В книгу поэта Ирины Ушаковой «Старинный дом» (Москва, Изографъ, 2023) включено эссе «Письмо маме» и стихи разных лет, явившиеся своеобразной летописью новейшего времени. Мелодичные и вдохновенные, некоторые стихотворения из этой книги уже стали песнями.
Непривычно перемежающееся прозаическими вкраплениями поэтическое полотно сборника адресовано неравнодушным и деятельным современникам, кому дорог родной край, традиционный уклад жизни, кто думает о настоящем и будущем России. Нельзя не согласиться с этим утверждением пристальной московской писательницы и редактора Лидии Сычёвой.
Образ дома в стихах И. Ушаковой возрос в идею всей книги. Сказано замечательно, многослойно, афористично, космически:
А твоих полотенец кресты да гладь
Защитили меня от дурных потерь…
Долго будет старинный наш дом стоять.
И глядеть на Москву, на Смоленск, на Тверь.
Память сердца Ушаковой живёт в XIX веке — «в шереметьевском поле», «на рачинском гумне»… Стихи этого автора отличают искренность и исповедальность, сердечность, задушевность, тихий лиризм и нравственная чистота. Силы, глубинную энергию Ушакова черпает в русской провинции, русской деревне. Поэтика Ушаковой опирается на мелос и интонации русского фольклора и отечественную классическую поэтическую традицию, а духовными корнями уходит в неисчерпаемые пространства Святой Руси.
Филолог, редактор Владимир Фомичёв подметил, что стихотворческая манера Ушаковой относится к смоленской школе, основателем которой считается Михаил Исаковский; её главными чертами являются связь автора с родом, местом проживания, историей предков, нерасторжимость с реальностью. А мы добавим, что давно живущая в Москве уроженка городка Оленино Тверской области Ирина Ушакова является поклонницей поэзии также Дмитрия Кедрина, Анатолия Передреева, Владимира Соколова, Ольги Фокиной, Николая Мельникова. Стихи Ирины Ушаковой написаны хорошим и мелодичным русским языком, с искренним чувством любви ко всему родному, вошедшему в душу с детства, они легко читаются и звучат, словно запев душевной песни, которому хочется вторить. Быть может, это продолжение той музыки, которую слышит и улавливает поэтесса с детства, от своего отца — баяниста.
А в тот год научилась и я косить
Мураву, что росла под твоим окном.
Я хотела тебя вот о чём спросить…
Молча слушает голос мой старый дом.
«Москва, Смоленск, Тверь» и все русские пространства — в ответ тоже вглядываются в поэта и его «старинный дом». В частности, несколько лет назад наш литературный патриарх Валентин Курбатов по прослушивании радиопередачи, посвященной поэтическому творчеству его младшего друга И. Ушаковой, откликнулся из Пскова:
«…Вместе с Вами вздохнул о России, по которой мы тоскуем, словно в эмиграции. <…> И голоса любви к бедному нашему Отечеству всё реже. Принесет кто-нибудь в редакцию пушкинское “Мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы”, его тотчас пошлют в “Завтра”, а то и вовсе осмеют: “О чем это ты, брат? Какая Отчизна?”»
А вот посредством поэта Натальи Лясковской говорит и показывает Москва: «Ирина пишет просто, ясно, в хорошей русской традиции, часто — почти в фольклорном ключе. Тут и народные распевы, и городской романс:
Только листья сирени
Зелены, как весною,
Перед зимнею тенью,
Перед вьюгой сквозною…
Н. Лясковская завершает высказывание о новом сборнике И. Ушаковой так: «…И послевоенные притчи-плачи: “Всё жалела-качала, руку жала в руке, потому что скучала о погибшем сынке…”, — вспоминает Ирина о бабушке, которая выпестовала её в детстве. <…> Концептуально книга построена как своеобразный спонтанный “дневник поэта”: стихи органически перемежаются нерифмованными (но от этого не менее поэтическими) размышлениями автора на важнейшие для неё и для всех нас темы: о Родине, которая, говоря словами Николая Семёновича Лескова, “много раз погибала, но ни разу не погибла”, об утерянной “русской старине”, о корневой связи поколений, о войнах — прошедших и нынешних. …
Тонким инеем вышит
Вековой этот сон
Затаившейся крыши
И притихших окон.
В этом белом мгновенье
Нашей снежной Руси
И вершится рожденье
Очистительных сил!»
Читатели верно понимают посыл поэта и адекватно отзываются, и мы поддержим их суждения про самобытный голос, особую интонацию, про идущие от сердца слова, которые сливаются в грустную, но и светлую мелодию. Очень русские, очень родниковые, очень честные стихи Ирины Ушаковой звучат в душе, находят в ней сострадание и понимание. Сдержанно, даже прикровенно поэтесса говорит о любви, и это тоже норма женской деревенской сдержанности. Мы убеждаемся, что и в современной русской поэзии есть место тихой лирике. Ушакова доказывает, что чистота и сокровенность в поэзии обязаны быть всегда.
