Одно из самых притягательных мест на Афоне для паломников это вершина Святой Горы. Она в прямом и переносном смысле стоит особняком. Хотя на ней нет ни регулярного богослужения, ни пышного византийского убранства в храме, ни мощевиков, но сотни паломников ежегодно, многие с большим трудом, её «покоряют». «Покоряют» взял в кавычки, потому что мирское понятие этого слова тут совсем не подходит.
Единого ответа, для чего люди восходят на эту вершину, пожалуй, не существует, у каждого богомольца свой ответ. Примечательно, что у самих монахов-святогорцев она, на первый взгляд, не пользуется таким вниманием, как у паломников. Кроме праздника Преображения Господня, которому посвящена церковь на вершине, их редко можно встретить там. Причин этому несколько. Уставы не приветствуют без особой необходимости хождение монахов по Горе, потому что изменение распорядка дня почти всегда отрицательно сказывается на качестве молитвы. Но Афон - большая сокровищница христианских святынь, прикосновение к которым благодатно, и является в своём роде молитвой, поэтому монашеская жизнь выработала компромисс - редкие выходы их монастыря, но духовно тщательно подготовленные и выверенные. В таком виде они способны заметно укреплять монаха. К христианским святыням может относиться даже сам природный ландшафт святых мест. Афон здесь является характерным примером. Ни одна вершина, ни одно ущелье, ни один перевал не оставляли меня здесь равнодушным.
Значение вершин проясняется из Св. Писания - это духовная и физическая близость к Богу. Также эти места своей безлюдностью и суровостью притягивают многих подвижников. Со времени Нового Завета вершины гор у нас, христиан, стали ассоциироваться прежде всего с Горой Преображения и, как следствие, преображением души. Для монахов это имеет особое значение, так как вся их жизнь связана с умным деланием, венцом которого является Свет Преображения. Этому празднику посвящён и престол храма на вершине. Хорошо, когда до конца неосознанные порывы многих богомольцев после восхождения на Афон, приобретают монашеский взгляд на это действо.
Сам я восходил на вершину несколько раз, начиная с первого месяца пребывания на Афоне, когда с другом обходил все обители Святой Горы. Позади были уже десять монастырей, впереди ещё столько же. Вместе с впечатлениями множились и вопросы. Для меня один из них: как подвизаться? был так же важен, наряду с вопросом: где. В первый раз мы хотели было минуть вершину, но один карульский монах посоветовал всё-таки подняться: глядишь, вопросов будет меньше.
Итак, возле креста (а это место развилки знают все, кто восходил на вершину или хотя бы проходил мимо этой тропой) мы свернули к вершине. Здесь ждала нас такая же тропа, как и везде на Афоне, но вместо привычно ожидаемого спуска после подъёма, а следовательно облегчения, здесь она пошла только на подъём, к чему психологически и физически нужно быть готовым. Энтузиазма у нас было достаточно - первые полгода на Афоне, слышал от других и по себе знаю, сил преизбыток, а что касается практического подхода - нужно выбрать правильный темп, чтобы восхождение не превратилось в сплошные остановки. Внимание же направить на тропу и окружающие виды, соединив с Иисусовой молитвой, которая при ходьбе даже у новичков может произноситься почти автоматически. Я сознательно не стал уходить глубоко в себя, с интересом наблюдая за горным пейзажем, меняющимся с высотой. К тому же, сам Афон с многочисленными храмами и крестами для меня в некотором роде как икона.
Это был день после недавнего шторма. Афониты знают, что на следующий день после него, даже очень далёкие острова выглядят чётко и в цвете, а не в мареве, как обычно в зной.
