«Горé имеим сердца!»
Мир - словно мастерски написанная книга. Её страницы таят удивительное многообразие смыслов. И, как в любой хорошей книге, всегда остаётся возможность читать между строк. Вариантов прочтения может быть несколько...
Прочтение первое. Пустота
«Призрачно всё в этом мире бушующем». Редко задумываешься, насколько буквально можно понимать эти слова. Окружающая действительность кажется плотной и непроницаемой, хотя хорошо известно, что это не так. Ядро атома занимает лишь 1/10000 его общего размера, всё остальное - пустота. Там ничего нет. Страшновато осознавать такие вещи, когда смотришь на собственное тело...
Впрочем, пустота физическая - всего лишь своеобразный символ, приоткрывающий другую пустоту, которая проникла «между строк» мира на более глубоком уровне. Она появляется там, где творение пытается утвердиться в себе самом, по выражению Достоевского - «устроиться без Бога». Что происходит с озером, лишившимся источника воды? Оно становится вонючей лужей, а затем высыхает. Возжелав стать богом, Денница превратился всего лишь в обезьяну; когда богом попытался сделаться человек, он стал рабом падшего мира. И дело не в зависти Творца, как утверждают «недовольные» различных оттенков, а в том, что, отвергая Его, творение отказывается от собственного основания и погружается в ничто, из которого было создано.
Поэтому мир и «разбавлен» пустотой. Поэтому в нём присутствуют зло и смерть, которых Бог никогда не создавал.
Оставаясь, при всей своей искалеченности, всё тем же образом Божиим, человек навсегда сохраняет порыв к Первоисточнику. Как пишет Сергей Булгаков (тогда ещё не священник), «эта святая тревога искания, этот неумолчный зов куда-то вдаль и ввысь, эта непримиримость к настоящему есть истинно божественное в человеке, что может быть только искажено неверностью пути, ложностью устремления».
Увы, искажения встречаются слишком часто. При этом ложные пути не всегда «широки». Есть те, для кого служение определённой идее принимает действительно религиозный характер, те, кто переживает настоящие муки и гонения во имя своего бога. Наиболее ярко и наиболее парадоксально это выявлялось в среде революционно настроенной русской интеллигенции ХІХ века.
Стоит отметить, что важную роль в революционном движении того времени сыграли выходцы из духовного сословия, которые отказались от веры, а точнее - заменили её другой. Видимо, не последней причиной такого «оттока кадров» стала формализация религиозной жизни в Российской империи и фактическое подчинение её государству. Требование нарушать тайну исповеди в политических целях, инструкция выдавать справку о причащении как гарантию благонадёжности, уголовное преследование (вплоть до 1905 года!) за религиозное инакомыслие - для дискредитации Церкви делалось слишком много. А почва для ухода была готова: с Запада импортировались новейшие гуманистические теории. В большинстве своём они имели весьма примитивную философскую подоплёку, но призывы к «свободе, равенству, братству», звучавшие из уст разнообразных утилитаристов и материалистов, находили отзыв в душах, уставших от убогой действительности. К слову, сами эти теории тоже были реакцией на разложение церковного института - только западного. Воистину, ради вас, как написано, имя Божие хулится... (Рим. 2, 24).
Примером самоотверженного служения своим идеям был небезызвестный Чернышевский - один из главных вдохновителей русского нигилизма, человек, который провозгласил принцип партийности в философии* (впоследствии усвоенный марксизмом-ленинизмом). Николай Бердяев утверждает, что «по личным нравственным качествам это был не только один из лучших русских людей, но и человек, близкий к святости». Чего стоит хотя бы эта цитата: «Я нисколько не подорожу жизнью для торжества своих убеждений, для торжества свободы, равенства, братства и довольства, уничтожения нищеты и порока, если б только был убеждён, что мои убеждения справедливы и восторжествуют, и если уверен буду, что восторжествуют они, даже не пожалею, что не увижу дни торжества и царства их, и сладко будет умереть, а не горько, если только буду в этом убеждён». Чернышевский не просто бросался красивыми словами - за свои взгляды, в результате сфальсифицированного уголовного процесса, он «заработал» семь лет каторги и почти двадцать - ссылки. Несправедливое наказание, в полном соответствии со своими убеждениями, перенёс героически.
