Людовик I Благочестивый
Власть государей, которую усвоили себе Папы, оказалась притягательной и для других епископов Запада, стремившихся ни в чем не уступать светским магнатам – ни в статусе, ни в образе жизни. В IX столетии они «жили в роскошных покоях, блестяще украшенных золотом, пурпуром и бархатом, ели, подобно Государям, с золотой посуды и угощались вином из богатых кубков и выделанных для этой цели рогов. Базилики стояли покрытые повсюду копотью, а пузатые obbae, сосуды для вина, сверкали своей разрисовкой. Как на пиру Тримальхиона, епископы тешили себя зрелищем красивых танцовщиц и услаждали свой слух музыкальными ‟симфониями”. Покоясь вместе со своими наложницами на шелковых подушках в кроватях, искусно отделанных золотом, они предоставляли заботиться о своем дворе вассалам, колонам и рабам и затем играли в кости, охотились и стреляли из лука. Служили они обедню со шпорами на ногах и с кинжалом у пояса, но охотно покидали алтарь и свою кафедру, чтобы сесть на коня с богато убранной золотом уздечкой, с саксонским седлом, и ехать на соколиную охоту. Свои путешествия епископы совершали в сопровождении целой толпы прихвостней, сидя в повозках, запряженных лошадьми, и повозки эти были так роскошны, что сесть в них не постыдился бы и сам король»1
Это, конечно, памфлет, если не сказать пасквиль, исполненный сарказма и желчи, но в то же время его можно считать и реалистичной характеристикой образа жизни и нравов высшего духовенства, и не только епископов, но и многих аббатов. Для того, чтобы очерк, набросанный лихим пером историка-протестанта, стал более адекватным, ему следовало бы только преподнести ограничительное уточнение, но трудно сказать, каким оно должно быть – «случалось, что епископы», «в иных случаях», «нередко», «обыкновенно», «едва ли не большинство», – несомненно только, что не «все», потому что в епископате и среди аббатов встречались аскеты и подвижники, ни во что вменявшие мирскую славу и житейские радости, избегавшие роскоши и услаждений всякого рода, чуждые стяжательства, не бравшие в руки оружия ни для войны, ни для охоты.
Совсем иной, чем в филиппике Грегоровиуса, образ жизни и служения явил почитаемый местно, в Осерской епархии, расположенной в Бургундии, епископ Аббон. Его отец Ансельм был знатным сеньором родом из Баварии, а мать, носившая германское имя Фротильда, родилась в романоязычной части империи, в сердце современной Франции, близ истоков Луары и Сены, и принадлежала, вероятно, к роду латинизированных франков. Судя по всему, родным языком Аббона был тот же, что и у его матери. Аббон вырос в благочестивой семье: его старшие братья Эрибальд и Луп Серват стали монахами: Эрибальд в 828-м г. занял Осерскую кафедру, а Луп стал аббатом монастыря в Феррьере. Сам Абон в юности поступил на службу к королю западных франков Карлу Лысому, занял со временем важную должность при дворе, но его светская карьера прервалась, когда и он в 843-м г., по примеру братьев, принял постриг в бенедиктинском монастыре Святого Германа в Осере. 10 лет спустя Аббон был поставлен аббатом этой обители, а когда в 857-м г. преставился его старший брат Эрибальд, он избран был клиром и народом епархии на его место, вопреки его настойчивым попыткам уклониться от такой чести. Посвящение Аббона в епископа Осерского состоялось с задержкой, после утверждения его в этой должности королем Карлом Лысым. Дело в том, что это был первый в истории империи франков случай поставления на епископскую кафедру не целибатного клирика из белого духовенства, как это делалось раньше, но монаха.
Доставшееся ему от отца немалое богатство Аббон продал и потратил вырученные деньги на нужды своей епархии. Став епископом, он сохранил прежний аскетический образ жизни, не в пример своим собратьям по служению; носил, как и прежде, монашескую власяницу. В хрониках Аббон упоминается как участник Соборов в Меце в мае 859 г. и в Савоньере в июне того же года. Вскоре после этого Собора он оставил епископскую кафедру, но в октябре 860 г. участвовал в Соборе в Туси, не будучи правящим епископом. 3 декабря 860 г. Аббон отошел ко Господу, его народное почитание началось вскоре после кончины. Официально он был канонизован в чине местно чтимых блаженных Осерской епархии. В XVII столетии были открыты его мощи, облаченные в хорошо сохранившееся монашеское одеяние.
В ту же эпоху подвизался и один из канонизованных Западной церковью подвижников – Фольквин Теруанский, сын знатной вестготки Эркенсинды и внук майордома Карла Мартелла от его побочного сына Иеронима, получивший основательное по тем временам образование, знаток Священного Писания. Несмотря на свое происхождение от Каролингов, он пренебрег светской карьерой и удалился в монастырь, расположенный в окрестностях Теруана во Фландрии. Там он принял постриг и священный сан. Его молитвенный и аскетический подвиг, его учительность привлекали к нему сердца монахов и мирян близлежащих мест, и когда Теруанская кафедра овдовела, клиром и народом епархии он был избран на нее, в 817-м г. его хиротонисал архиепископ Реймса Эббон. Заняв кафедру, он сосредоточил внимание на налаживании расшатанной дисциплины в епархии. А еще он без сожаления тратил средства церковной казны на помощь семьям, разоренным во время набегов викингов, сиротам и вдовам жертв норманнских нашествий.