В предыдущие дни, на дорогах и тропах, закрытое пространство лесов и гор начало уже немного утомлять взгляд, несмотря на то, что часто было видно море. И вот теперь скалы стали расступаться, леса с высотой редеть и горизонт уходил всё дальше и дальше - это воспринималось как облегчение. В какой-то момент соседний, привычный уже за две недели полуостров Ситонья, начал раздваиваться и за ним полностью показался ещё один полуостров - Касандра. Горизонт всё отдалялся и отдалялся, являя новые острова, пока вообще не показалась полоска турецкого берега. Пространство приняло объём, когда один остров можно было увидеть за другим. Я в это не хотел даже верить, пока не достал карту Греции и, благодаря быстрому упрощённому навигационному вычислению, известному мне ещё с мореходки, убедился, что так действительно и должно быть. А сама окружающая действительность была той же картой Греции, только в реальном масштабе.
Между тем поредевший лес почти совсем исчез и показалась знаменитая келья Панагия: место, до которого поднималась сама Божья Матерь. В келье находится храм, место для ночлега и очаг. Отсюда уже видна вершина, а до неё каменистый, совсем почти без растительности, подъём (ещё 500 метров по высоте). На Афоне есть целый ряд сакральных мест с храмами и ночлегом, открытых для всех богомольцев, где никто из монахов не живёт. Паломник может по сути дела на день-два почувствовать себя афонским келлиотом, а священник даже послужить. Отсутствие криминала, воровства, грубости и, наоборот, присутствие святынь воспринимаются как рай на земле. Так я воспринял и Панагию. Отдохнув, духовно и телесно подкрепившись, мы вышли на последний, сильно отличающийся от всех афонских маршрутов этап. Кругом камни из мрамора. Он, конечно, не такой белый, как в каменоломнях (солнце и непогода сделали его шершавым и серым), но под палящим солнцем, издалека, склон выглядит белёсым.
Склон стал ещё круче, поэтому тропа пошла зигзагами. Вершина, несмотря на кажущуюся близость, приближается очень медленно, сказывается немалая усталость. За это время раз двадцать обернёшься, сравнивая пройденное и оставшееся. И вдруг, неожиданно, весь Афон как на ладони - мы на вершине. Открывшийся панорамный вид не сразу позволяет придти в себя. Ты еще долго стоишь на том месте, где он тебя застал, даже дорожную поклажу забываешь снять и осеняешь себя крестом раз за разом. Сочетание ближних, дальних и сверхдальних планов, а также необычайно громадное пространство воспринимается как расширение сознания и прорыв в другую действительность. Благо, крест и храм на вершине дают направление оторвавшемуся от земли восприятию жизни.
Друг первым пришёл в себя. Впрочем, слова его заставили меня в этом немного усомниться. «Я остаюсь здесь», - в спокойной необычной задумчивости сказал он. Речь его, ещё вчера убеждённого стопроцентного киновиота, мне понравились. Я вообще на это не стал ничего отвечать. Так это будет или не так, но человек вмиг понял смысл отшельничества. Когда человеку открывается новый вид подвига - это немало.
Люди, принявшие решение, становятся свободными и безмятежными. Эти, непривычные для последнего времени состояния, я стал читать на лице друга. И что вы думаете, вскоре он под вершиной нашёл пещерку. Я спустился в неё, она оказалась очень маленькой и каким-то образом обитой войлоком. Кроме полуистлевшей монашеской скуфейки в ней ничего не было. Эту пещерку можно было бы воспринять даже как указание. Но в тоже время заставило его задуматься о зимней стуже. Редкая растительность, как в тундре, в расселинах скал об этом тоже напоминала. Тем не менее, остаток дня мы провели в естественной исихии сердца; такое впечатление, что мысли остались внизу.
Ближе к вечеру от Панагии на вершину поднялся русский священник, мы познакомились. На Афоне он бывает два раза в год, очень монахолюбивый, сам из Москвы. В последующие годы я его встречал не раз на Горе, мы много общались и сдружились. Несмотря на это, я всегда держу благоговейную дистанцию со священством, не позволяя панибратского отношения. Сейчас в Москве он уже двенадцать лет является моим духовным отцом.