* Согласно этому принципу, каждый философ является представителем какой либо политической партии, борющейся за преобладание над обществом. При этом Чернышевский относил все идеалистические течения к лагерю реакции и провозгласил материализм знаменем новых прогрессивных идей, строго базирующихся на данных естествознания.
«Религиозность» революционного движения - несколько позже - проявлялась и в других формах. Тогда как Чернышевский и его последователи считали, что дурные средства годятся только для дурной цели, то нечаевский «Катехизис революционера» имеет совсем иное настроение: нравственно всё, что способствует торжеству революции, а безнравственно всё, что мешает ему. Понятие чести объявляется недействительным, допускаются подлости и интриги. Товарищи по борьбе - лишь «капитал», используемый для общего дела.
Вместе с тем, «Катехизис» похож на устав монашеского ордена. Революционер обязан полностью уйти от мира. У него не должно быть «ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени». «Он каждый день должен быть готов к смерти». Во имя чего? Во имя тотального «разрушения» и «уничтожения» - текст буквально пестрит этими словами. Строить революционер ничего не собирается - миссия создания нового общества передаётся следующим поколениям. Пустота как она есть...
Самого Нечаева, организатора тайного общества «Народная расправа», современники вспоминают как фанатика, который, с одной стороны, мог спать на голых досках и питаться хлебом с молоком, а с другой - не брезговать никакими способами, чтобы обрести влияние на людей. Студент И. И. Иванов, входивший в общество и осмелившийся протестовать против авторитарных методов Нечаева, был убит. К убийству были привлечены ещё четверо членов организации - чтобы «повязать» их кровью. После раскрытия преступления Нечаев сбежал за границу и несколько лет скитался по Европе, пока швейцарские власти не выдали его российским. Умер он в 1882 году в одиночной камере Петропавловской крепости от «общей водянки, осложнённой цинготною болезнью» спустя тринадцать лет после убийства Иванова.
Именно нечаевское дело легло в основу романа «Бесы» Достоевского.
Невзирая на то что большинство революционеров-современников осудило нечаевщину, эта «традиция» прослеживается в течение всей последующей истории российского революционного движения. «Террор и заговоры становятся неотъемлемой его частью, а былые нравственные основы, заложенные декабристами и Герценом, всё больше размываются», - читаем в «Энциклопедии Кирилла и Мефодия».
Естественно, этому есть и свои исторические причины. Но, прежде всего, - такова внутренняя логика процесса. На смену Чернышевскому должен был прийти Нечаев. Вера в человека и человечество, отделённая от веры в Богочеловека Христа, служение миру, оторванное от служения Богу - это вера в пустоту и служение пустоте. Сколь бы высоким ни был первоначальный порыв, разложение, увы, неминуемо. Озеро понемногу превращается в болото, а маски становятся всё более прозрачными.
Прочтение второе. «Жизнь с избытком»
...Но мир - не только пустота, ведь он - даже в состоянии падения - остаётся созданием Всеблагого Бога, Который оживотворил первоначальное ничто. Объявлять мир злом, как это делают многие религиозные системы, - значит хулить творение, а вместе с ним и Творца.
Христианское восприятие мира антиномично*. Как пишет отец Александр Шмеман, «в Новом Завете, да и во всём христианском Предании мир предстаёт как объект двух диаметрально противоположных отношений: подчёркнуто-выразительного приятия - да, и столь же выразительного отрицания - нет. Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного; Не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасён был чрез Него (Ин. 3, 16-17); но вместе с тем: не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей (1 Ин. 2, 15)».
* Антиномия (греч. αντινοµία - противоречие в законе) - противоречие между двумя взаимоисключающими положениями, одинаково строго доказуемыми.
Всегда существует соблазн выбрать какое-то одно отношение - или «да», или «нет». В наше время больше распространён первый вариант. Модные псевдовосточные и неоязыческие доктрины учат, что мир - это идеально уравновешенная система, в которой взаимодействуют два противоположных начала, а задача человека в том, чтобы обрести гармонию с миром и с самим собой. Но как можно «обретать гармонию» с тем, в чём настоящей гармонии нет? Надо быть слепым, чтобы не видеть, что люди умирают от рака, что животные принуждены убивать друг друга ради выживания, что вся тварь совокупно стенает и мучится (Рим. 8, 22); и надо быть самоуверенным гордецом, чтобы не видеть своей собственной внутренней повреждённости - глубокой и почти безнадёжной. «Гармоничное» отношение к миру напоминает один старый анекдот, в котором психоаналитик, вместо того, чтобы лечить пациента от энуреза, научил его гордиться своим недугом.
Христианству свойственно неприятие мира, но это неприятие относится не к творению самому по себе. Мир лежит во зле (1 Ин. 5, 19), но зло, вместе с тем, - не сущность его, а всего лишь состояние, «приобретённое» вследствие человеческого грехопадения. В таком несоответствии между сущностью и состоянием творения коренится внутренняя напряжённость христианства, а в этой напряжённости - сущность христианской аскетики.
Христианин не просто сбегает от мира, окружив себя, словно раковиной, системой запретов. Эти запреты не имеют никакого смысла без отнесения к высшему - к Христу. Задание не в том, чтобы скрыться от мира, а в том, чтобы «прыгнуть» выше его, и не просто прыгнуть, а потянуть его за собой - ведь тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего её <то есть человека>, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих (Рим. 8, <nobr>20-21).</nobr> Во Христе человек должен снова стать связующим звеном между Богом и миром, вернуть мир в состояние первоначальной неповреждённости. Это задание превосходит и человеческие силы, и границы земного времени, но его исполнение - долг каждого. Каждый должен созидать в себе «жизнь с избытком» - для себя и других, для всей стенающей твари.
В каком-то смысле, русские (и не только) революционеры были более религиозными людьми, чем огромная часть их современников-христиан. Невзирая на «урезанность» мировоззрения, на гордость и честолюбие, в них оставался живой порыв за пределы существующей реальности. Они - по крайней мере, лучшие из них - не ждали, что их «религия» принесёт им комфорт и внутреннее благополучие. Революционеры чувствовали дисгармонию мира, его несоответствие какому-то образцу, который не могли понять и принять в силу своих материалистических убеждений и вместо которого строили красивые утопии, воплощавшиеся в конечном итоге в концлагеря. Они не закрывали глаза на зло и пытались изменить мир, но - полагали свою цель внутри него самого, пытались разрешить трагедию грехопадения, которого не признавали, прямо здесь, на земле.
К сожалению, эта трагедия пронизывает всю человеческую историю без остатка, история и есть, по выражению С. Булгакова, «созревание трагедии». Борьба между добром и злом - прикрывшейся маской пустотой - с каждым часом становится всё более ожесточённой. Достигнув предельного напряжения, она неминуемо закончится смертью мира, и только после смерти наступит новая жизнь.
Все мы участвуем в этой борьбе. Все мы идём навстречу смерти - своей собственной и общечеловеческой. И все мы ежесекундно делаем выбор - на чью сторону стать: спасая себя от выговора мелкой ложью, проходя мимо человека, почему-то лежащего на улице; или - поступая так, как подсказывает совесть.
Здесь, в этом мире, мы сеем семена мира будущего. И дай Бог, чтобы хоть немногие из наших семян оказались не пустыми.
http://otrok-ua.ru/sections/art/show/mir_mezhdu_strok.html
