Источник: Русский Вестник
Почему я, сухопутный мальчишка, сын лесничего, так всегда мечтал о море, так надеялся на встречу с ним?
Это, с одной стороны, от начитанности книгами о морях и океанах, с другой – от летнего дежурства, еще в школьниках, на пожарной вышке лесхоза. Под моим наблюдением были леса, леса и леса, идущие по горизонту: слева направо и справа налево, осматриваемые мною в бинокль. И очень мне легко представлялось, что я капитан корабля, рассекающего синие просторы неба и соленой воды.
А личная встреча с морем состоялась и осталась в душе навсегда. Это было море, озарившее окна поезда ранним утром, когда мы, пионервожатые, везли московских пионеров к морю. Это – Евпатория. Это – незабвенное состояние главной любви в жизни к будущей жене, соединенное с любовью к морю.
Автобусы въехали на территорию пионерлагеря и остановились. Зная по опыту, что выгрузка людей и вещей будет не маленькой по времени, я бросил свой армейский рюкзак на парковую скамью и помчался к морю. А там скинул с себя, расшвырял по песку одежду и влетел в воду. И нырнул в нее и захлебнулся ее соленостью. Будто целовался с нею и клялся ей в любви. Будто был в разлуке и вернулся.
И всегда потом, живя у моря, старался встать пораньше и прибежать на пустынный берег. Это счастье – быть одному наедине с любимой стихией, начинать день омовением в ней, заплывом в ее таинственные воды. И этот страх глубины под тобою, это втягивающее в себя небо над тобою, когда подолгу лежал спиной на мягкой, качающей тебя влаге. Она первобытна, состав ее близок к составу нашей крови.
И постоянное зрелище горизонта, который всегда выше тебя, как и безбрежное море. И вроде бы на что смотреть – всего-то три вида: синяя вода, синее небо, белые облака. Но такое ощущение огромного простора, такое постоянное изменение цвета и света, такое благотворное осознание своей малости, которое переходит в благоговение перед Творцом. И соединение с началом жизни, детства, когда дальние леса шли по горизонту и походили на море. И я охранял и то и другое.
И воздухом леса и воздухом моря я никогда «вдоволь не мог надышаться». Но есть же воздух потусторонних горних высот, в котором они соединяются. И которым, может быть, даст Бог, надышусь.
– ЧТОБ ОНИ НА ШЕЮ НЕ СЕЛИ, приходится их носить на руках. Это, конечно, о женщинах.
Говорит:
– Я тебе свое сердце отдала.
– Даже так? Значит, ты стала бессердечной.
МОЛОДЕЖЬ! НЕ ГОНИ в могилу седых. Уйдут седые, придут рыжие.
ДЫМ В ЛЕСУ от снега с деревьев. Февраль. Пошло к весне. Ветер. Рушатся с вершин сосен обвалы снега, распушиваются в полете. Завесы снежного тумана.
А И БЫЛ ЛИ я на Святой земле? Да, много раз.
А ходил ли я крестными ходами? Да, много раз.
Так что ж тебе иногда печально?
Закрой глаза: ты же на Фаворе! Замри на ходу: ты идешь с иконой святителя Николая!
Да, я самый счастливый человек XX и начала XXI века! И только в том мое неизбывное горе, что именно при мне убивали мою родину. И я виноват в этом.
Ладно, успокойся: не убили же.
ПОЗАВЧЕРА – Павел Фивейский, сегодня – Антоний Великий, завтра – Кирилл и Афанасий Александрийские. Будем молиться! Есть нам за что благодарить Бога, есть нам в чем пред Ним каяться, есть о чем просить. Надо омыть Россию светлыми слезами смирения и покаяния, иначе умоемся кровью.
ИСКАТЬ НА ЗЕМЛЕ то ценное, что будет ценно и на небе. (Прочитал или где услышал.)
КОШКА ВО СНЕ – к недругу. Собака – к другу. Лошадь – ко лжи. Смешно все это. Ко лжи оттого, что ложь – лошадь? А лошадь по-немецки – ein Pferd. А лгать по-немецки – lugen. Где тут ложь? Исчезнет все, «яко соние восстающего», т. е. просыпающегося. Лучшие сны – это река, берег, прохлада.
И ЧТО НАМ за указ – международное право. Оно уже одобряет гомосексуалистов, и ему подчиняться? Свобода ювенальной юстиции и содомии? Нет, это окончательно последние времена! Дожили… Именно в наше время – казалось бы, время прозрения. Так нам и надо.
ИДЕОЛОГИЯ, КОНЕЧНО, всегда есть, как какая-либо идея. И если она предтеча веры в Бога, то и хорошо. Но как идея вообще – бесплодна. Вот идея чем плоха: народ настолько верит государю, насколько государь верит в Бога. А идеология марксизма-ленинизма – это зараза мертвечиной, противление Христу.