Несмотря на то что Фольквин обличал пороки распущенной знати и не любил бывать в королевских дворцах, монархи и придворные ценили его за искреннее благочестие.
В 843-м г. случился эпизод, проливающий свет на особенности благочестия эпохи Каролингов. Аббат Сен-Кантенского монастыря Гуго ради вящей славы своей обители и умножения ее доходов решил в отсутствие правящего епископа Теруана похитить из кафедрального собора мощи святого Омера. Он собрал воинский отряд и, возглавив его, ворвался в кафедральный храм и захватил мощи. Узнав о случившемся, епископ Фольквин организовал ополчение из горожан Теруана и во главе этого ополчения пустился преследовать похитителя святыни. 8 июня на берегу реки Лиса состоялось заправское сражение; Гуго в нем потерпел поражение и бежал, оставив мощи неприятелю, после чего они были торжественно перенесены на свое прежнее место – в собор Теруана.
Епископ Фольквин участвовал в нескольких церковных Соборах, которые созывались в государстве франков: в Ингельхайме в 840-м г, в Париже в 847-м г., в Кьерси в 849-м г., в Суассоне в 853-м г. Вскоре после Суассонского Собора король Карл Лысый решил отправить Фольквина на покой, прислав в Теруан своего кандидата на епископскую кафедру, но Фольквин не захотел смириться со столь бесцеремонным вмешательством монарха в церковные дела, для которого не было оснований в канонах. После воскресной мессы он не устрашился предать анафеме как ставленника короля, собиравшегося занять его место, так и тех, кто сопровождал его. И, как сказано в житии Фольквина, на проклятых им лиц напал внезапный ужас, они бежали из Теруана. На обратном пути незадачливый ставленник короля замертво упал с коня, а в течение года умерли и все, кто сопровождал его в поездке в Теруан.
Фольквин скончался 15 декабря 855 г. в Эскельбеке, во время архипастырской поездки по епархии, в маститой старости, но точный год его рождения неизвестен. Его останки были доставлены в Теруан и погребены в кафедральном храме рядом с мощами святого Омера. Почитание Фольквина Теруанского из его епархии распространилось по всей Фландрии, а затем вышло за границы региона. Западной церковью он был канонизован. Его преемником по Теруанской кафедре стал монах из Прюмского монастыря Гумфрид, также причисленный на Западе к лику святых.
Составить объективное представление о западном епископате эпохи Каролингов, о клире и народе, о его вере и суевериях можно по Фульдской хронике, в которой один за другим описаны деяния архиепископов одного из германских городов – Могонтиака, или Майнца, отражены особенно памятные и яркие события церковной жизни епархии.
Так, под 847 г. помещена следующая запись:
«На 9 календы мая (21 апреля) умер епископ Могонтиака Отгар, и на его место на 6 календы июля (26 июня) рукоположили Храбана, который в этом же году на октябрьские календы (1 октября) по приказу короля Хлодовика собрал в Могонтиаке синод»2.
До поставления на кафедру Рабан Мавр был аббатом того самого Фульдского монастыря, где велась цитируемая хроника. В ней сказано, что
«софист Храбан, который не уступал никому из поэтов своего времени, написал книгу замысловатыми и сложными стихами, полную многочисленными образами, в которой он восхвалял Святой Крест Христов. Храбан передал её монахам Фульдской обители, Аскриху и Хруотберту, чтобы те преподнесли её Папе Сергию в качестве дара Святому Петру»3.
Рабан Мавр преподносит соч. «Похвала Кресту» папе Римскому Григорию IV. Миниатюра. До 840 г. (Vindob. 652)
О жизни, церковном служении и литературных трудах Рабана Мавра известно из разных источников, помимо Фульдской хроники. Он родился в Майнце в семье местной знати. Его отец Нитхард из рода Магненциев занимал важные военные и государственные должности в королевстве франков. В 9 лет Рабан по настоянию матери поступил послушником в бенедиктинский монастырь в Фульде. Там он принял постриг и обнаружил незаурядные способности, обучаясь в монастырской школе, которую позже возглавил. В 801-м г. Рабан был посвящен в диакона. Некоторое время спустя он по настоянию аббата Ратгара вместе с будущим епископом Хальберштадта Хаймо отправился для завершения образования в Тур, где его учителем стал знаменитый англосакс Алкуин, возглавлявший «Палатинскую академию» – кружок ученых мужей при Карле Великом. Алкуин прозвал его Мавром (Maurus) в память о любимом ученике преподобного Бенедикта Нурсийского – святом Мавре. В Палатинской академии он овладел греческим и даже еврейским языком – знание обоих этих языков в ту пору было большой редкостью на Западе, если речь не идет о поселившихся там природных греках или иудеях. Приобретенные им знания из разных наук были настолько обширны и основательны, что он, возможно, стал самым большим эрудитом в современной ему Германии.
