Поворот России на Восток из политического лозунга становится операционной реальностью, во всяком случае, такова линия президента Владимира Путина, которому, кажется, удается, хотя и с большим трудом, преодолевать сопротивление экономической бюрократии, которая в целом сориентирована на продолжение политики неограниченного партнерства с Западом, прежде всего с ЕС. Одновременно ситуация вокруг отмененных выборов губернатора Приморского края показала исключительно сложную и противоречивую диалектику, которую нельзя признать благоприятной ни для развития региона, ни для решения задачи встраивания российской экономики в целом в перспективные экономические процессы.
Восточная Азия, несмотря на относительно высокий уровень военно-политической напряженности и политические проблемы, остается решающим фактором в обеспечении относительно высоких темпов глобального экономического роста, особенно на фоне стагнации европейской экономики и отсутствия признаков выхода экономик крупнейших стран Ближнего и Среднего Востока на траекторию устойчивого экономического роста. С высокой долей вероятности можно предположить, что регион останется наиболее динамично развивающимся центром глобального экономического роста.
Выступление президента РФ Владимира Путина на пленарном заседании «Дальний Восток: расширяя границы возможностей».
Владимир Астапкович / РИА Новости
Особенностью нынешней ситуации в регионе становится существенная перестройка сложившейся ранее системы экономических и, как результат, политических отношений по сравнению даже с периодом ранних десятых, а тем более с началом 2000-х годов. В качестве важнейших тенденций отметим:
- Социальная модернизация в наиболее значимых в экономическом отношении странах, которая будет связана с реализацией различных версий стратегий индустриального развития, но на несколько ином социально-коммуникационном уровне, нежели раньше. Россия столкнется в Восточной Азии со странами, которые будут действовать в парадигме индустриального, а не постиндустриального развития.
Проблемным фактором, вероятно, следует считать кризис японского постиндустриализма. Но с точки зрения российской политики, учитывая политические «привходящие» факторы, это не является критическим элементом. После отказа японской стороны от предложений Владимира Путина о заключении мирного договора без предварительных условий маловероятно, чтобы были реализованы какие-либо действительно стратегически значимые программы сотрудничества.
Разумная постиндустриализация части городских агломераций российского Дальнего Востока - при условии сохранения индустриального характера региона в целом - может быть востребована.
- Кризис региональных систем международной торговли и тарифные войны, которые для стран региона, имеющих преимущественно экспортно-ориентированные экономики, будут исключительно чувствительны, особенно на этапе внедрения «вторичных» санкций и перевода санкционной политики в долгосрочный режим.
В этих условиях даже относительно небольшой российский рынок, становящийся еще более конкурентным в результате политики импортозамещения, будет весьма привлекательным для многих стран, особенно если присутствие на нем не будет сопровождаться политическими условиями, а экономические условия будут предсказуемы.
- Начало перестройки логистических систем региона, связанных с системным переносом части товаропотоков на континентальные транспортные коридоры. Несмотря на то, что количественно данный объем будет еще некоторое время оставаться незначительным и даже на пике проектной мощности наемных коридоров будет уступать морским, он способен существенно изменить геоэкономическую структуру региона.
Для российского Дальнего Востока в дополнение к континентальным коридорам важность участия в новых логистических проектах акцентируется еще и включенностью региона в целом в развивающуюся транспортную инфраструктуру, связанную с коммерциализацией и глобализацией перевозок по Северному морскому пути. Но в данном случае контроль за логистическим коридором будет оставаться за Россией при большинстве реалистических сценариев.
- Запрос на новый уровень энергетической безопасности, связанный с ростом социального энергопотребления, усиливающегося программами социальной модернизации.
Для России это является скорее вызовом. Гарантированная востребованность энергетического потенциала региона на фоне его устойчиво сырьевой направленности практически ликвидирует стимулы для развития промышленности высших переделов и концентрирует инвестиционные усилия на проектах первичной переработки и подготовки к транспортировке энергетического сырья. В обрабатывающей промышленности неизбежен фокус на проектах «отверточной сборки». Возникает опасный инвестиционный цикл.
- Кризис многосторонних институтов, частичный возврат к системе экономических и политических двусторонних отношений, включая вопросы, связанные с экономическими отношениями.
Мы наблюдаем в регионе борьбу за место «второй региональной силы» между целым рядом экономически активных игроков, для которых экономическое положение современной Японии не является совершенно очевидным. Смысл этой конкуренции заключается в получении статуса ключевого (в условиях стагнации Японии), если не альтернативного Китаю, то дополняющего его экономического и инвестиционного центра. Вокруг такого экономического центра могут выстраиваться специфические экономические проекты. Государство, получающее подобный статус, будет пользоваться особым вниманием и, возможно, покровительством (экономическим и политическим) глобальных сил в условиях опасений чрезмерного экономического и политического доминирования КНР в регионе и в сопредельных пространствах.
