Нас спасет Диктатура Культуры?

Источник: газета КУЛЬТУРА

Гибель священного канона культуры означает одновременно и гибель самой цивилизации. Именно это и переживают сегодня народы Европы. Но если окончательный «закат Европы», видимо, уже не остановить, то остановить культурный распад России еще можно.

 

«Я не верю, что европейская культура может выжить в случае полного исчезновения Христианской Веры… С исчезновением христианства исчезнет вся культура. И придется, как это ни больно, начинать все сначала, а ведь новую культуру не накинешь, как новую одежду. Нужно ждать, пока вырастет трава на корм овцам, дающим шерсть, из которой сделают вам новую накидку. Придется пройти через многие века варварства. Мы не доживем до наступления дней новой культуры, не увидят ее и наши прапраправнуки; а если чудо вдруг произойдет, то ни один из нас не будет с новой культурой счастлив», — так писал Т.С. Элиот в 1948 году. Сегодня эти строки стали пугающей реальностью. И вот уже новые революционные хунвэйбины и их профессура, выросшая из детей шестьдесят восьмых, сбрасывают с «парохода современности» Платона, Данте, Шекспира, Гёте, оказавшихся слишком белыми, маскулинными и цисгендерными представителями «культуры угнетения», несовместимыми с прогрессивными догматами «новой этики и «новой нормальности». За последние полвека метастазы «критической теории» Франкфуртской школы социологии проникли настолько глубоко в поры западного образования, политики и культуры, что излечение если и возможно, то совсем уж крайними мерами. Одним словом, сегодня пациент западной цивилизации скорее мертв. Так, что, наблюдая ее агонию, от прозорливого взгляда публицистики Томаса Элиота остается обратится лишь к его еще более прозорливой поэтике:

…Что там за звуки с небес

Тихий плач материнский

Что за орды несутся

По иссохшей безводной равнине

Коей нет ни конца и ни краю

Что за город там над горами

Рассыпается в лиловом небе

Падают башни

Иерусалим Афины Александрия

Вена Лондон

Фантом...

Апокалипсис культуры неизбежно ведет к апокалипсису бытия как такового. Пусть даже и не в строгих формулах христианского Откровения. Пусть даже нас действительно ожидает еще тысячелетие новых «темных веков», когда культура будет сохраняться в одиноких кельях посреди лесов, болот, пустынь или джунглей мегаполисов, где последние ее хранители будут «перестукиваться именем Пушкина». И единственная хорошая в связи с этим новость — это то, что мы, в силу своего вечного отставания, чуть дальше от пропасти, нежели прогрессивная во всех смыслах Европа.

Именно в этой связи мы и обратились к Томасу Стернзу Элиоту. Прежде всего, это действительно великий поэт, быть может, главный поэт ХХ века. И как всякому по-настоящему великому поэту, будущее (то есть наше с вами уже настоящее) ему открывалось яснее прочих. В своих поэмах Т. Элиот оставил лучшее, по общему признанию, описание той духовной пустыни, которую представляла собой Европа его времени. В возможность ее спасения Элиот мало верил. Тем не менее в своих культурологических эссе «Идея христианского общества» (1939) и «Заметки к определению понятия Культура» (1948) подробно писал о возможностях спасения. Но если Европа свои перекрестки спасения, кажется, уже проскочила, то ситуация в России, вступившей на путь общеевропейской катастрофы, как обычно, позже других, вполне напоминает ту, которую застал Т. Элиот.

В то время главным конфликтом эпохи считалось противостояние между тоталитарными и демократическими обществами. Что, по мнению Элиота, было во многом фикцией, поскольку в высшем смысле, по отношению к культуре, эти общества мало чем друг от друга отличались. Вместо слов «тоталитарное» и «либерально-демократическое» поэт предлагал использовать определение «массовое общество», т.е., существующее в «режиме неограниченной демагогии», антагонистическое и враждебное культуре. Спасти европейскую цивилизацию от гибели, по мнению Элиота, могла бы только защита культуры от того «давления, которое молчаливо осуществляется во всяком массовом обществе, организованном ради прибыли, с целью понижения общего уровня искусства и культуры», а вовсе не «контроль за соблюдением прав человека». К тому же, продолжал Элиот, либерализму и демократии не составит труда «вымостить дорогу» тому, что представляет собой «их собственное отрицание»: так, концом либерализма должен явиться хаос, концом демократии — тирания. Для современного себе английского общества поэт находил и более точное определение: «тоталитарная бездуховность». Такое массовое «нейтральное общество», по мнению Элиота, мгновенно скатывается к язычеству, откуда уже рукой подать до человеческих жертвоприношений и рандомного людоедства. Ибо настоящий духовный водораздел, заключал поэт, проходит не между «тоталитаризмом» и «демократией», а между христианством и язычеством. Вывод его был однозначен: Европу может спасти только идея Христианского общества, то есть общества, построенного на основе культуры, а не экономики.

Это одна цепочка рассуждений. Исходный пункт другой — работы Ивана Ильина, автора, который жил и творил в то же время и в том же мировоззренческом поле. «Спасти страну от гибели может только строгий авторитарный (отнюдь не тоталитарный!) режим… «национальной диктатуры». «Диктатура, но не тоталитарная… не демагогическая… а государственная, упорядочивающая и воспитывающая; не угасающая свободу, а приучающая к подлинной свободе…»; «демократия, но не формальная, не арифметическая, …не прессующая массовые недоразумения и частные вожделения… а делающая ставку на воспитываемого ею, самоуправляющегося, внутренне свободного гражданина». Кажется, именно эти рассуждения были положены в основу обуздания хаоса наших «святых 90-х». Только наш президент (который и сегодня любит цитировать Ильина) дал им более осторожное имя «диктатуры закона». Однако, обуздав хаос, пора бы уже, пока не поздно, приступать и к воспитанию «самоуправляющегося, внутренне свободного гражданина», то есть к созиданию общества, основанного на приоритете не экономики уже, но культуры. Здесь-то и возникает идея «Диктатуры Культуры».

В свое время Уильям Макнил (автор «Триумфа Запада», 1963), определял цивилизацию как «крупнейшее сообщество, объединенное общим литературным каноном». В этом смысле (и это можно уверенно уже констатировать) западной цивилизации больше нет: нет ни «общего канона», ни даже самого понятия «западной цивилизации» в университетах Запада. Однако в России такой канон все еще есть. И когда мы произносим слова «Диктатура Культуры», мы имеем в виду именно это: насущную необходимость защиты «культурного канона» от разложения, приметы чего видны сегодня повсюду, начиная от системы образования и центральных каналов ТВ. Причем защиты максимально ответственной, соответствующей той угрозе, которую несет его гибель. Любая великая цивилизация строится вокруг своего «священного канона», на принятии его обществом и следовании ему. Если даже кто-то, в силу личных причин, его не принимает, он обязан считаться с тем, что такой канон существует. Это и называется цивилизацией. Распад этих отношений означает ее гибель. Что мы и наблюдаем сегодня на Западе.

Пока Средневековая цивилизация Запада имела своим каноном Вергилия, Августина и Священное Писание на латыни, она была едина, сильна и практически несокрушима. Революционный слом XV–XVI веков привел к образованию новых священных текстов: Лютера, Кальвина, и складыванию на их основе новых национальных миров Европы. Это был уже гораздо более слабый, перманентно конфликтный, раздробленный мир эгоистичных национализмов. Однако он существовал, пока у бритов был Шекспир, у германцев — Шиллер и Гёте, у итальянцев — Данте… После Второй мировой и национальные каноны стали размываться, подвергаясь мощным атакам контркультур и подменяясь общим «каноном прав человека». Сегодня даже «права человека» подвергаются суровой ревизии и заменяются правами меньшинств. Так, как и предупреждал Т. Элиот, либерализм и демократия находят свой конец в тоталитарной «критической теории» фрейдо-марксизма. Сегодня у народов Европы нет больше ни традиционных религий, ни канонических текстов, ни сплачивающих их национальных общностей, кроме общности «чувства вины», по примеру прогрессивных немцев, шагающих в ногу с «новой этикой» и флагом ЛГБТ на руинах цивилизации.

В свое время итальянский марксист Грамши утверждал, что завоевание власти следует начинать с завоевания царства культуры. Ведь пока в сердце итальянского рабочего живет любовь к католической церкви и национальному гению Данте, его невозможно обратить в большевизм. Сегодня заветы Грамши, торжествуя на Западе, стучатся уже и в наши двери. И «Диктатура Культуры» — концепт, вполне сознающий степень этой опасности. После того, как остановлен хаос в структурах государства, должен быть остановлен хаос и в царстве культуры. Непосредственная задача Диктатуры Культуры — осуществление безболезненного перехода от «массового общества» к обществу культуроцентричному, от «массового человека» к человеку вертикальному, живущему в пространстве культурных иерархий. Речь в первую очередь должна идти о создании новой культурной элиты, которая сменит сегодняшнюю, обслуживающую «массовое общество»: все вещи снова должны занять присущие им законные места: осадок снова оказаться на дне, высокое — вернуться к высотам. Над национальным культурным каноном должен зажечься свет прожекторов, а то, что сегодня выступает под видом культуры, являясь на деле ее разложением, — остаться вне этого света. Так сама собой начнет формироваться и новая, разряженная, пронизанная творческими энергиями атмосфера общества, которая будет притягивать к себе все здоровое и растущее и отталкивать нездоровое и гниющее.

В знаменитом китайском трактате «Люйши чуньцю» (III в. до н.э.) говорится, что даже в самые мрачные времена власти хаоса мир можно спасти, повернув его к изначальным гармониям и архетипам: «В глубокой древности миром правил Чжусян-ши. То было время ураганных ветров и огромных концентраций янной ци, которыми все развеивалось, так что плод и семя не вызревали. Поэтому Ши Да создал пятиструнные гусли-сэ, чтобы вызвать с их помощью иньную ци и дать жизни укрепиться». Итак, не пришло ли и нам время вернуть нашему обществу классический культурный канон, дабы ввиду приближающихся катастроф дать, наконец, «жизни укрепиться»?