Вячеслав Леонидович Кондратьев
Жизнь русского уроженца Полтавы Вячеслава Леонидовича Кондратьева (30.10.1920– 23.09.1993) в литературе была недолгой — меньше полутора десятилетий, однако его произведения, в сущности, вмещающиеся в один том, прочно занимают место среди лучших книг о Великой Отечественной войне, вместе с прозой Константина Воробьёва, Владимира Богомолова, Василя Быкова, Юрия Бондарева и других мастеров.
Кондратьева сразу оценили писатели, прошедшие войну и написавшие о ней значительные книги
Кондратьева сразу оценили писатели, прошедшие войну и написавшие о ней значительные книги. В частности, удостоенный Сталинской премии за повесть «В окопах Сталинграда» киевлянин Виктор Некрасов, по прочтении кондратьевской повести «Сашка» (1979) уже в парижской эмиграции, так отреагировал в одной из своих статей:
«Один Вячеслав Кондратьев всколыхнул меня своим ‟Сашкой”, опубликованным, кстати, через 40 лет после того, как автор кончил воевать».
Прочитав дошедший до него «Отпуск по ранению» и другие произведения Кондратьева, Некрасов написал собрату большое благодарное письмо:
«Многое ты во мне расшевелил. И солдатское тебе спасибо за это!»
Константин Симонов, чьим попечением повесть «Сашка» публиковалась в литературно-художественном журнале «Дружба народов», в своём известном романе «Живые и мёртвые» осмелившийся лишь приоткрыть краешек военной правды, о фронтовой судьбе Кондратьева рассказывал:
«С первого курса вуза — в 1939 году — в армию, в железнодорожные войска, на Дальний Восток. В декабре 41-го — один из 50 младших командиров, отправленных из полка на фронт после подачи соответствующих рапортов. В составе стрелковой бригады на переломе от зимы к весне 1942 года — подо Ржев, а если точнее, чуть северо-западнее его. Помкомвзвода, комвзвода, временно, за убылью командного состава, принял роту; после пополнения — снова комвзвода. Всё это за первую неделю. Потом новые бои, такие же тягостные, неудачные, словом, те же самые, которые с перехваченным горечью горлом вспоминают фронтовики, читая или слушая ‟Я убит подо Ржевом” Твардовского. Убит — эта чаша миновала автора ‟Сашки”. На его долю досталось ранение и медаль ‟За отвагу” — за отвагу там, подо Ржевом…».
Кондратьев в своей ржевской прозе изнутри показал то, что в сводках Совинформбюро военной поры именовалось «боями местного значения», а ведь в тех боях полегло немало наших советских воинов.
Кондратьеву удалось то, что даётся не всякому литератору — открыть новый характер в отечественной прозе
Виктор Астафьев отозвался так:
«Пришедший в литературу поздно, когда иные его сверстники уже завершили свой жизненный путь, — Кондратьев, перед тем как взяться за перо, сам прошел вместе со своими будущими героями их фронтовые дороги; вместе с Сашкой и лейтенантом Володькой стоял насмерть на Селижаровском тракте, форсировал Овсянниковский овраг, уходил в ‟отпуск по ранению”... Он писал о тех, кто воевал и погибал подо Ржевом, но и фронтовики, сражавшиеся под Москвой, под Сталинградом, на Ладоге и Днепре, узнавали в его рассказах, составивших, в сущности, единый ‟ржевский роман”, самих себя, свои чувства и мысли, свой жизненный опыт, свою радость и боль».
Кадр из фильма «Сашка»
Уверяют, что литературный дебют Кондратьева был явлением нежданным; в солидном возрасте — через год после публикации «Сашки» писатель отметил 60-летие. Однако Кондратьеву удалось то, что даётся не всякому литератору — открыть новый характер в отечественной прозе. «Сашку» считают лучшей его вещью, при этом не затмевающей его же сочинения «Селижаровский тракт», «Овсянниковский овраг», «Борькины пути-дороги», «Отпуск по ранению», «Дорога в Бородухино», «Асин капитан». Эти повести и рассказы складываются в единую эпическую картину народной войны, где показаны клочок истерзанной войной земли, горстка обыкновенных солдат, кровавая обыденность боев местного значения.
«Чтобы не нарушить правды того времени, — признавался Кондратьев, — мне пришлось, и не без труда, отринуть все свои ‟знания”, позабыть о них, а знать только то, что знал мой герой в том самом 1942-м году».
«Я начал жить какой-то странной, двойной жизнью: одной — в реальности. Другой — в прошлом, в войне, — вспоминал писатель. — Ночами приходили ко мне ребята моего взвода, крутили мы самокрутки, поглядывали на небо, на котором висел ‟костыль”. Гадали, прилетят ли после него самолёты на бомбёжку, а я просыпался только тогда, когда чёрная точка, отделившаяся от фюзеляжа, летела прямо на меня, все увеличиваясь в размерах, и я с безнадёжностью думал: это моя бомба… Начал я разыскивать тогда своих ржевских однополчан — мне до зарезу нужен был кто-нибудь из них, — но никого не нашёл, и пала мысль, что, может, только я один и уцелел, а раз так, то тем более должен я рассказать обо всём. В общем, схватила меня война за горло и не отпускала. И наступил момент, когда я уже просто не мог не начать писать».
Критик прав: это была правда тех, кто на своих плечах вынес главную тяжесть неслыханно жестокой и казавшейся бесконечной войны, заплатив за победу тысячами тысяч жизней.
В рассказе «Асин капитан» бедная девочка Ася, вчерашняя школьница, переходит из землянки убитого офицера, которого любила, в землянку к другому, которого не любит. Кондратьев тоже любил какую-то Юльку — она погибла, и он, однолюб, остался один на всю жизнь, без жены и детей.
Один из острейших и эмоциональных, и нравственных моментов повести «Сашка» связан с пленением главным героем произведения — Сашкой — немецкого солдата. В битве немец казался только озверелым и жестоким врагом, однако после сражения Сашка вдруг увидел в немецком солдате такого ж испуганного и желающего жить человека, как и он сам. Когда немец оказался безоружным, Сашка оставил его в живых. Комбат приказывает расстрелять пленного, но Сашка отказывается выполнять приказ. Защищая немецкого юношу, герой рискует собственной жизнью.
Другой эпизод тоже демонстрирует нравственную высоту героя: он влюбился в девушку по имени Зина, та довольно быстро нашла другого мужчину, Сашка ощутил глубину и пропасть разочарования, боли, горечь измены, однако Зину при этом не упрекнул и не осудил.
Повесть «Сашка» была экранизирована на киностудии «Мосфильм» в 1981-м г. режиссёром Александром Суриным, в главных ролях снялись Андрей Ташков и Марина Яковлева.
Обратимся к статье о Кондратьеве «Не стрелять!..» Валерии Новодворской, которая была не только советским диссидентом и российским либералом, но и незаурядным — да-да! — литературоведом. Новодворская пишет жёстко, но действительность была порой намного суровей.
«Его проза была горше ‟прозы лейтенантов”, то есть быковской, баклановской, астафьевской, бондаревской. Это была проза сержантская, и даже проза рядовых, безгласных и невыслушанных. Проза чернорабочих войны, которые мечтали не о славе, не о медалях, а о буханке черняшки, о котелке пшёнки-жидни да о том, чтобы обогреться и обсушиться. Война была для них не только риском, но и каторгой. Бессрочными каторжными работами, которые кончались только со смертью или с тяжёлым ранением. За лёгкое могли и ‟самострелом” обозвать. Как Сашку, любимого кондратьевского героя. Эти тихие, серые солдатики, санитарки, медсёстры из санбата, пехотные лейтенанты — все они заговорили с нами, часто уже из гроба, и такое сказали, что ни побеждать, ни воевать, ни жить не захочется. Тихо, на ухо, шёпотом. Они, бесхитростные, не знали, но Кондратьев узнал ответ уже после того, как всё вспомнил и пустил в журналы и на экран. Ему всё стало ясно 23 сентября 1993 года, когда страна готовилась к очередной Гражданской войне, уже одной ногой вступая в неё. Первым выстрелом этой войны стал выстрел Кондратьева, выстрел в себя из утаённого военного пистолета».