ЗНАКОМ БЫЛ со старушкой, которая в 1916 году в приюте читала Императору Николаю молитву «Отче наш» по-мордовски. Она была мордовкой. Потом стала женой великого художника Павла Корина. Привел нас с Распутиным в его мастерскую Солоухин. Конечно, созидаемое полотно не надо было называть ни «Реквием», как советовал Горький, ни «Русь уходящая», как называл Корин, а просто – «Русь». Такая мощь в лицах, такая молитвенность.
ВООБЩЕ ПЕРЕДЕЛКИ общеизвестных песен, выражений были повсеместны. Это было и творчество, и неприятие казенщины. Тут хорошая песня «Будьте здоровы, живите богато» не шаржируется, а расширяется. А вот, например, времен войны песню «Ты меня ждешь и у детской кроватки тайком ты слезу проливаешь» пели, бывало, и так: «Ты меня ждешь, а сама с лейтенантом живешь…» Или на слова «Тучи над городом встали…»: «Папка воюет на фронте – мамка смеется в тылу. Папка вернется, к мамке приедет, я ему все расскажу».
ЧЕГО ЕЩЕ нам не хватило и не хватает? Войны, конфликты, истребление лесов, отравление воды – это же все от нас самих. Поневоле оправдаешь и возблагодаришь Господа за вразумления: наводнения, землетрясения, огненные очищения.
О. ДИМИТРИЙ ДУДКО всерьез уговаривал нас – Распутина, Бородина, меня – принять священнический сан: «Ваши знания о жизни, о человеческой душе раздвинутся и помогут вам в писательском деле». Мы вежливо улыбались, совершенно не представляя, как это может быть.
А вот писатель Ярослав Шипов смог, и стал священником, и пишет хорошо. Когда я преподавал древнерусскую литературу в Академии живописи, ваяния и зодчества, то просил кафедру искусствоведения пригласить его для преподавания Закона Божия. Пригласили. Но ректор донимал его вопросом: «Почему же надо подставлять правую щеку, когда уже ударили по левой? Ну, нет, я не подставлю!»
«РАСТРЕПАЛА ДУНЯ косы, а за нею все матросы…» Так же говорили. А нынче чего? Дуне той хоть было чего растрепывать. И небось в юбке была. А нынешние? Или подола совсем нет, или штаны в такую обтяжку, что срамотища. Девки такие – это же сучки, кобелей подманивают.
СТАРИКИ СИДЯТ.
Один торопится.
– Сиди! Теперь чего тебе не сидеть: старуха не убежит.
– Дак ужин-то без меня съест. Такая стала прожора. Со зла на меня – ест.
– А с чего злая?
– Дак все никак не помру.
МАТ У НЕГО был трёхэтажный. Из матери в мать, да из души в душу – прости, Господи. Чего вот он теперь? Там-то не поматеришься, язык сгнил.
ЛЕТ-ТО МНЕ сколько было – копейки! Конечно, обманул. «Женюсь, женюсь…» Женился, да на другой. А мне: «Нельзя быть такой доверчивой». Вот и вся тут лайф стори.
«НА ХРЕН НИЩИХ, сам в лаптищах». Нищие играли в карты «на деревню, на куски». Проигравший обходил деревню и все поданные куски отдавал выигравшему.
«РЕБЕНОК НАУЧИТ быть матерью» – такая пословица. Отнесем ее к рождению идеи. Родилась идея – и воспитает, и вытянет. И сама родит. Да, если ее оплодотворить. Оплодотворяется мысль. Чем? Духом.
ВЗВИНЧЕННЫЙ, ВЗДУТЫЙ авторитет Сахарова. Это ненадолго. Конечно, другого вырастят. Боннэры-то на что. А откуда боннэры, новодворские, алексеевы, ковалевы? Из инкубатора ненависти к России. Но инкубатор – это нечто искусственное, а оно не вечно. Перестанет сатана его подпитывать, тут ему и кирдык.
ПРИШЛО СМС: «Тонкий месяц, снег идет. Купола с крестами. Так и чудится: вот-вот понесутся сани. Ждешь и веришь в волшебство, кажется все новым. Так бывает в Рождество. С Рождеством Христовым!» И «Струится синий свет в окно, весь серебрится ельник. Все ожиданием полно в Рождественский сочельник. Встает звезда из-за лесов, а сердце так и бьется. Осталось несколько часов, и Рождество начнется».
ПРИНИМАЛ НА РАБОТУ по трем параметрам: может работать, хочет работать, не обманет. И еще – обязательно – кто жена, какая.
ЦИВИЛИЗАЦИЯ: вода чистая, но мертвая.