По возвращении в родное аббатство Рабан возглавил монастырскую школу, которая при нем стала одной из лучших на Западе, при ней создан был лучший в германских землях скрипторий. Не зря он был назван «учителем Германии» (Praeceptor Germaniae). Учеником Рабана был другой выдающийся богослов и гимнограф – Валафрид Страбон. В 814-м г. Рабана Мавра рукоположили в пресвитерский сан. А 3 года спустя он удалился из Фульды, по предположениям биографов, из-за конфликта с аббатом Ратгаром, причина которого неизвестна. Нет сведений о том, где он провел 3 года, последовавших за уходом из монастыря, в который он вернулся в 817-м г., после назначения нового аббата обители по имени Эйгиль. В 822-м г. Эйгиль скончался, и его преемником стал Рабан. В течение 20 лет он возглавлял монастырь, являя своим подвижническим образом жизни пример братии: он был молитвенником и постником – не употреблял в пищу мясо, не пил вина. Регулярно совершая богослужения в монастырском храме, занимаясь административными и хозяйственными хлопотами, Рабан находил время и для продолжения разнообразных научных занятий и литературных трудов. В 842-м г, в старости, он оставил должность аббата и перешел в монастырь Апостола Петра. Но прошло 5 лет, и Рабан Мавр призван был к высшему церковному служению, заняв архиепископскую кафедру Майнца.
На самый год его архиерейской хиротонии в «Фульдской хронике» приходится запись, характеризующая своеобразную черту народной религиозности, отчасти присущую и клирикам, – апокалиптическую тревогу:
«Из Алемании в Могонтиак (Майнц) пришла женщина по имени Тиота – лжепророчица, которая своими предсказаниями вызвала немалые волнения в епархии епископа Соломона. Она объявила точный день конца света и даты многих других событий – всё, что относится к Божественному знанию, ибо сие ведомо только Богу. Лжепророчица заявила, что именно в этом году наступит последний день этого мира. Поэтому к ней в страхе пришли многие из простого народа обоего пола, принесли подарки и предлагали ей свои услуги. И, что более серьёзно, за ней, как за посланницей небес, последовали лица духовного звания, невзирая на свою учёность. Но когда перед собранием епископ призвал её в [монастырь] Св. Альбана и подробно расспросил об её убеждениях, она призналась, что её надоумил один пресвитер, и что она рассказывает о таких вещах ради собственной выгоды. Поэтому по приговору синода её публично высекли розгами, с позором лишили права проповедовать, которое она по неразумности присвоила себе, вопреки церковному обычаю, а напоследок все её предсказания объявили лживыми»4.
В 850-м г. в землях, расположенных по берегам Рейна, разразился голод.
«Из-за этого архиепископ Храбан на некоторое время задержался на подворье своего церковного прихода, называемом Винкела (Винкель), где он принимал прибывших из различных мест бедняков и ежедневно кормил более 300 человек, не считая тех, кто питался у него постоянно. К нему также пришла умирающая от голода женщина с маленьким мальчиком и вместе с другими попросила чего-нибудь съестного. Однако, перед тем как войти в ворота, она упала от сильного истощения и испустила дух. А мальчик продолжал держать грудь своей умершей матери, как будто бы она была ещё живая, и пытался сосать, отчего многие, видевшие это, вздыхали и плакали»5.
Еще одно бедствие обрушилось на кафедральный город и митрополию Рабана в 850-м г., когда, как сообщает все та же «Фульдская хроника»,
«около Могонтиака (Майнца) 20 раз сотрясалась земля. Необычное движение воздуха, возникшее из-за смерча, привело к буре и выпадению града, которые принесли много вреда. На июньские ноны (5 июня) ударами молний были сожжены многие постройки, а также церковь Св. мученика Килиана. Внезапный удар произошёл во время полуденного богослужения, и церковь оказалась объята пламенем. Когда огонь охватил перекрытия здания, то произошло чудо. Он распространился повсюду как раз до тех пор, пока не вынесли целыми и невредимыми мощи святого мученика и все сокровища церкви. Молнии также попали в нескольких лиц духовного звания, при этом их одежда осталась целой, а различные части тела получили страшные ожоги. Некоторых людей в тех областях тоже так сильно спалил небесный огонь, что их тела были полностью сожжены, а одежда осталась нетронутой»6.
4 февраля 856 г. на загородном подворье в Винкеле архиепископ Рабан Мавр отошел ко Господу. По подсчетам одного из авторов «Фульдской хроники», он управлял «епископством 9 лет, 1 месяц и 4 дня»7. Западной церковью Рабан причислен к лику блаженных.
Рабан Мавр оставил богатое литературное наследие, которое включает сочинения разного жанра и из разных областей знания. Он написал толкования на Ветхозаветные книги, на Евангелие от Матфея и послания апостола Павла, богословские трактаты догматического и канонического содержания: «О священных степенях» («De sacris ordinibus»), «О чине клириков» («De Instituté clericorum»), «О церковной дисциплине» («De disciplina ecclesiastica»). Рабан – автор энциклопедических компендиумов, один из которых называется «О природе вещей» («De rerum naturis»), а другой – «De universo libri xxii., sive etymologiarum». Рабан Мавр – отец германистики. Он составил «Латино-германский глоссарий» (Glossaria Latino-Theodisca), из которого почерпаются ценные сведения о лексике и морфологии древневерхненемецкого языка. О разносторонности его эрудиции говорит написанный им трактат, посвященный военному делу – «De re militari».
