – шариат, близкие предписания для харедим даёт Талмуд, но православие как религия спасения души не касается мирских правил. В этом отношении увлечение современников туманными идеологемами играет дурную службу, поскольку размывает и без того зыбкие ориентиры (см. здесь и здесь).

В наше время получила широкое распространение ложь, утверждающая, что права и свободы – наивысшая ценность. Принятие подобных взглядов приводит к разложению, когда авторитеты низвергаются, а люди ставят во главу угла удовольствия, забывая, что обязаны взрастившему их обществу. Все мы знаем, что человек отличается от животного наличием бессмертной души, но, если рассуждать с позиции естествознания, он приходит в этот мир подобно выпущенному с завода компьютеру, который может быть хорошей подставкой для цветов, но и только. Принятие языка и культуры, созданных бесчисленными поколениями предков, позволяет взрастить сознание и стать личностью.

Обоснованная идея, ставящая во главу угла Бога, народ и семью – способна быть краеугольным камнем здорового общества. Если она окажется руководством к политическому действию, то может выступить билетом в будущее. В противном случае Русский мир уступит место другим в ближайший век.

Владимир Владимирович Блинов, доцент Финансового университета при Правительстве РФ, кандидат политических наук