«Всю-то ночь напролёт / В темноте пробегают / То ли мышь, то ли кот, / То ли дума какая...»
«Что же защитило и спасло душу и слово молодого автора от деформаций времени? — задается вопросом Ирина Семёновна Зарахович, филолог, журналист, преподаватель МГИК, написавшая вступительное слово к поэтическому сборнику Ушаковой 2011-го года. — Родная земля. Бабушкин дом подо Ржевом, где прошло детство Ирины. Лесные тропы, до сих пор хранящие следы последней (хорошо бы!) войны. Книги. Её любимые Лермонтов, Бунин, Гофман… А может быть, её защитила тишина старейшей национальной библиотеки (РГБ), где довелось поработать несколько лет. А может, добрые и строгие учителя. … А может, и впрямь подсказали Ирине Ушаковой — лесной Алёнушке — капель и ручьи вешней ржевской земли, тот чисто русский поэтический лад, который и есть главная примета её таланта».
Согласимся с секретарем правления Союза писателей России Константином Скворцовым, в 2011 г. в своей рекомендации И. Ушаковой в писательскую организацию заметившим: «Только поэту дано видеть, как “зимний ветер в сенях разволнует” платок на голове мамы. И не всякому дано слышать, как “ходики гнутыми стрелками / в стареньких избах шуршат”».
И наша северная столица живо отзывается стихам Ушаковой. Ольга Белянова, кандидат педагогических наук, прислала из Петербурга письмо, написанное от руки:
«Какая же Ваша книжечка ладная, стройная, соразмерно филигранная. Изящная! Проза — как стихи. А стихи — как её благоуханье сердечное. Всё это моё, моё, моё. И очень всё похоже. Этот не проходящий плач души о былом величии жизни в России. Её уюте, ладе, милости. Первое, что родилось при чтении, — сравнение с тёплым ржаным хлебом с хрустящей корочкой, которую долго жуёшь — сосёшь во рту… Просто сразили наповал названия умерших — исчезнувших сёл… И мысль Д. Лихачёва, что русский пейзаж сформирован плугом и трудами крестьянина! Он не сам по себе такой!
Ветер птичьи посвисты доносит
К давней чьей-то юности маня...
Ранняя восторженная осень
Мая веселей день ото дня.
Так всё органично перетекает одно в другое: стихи и проза, простое повествование и — какие-то исторические параллели, философские “заныривания” без многословия. А эти кратенькие упоминания С.А. Рачинским о Вашем прадеде Саше Кочкарёве полны высокого, верного и тёплого учительства…».
И.Ушакова у картины С.Рачинского "Устный счёт в сельской школе", Третьяковка
Следует сказать, что Ирина Ушакова — автор не только поэтических сборников «Пробуждение» (2000), «По велению ранней весны» (2011) и сборника эссе «Наше поле Куликово» (2019), но также и художественного исследования «Народная школа Рачинского» (2016), составитель и автор предисловия к книге С. А. Рачинского «Народная педагогика» (2019), автор-составитель, редактор десятка книг на культурологические и военно-патриотические темы.
Поэтесса прямо адресует свое стихотворение, поставив посвящение своему выдающемуся тверскому собеседнику в веках, земляку — «Рачинскому»:
Ты ль не предвидел: за ротою рота
К будущей трудной победе пылит...
Это народ твой, учитель, народ твой
Встал из окопов — и насмерть стоит!
Мальчики те в гимнастёрках корявых
Насмерть стояли, чтоб только сберечь
Русскую душу и русскую славу
Русскую музыку, русскую речь!..
Миниатюры, встроенные в ткань книги, можно вполне отнести к стихам в прозе — настолько в них трепещет натянутая лирическая струна:
«Церковь, оказавшаяся в Ржевском котле, служила в войну наблюдательным пунктом, ориентиром для бомбёжки — то нашим, то немцам. И сегодня, свернув в высокой траве на старое кладбище, мы обходим пересекающую его траншею, так и не заросшую с тех страшных лет, когда эта деревня на полтора года стала полем боя. Кругом в высокой траве видны воронки от бомб, хотя и в них уже растут молодые осинки. А самая глубокая воронка — на месте колокольни. Слышал ли кто в тот день, когда деревня трижды переходила то к фашистам, то к нашим, как осела и стала грудой извёстки колоколенка, построенная мужицкими руками на щедрые попечительские деньги Клитиных, Рачинских, самих крестьян?.. Церковка, в которой крепилась корнями жизнь каждого односельчанина — от рождения до кончины…»
Или такое, характерное «ушаковское» соединение боли о родной земле, размышлений о прекрасном белгородском художнике, вопросов веры и теплого воспоминания о бабушке-бабушке:
«У Станислава Косенкова, ребёнком пережившего страшную Великую Отечественную войну, нет её изображений, нет грохота-грома битв. А есть в его работах философская мысль: всё проходит. А остаётся, как сказано древними, нравственный закон и звёздное, вечное небо, в которое сквозь пепелище летят детские качели героев рисунков белгородского художника. И глаза косенковских старух невозможно отличить от глаз Богородицы на иконе. На той иконе, что спасла моя прабабушка из разоряемой в 1920-е годы церкви и хранила в «красном» углу рядом со спасённой таким же образом иконой евангелиста Матфея. И молилась ему всю жизнь — как святителю Николаю. Потому что Никола-угодник — самый близкий русскому человеку святой, да и не знала она “в лицо” всех евангелистов и святых. Не знала и я, пока не научилась читать и не разобрала славянские буквицы на этой круглой, как тарелка, иконе — видимо, с царских врат разорённого храма. А в детстве не раз спрашивала прабабушку: “Что святой пишет?” И она грустно шутила, волнуясь о своей городской внучке, то есть моей маме: “Письмо маме”».
Это и есть подлинное, единственно возможное, неотменимое — эти боль, любовь, слияние нравственного чувства с эстетическим.
«Как жалко своего, себя в несостоявшемся родном и деревенском укладе жизни, своих потерявшихся и обмельчавших родных и земляков, Россию, обглоданную бесконечными скорбями», — восклицает впечатлительная читательница Белянова.
А мы заметим, что И. Ушакова — воительница, на патриотическом фронте не случайная, работавшая со студенческих лет корреспондентом, затем ответственным секретарём «Исторической газеты», где ее творческим и идейным наставником долгие годы был главный редактор, поэт, драматург Анатолий Парпара. И публиковалась Ушакова в журналах со внятной направленностью — «Наш современник», «Молодая гвардия», «Москва», «Нева», и сегодня она — постоянный автор интернет-сайтов «Столетие», «Русская народная линия», «Камертон», литературного интернет-журнала «Молоко», газет «Русь Державная» и «Слово».
В 2000 г., во время Второй Чеченской кампании Ушакова написала строки, посвященные памяти своих земляков Сергея Козлова и Владимира Павлова, героически погибших в Чечне:
С сорок первого не провожало
Так мальчишек безусых село…
Снова время такое настало —
Мировое удерживать зло.
Вот так свое веское слово возвышает Ушакова-публицист:
«Пройдёт чуть больше двадцати лет, и уже другая война достанется нашим юным детям. В страшном сне не могли мы представить, что воевать придётся русским с русскими, что друзья детства мои — уже в звании капитанов — будут наступать и отступать под Харьковом, насмерть биться со своим зеркальным отражением, и что мы с моими друзьями из Харькова будем молиться, чтобы их сыну и нашему сыну не пришлось стрелять друг в друга... Монах Киприан (Бурков) так и сказал мне в личной беседе: пока храмы не наполнятся молящимися матерями и жёнами, будет литься кровь...
Как не вспомнить мудрого Фёдора Ивановича Тютчева:
Ужасный сон отяготел над нами,
Ужасный, безобразный сон:
В крови до пят, мы бьёмся с мертвецами,
Воскресшими для новых похорон.
Да, мы сегодня снова воюем со всей Европой, которая так трудно воспитуема. Воюем на территории ослабленной, ввергнутой в анархию Украины. И всё оттого, что бездари и недоумки, алчные люди с мелкой душонкой по нашему всеобщему попущению провалили культурную политику двадцать, тридцать лет назад на всём пространстве бывшего СССР, а прежде этого предатели России одним росчерком пера ликвидировали советскую империю, сделав тысячи русских людей эмигрантами... Я не верю, что старшее поколение на Украине в массе своей поддержало отмену русского языка как обязательного, и русской истории, где Малороссия имела свой голос, свою неповторимую тональность. Не верю, что русские — советские люди, живущие на Украине, — перечеркнули День Победы. Но если это так, то День Победы придётся возвращать.
А воюющую молодёжь, духовно искалеченную западной антикультурой — чьих-то сыновей из Запорожья, из Николаевской или Полтавской областей — жаль не меньше, чем наших тверских, вологодских, смоленских ребят… За этот морок, за помрачение и чужебесие, как уже не раз бывало в славянской истории, приходится платить кровью…
Опять меня тревожат самолёты.
Я думаю о дедовой войне.
И детский плач...
Боюсь я за того, кто
Страдает снова по чужой вине.
Мне снится та война. И я не знаю
Больнее и страшнее ничего,
Особенно когда я обнимаю
Весёлого сынишку своего».
Конец цитаты. Но, слава Богу, не конец писаний и судьбы. Да, сегодня тревожно, больно, порой страшно, но нам чается, чтобы, по слову поэта Ирины Ушаковой, — «и русская жизнь воротилась, и русский вернулся народ».