ВОЕВАЛИ ВРАГ с врагом, воевали друг с другом, воевали со своим народом. Надо последнюю войну: каждого со своим несовершенством. Победа или смерть перед смертью.
СОБОЮ ВСЕГДА был доволен, своим положением никогда.
ТЕХ, КТО УСТРАИВАЛСЯ по блату, по звонку «сверху», так и называли «блатники», «позвоночники». Конечно, семейственность («Ну, как не порадеть родному человечку») была и будет. Отец очень смешно истолковывал слово «протеже»: «Это протяже – своих протягивают».
Но вот есть искусство, в котором семейственность очень предпочтительна. Это – цирк. Жена Георгия Владимова, Наталья Кузнецова, дочь репрессированного директора Госцирка, несколько раз приглашала нас в цирк, ходили с дочкой за кулисы. Даже я летал в Сочи в 72-м к Георгию Николаевичу, возил ему верстку «Большой руды», там тоже был в гостинице артистов цирка. То есть знал немного циркачей, был даже на свадьбе карликов. Там как раз задумал рассказ «Пока не догорят высокие свечи». Также написал стихотворение, из которого не стыдно за строки: «Попробуй по блату пройти по канату, вот тут-то семья и заметит утрату».
ВАЛЯ: «Увидеть небритого японца все равно, что увидеть плачущего большевика. Или в нечищеных ботинках».
ДЕРЕВЬЯ ПО ПОЛГОДА в снегу, в холоде, а живы. Реки подо льдом очищаются. Так и мы: замерзнем – оттаем. Как говорили, утешая в несчастьях: «Зима – не лето, пройдет и это».
Русские самой природой закалены. Лучше сказать – Богом.
ХУДОЖНИК: «Нам сказать есть чего, а не можем, а журналистам сказать нечего, а только они и болтают.
ВРЕМЯ, ПОТРАЧЕННОЕ на себя, сокращает жизнь, потраченное на других – ее продлевает.
«ИЗ-ЗА ОСТРОВА на стрежень…» – новый вариант песни. Уже поют не «Позади их слышен ропот: нас на бабу променял», а «Позади их слышен рэкет: нас на баксы променял». Такая милая хохмочка. Или: «Мне сказали: Боря умер, я и не поверила: неужели в гроб засунут этакого мерина»? Или: «На свидание хожу к мужику Фаддею. Учит пить одеколон, я сижу, балдею».
«ВИДИШЬ, какая стала худая. Вся истенетилась. Лучше тесно, чем пусто-Наука – блуд ума».
ВСЕГДА ОСУЖДАЛИСЬ пустосмешники. Звали: зубомойка, оммалызга (от ухмыляться). Вообще показывать зубы – значит угрожать. Смех – оружие против ума. Юмор ослабляет защитные свойства души. «Зубы грешников сокрушит», чтоб не смеялись. Конечно, лучше, когда «сеющие слезами радостию пожнут». А всероссийская ржачка над натужным юмором хохмачей – КВН, над зубоскальством – «Аншлаг», над пошлостью – «Камеди-клаб», что это? Ума это явно не прибавляет, а силы душевные и нервные утягиваются в черный квадрат экрана.
АПОСТОЛ ПАВЕЛ молитвой сокрушил храм Артемиды Эфесской, которая славилась возгласом: «Велика Артемида Эфесская!» Велика-то велика, а не устояла. И кто первым возмутился действием апостола? Против него поднял возмущение медник, который производил статуэтки Артемиды. Перестали их у него покупать. То есть ему не святость была важна – доходы, на деньги мерял богиню. А она обесценилась. Кто будет покупать изображение божества, храм которого обрушился по молитвам христианина?
Так бы и нам: помолиться, чтобы бесы телевидения провалились к своим хозяевам. Нет! Сил не хватает на такую молитву. А возмущаемся.
Тогда другой пример, тоже из предания.
Один человек проходил мимо идолов и поворачивался к ним спиной. И однажды услышал грохот. Идолы не выдержали такого пренебрежения и рухнули. Давайте и мы показывать спину идолам нашего времени. Вообще понемножку уже получается. Где теперь немцовы, ковалевы, алексеевы, гайдары, макаревичи, хакамады, касьяновы, где? Уже съеживаются жваноиды эстрады, чахнет и российская примадонна (в значении «первая девушка») и навсегда поблекла зарубежная. Не сразу, не вдруг, трудно выковыриваются из сознания: зубами держатся за известность, за деньги, за влияние на умы. Свои зубы износились – вставили искусственные, ими уже вцепились, но все равно, сказано же: «Звезды меркнут и гаснут», – день наступает.
РЕЧИ ГОВОРИЛИ – птицы возмущенно кричали, когда начался молебен – замолчали.
