Я не хочу давать оценок внутриармянской политической кухне, это не мое дело. В конце концов, это дело армян, кого выбирать и кому доверять управление, в том числе военно-политическое. Судить тут права не имею, ибо я — гость. Я о другом — я ранен в Арцахе прицельным ударом по христианскому храму. Выжил чудом и спасен армянскими врачами команды Шогена Даниэляна, лечусь в клинике «Эребуни» — лучшей в Армении. Ощущаю заботу и любовь окружающих меня людей. Но…
Тот храм, где я чуть не погиб, скорее всего, будет снесен — чего иного ждать от тех, кто сносит кресты и христианские кладбища, любое упоминание о «неверных»? Милости и человеколюбия ждать? Спросите у убитых и искалеченных. Спросите у мертвых, они точно знают цену словам. Мертвые Арцаха — как часовые. Шуши отдают тем, кто его методично расстреливал.
Я против майданов, но у меня до сих пор не проходит чувство недопомощи Арцаху со стороны…Армении. С одной стороны, она была. Но даже я на своем уровне ощущал какую-то ее половинчатость. В СМИ и соцсетях чуть ли ни каждый день показывали отряды стариков, почтенных аксакалов, которые шли на помощь Арцаху. Это был такой порыв, но не чувствовалось системы. Проклятое ощущение «слива» не покидает меня.
Мой знакомый А. (не хочу подставлять бойца), с которым я познакомился в декабре 14-го в Донбассе — ополченец-армянин — прибыл в Ереван, собирался идти на фронт, записался в формирующуюся роту, прошел огневую (кое-что умеет), тактическую подготовку. Им были довольны, сказали: «Жди, вызовем». Ждал месяц. Боец пришел ко мне в госпитальную палату и признался: «Жду до сих пор. Сначала «кормили» завтраками, что из двух рот сформируют одну, потом — вообще тишина». Он понял, что его не позовут, когда враг уже подошёл к Шуши. То есть, все эти сборы и тренировки оказались разводкой, имитацией. Почему?
Сколько таких бойцов с опытом, резервистов, еще не утративших боевые навыки, оказались не нужны там, где шли кровопролитные бои? Наверное, не покривлю душой, если скажу, что тысячи. Странно, что в Армении так и не была проведена мобилизация. Почему? Ведь она проводится, если государство, нация собираются воевать до победы. Собирались или нет? Или опять только декларации? И у меня только вопросы, вопросы, вопросы. У десятков журналистов, которые приходили ко мне в госпитальную палату, я наивно спрашивал: «Почему не видно мобилизации общества? Почему Ереван — не военный лагерь?». Я не получал ответов, потому что люди не знали, что ответить.
Выводов два:
1) Армянскому народу предстоят не самые лучшие времена. Наоборот, это время тяжелых испытаний и, возможно, мученичества за Христа. Конечно, это коснется тех, кто готов на эти испытания, а любители компромиссов найдут общий язык всегда, даже с вельзевулом… Кстати, вопрос испытания и мученичества в полной мере касается и русских, только у них масштабы пошире.
2) Воодушевленные атаками турецко-бакинского воинства и их ударами на расстоянии могут пойти вперед каратели на Украине. Следует ожидать их активизации в Донбассе. Она читается, будет или нет — другое дело. Я не вангую, что там вот-вот начнется полномасштабный замес, но провокации ради изменения ситуации и ввода каких-либо миротворцев вполне возможны. Безнаказанность окрыляет, особенно, когда видишь картинку уничтожения противника на расстоянии.
Моя скорбь по христианским святыням Арцаха надолго оседает в моей душе. Она теребит душу, дает о себе знать у сердца. Эта война навсегда остается со мной…"