С вершины при хорошей видимости (осенью, например), с высоты двух километров, просматривается половина Эгейского моря со многими островами, турецким берегом и значительная часть Греции. Сто шестьдесят километров до горизонта (это уже проверенное вычисление), и за горизонтом вся гористая местность с вершинами ещё примерно на сотню километров.
Неожиданно вспомнилось на вершине: в юности, на первой плавпрактике, ровно 20 лет назад, мне, 16-летнему курсанту, бывалый моряк показал рукой на маленький островок на горизонте: «На самом деле это полуостров и вообще очень высокая гора, но очень далеко. На ней живут одни монахи». Кто такие монахи, я знал уже тогда, но зачем они там живут и почему одни, осталось загадкой. Теперь же, наоборот, где-то далеко на горизонте можно было разглядеть дымок от проходящих кораблей. Лучше бы после того разговора прошли не двадцать лет, а два года.
Солнце спустилось к горизонту и стало прятаться прямо в Олимпийских горах, которые от Святой Горы точно на запад. Ещё чуть раньше на всех берегах, кроме самого Афона, стали появляться паутинки огней. Наступила сентябрьская 12-часовая ночь. Святая Гора ночью, если смотреть со стороны островов, являет диссонанс рядом с освещёнными и шумливыми соседями. Но сколько раз духоносными отцами был виден иной, Нетварный свет, поднимающийся столпом с Афона, но не видимый миру.
Священник ещё раньше спустился на ночлег в Панагию, а мы с другом устроились в храме в стасидиях, укутавшись одеялами. Для ночлега там есть ещё коврики и можно расположиться прямо на полу, но сон горизонтально в таком месте тогда нам показался слишком по-мирски, больше похожим на обморок - то ли дело вертикально. Положение тела имеет большое значение для души.
На вершине в мою бытность располагался очень маленький храм, он был без купола. Его в давние времена разрушила молния, которые часто бьют в вершину, поэтому на кровле храма были установлены многочисленные громоотводы. Священники здесь служат молебны или даже литургии, если есть антиминс и разрешение. Помолились и мы. (В последние годы выстроен новый больший храм Преображения, и обустроено пространство вокруг него некоторым образом).
Чтобы уснуть в стасидии, нужно быть изрядно утомлённым и подрастерять интерес к окружающему. Мы хоть и были уставшими, но вот интерес улетучиваться и не думал. Впрочем, это бывает даже на руку, и можно внимание перевести в молитву. В темноте, да с закрытыми глазами, стены храма как бы исчезают и себя невольно ощущаешь сидящим на краю скалы. Поток впечатлений за последние две недели был настолько велик, что сознание едва с ним справлялось. Поскольку я приехал на Святую Гору для решения своей послушнической судьбы, это дополнительно многократно усиливало чувства.
И вот на вершине ты находишься перед мистичным Афоном, простирающимся внизу, окруженный морем и соседними, расцвеченными огнями, берегами. К этому невольно добавляются мысли о неизбежных, но пока неясных, изменениях в жизни. Прямо скажу, ощущение необычное, особенно в полузабытьи, в котором и протекала наша ночь. Ночью воздух становится на редкость прозрачным, и от десятков городов видно зарево, уходящее в небо. В иные времена зарево видно даже от Салоник и Афин, до которых весьма далеко.
Поутру выплыло с востока из моря громадное солнце, которое постепенно окрашивало гору в розовый цвет, от вершины вниз к морю, а склон на запад ещё долго оставался в тени, которая в виде конуса отбрасывалась вершиной на скалы. Сентябрьским ранним утром на вершине уже весьма прохладно, тогда как у моря в это время ещё чистое лето. Но наибольшая разница в погоде на разных высотах зимой. Это подтверждает и гостевая книга в храме, где любой может оставить свои записи. Очень кстати между прочим, потому что у многих есть неистребимая привычка царапать что-нибудь на камнях. Встречаются на них даже начертания 19 века. В этой книге последние отзывы всегда заканчиваются в начале зимы, когда прекращаются восхождения, а первые начинаются с приходом весны, когда возобновляются. Зимние записи похожи на сводки из Антарктиды. Упоминаются заваленные снегом ущелья, шквальный ветер, покрытые льдом скалы и вездесущий холод. Стоит зимнему ветру с севера Европы начать дуть на юг, как он, перевалив через балканские горы, уже не встречает препятствия почти до Африки, попутно замораживая вершины всех островов. На малых высотах и в континентальной Греции климат зимой гораздо мягче.