Рабан был не только ученым, но и поэтом, гимнографом. Ему принадлежит цикл стихов, посвященных Кресту Господню – «In honorem Sanctae Crucis». Некоторые из написанных им молитв вошли в обиход Западной церкви и сохранились в католическом богослужении по сей день, и самая знаменитая среди них – «Veni Creator Spiritus» (Приди, Святой Дух). Творения Рабана настолько высоко ценились в Средневековье, что некоторые из них изданы были как инкунабулы вскоре после изобретения книгопечатания Гутенбергом.
После кончины Рабана Мавра на архиепископскую кафедру Майнца поставлен был Карл.
«Это произошло, – по словам летописца, – скорее по воле короля и по его указаниям, чем по согласию и выбору духовенства и народа»8.
Под 857 г. в «Фульдской хронике» упомянут Собор, состоявшийся под председательством архиепископа Майнца Карла. Из хроники не видно, каким был круг участников этого Собора: состоял ли он только из епископов Могонтиакской митрополии или на нем были представлены и другие соседние области, что можно предположить, имея в виду обсуждавшиеся на нем темы:
«На октябрьские календы (1 октября) в Могонтиаке (Майнце) собрался синод под председательством архиепископа Карла, где среди прочего обсуждали вопросы церковного права и огласили письмо кёльнского епископа Гунтара епископу Альтфриду. В нём описывалось, как на 17 календы октября (15 сентября) в Колонии (Кёльне) разразилась ужасная гроза, и как весь народ, объятый страхом, бросился в церковь Св. Петра, и под звон церковных колоколов все, как один, молили Бога о милосердии, как вдруг разразилась сильная вспышка молнии, которая, подобно огненному дракону, озарила церковь и одним ударом насмерть сразила в разных частях толпы трёх человек: пресвитера около алтаря Св. Петра, диакона около алтаря Св. Дионисия и одного из мирян около алтаря Св. Марии. Кроме этого, шестеро других от такого удара лишились чувств и затем едва оправились»9.
На время архиерейского служения Карла приходится кончина одного из ревностных приходских священников Майнца, почитаемого не только жителями этого города, но и за его пределами:
«На 7 календы июля (25 июня) умер благочестивый пресвитер Проб, который своей праведной жизнью и неустанными трудами ради святого учения прославил церковь города Могонтиа (Майнца), однако очень трудно представить себе, как он, не смыкая глаз, днём и ночью трудился в вышеупомянутой церкви, чем он был для всех, и как он всё отдавал за Христа»10.
Эта запись завершается незатейливыми стихами летописца:
«Мне бы хотелось, – пишет он, – хотя бы некоторые его добродетели передать в двух стихотворных строфах, чтобы из этого легче понять всё то, что в нём объединил Бог. Каким он был смиренным и разумным, как терпелив и чист он был, невозможно ни словами сказать, ни в письме описать»11.
Архиепископ Майнца Карл скончался 4 июня 863 г., и «30 ноября на эту должность назначили Луитберта»12.
Фульдские хроники
В «Фульдской хронике» содержатся лаконичные упоминания и о многих других епископах, кроме тех, которые занимали кафедру Майнца. Так, в одном только 851-м г.
«на 6 календы апреля (28 марта) умер епископ Хальбаренсиса (Гальберштадт) Хеммо, на его место епископом назначили Хильтигрима. На 6 календы сентября (27 августа) епископ Регинхери ушёл из этого мира, и его преемником стал Фольхальд. Также епископ Мимиды (Минден) Хадовард окончил свою жизнь на 16 календы октября (16 сентября), и его место перешло к Тиотриху»13.
В 855-м г. в Вюрцбурге
«стены церкви… обрушились от внезапно разразившейся страшной бури. От этого обвала пострадал епископ Гоцбальд, который скончался тремя месяцами позднее, то есть на 12 календы октября (20 сентября)»14.
Из Вюрцбургской хроники известно, что кафедру этого города он занимал
«13 лет, 10 месяцев и 8 дней…Своим преемником он, – как записано в «Фульдской хронике», – оставил своего ученика Арна»15.
Папский авторитаризм в эпоху Каролингов давал о себе знать на Западе, но им не было парализовано соборное начало в жизни Церкви. В правление Людовика Благочестивого в империи проведено было около 30 Соборов. Многие из них, особенно если они созывались в Аахене, проходили с участием Императора. Как Людовик, так и его преемники на императорском и королевским престоле признавали примат Папы, но старались ограничить его власть в своих владениях, поставив ее под контроль собственный и местного епископата.
Под 858 г. в «Фульдской хронике» помещена запись, проливающая свет на особенности религиозных верований, на нравы и обычаи как простого народа, так и книжных людей – клириков и монахов, в том числе и составителей самой этой «Хроники»:
в «селе, расположенном близ города Пингвия (Бинген)… Капутмонтий… нечистый проявил все свои козни. Поначалу он надоедал тем, что в стенах людских жилищ того места изображал звуки падения камней и стуки молота, потом он заговорил вслух, выдавая то, что некоторые скрывали от других, в результате чего посеял раздор среди жителей этого места, и, наконец, он возбудил умы всех против одного человека, как будто бы впоследствии остальные так пострадают от его грехов, что проявят к нему страшную ненависть. Нечистый тотчас же вселялся в каждый дом, куда входил этот человек. Поэтому он вынужден был с женой и ребёнком оставаться в поле под открытым небом, так как все родственники боялись пускать его под свою крышу. Но и там он не смог остаться в покое, поскольку, когда он собрал весь свой урожай и сложил в скирды, внезапно появился нечистый и всё сжёг. Желая смягчить гнев соседей, которые хотели его убить, этот человек во время пытки калёным железом очистился от всех преступлений, в которых обвиняли его. Поэтому пресвитеры и диаконы со святынями и крестами отправились из города Могонтиак для того, чтобы изгнать нечистого из этого места, однако пока они совершали литанию и окропляли святой водой тот дом, где нечистый бесновался больше всего, тот бросался камнями в некоторых людей, собравшихся там из разных селений. Правда, через какое-то время он прекратил свои безобразия. Но когда посланники уехали оттуда, нечистый разразился пред всеми своими презренными речами. Среди прочего, он указал на некоего пресвитера, забрался под его клобук как раз в то время, когда дом окропляли святой водой. И когда все из страха перекрестились, нечистый сказал из того пресвитера: ‟Он – мой слуга, ведь тот, кого я одолею, станет моим слугой, а он недавно по моему наущению сошёлся с дочерью прокуратора этой деревни”. Прежде об этом деянии не знал ни один человек, кроме тех, которые совершили его. Поэтому совершенно ясно, как гласит вечная истина, не останется ничего тайного, что не стало бы явным. Такими и многими другими преступлениями падший дух напоминал о себе в упомянутых местах три года подряд, пока не уничтожил огнём все постройки»16.
В «Фульдской хронике» упомянут пресвитер Готшалк, отлученный от Церкви за проповедуемое им учение, обсуждение которого стало едва ли не главной богословской темой на Западе в середине IX века: он
«распространял ошибочное мнение о Божественном предопределении. Он утверждал, что добро в вечной жизни и зло в вечной смерти неминуемо предопределены Богом. На собрании многих епископов и архиепископа Могонтиака Храбана, как казалось многим, его изобличили в этом»17.
Этот Собор состоялся в 848-м г.
Готшалк, или, как он назван в «Хронике», Готескальк родился близ Майнца в семье выходца из Саксонии графа Берна. Как и в случае с Рабаном Мавром, его в раннем детстве – в 5 или 6 лет – отдали на воспитание в бенедиктинский монастырь в Фульде, тот самый, где в ту пору аббатом служил Рабан, внеся в монастырскую казну немалый вклад за него. 2 года он провел в монастыре в Райхенау, где его другом стал лучший из учеников Рабана – прославленный позже своими учеными трудами Валафрид Страбон. В юности в Фульде Готшалк принес монашеские обеты и принял постриг, но по прошествии нескольких лет стал тяготиться иноческим житием, и по его ходатайству, в котором он ссылался на слишком юный возраст пострига, в котором он дал обеты, в 829-м г. Собор, созванный в Майнце, снял с него монашеские обеты, с чем решительно не согласен был аббат монастыря Рабан, настоявший на отмене этого постановления властью Императора Людовика Благочестивого, но Готшалку разрешили не возвращаться в Фульду под начало Рабана, а поселиться в монастыре в Орбе, в Суассонской епархии. Его требование вернуть ему отцовский вклад за поступление в Фульдский монасырь было отвергнуто.
В Орбейском аббатстве он углубился в изучение творений Блаженного Августина, и из его учения о неспособности потомков падшего Адама, помимо действия благодати Божией, освободиться от порабощающего их волю влечения ко греху, которое он противопоставил доктрине Пелагия о неограниченной свободе воли и свободе выбора человека, сохранившейся и после грехопадения, сделал крайние выводы об отсутствии у человека свободы воли и свободы выбора добра или зла и о Божественном предопределении одних ко спасению, а других к вечной гибели. Этот комплекс взаимосвязанных идей повторился несколько веков спустя в протестантизиме – в смягченном виде у Лютера, и с парадоксальными крайностями – в доктрине Кальвина, но также и в лоне Католической церкви – в отвергнутом и осужденном официально учении Янсения и его последователей из французской школы Пор-Рояль.
Во второй половине 830-х гг. Готшалк был хиротонисан в пресвитера, а около 840 г. самовольно покинул монастырь в Орбе, отправившись в Италию. Возвращаясь из паломничества в Рим, он остановился в гостинице во Фриули и там встретился с другим постояльцем – епископом Вероны Ноттингом, с которым он проговорил целую ночь, изложив ему свои идеи о предопределении. Богословские взгляды Готшалка озадачили Ноттинга, и он доложил о них в послании архиепископу Майнца Рабану Мавру, который нашел их безумными, о чем и написал в ответном письме Ноттингу и графу Фриули Эбергарду. Главную ошибку в рассуждениях Готшалка он усмотрел в том, что тот не различал Божественное предвидение и Божественное предопределение. Возвращаться в свой монастырь Готшалк не захотел, но из Фриули направился в Рецию, оттуда в Норик и наконец в Далмацию, проповедуя там свои идеи. Время с 846 по 848 г. он провел при дворе хорватского князя Трпмира.
По возвращении в государство франков он, как уже было упомянуто, предстал перед соборным судом в Майнце. На Соборе, состоявшемся в Майнце в присутствии короля восточных франков Людовика II, обвинителем Готшалка выступил архиепископ этого города Рабан. Готшалк представил суду оправдательное сочинение с обоснованием учения о двойном предопределении: праведников к спасению, а грешников на вечные муки, но аргументы его были отвергнуты единогласно. Собор обвинил его в ереси и повелел направить его в распоряжение архиепископа Реймского Гинкмара, в ведении которого он тогда состоял и который должен был определить ему наказание, и, как сказано в Фульдской хронике, «после того как он поклялся больше не возвращаться в государство Хлудовика, его привезли в Ремис (Реймс) к епископу Хинкмару»18.
