Рачинский и Макаренко - казалось бы, что общего? Богатый, свободный, образованный русский барин и бесправный советский учитель... Но это как посмотреть. На самом деле их педагогические труды - это разные части одной партитуры - симфонии с названием «Русская культура».
Каждый из них спасал педагогическую честь России, а значит, будущее своего народа - в свое время, в своих исторических условиях, в своих жизненных обстоятельствах. С.А. Рачинский обручил народную школу с Церковью в самом родниковом истоке российской государственности - в среде трудового крестьянства. Там это соединение дало эффект воздействия мощного антибиотика на зараженное проказой невежества, пьянства, сифилиса народное крестьянское житье-бытье [1].
Поселившись в небольшой комнатке в мезонине школьного здания (хотя родовой барский дом находился на расстоянии всего каких-нибудь 100 м), этот странный профессор, как монах в келье, день и ночь отдавался педагогическому служению и сопутствующим ему обязанностям. «За 10 лет (1889-1897) своего служения учителем народной школы С.А. Рачинский израсходовал на образование в своем Бельском уезде денег в 13 раз больше, чем земство, и в 32,2 раза больше, чем Министерство народного просвещения, то есть более 100 тыс. руб. из своих собственных средств», - отмечает вдумчивый исследователь наследия С.А. Рачинского ученый-педагог из Смоленска Михаил Ефимович Стеклов (ныне уже покойный).
Следует напомнить, что в эти годы укоренились настроения неверия в среде образованных людей России: верующий профессор был большой университетской редкостью, семинаристов сторонились, искали новую веру. Так, новаторское философско-религиозное общество, возглавляемое Зинаидой Гиппиус и Дмитрием Мережковским, даже поделило Петербург на зоны влияния: свою - в округе Невского проспекта и принадлежащую «церковникам» - Старо-Невский проспект до лавры.
В это время европейски образованный человек Сергей Александрович Рачинский, друг известного ученого А. Гумбольдта, композиторов Ф. Листа и П.И. Чайковского, обеззараживал - повторюсь - от неверия и косности самый исток русского бытия - крестьянскую среду. Итог был ошеломительно весомым: его воспитанники - люди самых разных профессий - истинно верующие христиане: Евангелием была пронизана вся жизнь Татевской школы, церковное пение было страстью Рачинского, а значит, в этом преуспевали и его ученики, молитвы в течение дня, частые церковные службы, совместные походы по святым местам... Сотрудники школы, старшие ученики и сам С.А. Рачинский стали первыми членами созданного по его инициативе Всероссийского общества трезвости (это начинание было одобрено К.П. Победоносцевым - постоянным корреспондентом Рачинского - и всецело поддержано императором Александром III). Это движение всколыхнуло буквально всю Россию: учитель-подвижник получал мешки писем-исповедей от «протрезвевших» студентов университетов, гимназистов, учащихся духовных семинарий, от солдат и офицеров, от образованных людей и от едва владеющих пером простых обывателей, от многих неравнодушных граждан страны...
Антон Семенович Макаренко
Школа С.А. Рачинского воспитывала прежде всего добрых христиан, сознательных хозяев своей земли, своей семьи, своей судьбы, умеющих умно трудиться и вести нравственный образ жизни.
А что же А.С. Макаренко? Казалось бы, он позволял себе несовместимые со всем вышеизложенным вещи: еженедельно выдавал пайку махорки своим воспитанникам (в первые годы существования колонии), много курил сам, в тесной компании своих молодых друзей учил пить вино (так, чтобы не терять самообладания). Монастырская церковь в Куряже стояла закрытой... Но он сам, как и С.А. Рачинский, был воспитан в лоне православной культуры: родительская семья была набожной и благочестивой, в юности Антон с удовольствием пел в церковном хоре. То же можно сказать и о вверенных ему судьбой беспризорниках: они родились до революции и взрастали на духовных «дрожжах» православия, в их сердцах до времени неподвижно дремал точный духовный камертон.
И на этой почве - в совершенно новых исторических обстоятельствах - Антон Семенович сумел оздоровить опять же самое больное в советском обществе тех лет - детей улицы, больных и душевно увечных сирот, бродяжек, мошенников. Он обратился к подручным ему и безупречным во все времена средству - к труду в поте лица. Прежде всего к труду на земле. Он был заповедан человеку от начала времен. На этой основе в его детских сообществах выстраивались отношения ответственности, взаимовыручки, взаимной требовательности, честности, дружбы, высокой порядочности. Все это в советской педагогической историографии будет названо отношениями коллективизма. Вспомним, как с первых дней перестройки это святое понятие было тут же заменено понятием «корпоративность», рожденным в среде кичливо-драчливых, беспощадных в отношениях друг с другом, полупьяных немецких буршей, их еще называли «коры», - студентов западных университетов.
Не то в колониях А.С. Макаренко. Сама система трудов на поле, в мастерских, разветвленное самоуправление, ответственное учение за школьной скамьей, спорт, художественная самодеятельность, самообслуживание - все это в кратчайшие сроки меняло увечную душу ребенка: выпрямляло, облагораживало, оздоравливало. Через месяц человека было не узнать - так он расцветал и хорошел. Воспитатели даже не давали себе труда читать сопровождавшие новичка пухлые папки с описанием его «подвигов» в преступном мире, чтобы не омрачать впечатление о пареньке - ведь он все равно быстро изменится к лучшему. Куряжане, вначале непримиримо враждебно встретившие колонистов, со временем убедились в их человеческой добротности, трудолюбии, завидных качествах характера, и браки между воспитанниками колонии и детьми местных жителей стали вполне возможным и даже желанным явлением.
Притом что производственно-производительный труд в развитой уже колонии приносил огромный доход (в мастерских колонисты делали фотоаппараты «ФЭД», а позже электросверла), Макаренко не допускал и тени прагматизма в педагогическом целеполагании. Вспомним его крылатый афоризм: «Я не фотоаппараты делаю, а людей». И результат был налицо. Марш до Харькова подтянутых, красивых, бодрых и дисциплинированных колонистов под звуки духового оркестра, в ладно сидящей, с иголочки форме - это выглядело круче, чем любое современное шоу с миллионным вложением. От ребят нельзя было отвести восхищенных глаз!
Ольга Алексеевна Белянова
Антон Семенович Макаренко, как и Сергей Александрович Рачинский, был
предан педагогическому делу всецело и безраздельно. Его усилия по
формированию первичного коллектива и по налаживанию воспитательной
системы были поистине титаническими, но и результат - ошеломляющим. Он
уверенно заявлял, что педагогическое дело, обустроенное по его системе, -
есть самое легкое и самое счастливое дело на свете! И это - о работе с
травмированными, завшивленными, наглыми и вороватыми подростками... Как
это возможно в принципе?!
Все получилось в том и другом случае потому, что оба педагога работали с
глубинными бытийными основами жизнеустроения человека: духовностью,
способностью трудиться, мыслить, восхищаться красотой природы и
искусства, воспитывали волю, характер, готовность к подвигу. По сути,
А.С. Макаренко провел развитие педагогической темы в симфонии русской
культуры на других - данных ему временем и обстоятельствами -
инструментах (духовых и ударных) и в более низком регистре, в то время
как ученый и дворянин С.А. Рачинский вдохновенно исполнил высокую и
чистую партию первой скрипки.
Ольга Белянова
Справка:
Ольга Алексеевна Белянова кандидат педагогических наук, доцент кафедры
теории и истории педагогики РГПУ им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург
