Источник: Православное Заволжье
Эмпатия близка к таким вещам, как «сочувствие» и «сострадание», но в отличие от двух последних, этот термин передает более конкретный и более узкий смысл. Он указывает на определенную важную способность человека, преимущественно психологическую: способность чувствовать другого. Сам термин появился на свет в начале двадцатого века, но стал популярным среди психологов и затем широкой публики только после Второй мировой войны — во многом благодаря работам Карла Роджерса, который не уставал говорить об огромном значении эмпатии в работе психотерапевта. Роджерс писал: «Ощущать мир клиента, как если бы это был твой собственный мир, но никогда не теряя этого качества «как если бы», — вот что такое эмпатия, играющая наиважнейшую роль в терапии».
Феномен эмпатии
Важно отметить, что эмпатия касается переживаний другого человека, то есть сюда входят чувства, а не только идеи. Каким бы ценным ни было мое знание о том, что осенняя погода вызывает у моего друга депрессию, в этом знании нет ни капли эмпатии. Но я могу ее выразить, когда просто скажу другу: «Кажется, для тебя сейчас все на свете потеряло вкус». Если я «угадал» то, что с ним происходит, друг ответит характерным «ага» — и мы можем говорить дальше, я как бы стал соучастником его переживаний. Тут можно видеть еще одно качество эмпатии — точность. Разумеется, на практике, пытаясь понять другого человека, мы всегда блуждаем в тумане своего воображения, но иногда мы подмечаем что-то верное, и это всегда подтверждает реакция собеседника («теплее… еще теплее… ага… горячо!»), который ощущает, что его поняли. И наконец, Роджерс подчеркивает еще одно важное качество эмпатии — «как если бы», должную перспективу относительно переживаний другого. У меня есть годовалый крестник, который начинает плакать, когда плачут другие дети, – даже если это происходит на экране телевизора. Хотя он действительно «плачет с плачущими», это не эмпатия, а скорее отождествление – подобный феномен заражения эмоциями иногда происходит и в толпе. Тут нет необходимого «как если бы». Эмпатия – это когда я сочувствую чужой боли, но при этом помню, что это не моя боль, и остаюсь самим собою.
Обычная способность человека
Проявления эмпатии можно наблюдать уже у детей двух лет и даже ранее. Принято считать, что она развита лучше у женщин, чем у мужчин, хотя отдельные исследователи с этим не согласны. Для нас важнее другой факт: в целом эта способность тем лучше выражена, чем человек старше, — это значит, что она может развиваться. Это не какой-то особый дар, а универсальное свойство – и если человек его лишен, это влечет за собой большие проблемы в его адаптации к обществу. В конце концов, эмпатия необходима даже умелому жулику для манипуляции и обмана, чтобы предчувствовать реакции своих жертв.
Эмпатия строит понимание между людьми и потому укрепляет связи между ними. Она поддерживает здоровье группы и социума – в частности, во многом именно эмпатия мотивирует людей соблюдать «золотое правило»: не делай другому того, что ненавистно тебе. Человек, лишенный эмпатии (которого часто называют «социопатом») с большей легкостью причиняет боль другим, эмпатия этому препятствует. И конечно, она иногда заставляет людей совершать невыгодные для них поступки в пользу другого – что имеет прямое отношение к теме любви.
Что происходит с человеком, когда он сталкивается с направленной на него эмпатией? (Этот вопрос особо важен для всех работников помогающих профессий и добровольцев, имеющих дело со сложными людьми.) Человек чувствует, что его поняли. Многие люди буквально голодны к пониманию. «Меня услышали, мне стало тепло, я ценен» — это дает человеку новыми глазами взглянуть на самого себя и на свои (хотя бы и не решенные) проблемы и открывает для него новые пути к исцелению.
Тяжелый дар
Драгоценные проявления эмпатии встречаются в нашей жизни – однако далеко не всегда и не везде, так что они нас приятно удивляют, как чудо, но не кажутся нормой в нашем прохладном мире. Действительно, многие вещи – внутренние и внешние – сдерживают ее проявления.