Для будущего региона важным фактором становится развитие Индонезии, которая - одна из немногих стран региона - обладает возможностями для «свободного», не сдерживаемого политическими противоречиями развития в формате промышленного центра. Проблемой развития Индонезии, безусловно, остается кредитный характер роста и возможность инвестиционного «спазма». В любом случае потенциал российско-индонезийских экономических и политических отношений далек от полноценного использования.
Возникает возможность существенного усиления российского политического присутствия в регионе и подключения к перспективным экономическим процессам. Россия пока не реализовала потенциал региональной экономической и политической интеграции и встраивания в процессы экономического роста в регионе.
Важным компонентом становится усиление интереса стран региона к взаимодействию на индивидуальной основе с евразийскими экономическими институтами. Помимо соглашения о зоне свободной торговли, подписанного с Вьетнамом в 2015 году, на различных стадиях находятся процессы взаимодействия с Сингапуром, Таиландом, Индонезией, Камбоджой, Лаосом и рядом других стран.
Пока интерес к взаимодействию с евразийскими институтами ограничивается преимущественно проблематикой сохранения и расширения товарооборота, что на определенном этапе может начать противоречить логике реиндустриализации Евразии, которая, вероятно, уже скоро может стать консенсусной для стран-членов ЕАЭС. Необходим существенно более системный подход, в котором доминирующую роль должны играть инвестиционные соображения и взаимодействие в сфере развития реального сектора экономики.
Наблюдается специфическая диалектика развития региона: востребованность России как фактора региональной политики и экономики в последние годы устойчиво растет. Вероятно, эта тенденция сохранится и в дальнейшем - в силу тех глобальных процессов, которые мы наблюдаем. Но внутренняя готовность региона к эффективному участию в глобальных экономических процессах остается на сравнительно низком уровне, более того, осложняется, как показали выборы губернатора Приморского края в сентябре 2018 года, целым рядом опасных социально-политических тенденций. В целом же готовность региона к прорывному развитию следует оценить как сравнительно низкую.
Как показывает заседание Госсовета в сентябре 2018 года во Владивостоке, главная проблема развития региона и превращения его в опорную точку экономического роста не осознается российской федеральной бюрократией в качестве политического приоритета, и работа по данному направлению ведется по «остаточному принципу». Это прежде всего касается использования организационного ресурса и межведомственной координации.
Организационная инфраструктура для экономического роста в регионе развивается сравнительно успешно, хотя бы и на проектном уровне. Последние пять лет, после саммита АТЭС 2012 года во Владивостоке, дали региону новое организационное, хотя пока и не инфраструктурное качество. Стоит признать: и Россия в целом, и регион получили максимум возможных дивидендов от участия в региональных и субглобальных экономических процессах при современном качестве экономического развития и внутренней логистической связности региона. Чтобы претендовать на большее влияние и большую эффективность участия, необходимо придать региону новое экономическое и организационное качество.
Особенностью экономических процессов в регионе является то, что прошедшие годы, включая периоды крайне благоприятной сырьевой конъюнктуры, показали отсутствие в регионе независящих от российской экономики в целом драйверов экономического роста даже в сырьевом секторе. Рассчитывать на то, что регион сможет сформировать самовозобновляющиеся стимулы к устойчивому экономическому росту только за счет макрорегулирования, не стоит. В имеющейся структуре региональных экономических интересов и структуре социальных отношений гармонизация общенациональных интересов и интересов крупнейших экономических групп и кланов если не невозможна, то крайне затруднена. У федерального Центра нет эволюционных моделей перестройки региона в соответствии с потребностями встраивания в новые постглобализационные процессы. В этих условиях продолжение федеральной инвестиционной политики в регионе не просто не даст желаемого результата, но будет контрпродуктивно.
Добыча, первичная переработка и транспортировка сырья, а также отрасли, связанные с низшими технологическими переделами, останутся доминирующим драйвером развития региона на ближайшие 10-12 лет. Это положение сохранится вне зависимости от успешности попыток реиндустриализации. Они же будут точками притяжения иностранных инвестиций, что делает риски структурных диспропорций в инвестиционном развитии региона естественными.
Это ставит регион в заведомо невыгодное положение по отношению к иным региональным центрам экономического роста, осуществляющим экономическое развитие в парадигме опережающего роста обрабатывающей промышленности. Включение российского Дальнего Востока в циклы экономического роста, сформированные внешними игроками в своих интересах, только усугубит ситуацию, создавая дополнительные не просто социальные, но и социально-политические риски.
Включение Дальнего Востока в экономические циклы, связанные с «отверточной сборкой», в машиностроении проблематично. Для выполнения функций центра сборочного машиностроения в регионе более пригодна КНДР, которая выводится из экономической изоляции, а для выхода на европейский рынок - Белоруссия и отдельные регионы европейской части России.
