Этот праздник связан с событием, которое было в XVII веке, в 1688 году, когда родная сестра патриарха Иоакима среди молитвы на смертном одре вдруг услышала голос: «Почему ты не придешь ко Мне на Большую Ордынку в храм Преображения Господня, где образ "Всех скорбящих Радосте"?» Когда она приложилась к иконе, совершилось чудо исцеления. Почему Божия Матерь избрала эту женщину для прославления святыни, которая самим своим именованием до скончания века (и чем ближе к концу истории, тем больше) будет символизировать главную тайну христианства? Несомненно, за ее особые скорби и за ее любовь ко Господу.
Этот праздник связан и с судьбой святого царя-страстотерпца и его семьи, и всех новых мучеников и исповедников Церкви Русской. Светлый луч Промысла Божия из семнадцатого века достигает знаменательного семнадцатого года.
Икона «Всех скорбящих Радосте» обращена ко всему скорбному крестному пути России. Празднование ее совершается в особенный день — 6 ноября по новому стилю, в канун октябрьского переворота, крушения православной монархии и убиения последнего русского царя. «Радуйся, в скорбных обстояниях на помощь нас предваряющая», — молимся мы. Накануне великой катастрофы Матерь Божия являет Свой чудотворный образ. Прежде чем миллионы людей погрузятся в страшную скорбь, Церкви будет дано узнать, что эти страдания они разделят вместе со всеми святыми, от века просиявшими, вместе с Божией Матерью, с Господом. Эти скорби могут быть утешены только тем утешением, которое дается Самим Утешителем, Христом и Пречистой Его Материю. Их может утешить только Тот, Кто взял на Себя все скорби людей, и «вместо предлежащей Ему радости претерпел Крест» (Евр. 12, 2). И душа Его была «прискорбна до смерти» из-за того, что совершается в мире. Их может утешить только Та, Которая приняла скорбь Своего Божественного Сына как Свою собственную скорбь, когда оружие скорби прошло Ее Пречистую душу, и Она стала духовной Матерью всех нас. Божия Матерь потому Радость всех скорбящих, что Она более всех возлюбила Господа. Всею мыслию, всем сердцем Своим, всею крепостию Своею. Ее ходатайство за нас, как и ходатайство всех святых, научившихся от Нее, отличается этой непостижимой любовью ко Господу и к другим людям.
Наше размышление сегодня — о непостижимой тайне Промысла Божия. Эта тайна есть Крест Христов. У Креста Христова — Божия Матерь и возлюбленный ученик, и все святые. А когда открылись небывалые в истории гонения на Церковь, мы увидели на этом месте, как было показано в видении в 1930 году художнику Володченко в Харбине, святых царя-страстотерпца Николая и патриарха Тихона с бесчисленным сонмом стоящих за ними новых мучеников и исповедников Российских.
Христос — Альфа и Омега, начало и конец всего, Сын Человеческий, осуществляющий в Себе Новый Завет Бога с человечеством, Господь, превосходящий в Своем Кресте и Воскресении абсолютное противостояние жизни и смерти. «Ты Царь?» — спрашивает Пилат. «Царство Мое не от мира сего», — отвечает Христос. «Итак, Ты Царь?» — повторяет свой вопрос Пилат. Господь отвечает: «Ты говоришь, что Я Царь» (Ин. 18, 33, 37). Вся тайна Воплощения Превечного Слова Божия и Промысла Божия отражена здесь. Христос одновременно Тот, Кто сошел с небес, и Тот, Кто восходит на небо от нашей земли. И в этом двойном измерении — слава Божия. Все христиане так или иначе участвуют в этом разговоре, ибо все мы призваны быть царями — теми, кому принадлежит Царство Божие. Тем более понятны должны быть для нас вопросы Пилата (власти временного правительства), обращенные к нашему святому земному царю, который, будучи принуждаем к служению исключительно миру сему, вынужден был отречься от земного царства.