«Почему он застрелился?» — размышляет военный публицист М. Захарчук, неоднократно беседовавший с Кондратьевым:
«Считается, что из-за неизлечимой болезни. Да, и в том числе. Но были и другие побудительные мотивы у этого удивительно тонкого, с обнажённой душой интеллигента. Он мне несколько раз говорил, например, о том, что очень даже понимает Юлию Друнину, рассчитавшуюся с жизнью именно в те похотливые ельцинские времена. <…> К решению спустить курок боевого пистолета, не исключено, привело Кондратьева и упорное занятие литературой, которая становилась всё менее востребованной обществом. В 1990-м году Кондратьев публикует в ‟Юности” повесть “Этот сорок восьмой…”, как оказалось, последнее своё произведение. И вновь — стена молчания: кому нужна была литература в начале 1990-х? А ему так хотелось быть услышанным. Может, потому и выстрелил?»
Исследовательница обращает внимание: Кондратьев голодал в детстве, голодал в армии, голодал на войне. Неудивительно, что в его творчестве такое место занимает еда. Ведь это он, а не лейтенант Володька, несколько лет не ел мяса, кроме зажаренной на штыке губы от убитой снарядом лошади. Это он удивлялся белизне сала и дивился, как чуду, пирожным.
Могила Вячеслава Кондратьева
Отец Вячеслава был инженером-путейцем, мать работала в библиотеке. В 1922-м г. они переселились в Москву. Слава хорошо учился, поступил в Архитектурный институт. С началом Великой Отечественной войны писал из армии с Дальнего Востока полгода рапорты, пока наконец не попал на фронт, подо Ржев. Был ранен – сначала легко, в руку, награждён медалью «За отвагу». Потом был ранен повторно и тяжело, полгода провалялся в госпитале и выписался инвалидом. В Архитектурный из-за покалеченной руки вернуться не мог, потому пошёл в Московский заочный полиграфический институт, который и окончил в 1958-м г. Потом долгие годы работал художником-оформителем.
Вот как горько и страшно рассказывал Кондратьев в мемуарах, уже после судьбоносного 1953 г.:
«Первый бой потряс меня своей неподготовленностью и полным пренебрежением жизнью солдат. Мы пошли наступать без единого артиллерийского выстрела, лишь в середине боя нам на подмогу вышли два танка. Наступление захлебнулось, и полбатальона мы оставили на поле. И тут я понял, что война ведётся и, видимо, будет вестись с той же жестокостью по отношению к своим, с какой велась и коллективизация, и борьба с ‟врагами народа”; что Сталин, не жалея людей в мирное время, не будет тем более жалеть их на войне».
Воистину: «в середине 1970-х та правда, которую он хотел забыть, стала выходить из него, как осколок, застрявший с военных времён». Про Ржев он не мог не написать. Так говорила его совесть.
Кадр из фильма «Ржев» (2019)
Про Ржев он не мог не написать. Так говорила его совесть
Кондратьев писал «в стол» повесть за повестью, рассказ за рассказом. Его понуждала — как судьбоносное долженствование — только сильная вера в то, что он обязан рассказать о своей войне, о товарищах, которые сложили голову в затяжных, стоивших нам больших жертв боях подо Ржевом.
В 1980-м г. журнал «Знамя» опубликовал кондратьевские произведения «День Победы в Черново», «Борькины пути-дороги» и «Отпуск по ранению». В сборник 1989 года вошли рассказы «На станции Свободный» и «Поездка в Демяхи» и повести «Дорога в Бородухино», «Селижаровский тракт», «Сашка» и «Встречи на Сретенке».
Экранизациями прозы Кондратьева стали фильмы «Привет с фронта» (1983), «Брызги шампанского» (1988) и совсем недавний правдивый «Ржев» (2019).
Кондратьевская правда и сегодня своим острием обращена к нашей совести. Тем более что ещё десятки, если не сотни, тысяч наших павших подо Ржевом до сих пор не похоронены.