Естественная эмпатия человека направлена на ограниченный круг похожих на него или «своих» людей. Так, после перелома руки и операции, ограничившей мои движения, я стал куда больше замечать на улице людей с двигательными проблемами – и стал относиться к ним с большим сочувствием. Или, скажем, какой-то обеспеченный человек может с глубоким безразличием (если не с раздражением) смотреть через окно своего «Мерседеса» на бабушку в рваном пальто, которая не успевает перейти улицу на зеленый свет, – этот же человек, приехав домой, может с глубокой эмпатией отнестись к страданиям своей голодной кошки (не потому ли во всем мире растет пропасть между богатыми и бедными?). Это сужает круг действия эмпатии.
Тревоги и заботы, эгоцентризм, незрелость и вообще любого рода поглощенность собой мешают нам сочувствовать другим людям. Как и любые фильтры восприятия, через которые мы смотрим на другого, из которых особенно выделяется осуждение: мне труднее испытывать эмпатию к заключенному грабителю, несмотря на его страдания, чем, скажем, к жертве пожара.
Особые проблемы с эмпатией существуют у тех, кто помогает людям: им мешает то, что они должны выполнить определенные задачи. Врач хочет поставить объективный диагноз, сестра – быстро сделать инъекцию, и даже доброволец обычно должен что-то выполнить: накормить, дать совет, организовать мероприятие и так далее. Разумеется, без выполнения таких задач невозможна никакая помощь – голодного человека эмпатией не накормишь. Однако поставленные цели (точнее, озабоченность ими) мешают просто быть с людьми.
В целом эмпатия не является нашей естественной реакцией на страдание другого. Куда проще от него убежать – или дать человеку денег, снабдить ценным советом, прочитать ему наставление, попытаться быстро решить его проблему. За этими вещами часто стоит недостаток понимания и стремление избавиться от нашего собственного дискомфорта.
Развитие эмпатии
Итак, эмпатия — не особый талант избранных людей, а способность, которую каждый человек может развивать. Иными словами, вопрос не в том, есть она во мне или нет, но в том, как я ей пользуюсь или в какой мере она движет моим поведением. Надо ли говорить о том, что у христианина есть все причины ее культивировать – не как «технику» общения, а как жизненную установку?
Как ее развивать? Принципиально эмпатия ничем тут не отличается от других способностей: чем больше мы ее практикуем, тем больше она становится привычкой, нашей второй натурой. И наоборот: акты жестокости или постоянное равнодушие отучают нас проявлять сострадание.
Конечно, тут есть некоторые конкретные элементы. Это стремление развивать способность глядеть на мир глазами кого-то другого, которое позволяет видеть все иначе – и значительно облегчает общение с этим другим человеком. Это контакт со своими собственными переживаниями и способность их артикулировать. И прежде всего, это готовность по-настоящему слушать и слышать другого. Именно в разговоре мы можем постоянно проверять, насколько точна наша фантазия о переживаниях другого человека. Обычно это происходит через обмен короткими репликами. Скажем, я говорю хмурому другу: «Мне показалось, ты был недоволен, что я долго говорил по телефону». – «Гм, недоволен? — может ответить он. — Я обиделся на то, что ты не желаешь обратить на меня внимание, и просто готов был хлопнуть дверью»… В таком разговоре собеседник постоянно делает мое понимание более точным.
Расширение границ: от эмпатии к милосердию
Есть еще пара вещей, которые уже выходят за границы естественной способности эмпатии и стоят ближе к христианскому милосердию. Как уже говорилось, хотя все люди любят погреться теплом понимания, нам не свойственно реагировать эмпатией на страдания другого, потому что это означает дискомфорт. Плакать с плачущими, «быть слабыми со слабыми, ранимыми с ранимыми, бессильными с бессильными» (Генри Наувен) – неуютно и страшно. Чтобы двигаться дальше в этом направлении, нужна готовность и желание терпеть определенную боль. Это трудный путь — но он совпадает с путем Евангелия.
И в христианстве мы найдем призыв расширять не только внутренние, но и внешние границы эмпатии – то есть расширять круг тех «своих», кому мы сочувствуем. В конце концов, мне не обязательно быть таджиком, чтобы понять переживания таджика в столице, и не обязателен опыт детского дома, чтобы посочувствовать растерянности вышедшего оттуда подростка. Сочувствие людям моего круга недалеко от коллективного эгоизма. Проявляя эмпатию к похожим, человек с легкостью переключается на свою историю и забывает о другом: «Депрессия? Точно такая же была у меня год назад, и мне очень помогли утренние пробежки». Глубокая эмпатия, достойная имени «сострадание», — это постоянная и трудная борьба за расширение границ и выход за пределы привычной зоны душевного комфорта.
