Источник: Православие и современность
Человек с русским сердцем. Патриот Германии. Герой немецкого Сопротивления. Святой Русской Православной Церкви. Александр Шморель — человек, не доживший до своего 26-летия, казненный нацистами в тюрьме Штадельхайм в июле 1943-го и прославленный в феврале 2012-го. Символично, что это была первая совместная канонизация Русской Православной Церкви Московского Патриархата и Русской Православной Церкви Заграницей после восстановления канонического общения.
О коротком земном пути Александра Шмореля рассказывает книга Елены Перекрестовой «Святой против Рейха». Автор — супруга протоиерея Петра Перекрестова, ключаря кафедрального собора Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радость» в Сан-Франциско (РПЦЗ).
В книге приводятся письма Александра Шмореля из камеры смертников, и вот одно из них — сестре Наталье:
«Милая, милая Наташа! <…> Вероятно, ты удивишься, что я изо дня в день становлюсь все спокойнее, даже радостнее, что мое настроение здесь зачастую бывает намного лучше, чем раньше, когда я был на свободе. Откуда это? Я сейчас объясню. Все это ужасное "несчастье" (да, в кавычках! — М.Б.) было необходимо, чтобы направить меня на истинный путь, и потому это, собственно, совсем не несчастье. Прежде всего, я счастлив и благодарю Господа за то, что Он дал мне понять это знамение Божие и последовать в верном направлении. Что я знал прежде о вере, о настоящей искренней вере, об истине, единственной и предельной Божественной Истине? Так мало! Сейчас, однако, я дозрел до того, что даже в моем теперешнем положении весел, спокоен и уверен — будь что будет. Я надеюсь, что вы тоже прошли сходный путь развития (все родные Александра какое-то время провели в тюрьме, подвергались допросам.— М.Б.) и вместе со мной после глубокой боли разлуки пришли к состоянию, когда за все возблагодарили Господа».
Александр Шморель родился в 1917 году в Оренбурге. Его отец происходил из укоренившихся в России немцев, а вот мама была русская, и фамилию в девичестве носила Введенская: есть основания полагать, что она происходила из духовного сословия. К сожалению, Наталья Введенская умерла от сыпного тифа, когда ее сыну был всего год. Вторая жена Гуго Шмореля, мачеха Александра, Елизавета Егоровна, принадлежала к обрусевшему немецкому роду. А всем тем русским, что в нем жило, и православной своей верой, пронесенной через все испытания, Александр обязан няне — уральской крестьянке Феодосии Лапшиной: она покинула революционную Россию вместе с семьей Шморелей и прожила в их доме 45 лет, так и не научившись немецкому языку.
Выбравшись из России, Шморели поселились в Мюнхене. Здесь Александр — Шурик, как звали его в семье — окончил школу, здесь он, жизнерадостный и открытый, обрел замечательных друзей… и здесь же столкнулся с новой реальностью, с пришедшим к власти национал-социализмом. Русский святой, носивший военную форму вермахта… да, нам трудно это принять. Но никакого выбора молодому человеку гитлеровская власть не оставляла. Мясорубка начиналась с изнурительной шестимесячной трудовой повинности, обязательной для каждого выпускника средней школы — и продолжалась неизбежным призывом в армию. «Ничего не может быть лучше свободы мысли и воли,— писал Александр в неподцензурном (переданном с оказией) письме родным из трудового лагеря,— если, конечно, человек не боится этого. Здесь нас пытаются лишить независимости, заставить забыть о ней, но у них ничего не выйдет».
Юноша, буквально дышавший культурой, поэзией, музыкой, прекрасно игравший на фортепиано и органе, подававший надежды в рисунке и скульптуре — никогда не мечтал стать врачом, но поступил на медицинский факультет с единственной мотивировкой: если отправят на фронт — то хотя бы не стрелять, а лечить. Впоследствии, перед нацистским судом он скажет, что ни за что не стал бы стрелять в русских — даже под угрозой собственной смерти…
В 1942 году Александра со студенческой медицинской ротой откомандировали в Россию. Вот такой оказалась его первая встреча с Родиной, которую он покинул младенцем,— Родиной не только географической, но и духовной.
Здесь, под Гжатском, Александр учится у крестьян русским песням, общается с сельским священником, молится во вновь открытых в оккупации православных храмах, видит, как изголодались русские люди по Православию за двадцать «красных» лет. И делает ошибку, предрекая, что большевизм уже не вернется в Россию, даже если русские победят в войне...
При этом у Шмореля нет иллюзий относительно немецкой оккупации: он понимает, что открытие церквей лишь временная уступка, что никакой свободы нацизм русским не несет. У молодого «оккупанта» есть уже опыт организации сопротивления Гитлеру. И он не сомневается в своем долге: по возвращении из командировки в Германию эту работу продолжить.
Александр Шморель был постоянным прихожанином православной общины святителя Николая в Мюнхене. Общину окормлял иеромонах Александр (Ловчий), впоследствии архиепископ Берлинский и Германский (РПЦЗ); в одном из своих писем Александр Шморель называет его «настоящим сокровищем». Но о деятельности созданной этим прихожанином и его молодыми друзьями антигитлеровской организации «Белая роза» отец Александр долгое время не знал.
«Белая роза» не прибегала ни к каким насильственным действиям и не содействовала им. Ее единственным оружием было слово, обращенное к соотечественникам-немцам: слово, призывающее очнуться, задуматься, взять, наконец, на себя ответственность за завтрашний день Германии. Члены «Белой розы» распространяли листовки и письма — по почте. В этой работе участвовали молодые христиане, протестанты, католики. Близкий друг Александра Шмореля Вилли Граф, казненный в октябре 1943 года, писал о христианстве так: «Это не простая вещь. Она требует постоянного напряжения и борьбы. Быть истинным христианином — самая трудная задача, потому что мы никогда не сможем стать в полной мере христианами, разве только в смерти». Так и вышло…
18 февраля 1943 года на месте «преступления» при распространении листовок в университете арестованы брат и сестра Ганс и Софи Шоль. Через день арестован еще один близкий друг Александра — Кристофер Пробст. 22 февраля они предстали перед так называемым «народным трибуналом» и в тот же день были казнены на гильотине. Узнав об аресте своих друзей, Шморель бежит из Мюнхена, но вскоре возвращается в него, как вернулся в Рим бежавший было апостол Петр. 24 февраля ранее разыскиваемый Александр Шморель арестован — начинаются долгие, бессонные, изматывающие допросы. Протоколы свидетельствуют о честности и мужестве арестованного: он откровенно объясняет следователям, почему не мог «довольствоваться тем, чтобы оставаться безмолвным противником национал-социализма».
На Страстной седмице тяжелейшего — переломного во Второй мировой войне — 1943 года, в Великий Понедельник тот же «народный трибунал» приговорил Александра Шмореля и помогавшего молодежи 49-летнего профессора-музыковеда Курта Хубера к смерти. По тем или иным причинам — а может быть, по Промыслу Божиему — их не стали убивать сразу, как Ганса и Софи Шолей: так для осужденного Шмореля, для мученика Александра, начался важнейший этап встречи со Христом. В своих письмах к родным он убеждает их в том, что смерти нет; что конец земной жизни есть рождение в жизнь вечную; что разлука тяжела, но переносима, если знаешь о грядущей встрече.
13 июля отец Александр (Ловчий) принимает последнюю исповедь своего соименника и причащает его. Вызвавший священника адвокат Зигфрид Дайзингер изумлен мирным, спокойным и радостным состоянием своего подзащитного — когда до казни остается полтора-два часа.
«…Об одном особенно прошу: не забывайте Бога!!! Ваш Шурик», — это уже самое последнее письмо.
…А для немецких друзей он был Алекс. Они запомнили его как удивительно светлого, доброго юношу, любившего радовать, дарить, спешившего помочь в беде.
Газета «Православная вера» № 19 (639)
Источник: Православие и современность