Христианская вера заключается именно в пересечении этих двух измерений Креста — в том, что есть его безмерное богатство и одновременно безмерная скорбь. Неудивительно, что эта вера так часто искажается. Одни вдохновляются воображательной вертикальностью, другие — плоским реализмом горизонтальности. В одном случае Христос — мифический и пантеистический, в другом — глава политического движения, дающий оправдание большевистской революции (Блок с его поэмой «Двенадцать», обновленцы). Иногда две крайности сочетаются, и мы получаем теократическую мечту. Ибо в последние времена люди будут более царелюбивы, чем боголюбивы.
Но и любовь к скорбям может быть искаженной. Известна мысль Достоевского о «жажде страдания как самой главной, самой коренной потребности русского народа», о спасительности страданий самих по себе. Если речь идет о невозможности русского человека удовлетвориться ничем земным, это понятно. Когда отсутствие смысла заставляет страдать, не все безнадежно. Но речь всегда должна идти о Христе и о Кресте. Иначе эти слова окажутся созвучными словам того же писателя о любви русского человека заглядывать в бездну. Мы знаем, каким провалом в бездну это заглядывание закончилось. Каким торжеством земного и одновременно почти полным уничтожением земного. Постараемся увидеть русскую историю со всеми ее ужасами и падениями как поиск потерянного смысла. Не страдания сами по себе придают смысл жизни, но высшая жизнь, которая придает смысл жизни, и, в конце концов, страданиям. Жизнь не имела бы смысла, если бы существовали непреодолимые как смерть страдания. Но оттого что такие страдания непереносимы и их невозможно преодолеть собственными силами, жизнь должна иметь больший смысл.
Сами по себе страдания не имеют смысла. Но тот, кто страдает, обретает смысл терпением страданий — по дару Христа и Его Креста. Если страдания не придают смысла жизни, живой человек пытается придать смысл самому факту страдания. Отсюда двойная ошибка. Придавая смысл страданию самому по себе, забывают живого человека. Ставя под сомнение смысл жизни, ради того чтобы избежать страданий, равным образом забывают этого живого человека. Наш естественный протест против страданий является признаком того, что мы люди. И это более всего проявляется в нашей способности к состраданию и научении ему от Божией Матери, от Самого Христа и от Его Креста, которым «прииде радость всему миру».
Подвиг святого царя-страстотерпца Николая и всех новых мучеников и исповедников Церкви Русской призывает нас к бесконечному доверию Промыслу Божию. Единственная возможность для верующего человека удержаться на пересечении двух измерений Тайны — идти и без конца возвращаться (в случае искушений и отступлений) на путь Христов: от дорог Палестины до Пятидесятницы, проходя через преторию, Гефсиманию и Голгофу — к стоянию у Креста вместе с Божией Материю, Радостью всех скорбящих. «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною», — говорит Господь (Лк. 9, 23). Вне этого скорбного пути, смиренно нами приемлемого, все — только религиозная мечта или идеология. Новые скорби, которые мы переживаем сегодня, уже не просто безбожие, а открытый вызов всем нормам человеческого достоинства, явный сатанизм, предваряющий последнюю схватку зверя с Церковью. Воздадим благодарение Божией Матери за благодать исповедовать, что Господь — наш Царь. Но не забудем, что это Он царствует, а не мы. И прежде всего не забудем, что Он царствует, как Он желает, а не как желаем мы. Иными словами, Он царствует по дару крестной любви.
Чтобы мы стали царями, принадлежащими Его Царству, мы должны стать рабами Его, отвергнуться себя, своего царства, ради Царства Божия. Если это так, Христос царствует над нами, над миром. Если этого нет — мы должны молиться Божией Матери, чтобы и нам, как святому царю-страстотерпцу и всем новым мученикам и исповедникам Российским, было дано предельно просто и конкретно ходить путями заповедей Божиих и целовать как Крест Христов скорби, которые Он нам посылает. «Да будет воля Твоя, да приидет Царствие Твое», — молимся мы. Господи, пусть приход Твоего Царства не замедлится из-за таких учеников, какими мы порой являемся.
Протоиерей Александр Шаргунов, настоятель храма свт. Николая в Пыжах, член Союза писателей России