«Пора спускаться», - таким же «взвешенным» тоном, сказал друг поутру, как и вчера о том, что остаётся здесь. У человека добрый десяток раз могут быть порывы. Непростое это дело - набираться опыта. Через пять часов мы были уже в Кавсокаливии, в одном из знаменитых подвижнических скитов под горой.
Восхождение на вершину Святой Горы - это, ко всему прочему, знакомство с местами отшельников на Афоне. Сама вершина ими нередко посещается (вспомним жизнеописание старца Иосифа Исихаста). Так что порыв моего друга к отшельничеству был не случаен, а я вообще попал чуть ли не в свою среду и в последующем ещё четыре раза бывал здесь - в группе и в одиночку. Особняком стоит подъём и спуск не по традиционному маршруту - сразу по отрогу от монастыря Святого Павла и спуск по другому отрогу к Великой Лавре. На подъёме приходилось в некоторых крутых местах сильно вжиматься в скалы, чтобы рюкзак не опрокинул меня назад и не сорваться. Места дикие, с редкими сосенками, стволы которых изогнуты ветром и зимней стужей в невероятные петли. Слева по хребту пропасть, при виде который приходят мысли о первозданном хаосе. К её краю можно подобраться только ползком, потому что камни сильно растресканы и сыплются. Лежишь у края и смотришь, как каждые пять-десять минут отрывается какой-нибудь большой камень (накануне прошёл сильный ливень, который всегда ослабляет сцепление камней) и долго скачет по скалам, как в замедленной съёмке, вливаясь в конце концов в каменный поток, который медленно «течёт» к морю у монастыря Святого Павла. Спуск к Лавре, по сравнению с таким подъёмом, выглядел вполне приемлемым, хотя тоже не имеет тропы и весьма тернист. Он мне особо запомнился, потому что в конце проходил через труднодоступную отшельническую келью свт. Григория Паламы (я его очень почитаю), где великий исихаст долгие годы подвизался в умном делании и удостаивался неоднократно видений. Здесь я заночевал. При келье храм. Место пустынное и молитвенное.
Паломникам же настоятельно рекомендуется не отступать от обычного маршрута восхождения, уже хотя бы потому, чтобы не потерять время (это самое безобидное, что может произойти). Для афонитов же Гора - дом родной. Ради уединения, и имея опыт путешествий по Афону, некоторые из них любят забираться в самые труднодоступные места. Зов пустыни очень силён.
С вершины Афон виден полностью. Эта полнота визуального восприятия хорошо помогает в составлении единой картины Святой Горы, находящейся под Покровом Богородицы. Без Божией Матери и благоволения Её Сына, Бога нашего - это просто камни, с Ними же - Святая Гора.
Восхождение на Гору всегда сопряжено с немалыми трудностями - здесь никакой транспорт уже не ходит, разве только мулы. Но в этом есть важный плюс - аскетическое напряжение и размеренность восхождения помогают держать внимательную молитву, и даёт опыт настоящего подвижничества.
Совершив восхождение, я почувствовал наконец-то некую родственность с Афоном, на душе стало тепло. Как бы жизнь не сложилась, понял: Афон для меня навсегда. И после вершины, где бы не пришлось на Святой Горе остановиться, без подвижничества ради Господа жить бессмысленно и нерадостно.
Февраль, 2019 год. Записал Николай Смирнов.
.jpg)