В следующем году Готшалк снова предстал перед соборным судом, на этот раз в Кьерси, расположенном в Пикардии. Он, как и прежде, тщетно пытался убедить судей в правоте своих богословских взглядов. Он требовал также ордалий – Божия суда, изъявив готовность в доказательство своей правоты погрузиться в бочки с кипятком и горящим маслом. Но и в этом судебном «эксперименте», в ту пору часто применявшемся на Западе, ему было отказано. Готшалк был признан еретиком и возмутителем церковного мира, подрывающим авторитет иерархии. За эти преступления Собор приговорил его к лишению пресвитерского сана, бичеванию и заключению в монастырскую тюрьму в Отвильере, в Реймсской епархии. Ему также было приказано бросить в огонь свои сочинения. Он выполнил этот приговор, пребывая в полуобморочном состоянии от переживаемого потрясения.
В монастырском заточении он провел последние годы своей жизни. Но проповедуемое им учение успело уже возбудить интерес и получить поддержку со стороны некоторых богословов и даже епископов, в особенности в Королевстве западных франков. В защиту Готшалка выступил епископ Труа Пруденций, канонизованный на Западе. Тема предопределения стала дискутироваться в их сочинениях, публичных выступлениях, письмах, в то время как позицию Рабана Мавра единодушно поддерживали епископы и богословы германского королевства. Карл Лысый назначил экспертизу трудов Готшалка, и эксперты пришли к заключению, что он ни в чем не отступил от доводов Августина, направленных против Пелагия и полупелагиан, хотя в действительности Готшалк, конечно, пошел дальше Августина, предвосхитив крайности кальвинистской доктрины. На это обстоятельство указал в своем выступлении по вопросу о предопределении, может быть, единственный великий богослов и философ эпохи Каролингов – ирландец Иоанн Скотт Эриугена, который привлек для выявления действительной антропологии и сотериологии Августина его ранние полемические творения, направленные против манихейства, в которых он отстаивал учение о свободе воли. В ответ сторонники Готшалка обвинили в ереси Эриугену. Сам Готшалк получил возможность принять участие в развернувшейся полемике, потому что сочувствовавшие ему монахи снабдили его всем необходимым для письма и способствовали распространению его сочинений.
Сложившейся ситуацией заинтересовались в римской курии. В 863-м г. Папа Николай потребовал от архиепископа Реймсского Гинкмара прибыть в Рим для подробных объяснений по делу Готшалка. Гинкмар уклонился от вызова, а после скорой смерти Николая его преемник, Папа Адриан, не имел уже интереса к этому делу.
Готшалк остался в безвыходном монастырском заточении. Он перестал мыться и менять одежду, так что многие считали его повредившимся в уме, видя причину этого в его гордыне и упрямстве. Когда его телесные силы окончательно иссякли, архиепископ Гинкмар предложил ему отречься хотя бы от некоторых из своих превратных идей, чтобы он мог позволить ему причаститься и принять таинство Елеосвящения. Фанатично убежденный в своей правоте, Готшалк отказался сделать этот шаг. Он умер в 868-м г. без Причастия и как еретик был похоронен за оградой христианского кладбища.
В протестантской традиции Готшалк представлен в ряду предшественников Реформации, таких как Виклиф или Ян Гус, в ореоле мученика и жертвы католической тирании. После него остались сохранившиеся, несмотря на изъятия и уничтожения, фрагменты его богословских и филологических трудов, а также религиозные стихи, которые знатоками средневековой латинской поэзии и гимнографии ценятся высоко.
Центрами развития богословской мысли в IX столетии на Западе становятся монастыри. Ранее возникшие монастыри получали денежную помощь от Императора, королей, титулованных баронов, вклады на помин души от мелких вассалов, от горожан и даже крестьян – вилланов и сервов. Император Людовик Благочестивый проявлял особую заботу о материальном благополучии таких уже в ту пору знаменитых монастырей, как Фульдский, где по сию пору почивают мощи апостола Германии Бонифация, и Сен-Галленский. Он учредил монастыри в Корби, в Регенсбурге и Франкфурте, женский монастырь Святых Феликса и Регулы в Цюрихе, где приняли постриг его дочери Хильдегарда и Берта.
О высокой религиозности эпохи Каролингов свидетельствуют многочисленные случаи постригов дочерей и сыновей монархов и знатных баронов, бежавших от мирской роскоши, блеска и славы ради спасения души. О благочестивых настроениях в среде знати говорят и многочисленные жалования монастырям в виде бенефициев земельных владений со стороны королей, герцогов, маркграфов и графов.
В то же время сами монастыри предоставляли в виде лена, или фьефа, принадлежащие им земли своим вассалам, которых в церковных актах обозначают как milites (воинов). Таким образом, феодальные отношения, особенно на старинных землях франков – как германоязычных, так и латиноязычных, – проникали в церковную среду. Курьезным, но весьма распространенным явлением становится назначение аббатами мирян, не имевших посвящения ни в какой церковный сан. Монастырь с его земельными владениями давался им в лен как вассалам Императора, короля или, реже, герцога, графа; они и сами часто имели баронские титулы и, наравне с церковными бенефициями, владели также и иными – светскими – сеньориями. Несмотря на свою новую должность, такие аббаты сохраняли образ жизни и нравы военной знати, к которой они принадлежали по рождению и воспитанию. Их нравы и обычаи действовали заразительно и на посвященных аббатов и епископов, принадлежавших клиру, тем более что и эти прелаты, обладавшие священными степенями, часто происходили из знати, из среды вассалов и титулованных баронов. Все это негативным образом влияло на строй монаcтырской жизни, вовлекая морально неустойчивых или маловерных монахов в охоту, пьянку и разгул всякого рода, склоняя их к участию в устраиваемых аббатами вооруженных сварах и побоищах с такими же, как они, аббатами и сеньорами, не обремененными церковными должностями. Но это все-таки была только обратная сторона – реверс медали, аверсом которой являлось искреннее благочестие, хотя и часто отягощенное суеверными представлениями, предрассудками и фантазиями.
Одной из особенностей благочестия и монахов, и клириков из белого духовенства и мирян была горячая любовь к святым и святыням, вера в их чудодейственную помощь, стремление монастырской братии к обладанию мощами угодников, а верующего народа – к тому, чтобы им поклоняться, их лобызать и молиться перед ними, что подталкивало людей к паломничеству, в ту пору – крайне редко на Святую Землю или в Константинополь, гораздо чаще – в ближе расположенный Рим, к мощам апостола Петра, хотя по тем временам и такие путешествия были долгими и опасными. Эту трогательную, хотя и в иных своих проявлениях граничащую с суеверием, любовь к останкам святых протестант Ф. Грегоровиус представляет в стиле шаржа, но все же так, что за его характеристикой проступают реальные черты религиозности западных христиан раннего Средневековья:
«Бесчисленные пилигримы, покидая Священный город, всегда уносили с собой какой-нибудь священный предмет… Они покупали реликвии в катакомбах, как покупают современные посетители драгоценные камни, картины и скульптурные произведения. Но раздобыть целые мощи было по средствам только Государям и епископам. Кладбищенским сторожам приходилось проводить целые ночи в постоянной тревоге, как бы в ожидании нападения гиен, так как кругом отовсюду прокрадывались воры… Но и сами воры часто оказывались обманутыми… священники подделывали мертвецов и снабжали их какими угодно надписями. В 827-м г. были похищены франками и увезены в Суассон останки свв. Марцеллина и Петра; в 840-м г. один священник из Реймса, похитив тело неизвестной женщины, стал выдавать его за останки матери Константина… Папы часто давали свое согласие на перенесение останков римских святых в другие страны, так как города, Церкви и Государи не переставали обращаться в Рим с пламенной мольбой о даровании им такой милости. Когда такие останки, положенные на разукрашенную колесницу, вывозились из города, их торжественно сопровождала на некоторое расстояние толпа римских священников и мирян с факелами в руках и с пением молитв. И повсюду, где показывалась колесница с останками, навстречу ей стремился народ, молящий о чуде, т. е. об исцелении. Прибытие останков на место, в какой-нибудь город Германии, Франции или Англии, было торжеством, которое праздновалось несколько дней… В 828-м г. венецианским купцам после целого ряда приключений удалось похитить из Александрии тело апостола Марка и привезти его в свой город, патроном которого с той поры стал этот апостол. В 840-м г. были перевезены мощи другого апостола; то было тело Варфоломея, доставленное в Беневент с острова Липари… В этом году сарацины разграбили Липари и выбросили… останки святого. Какой-то отшельник собрал и принес их в Беневент, и здесь по приказанию герцога Сикарда они были погребены в соборе; погребение сопровождалось ликованием, не поддающимся описанию»19.
В начале IX столетия богослужебный римский обряд, включая и так называемую григорианскую мессу, вводится во всеобщее употребление в церквях Франкской империи. Он, правда, подвергся там легкой трансформации, связанной с введением в него некоторых элементов галликанского обряда, что выразилось в увеличении числа молитв и священнических возгласов и в дополнительных каждениях при совершении мессы. Выработанный таким образом унифицированный чин стал обязательным для всех церквей империи. Позже, в X столетии, этот чин был перенесен и в самый Рим, и некоторое время спустя, уже после отпадения Западной Церкви от Вселенского Православия, он один остался в употреблении в католическом богослужении. В IX веке в употребление была введена так называемая частная месса, совершаемая священником без народа и хора, но с непременным присутствием хотя бы одного христианина, помимо совершителя мессы. В ту же эпоху изменению подвергся и порядок Причащения мирян: гостию воспрещено было давать в руки причастнику, священник влагал ее в уста. Еще одна перемена в богослужебной жизни Запада, важная по своей сути, но не связанная с какой бы то ни было реформой, проистекала из того, что, поскольку единственным богослужебным языком служила латынь, а живым языкам свойственно изменяться, романоязычное население Королевства западных франков, иначе говоря, французы, перестали понимать язык, на котором совершалась церковная молитва, уподобившись в этом отношении германоязычным христианам, которым латынь не была понятна изначально, если они не изучали ее специально, но среди мирян такие латинисты почти не обретались. Несколько иначе обстояло дело в Италии, где разговорными диалектами все еще оставались местные варианты вульгарной латыни.