Основная проблема в том, что включение российского Дальнего Востока в подобные производственные системы будет означать включение его в технологические цепочки, где Россия не сможет контролировать звенья с высокой добавленной стоимостью - максимум первый и второй технологические переделы. И это не говоря уже о том, что система стратегического целеполагания в развитии экономики будет постепенно расходиться с российскими стратегическими интересами.
Эволюционная линия развития не просто обрекает регион на стратегическое отставание от соседей, но и с учетом возможной регионализации торговли и формирования геоэкономических макрорегионов с доминирующими экономическими центрами создает риски экономического, а затем и политического отрыва региона от остальной страны. Происходить это будет в некризисном, «эволюционном» режиме, который может и не вызвать какой-либо немедленной жесткой реакции. Развитие «логистической» составляющей региональной экономики может лишь усугубить ситуацию, создав на территории формальной Российской Федерации анклавы с неравными условиями, форматами, а возможно, и юридическим статусом. Все это будет происходить на фоне явных не только демографических, но и социальных асимметрий в развитии России и сопредельных регионов.
Стратегической задачей развития российского Дальнего Востока становится перескочить через фазу «отверточной сборки» высокотехнологической продукции, разрабатываемой в соседних странах региона, и хотя бы на некоторых направлениях промышленности и сельского хозяйства обеспечить доминирование российского технологического стандарта. Это прежде всего касается логистических проектов, где, в принципе, существует угроза стандартной, технологической, а в перспективе и социальной экстерриториальности. Но подобные тенденции могут проявиться и в других отраслях реального сектора экономики. В частности, уже сейчас существует угроза утраты контроля над процессами развития сельского хозяйства (и возникновения неблагоприятной асимметрии стандартов качества) и строительства (с неизбежным негативным социально-политическим эффектом, отчасти связанным с высоким уровнем криминализации отрасли в регионе). Реальной является утрата перспектив развития производственных цепочек в сфере машиностроения и металлообработки, за исключением, вероятно, авиастроения, хотя и в данном случае перспективы невнятны.
Принципиальным для развития региона является оживление проекта космодрома «Восточный», который при всех издержках может сыграть роль системообразующего фокуса для относительно высокотехнологических предприятий региона. Хотя с точки зрения чисто коммерческой выгоды это вряд будет рентабельным. Важно постепенно наполнять условный «космический центр» предприятиями иного профиля.
Формирование собственных источников и механизмов экономического роста является, таким образом, приоритетной задачей не только с экономической, но и с геополитической точки зрения. Проблема в том, что управление критическими направлениями развития реального сектора экономики невозможно на основе только проектных решений. Более того, проектность в классическом, узко-объектовом своем понимании, на Дальнем Востоке может быть даже вредна. Необходима комплексная стратегия развития, сочетающая проектность и стратегическую процессность в государственном управлении и экономическом планировании.
Естественным представляется вывод о необходимости относительно резкой «встряски» экономики и социальной жизни региона с целью создать новый фокус для концентрации здоровых социально-экономических сил в обществе и кристаллизации новых экономических тенденций.
Новое прочтение может ждать концепцию создания в регионе еще одного урбанизированного промышленно-инвестиционного кластера, либо на базе имеющегося второстепенного населенного пункта, либо вообще «с нуля». Ранее подобные проекты отвергались по политическим и экономическим причинам, но в настоящее время они могут начать рассматриваться как вполне эффективный способ инициирования стратегических изменений в регионе и последующего содержательного управлениями ими.
Вокруг нового центра формировался бы не только кластер высоких технологий, но и кластер финансовых технологий и инноваций, которого в регионе остро не хватает. Новый урбанизированный центр мог бы стать основой для новой системы управления регионом, которую целесообразно выводить за рамки существующей конкурентной системы между отдельными субъектами федерации в регионе. На базе новой агломерации, первоначально небольшой - 120-140 тысяч человек с последующим ростом до 300 тысяч - осуществлялось бы и кадровое переформатирование региона.
Модель реструктуризации российского Дальнего Востока должна принимать во внимание опыт первичной индустриализации Дальнего Востока в 1930-е годы и второй волны индустриализации в 1950-е. Особенно учитывая, что в тот период также ставилась задача изменения неблагоприятного социально-демографического ландшафта региона и его декриминализации, которая тогда решена не была в силу объективных причин. Теперь регион стоит перед схожими задачами, осложненными фактором смены технологической парадигмы в промышленности, коммуникациях и логистике. И это требует существенно более высокого качества государственного управления, прежде всего в экономике, но и в социальном развитии.
Дмитрий Евстафьев - профессор факультета коммуникаций, медиа и дизайна Высшей школы экономики
