Армия остается одним из символов государства и гарантом суверенитета. Но выполнение специальных операций в двадцать первом веке лучше доверить не бравым майорам в начищенных сапогах, а пацанам в кедах.
Генералы готовятся к прошедшей войне – неудачный турецкий переворот в очередной раз подтвердил эти слова Черчилля. И вроде бы технология захвата власти обкатана многократно. У самих турок за прошлый век это получилось не меньше шести раз.
Несколько надежных подразделений в обстановке полной секретности получают команды занять телефон, телеканал, блокируют здания генштаба и госбезопасности, лишают главу страны возможности управлять подчиненными, на сторону заговорщиков переходят предусмотрительные чиновники.
Победители выходят к восхищенному народу и говорят: «Родина погрязла в преступности и коррупции. Виновные будут наказаны!» Триумф!
Но в этот раз все пошло не так. Это сто лет назад достаточно было занять телеграф и разослать победные реляции. Сегодня президент может дать сигнал правительству по скайпу. Может при помощи SMS вывести миллионы сторонников на улицы. А легитимность власти определяют мировые информагентства.
Современный революционер не чистит месяцами наган на конспиративной квартире, он делает селфи на фоне бесчеловечных стражей режима. Турецкие генералы этот момент проворонили.
Да и вообще, традиционная армия теряет свои позиции. Нет, это не значит, что регулярные войска заменят банды бородатых уголовников. Армия остается одним из символов государства и гарантом суверенитета. Но выполнение специальных операций в двадцать первом веке лучше доверить не бравым майорам в начищенных сапогах, а пацанам в кедах.
Война сейчас уже не та. С появлением ядерного оружия державы-соперники побаиваются выкатывать пушки и бросать танковые клинья в прорыв. Но противоречия-то никуда не делись!
Пакостить оппонентам научились по-другому. Появился малопонятный термин «гибридная война», который объединяет в себе пропаганду, террор и социальные конфликты.
Эти виды оружия сложно подчинить уставу. Они требуют большей свободы и творческой инициативы. Уследить за каждым активистом невозможно, да и не нужно. Важно придерживаться общей рамки наступления и освещать в медиа наиболее яркие вспышки конфликта.
Это раньше Бог был на стороне больших батальонов – теперь он болеет за смартфоны с максимальным разрешением видеокамеры. Информационные сети, как увеличительное стекло, усиливают любой локальный успех. И в политике, и в войне, хотя границу между ними провести уже сложно.
Помните, как весь мир следил за битвой в Пальмире? В действительности наступление проводилось силами нескольких батальонов. А снимали это наступление с множества камер.
Я в тот момент находился на другом конце страны – в окруженных с трех сторон курдских кварталах Алеппо. А мой земляк, разглядывая в бинокль знаменитый античный амфитеатр, жаловался в мессенджер, что некому запечатлеть его водружающим одесский флаг в освобожденной Пальмире.
Символ «Южной Пальмиры» над полем самой медийно раскрученной битвы с ИГ с лихвой бы перекрыл все старания по созданию имиджа «бандеровской Одессы» путем хождения строем по Дерибасовской в вышиванках.
Информационный огонь в войне двадцать первого века выполняет функцию артиллерийской подготовки. Только после этого в атаку ринется пехота с вежливыми извинениями и фото в окружении красавиц.
В каждую эпоху технический прогресс приносил новые виды оружия. И это коренным образом меняло тактику ведения боевых действий. А вслед за ней менялась социальная структура обществ и политическая карта мира.
Я знаю людей, которые по собственной инициативе выезжают освещать конфликты на Балканах и Ближнем Востоке. Кто еще готов ходить партизанскими тропами Курдистана почти без зарплаты и страховки? Именно так сегодня выигрываются информационные войны!
Другой пример – русские ЧВК. Мы куда больше знаем об американских Blackwater или Academi, чем о наших соотечественниках, выполняющих аналогичные задачи в горячих точках. То немногое, что становится известно, густо перемешано с недоброжелательными комментариями «либеральной общественности». А ведь именно с ними связаны наибольшие успехи в наземных операциях в Донбассе и Сирии.
Социально-экономическая и идеологическая ситуация в постсоветских странах такова, что мир можно завалить профессиональными армиями, говорящими на русском. Пусть их будет тысяча. Тысяча частных военных компаний, зарегистрированных, допустим, на непризнанной территории в Донецке.
Москве останется только разводить руками и на международных встречах говорить, что это граждане другого государства и совершенно неуправляемые, как это делал, например, Иван Грозный или Екатерина ІІ. Вполне возможно, что какая-то из компаний потеряет координацию и наделает глупостей, но в целом вся сеть обеспечит авторитет России в разных уголках мира.
Подобный принцип – государственно-частное партнерство – позволяет решать внешнеполитические задачи, не подставляя само российское государство. Это могут быть не только военные компании и информационные ресурсы, но и образовательные учреждения, благотворительные организации – любая инициатива со стороны граждан РФ или лояльных жителей постсоветских стран.
Однако нужно понимать, что это потребует трансформации общественно-политического пространства и в самой России. Пример Эрдогана показал, что «гибридные» стратегии эффективны не только для решения внешнеполитических задач, но и для ликвидации рисков внутри страны.
Это не значит, что нужно копировать какой-то турецкий опыт. Нет, речь о том, что необходимо внедрять и тиражировать уже имеющиеся у России успешные «опытные» образцы современных социальных технологий.
Широкая гражданская инициатива требует соответствующих институтов. Для стратегического планирования и координации. Ну и, конечно, для всенародного обсуждения будущего страны.