Вместе с григорианской мессой в Империи франков в IX столетии сложилось и утвердилось и григорианское пение, или так называемый григорианский хорал. К Папе Григорию Великому этот хорал имеет лишь косвенное отношение, несмотря на то, что средневековая традиция приписывала ему авторство большей части литургических песнопений. Согласно выводам исторической литургики и музыковедческой науки, святому Григорию принадлежит составление литургического обихода, и, возможно, также антифонария. Григорианское пение, которое впоследствии составило основу многоголосной музыки, само было одноголосным – cantus planus (ровный распев). По исполнению пение делилось на два вида: антифонное, когда поочередно поют два хора, и респонсорное, когда чередуется пение солиста и хора.
«В григорианике синтезированы древнейшие интонационные формулы восточно-средиземноморских музыкальных культур, элементы староримской, галликанской, амвросианской церковно-певческих традиций, фольклор германских и кельтских племен»20.
Григорианское пение составило основу западной церковной музыки. Распространенные ранее другие распевы (амвросианский, равеннский, беневентский, староримский, мозарабский и галликанский) в IX–XI веках были вытеснены из церковного употребления.
В IX столетии строилось много церквей, приходские в основном из дерева, и поэтому ни одна из них до нас не дошла, а монастырские чаще из камня. Правда, и они в течение веков были либо разрушены и заменены позднейшими постройками, либо радикально перестроены в эпоху господства в архитектуре романского, готичечского или барочного стиля, так что их первоначальный облик оказался утраченным. И все же некоторые из храмов относительно хорошо сохранили свой исконный вид и дают представление о церковном зодчестве эпохи Каролингов. Классическим образцом для строителей церквей служила дворцовая капелла в Аахенском пфальце, воздвигнутая еще при Карле Великом. Но это был недосягаемый образец, так что храмы, построенные в правление преемников Карла Великого, были скромнее размерами и проще на вид, и все же некоторые из них обладают несомненными архитектурными достоинствами.
Дворцовая капелла в Ахене
К их числу принадлежит построенная в 822-м г. кладбищенская часовня бенедиктинского монастыря в Фульде, купол которой поддерживают 8 колонн. Главная монастырская церковь, построенная в 817–819-м гг., образцом для которой служила римская базилика Апостола Петра, была по прошествии веков заменена барочным собором, но в его композиции сохранились некоторые черты древней постройки. Церковь монастыря в Лорше, созданная в 754-м г., утрачена, но в 880-м г. к ней была пристроена капелла, которая стала усыпальницей Каролингов германской ветви. От этой капеллы дошел до нас так называемый Надвратный зал.
«Композиция этого уникального сооружения напоминает триумфальную арку. Высокое качество кладки фундаментов, цоколя и других конструктивных элементов ‟Надвратного зала” отличает его от остальных построек монастыря. Не исключено, что строителями ‟зала” были не местные, а пришлые мастера, возможно, галльские, тем более что облицовка имеет прототипы в Галлии времени Меровингов»21.
Храмы, построенные в IX веке в Галлии, или Королевстве западных франков, обладали более высокими архитектурными качествами, чем те, что воздвигнуты были в Германии. Правда,
«сооружения времени Каролингов на территории нынешней Франции уничтожены последующими перестройками. Но и тех фрагментарных остатков, которые дошли до нас, достаточно, чтобы показать, насколько выше было искусство галльских каменщиков по сравнению со строительной практикой к востоку от Рейна»22.
Лучшее представление о церковном зодчестве королевства западных франков дает монастырская церковь Святого Филибера в Гранлье близ Нанта, крипта которой сохранилась от постройки 836–839 гг.
На композицию монастырских и кафедральных храмов повлияла всенародная любовь к святыням, в особенности к цельбоносным мощам. По мере роста числа мощей, покоящихся в церквах, в соборном или монастырском храме воздвигались для них особые алтари. И
«наилучшим решением оказался кольцевой обход вокруг хора с рядом капелл, исходящих лучами… Этому красивому и логичному построению, к тому же не лишенному известной символики (завершение креста лучами сияния – нимбом), предшествовали долгие и упорные искания галльских строителей IX в., следы которых сохранились по большей части в криптах с тех пор многократно перестроенных храмов»23.
Протоиерей Владислав Цыпин
1 Грегоровиус Ф. История города Рима в Средние века (от V до XVI столетия) / Пер. с нем. М. Литвинова, В. Линде, В. Савина. – М.: Альфа-книга, 2008. – с. 420– 421.
2 Фульдские анналы. – https:\\drevLit.Ru.
3 Там же.
4 Там же.
5 Там же.
6 Там же.
7 Там же.
8 Там же.
9 Там же.
10 Там же.
11 Там же.
12 Там же.
13 Там же.
14 Там же.
15 Там же.
16 Там же.
17 Там же.
18 Там же.
19 Грегоровиус, Фердинанд, цит. изд., с. 374–375.
20 Григорианское пение. – ru.m. Wikipedia.org/wiki.
21 Саркисиан Г.А. Раннее Средневековье. – Всеобщая история архитектуры. Т. 4, Л.– М., 1966. – С. 59.
22 Саркисиан Г.А., цит. изд., с. 60.
23 Саркисиан Г.А., цит. изд. с. 62–63.
